Русский детектив. 28 глава. сила вторая

        Глава двадцать восьмая

     СИЛА ВТОРАЯ.

    …вот это оборотец!.. Я руками
     Едва не замахал. Да разве камни
     Умеют говорить? Да хоть словцо
     Возможно ль выжать? Выяснилось – можно.
     Умеют иногда...  Но я тревожно
     Ещё глядел в гранитное лицо.
     И вот оно как будто бы очнулось
     И медленно, с вопросом, повернулось
     (Едва ли не со скрипом) к Самому:
     Мол, звали? Я  готов.  Где установка?
     Но Сам, уже махнув стопарик ловко,
     Теперь не обращался ни к кому.
     Не то забылся… а не то картина
     Былого рисовалась...
     – «Сиротина
     Изот у нас... чего не повидал!
     Приюты, лазареты, каталажки...
     А уж в какие только передряжки,
     Засады, западни не попадал,
     Игрок и рыцарь, человек бывалый...
     Ты не смотри, что он угрюмый малый –
     Вдруг попенял, оборотясь ко мне,
     Молчун, так что же... Сердце – золотое.
     А слово молвит,  если и простое,
     То правильное. Верное вполне.
     Ты тут мудрил, о подвиге судача,
     А вот Изот, он, может быть, иначе
     На дело глянет. Подвигов в судьбе
     Несчётно... Ну, дружище, где промашка
     В расчётах – нам скажи...»

     И «камень» тяжко
     Вздохнул, как бы сдвигая что в себе.
     Вздохнул, стакан потрогал свой (Настёнка
     Проворно всклянь наполнила), незвонко
     Ударился  с графином, не кривясь,
     Закуски не коснувшись, ахнул разом,
     И, помолчав, глухим, скрипучим басом
     Корявый начал, тёмный свой рассказ...
    
     ***
      – «А на ком его нету, греха?.. Грех на всяком...
     Здесь поболе, тут, может, помене, но «Там»
     Дело «кум» замутил… То ли цацку не дали,
     То ли так, шибануло ль мочой по мозгам,
     Иль жена изменила, не знаю... А только
     Озверел наш начальничек. Так лютовал,
     За бараком барак, будто взял разнарядку,
     Через карцер (и всё не по делу!) прогнал.
     Дело прошлое, давнее дело... А вспомнишь,
     Снова взвоешь...  Сам же тот беспредел,
     И устроил!.. Ну, в общем, поднялася зона,
     Сколь ментов положили, сколько наших ребят
     Поломали, забили... всем накинули сроки...
     Мне, считай, повезло – с перебитой ногой,
     С черепушкой проломленной всё же очнулся,
     Огляделся – решётки на окнах... Покой...
     Хорошо! Тихо-тихо в больничке: калеки,
     Старики, доходяги... живи, не хочу.
     Санитары – военные люди, с понятьем,
     Задушевный народец, пьянь один к одному.
     На казённых харчах, на ворованном спирте
     Раздобрели ребятки... А главное, к нам
     Без придирок...  Ну чем, говорю, не житуха?
     Так ведь нет! Оклематься не дали и там.
     В аккурат к Рождеству пережрались, поганцы!..
     Ну, сперва, как положено, весь лазарет
     Обошли, все засовы, замки затворили,
     И в кандейке своей заперлись, и – вперёд!..
     В общем так, диспозицию поясняю:
     Корпус в два этажа. Корпусок небольшой,
     Но усадистый, крепенький. Прошлого века
     Кладка в пять кирпичей. Клали, черти, с душой –
     Не проскочет блоха, волос в щель не пролезет,
     Дверь – стальная... В подвале, однако, ходок
     Запасной, аварийный (это прямо под вахтой).
     Что ещё?.. Вот ещё. – Наш этаж на замок
     Запирается в ночь, он – второй. Первый – ихний.
     Ну, подсобки там разные... для процедур
     Кабинеты...  Короче, закрылись ребятки
     И накушались. Мало сказать чересчур –
     Вусмерть! Всё б ничего, да окурок
     Кто-то бросил в тюфяк - и заснули... Верней
     Здесь на скажешь – мертвецки заснули. Буквально!
    
