Смерть коммунизма

К  вечеру я стал директором. Это весьма значительное событие случилось благодаря перестройке. Благодаря ей  еще ряд событий случилось и продолжают случаться. Гладкий меченый человек нашуровал указов и распоряжений, часто не соображая к чему это приведет. А привело вот к чему. Исчезли многие  государства и появились новые. Жизнь стала гаже, но зато у всех появилась возможность стать директорами. Я тоже решил не упускать этого случая и, как установлено законом, изготовил устав и прочие учредительные документы. И к вечеру, как говорилось выше,  им таки стал.   Очень важно было сделать первые шаги в нужном направлении и с хорошими людьми. Таковых среди моих друзей было не мало, правда некоторые из них исчезали на время, иногда продолжительное, но затем появлялись как ни в чем не бывало, принося с собой кучу поучительных историй, случившихся с ними во время отсутствия. Но к сему моменту, о котором пойдет речь, ничего такого не происходило. Мы сидели у меня в гараже. Вариантов что-то предпринимать было великое множество, но выбрать следовало наиболее захватывающий. Коммерческая сторона играла свою роль, но вряд ли ее можно назвать определяющей.
Чтоб небольшой плюс и слава Богу! И небольшой минус тоже нас сильно не расстроил бы. К тому же мною было подмечено острым глазом такая закономерность в этом вопросе — чем больше человек потеряет, тем круче его повесть. Крутые потери, крутые повести... А человек, собственно, для того и живет, чтоб были повести. Вот нам и захотелось узнать какую-нибудь новую. За ней следовало отправиться в Одессу.
Во-первых, лето. Во вторых... Одесса. В-третьих, нужны повести. Согласитесь, это довольно убедительная мотивация. Мы — это я, племянник моей одноклассницы Кролик, подающий большие коммерческие перспективы и Демид. Художник, гурман и добряк. Мы с Демидом уже пожили на этом свете, достаточно сказать, что в 70-х мы поступали в комсомол, а сейчас уже 93-й год, июнь. Кролик же только недавно приобрел пушок над верхней губой и научился выпивать. Как бы сплав молодости и опыта. А те, кто начал выпивать в Одессе и подходил к этому творчески —  большие молодцы получаются. Кролику как раз это и предстоит сделать. Значит, июнь, Одесса, Кролик.
Ах, Одесса...
Мало ли песен, мало ли романов об этом  явлении. Одесса —  это такое о-го-го и ай-яй-яй. Представьте себе один миллион Жванецких ходят по городу и щелкают семечки. В паузах они изрекают истины и чешут свои слегка отвисшие животы. Так это мы еще не доехали до Привоза! Привоз будет завтра. А сегодня нам необходимо попасть к Кролику на квартиру. Плюс уже ночь. Кролик нечаянно напился и вина и водки. Сил, конечно, не рассчитал и по всему вышла ситуация, с пьяным Сусаниным.  В машине, кроме пьяного храпа упившегося Кролика и нас, внимающих сему — ничего более. И еще, правда, тень легкой тревоги, как фактор нашей жизнедеятельности. Короче, едем. Уже восьмой раз Кролик дал нам лоцию — прямо. Ну прямо, так прямо. Прямо продолжается еще минут двадцать. Наконец я не выдержал и спросил:
— Уважаемый господин Кролик, не соблаговолите ли Вы взглянуть на наш действующий маршрут, дабы указать  дальнейший курс, пользуясь какими-то, только одному Вам известными, ориентирами.
— Прямо, —  ответил Кролик, предварительно двинув бровью.
Мы опять едем прямо. Вечерняя Одесса за бортом нашего «опеля» готовилась встречать вечернюю звезду. Нам тоже этого хотелось и чаю.
— Дорогой и уважаемый Кролик, я бы попросил Вас взглянуть, мы опять проезжаем какой-то магазин. Не говорит ли это о том, шобы куда-то нам повернуть? — Неожиданно заговорил Демид.
—  Ну сказано ведь, прямо! И чего нам поворачивать? Пусть Кролик поспит.
— Прямо, так прямо... Только мы уже восемьдесят семь минут едем прямо —  это меня и беспокоит.
— Стой! — вдруг скомандовал Кролик.
Ну, слава Богу, хоть какое-то разнообразие в этом курортном городе! С дальней стороны Кролик стал выбираться из машины.Я присмотрелся. Гляжу —  кладбище по борту, а где-то в  метрах ста от нас библейская женщина выгуливает какое-то резвое животное.
—  Цегбег, фу! Цегбег — сидеть и не двигаться  туда-сюда. 
Однако Цербер ерзал. Его внимание привлек запах Кроличей амбры.
 —  А-гы, —  выдавливал последнее из себя Кролик. Выпивание зеленого змия и его закусывание со знаком минус происходило прямо на тротуар. Еще секунда и Цербер у ног Кролика, а его хозяйка как неповоротливая туча надвигалась на ситуацию. И это же тебе не Валерий Борзов, шоб покрывать такие расстояния за один момент. Цербер успел употребить вторичный алкогольный напиток с закуской и, пока подошла хозяйка с ошейником, был уже изрядно навеселе.
— Цегбег, сучий пьёс! Я же тебе как скажу сичас, гав, так море закипит! Тоже мине кошерный пьёс за две тысячи  доллагов. Штоб ты ел одни бородавки!
Цербер молча поднял свою бульдожью голову, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Наконец, он сказал «гав» и  медленно пошел вдоль кладбищенского забора. А мы повернули и налево и направо и попали к тому месту, где проживал Кролик. Ночь в одесской коммуналке сама по себе явление, так мы же еще хорошо к этому относимся, плюс Кролик с побледневшими ушами и с песней на устах:
— Взоры как очи

