Про одиночество и границы

Как странно, как невыносимо странно и страшно, на самом деле, просыпаться одной, совсем одной - сутки-вторые-третьи наедине с собой и кошкой, которая, конечно, живая и теплая, но очень уж независима и молчалива.
Музыка не спасает от тишины, распахнутые настежь окна - не избавление от душащей замкнутости в бетонном коконе. В дом, полный одиночества, не приходит даже голод - еда не манит, лишь с катастрофической скоростью тают запасы молока, да еще кофе, который ты сроду не пила в таких количествах.
Лихорадочная деятельность сменяется апатией, желание выйти убивается пониманием, что сегодня, сейчас никто и нигде тебя не ждет. Нет, есть места и люди к которым ты можешь свалиться как снег на голову, но так, чтобы тебя ждали, удивляясь и беспокоясь, что ты все не идешь - таких нет.
Но, не в силах сидеть на месте, ты все-таки срываешься, едешь через весь город к родным, мчишься на маршрутке, преодолеваешь остаток пути быстрым шагом и бегом, пытаясь выбежать, выдурить эту отупляющую жуткую отраву. А придя в дом, понимаешь, что не особенно ты там и нужна, и хотя разговоры и возня с мелким племянником приглушают тоскливое нечто (или ничто), где-то в глубине все равно сосет под ложечкой, стучится "одна-одна-одна-одна-и-никому-ты-не-нужна".
Потом ты едешь назад - не насытившаяся живым общением, еще полуголодная, но уже способная дотянуть до нового дня, - и в наушниках играет музыка, странная подборка, созданная не тобой, а каким-то совершенно незнакомым тебе человеком, подборка про того, кого и не было никогда. Но ты слушаешь ее, как собственную.
И где-то в голове вдруг шевелится идея для истории - придуманная не только что, но отложенная на время. И она ворочается, идет волнами внутри, касаясь поверхности мыслей отдельными паззлами будущего текста, заставляя отстукивать ритм на коленях, пугая соседку в автобусе, улыбаться нехорошо, но радостно, и вдруг приходит понимание себя - ну, какой-то части себя, которую ты способна понять.
Вдруг понимаешь, что границы, которыми ты отделяла себя от мира, мир от себя, хорошее от плохого, существующее от выдумки, норму от безумия - все эти чертовы границы давно зияют прорехами, и одно просачивается в другое, смешивается, порождая монстров - вот только ты уже не боишься их, потому что границы страшного и прекрасного уже тоже почти истерты.
Вдруг понимаешь, что ритм твоей жизни неровен, многослоен, как музыка, которая тебе нравится - и почти в спешке листаешь плеер, находя новые и новые тому подтверждения: хромые синкопические размеры, вальсовые "три четверти", прерывистые псевдо-католические пения, многоголосия и непривычные инструменты - вот что, как оказалось, привлекает тебя в музыке!
Вдруг понимаешь, что отрывочные фрагменты, которые ты хранишь в памяти, "чтобы когда-нибудь использовать в текстах" - это и есть твои воспоминания о жизни. Что только они и ярки, только они и ценны, а остальное прах, серые тени, меловые пометки, которые нужны лишь затем, чтобы не заблудиться в том, что называют реальностью.
А все, что у тебя есть на самом деле, это...

...крупная капля темнеющей крови на асфальте у стоматологии - подойдя ближе, я вижу, что это сердечко из красной фольги. На другой стороне улицы ЗАГС. Забавная трансформация, не правда ли?..

...в жаркий июльский вечер, проходя мимо фонтана, по улице, отделенной от него кованой решеткой, я чувствую мелкие брызги воды на лице и голых руках - их снесло ветром. Ничего не значащее, но такое яркое ощущение...

... средних лет женщина, сидящая напротив, одета в бесформенный аляповатый балахон из персикового плюша, расшитый красными вставками и серебристыми, как рыбья чешуя, пайетками. У нее неровно нанесенные ярко-бронзовые тени, крупные серьги из "самоварного" золота и нервная улыбка. Но она красива, все равно красива - широкие, воистину собольи, четко очерченные черные брови, острый подбородок и пристальный прищур ясных темных глаз. Я смотрю на нее и сожалею о той невыносимо прекрасной женщине, которой ей, загубленной убогостью преподанной ей культуры, уже никогда не стать...

...в обеденный перерыв я не иду в толовую, а ем свежий, буквально рассыпающийся в руках коржик, сидя на лавочке одной из аллей неподалеку. Несколько мелких крошек я бросаю голубям, бродящим рядом - и судорожно ахаю, когда целая стая слетается на угощение. Их много, разных, они теснятся, бьют крыльями, топчутся по спинам друг друга. Рядом вертятся воробьи, и, подбрасывая новые порции крошек, я стараюсь попасть ближе к ним. Почему-то разлюбила голубей...

...слабое зрение - не только неудобство. Порой оно дарит мелкие, но такие очаровательные ошибки - эльфийские уши певицы с афиши; девушка с кошачьей головой, идущая навстречу; иногда мне хочется верить, что это и есть истина - истина, проглядывающая сквозь реальность...

Мой мир стремительно теряет цельность, меня самой становится все меньше, но зато это немногое - четкое, кристаллизованное понятие себя самой. Когда-то давно - три-четыре года назад, но все равно невыносимо давно, - я шла по темной улице и, с трудом выдавливая из себя слова, чуть не впервые говорила другому человеку о своих - настоящих, а не обще-нормальных - чувствах.
Я говорила ему: "я чувствую себя так, словно внутри меня есть другая я - застегнутая на все пуговицы, запертая на все замки. И эти замки и пуговицы ослабляются, потому я и почувствовала Ее присутствие. И мне и хочется Ее выпустить, и страшно - мне кажется, та, что сидит внутри, совершенно не похожа на меня. Она по своему ужасна, и боюсь я не смогу уже быть хорошей, если выпущу Ее."
Этот человек (и еще двое или трое других после него), посмеивался и говорил - не бойся, может ее и нужно отпустить, может все не так страшно! И он - и все эти другие люди до и после него - срывал мои замки, расстегивал пуговицы, плавил лед, вытаскивая наружу Ее... меня.
Что ж, они своего добились.
И та я, я-давняя, была права - она (я-нынешняя) довольно ужасна, на самом деле. И совершенно не похожа на ту девочку, которая жила в этом теле три-четыре года назад. И я уже не смогу быть ей, хорошей, теперь, когда меня выпустили.
Но эти люди, которые меня так старательно выпускали, тоже оказались правы - все это не так страшно. Правда, прежняя я с ними бы все равно не согласилась.
Но это уже ее (меня-прежней) проблемы.


Рецензии