     Мне в ту ночь не спалось. Всё о жизни своей
     Думал, думал, на звёзды глядел... Сквозь решётку
     Звёзды ночью, особенно в ясный мороз
     Зло сверкают. Особенно как-то колюче.
     Смотришь – будто бы инеем космос оброс...
     Ну, лежу потихоньку, бессонницей маюсь,
     Голова – забинтована, в гипсе – костяк,
     На верёвке – нога... Что ни ночь, богатею, –
     Дурень думкой у нас богатеет...  Ништяк...
     Только слышу: весёленький этакий, бойкий
     Треск … – как в печке сперва...  А потом – запашок.
     Чую, тянет к нам снизу... Да крепенько тянет!
     Ну, приплыли! – подумал... А уже не дымок,
     Гарь уже разьедает глаза, по перилам,
     По ступенькам дощатым, уже к нам теперь
     На этаж влез огонь... Гложет пол, окна лижет,
     Рвётся, слышно, в закрытую дверь.
     Ну а та на замке, вся в железах, оковах, –
     Та, покудова, держит, но чую, она
     Тоже рухнет вот-вот... А на окнах – решётки
     В полруки...  Это что? Всем хана?
     Что есть мочи ору, все клистиры, все склянки
     Расшвырял, всполошил всю палату... Вот здесь
     И открылось мне самое-самое, понял,
     Понял всё, кто такие мы есть
     Перед Богом, пред смертью самой, друг пред другом:
     Хоть и страшненько было, не скрою, но жуть
     Интересно кто как себя вёл в том капкане,
     Сообразив что захлопнулся он, что чуть-чуть –
     И кранты, задохнёмся!..  Что, братцы, творилось!
     Кто-то выл диким зверем, уже не зовя
     Никого, просто выл и хрипел на постели...
     Кто-то полз по палате, в отчаянье рвя,
     Раздирая бинты на себе, будто сети,
     Кто-то хныкал надсадно, с подвывом стонал...
     Но меня поразили не те и не эти,
     А два старых зека,  жаль, имён не узнал:
     Те не выли, не плакали, не суетились.
     Друг на дружку взглянули, и, точно в цене
     Не сойдясь за жизнешёчку, перекрестились
     И молчком – навсегда – повернулись к стене.
     И отплыли... Отправились, видно, в дорогу,
     Где хлеба не горят, где полынь не горчит,
     Эти – точно от Бога. И – прямёхонько к Богу.
     Бог безмолвствует. Дьявол кричит.
      Ну а я? Я не смог... Я был молод, хотелось
     Кое-с-кем поквитаться, да и просто пожить...
     Ногу вырвал (весь в гипсе), уж тут как сумелось,
     Покатился, пополз в коридор... Вот где жуть,
     Вот где мерзость открылась!.. Представьте картину:
     Как в мертвецкой, синюшная лампа едва
     Освещает... какие тут скажешь слова? –
     Полусгнившего мяса куски, всю мякину
     Полутел, друг на друга ползущих, урчащих,
     Сатанеющих... Чьи-то протезы, культи
     Подыхающих и тем сильнее хотящих
     Доурчать, дохрипеть, досмердеть, доползти!..
     Но куда? К эпицентру огня? К раскалённой
     Бронированной двери внизу?.. А зачем?
     Для чего вместе с ними я тоже, причём
     Самый первый! – Всей кровью, всей тушей палёной
     Где ползком, где рывком, кувырком, на локтях,
     По ступеням горящим, хрипя, завывая,
     Ничего уже, кажется, не сознавая,
     Волочу к этой двери свой ужас, свой страх?..
     Для чего? Я отвечу. Я крепко запомнил,
     Всем нутром, шкурой всей осознал я в тот час:
     Страх и ужас – вот всё, что хранит нас!.. И понял,
     Что на подвиг толкает отчаянье нас.
     Подвиг – значит подвинуться, двинуться далее,
     Чем другие, на локоть, на палец, на пядь,
     Это страх, что забудут тебя, и едва ли
     Там, на огненной грани спасут...  И опять –
     Страх, что кто-то (не ты!) самым первым прорвётся
     Через пламя к той двери, где, может быть, ждут
     Черти, ангелы... в общем, спасители... Тут
     Все равно как спаситель тобой назовётся. –
     Там уже притартали пожарные бочки,
     Ломом дверь подломили, но в открывшийся створ
     Только первых, и тех только поодиночке
     Можно вырвать на волю, чтобы вновь под запор
     Затолкать, запечатать, забить...  Но об этом
     Разве думаешь тут? Разве помнишь? Ты в бой
     Рвёшься, подвиг верша, – оттесняя собой
     Самых злых и отчаянных, рвущихся следом.
     Ты – спасёшься. Они? Может быть. А другие?
     Бог судья… Недостало им страха и сил?
     Значит, замыслы были у неба такие,
     Значит, слабо спасенье себе испросил.
     Но вот-вот уже рухнут опоры, стропила,
     Всех, кто в дверь не ушёл, под собой погребя
     (Между прочим, скажу, так на деле и было),
     Кто не смог, – видит Бог – отстоять сам себя.
     Ты себя – отстоял. Вот твой подвиг. (О коем
     Толковали вы здесь). Личный подвиг. Лишь твой.
     А каких-то абстрактных – я, может, тупой? –
     Не видал… Чем ни капли не обеспокоен.
     Просто люди боятся – пожара!..  Конешно,
     Здесь понять можно шире: загорелась душа,
     Истерзала подлюка, бабёнка шальная,
     Либо долг воротить не хватает гроша,
     Кто-то дом не достроил, а кто-то карьеру,
     Кто-то главную книгу не втюрил в умы,
     Вот и рвутся, коль страх есть и сила, на подвиг,
    Лишь бы вырваться первым из огненной тьмы...
    