Дывляться  плиз на нас
Сэрдце хахочет
Только адын лишь раз 
Усё промайнуло
И звьянулы геть цветы
Сэрдце забуло
Наши путы.

Кролик вокалировал, перебирая поварешкой по чугунным батареям. Плохо ему без микрофона. Плохая слышимость и басов маловато. А песня хорошая. Так, чтоб спеть её от начала до конца, надо опять на Котовского ехать, догнаться болгарским вином. А это далеко. Как говорят одесситы, где-то под Херсоном. Тем более —  мы только оттуда.  Утром плохо горела «Комсомольская правда» между пальцев Кроличьих ног. Это Демид плеснул сгоряча пол ведра воды, опасаясь пожарной ситуации. 
— Знаешь, Санёк, а ну плесни ещё пол ведёрка между грудью и коленями сего зайца-побегайца, —  попросил я Демида.
— Думаешь, будет нормально? —  робко спросил Демид.
— Дорогой Александр, моряки на Привоз  только так и пробуждаются, тем более мы ему это засчитаем за почистить зубы. Шо ж он дурак отказываться?
— Да!? Ты смотри как в Одессе все клево устроено! Лишь бы на Привоз шоб попасть.
Демид  медленно лил воду на пупок Кролика. Июнь, Одесса, полведра воды из-под крана! Ну кого это может возбудить или разбудить. Однако когда вода коснулась векторных частей организма, Кролик вскочил, пугаясь энуреза.
— Шо это, блин, такое? Какая-то несусветная влажность, што ли? —  спросил, проснувшийся Кролик, интересуясь происходящим.
— Это, дорогой друг, бай-бай уже кончилось и надо  «ту-ту» —  ехать на Привоз, покупки покупать, — ответили мы. —  «А этот ватер на диване? — Это мы тебе чистили зубы.
—  А-а ! Тада поехали. Шоб не говорить за Привоз долга, я буду говорить коротко. Привоз —  это не базар, а биоценоз какой-то. Всё надо скушивать подряд — и огурчики, и помидорчики, а вот и брынзочка пошла родимая. Когда я тебя ещё отведаю? В Днепропетровске-то? А вот персики из Кишинева, а вот белое «Шабське», а вот фунт изюму, а чия это морда такая наглая? Дак это же бычки! Мама родная! Вот это бычки. Дю-дю-дю.
И тут вдруг я замечаю бочечки пирамидкой по 50 кг штук сто. Шо ж это за такое неведомое!? Подхожу ближе —  ужас! 93-й год и скумбрийка малосольная бочечками, бочечками. Я еще приближаюсь, внимательно изучаю надпись на картонке:
«Скумбрия малосольная, но так как надо. Стоимость денег  —  3 р.50 к. Продавец Цыбуль Аарон Моисеевич».
Ой мамочки! Шо творится!
—  Аарон Моисеевич, позвольте полюбопытствовать насчет цены? Это таки да? Или как будем посмотреть?
— Это, шоб вы молодой человек, не зевали об эту жизнь, а имели столько, сколько не пугает ваше робкое сердце. Возьмите вот ту, примятую, и скушайте на здоровье задаром.
—  «Не-е-а, Аарон Моисеевич, придется Вам отважить три кило.
— О! Так ви Ротшильд!
Все остальное происходящее на Привозе меня мало интересовало. Скумбрия и пиво —  вот за что я люблю Родину.
За пивом у нас разгорелся большой коммерческий план. Мы приобрели у Аарона Моисеевича полную коробку из-под телевизора «Березка» скумбрии. Аарон Моисеевич даже поставил нам печать. ПРОДАНО В ОДЕССЕ.   ЦЫБУЛЬ. И пусть менты подавятся! В течение суток мы пили пиво и ели скумбрию. Начало подташнивать, и мы засобирались домой в Днепропетровск. Тем более как вывалим товар на Озерке, да как заторгуем рублей по 15, только пыль столбом!
В машине уже пованивало и ехать мы решили прямо сейчас, в два часа ночи. Гнали, ни одного мента не встретили, в семь утра уже на Озерке. Смотрю, блин, ничего не продается, одна скумбрия.
Ну, думаю, блин, Коммунизм умер! Да и шут с ним, хай умер, может, дальше случится что-нибудь хорошее...