15 августа

   Я должен был быть дома в ночь с 14-ого на 15-ое августа. Но устроили какое-то собеседование, которого ни до, ни после никогда не было.
   Я в институт поступал, 1973 год.
   Посидели, поговорили; по-честному мне сказали, что: «Так как Вы чемпион области по школьникам – то это может и зачтётся, но баллов Вы, Александр, набрали маловато. Скорее не поступите, чем наоборот». Что-то почему-то меня это нисколько не расстроило: я домой хотел. А дом у меня был – У! Мать попивала-попивала, да и спилась. Когда отец пьёт – беда, когда мать – двойная. Пила втихую: возьмёт бидончик рассыпухи (разливное вино) и потягивает в течение дня. А пьянела быстро. И батю всё время на выпивку подбивала, а он: есть – выпьет, нет – и пить не будет. (Это независимые, я ими восхищаюсь: хочу – выпью, не хочу – так и не буду). Отец был нрава миролюбивого по трезвости, но выпьет – сатрап. Мать тоже по трезвости нрава миролюбивого, а выпьет (после первой рюмашки начиналось) – то, что в башке на данный момент втемяшится – жизнь отдаст. Вот так они и выпивали. Заканчивалось всё это избиением сильного (отца) слабого (матери). На самом деле: не бил – избивал. Жуть эта прекратилась, когда я подрос: первого человека, которого я бил, получая от этого удовольствие, был мой отец.
   После этого выпивали, но драчек не было: Мишка стал побаиваться Сашку. А тут… оставил без присмотра. Вылажу из поезда, третий час ночи, а меня встречают: куча-туча народа: «Друзья!», - ору. А друзья какие-то понурые. Я приехал, а они, блин, не радуются. Колька отвёл меня от этой грустной толпы:
   «Саш, батя твой мать зарезал. И повесился».
   И всё! Больше ни о чём не говорили: так толпой и шлёпали на шахту, в голове моей происшедшее не укладывалось. Они уже всё решили (а я как зомби: что скажут, то и делаю), домой меня не повели, заночевали у Кольки, а утром: лужа крови (мамкиной!) в подъезде, борщ, мамкой приготовленный к моему приезду. Есть не хотелось, но ел: для меня ведь. И пропихивал его через ком в горле.
   В сердце попал. С одного раза.
   Родственники ругались: убийца! - провокаторша! - как хоронить?
   «В одной могиле», - сказал я, и все послушались.