     Я добра, уж поверьте, осквернить не желаю,
     Но подметил давно – далеко не всегда
     Жест добра так уж искренен и бескорыстен,
     Даже верящий в Бога, и тот иногда
     Не из чистой любви, не от чистого сердца,
     А из страха, что Бог не простит (вот уж ложь!)
     Сунет денежку нищему, втайне терзаясь –
     Эх, на деток своих бы истратить грош!..
    
      Или вот, подмечал же, наверное, каждый:
     В скорбном трауре, плача по мужу, вдова
     Даже искренне, вправду любившая мужа,
     Скрыть не в силах порой торжества,
     И за всем её траурным, скорбным обличьем
     Проступает предательски: «Пробил мой час!
     Он был первый над кланом, но я – победила!
     Я старейшина рода отныне для вас...»
    
     Иль совсем уж нелепость: врагу и подлюке,
     Душегубу, наветчику руку тянуть,
     Если тонет... А было бы лучше, честнее,
     И – по совести самой – ещё подтолкнуть,
     Иль уж мимо хотя бы пройти, отвернувшись,
     Пусть спасается сам, Бог попустит – спасёт,
     Так ведь нет, – исказнясь, руку даст и поможет,
     А потом (заслужил!) и насмешку снесёт...
    
     Это что, от любви, заповеданной свыше?
     Да от страха, от страха!.. От него одного!
     Нет, высоких я слов не любитель...
     Подвиг, благо, любовь!.. А спроси для чего
     Мой рассказ о пожаре, все эти присловья?
     Я отвечу. Две правды живут здесь. Одна
     Правда тех стариков, раскрестившихся с жизнью,
     А другая – всех тех, кто не принял огня.
     Я сужу по себе: отказаться от жизни,
     Это значит соврать...  Но что ценное тут?
     Чем хорош этот план? – Плутовством! И особо
     Тем, что смерти мгновенной не требует плут.
     Ну, а если не требует, что ж... Я азарта
     Не противник. А дело азартное. Факт.
     Вы, положим, от скуки с ума посходили:
     Можно этак раскинуть, а можно и так,
     Что взаправду пора наступила людишек
     Припугнуть хорошенько, прочистить мозги...
     В общем, так, мой резон здесь – азарт.
     И Данила
     Это знает, мне только мигни...»