Стихи настоящего времени. О Г. Серебрякове

О поэзии Геннадия Серебрякова

… «Между прошлым и будущим»…

 Эта небольшая книга стихотворений встретилась мне  в книжном магазинчике города Плёса. Как всегда, знакомясь с городом, я спросила, нет ли книг местных авторов.  И продавщица сняла с полки небольшой  бордово-золотой томик: «Вот – наш поэт!» Имя автора – Геннадий Серебряков – мне тогда не было известно. Действительно, сборник издан в Иванове, областном издательстве «Иваново». Но, взглянув на первые строчки предисловия, я мысленно воскликнула: это же – наш поэт! Из того города, откуда я приехала погостить в Плёс, – из Сергиева Посада!

Вот что пишет Виталий Сердюк, составитель этого сборника, в статье-предисловии «Сердце друга»: «Я приехал в Москву по своим литературным делам. А вечером сел на электричку и поехал к Серебряковым, в посёлок Семхоз, что в нескольких километрах от Сергиева Посада. Там, на даче, Геннадий и его жена Ангелина постоянно жили в последние годы».

Семхоз – ближайший к Сергиеву Посаду населенный пункт со стороны Москвы, бывшая деревня Николо-Поддубенское. С Никольских полей открывается чудесный вид на Лавру… Поселок находится рядышком с городом Сергия Радонежского, под крылом православного града. Есть все основания сказать о Геннадии Серебрякове: это и наш земляк, это поэт Радонежья! 
               
Другое дело –  беда, что мало мы знаем об окружающем мире, и горько прочесть в подзаголовке сборника «Между прошлым и будущим», что это – посмертная книга стихов, книга воспоминаний друзей.

Так, в 1998 году, в  год издания сборника, я открыла для себя прекрасного русского поэта, который, оказывается, жил неподалёку, смотрел на звёздное зимнее посадское небо, радовался первой клейкой весенней листве, грустил в осенних дождях да туманах. Земная жизнь его прервалась в 1995 году. Жизнь его стихотворной строки продолжается, длится.

Оказывается,  стихи поэта Серебрякова я слышала и раньше – они заходили в наш дом, в дома Сергиева Посада, в дома России светлыми, добрыми песнями. Звучали задорными «Разговорами»:

Тропинка узенькая вьётся
Через сугробы у плетня.
Я прохожу, а у колодца
Судачат бабы про меня.
Разговоры, разговоры,
Слово к слову тянется.
Разговоры стихнут скоро,
А любовь останется.


Звучали целительной  «Живой водой»:

Сойду я с родного крылечка
И встану на берег крутой.
Умой меня, светлая речка,
Своею живою водой.
Живая вода, живая вода,
И боль, и печаль унеси без следа…

Стихи Геннадия Серебрякова печатались во многих антологиях, вошли в юбилейный том «День Поэзии- 2000». Названия книг Г. Серебрякова перечисляет энциклопедия «Новая Россия: Мир Литературы», составленная под руководством поэта Сергея Чупринина. Вчитаемся и мы в названия сборников поэта:

«Просека» (1963г.),  «Послушай дождик» (1964г.), «Полюс радости» (1965г.), «Наедине с Россией» (1969г.), «Годовые кольца» (1971г.), «Богачи» (1972г.), «Первопроходцы» (1973г.), «Устои»(1973г.), «Карнавал» (1973г.), «Именем любви» (1976г.), «Дым Отечества» (1977г.), «Ситцевая радуга» (1980г.), «Солнечные кони» (1982г.), «Полдень»(1984г.)…

Серебряков – автор книги очерков «Здравствуй, новый гражданин!», множества заметок и статей. Но, пожалуй, самый главный труд жизни – биографическое повествование «Денис Давыдов», увидевшее свет в 1985 году в знаменитой серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая Гвардия». История жизни героя Отечественной войны 1812 года, гусара, партизана, поэта-патриота Давыдова интересна читателю сама по себе. А в этом томе серии «Жизнь Замечательных Людей» судьба Дениса Давыдова рассказана его современным коллегой, поэтом-патриотом Серебряковым… Такое  повествование  интересней вдвойне!

От первой книги – «Просека», вышедшей в Иванове в год окончания поэтом Литературного Института до последней книги поэта, составленной друзьями, вышедшей там же, в Иванове, прошло 35 лет. Целая жизнь, посвященная литературе. Жизнь между прошлым и будущим…

Какую бы книгу поэта Серебрякова мы ни открыли, мы увидим вновь и вновь, что перед нами – удивительный, чистый, добрый мир творческого человека, стремящегося к солнцу, свету, идеалу народного счастья…

Недавно стихи Геннадия Серебрякова мне довелось услышать в исполнении прекрасных чтецов в Славянском культурном центре в Москве, на литературно-музыкальных вечерах, проводимых поэтессой Ириной Пановой. Да, стихи поэта Серебрякова продолжают жить полнокровной жизнью. Но все же их встречи с читателем редки –  признаем это, вспомнив современные тиражи поэтических книг.

Памятная книга, с которой началось мое знакомство с творчеством замечательного русского поэта, была издана тиражом в 1000 экземпляров, в 1998 году, в Иванове. Таким образом, она остаётся практически недоступной для внимания широкого круга читателей. Учитывая это, я позволю себе сказать несколько слов о творчестве Геннадия Серебрякова, опираясь на книгу «Между прошлым и будущим».

…Чёрный хлеб присолённого звёздами
Неба ночного,
Да дневной синевы
Ключевая, живая вода,
Да святое, как солнце,
Тепло материнского крова –
Было б это со мною,
Остальное – беда не беда..

…Должностей не искал,
Не писал сердобольных прошений,
Никому не завидовал,
Разве одним соловьям…
Сильным мира сего
Стихотворных не пел подношений,
За обиды не мстил
И прощал прегрешенья друзьям.

И любил как дышал,
И в любви рассудительным не был.
Об одном лишь жалею –
В горячей сумятице дел
Чудо-женщину, ту,
Что землею мне стала и небом,
Я счастливей и праздничней
Сделать никак не сумел…

Так начинается книга, так открывается путь  к сердцу поэта. Дорога памяти, словно стрела, пронесется по горькому военному детству. Может, начался путь поэта  от того деревенского дома, куда попал потерявшийся среди бомбежек малыш:

…Изба. Кровать. Портретик в рамке чёрной.
Полати с провалившейся доской.
Четыре белобрысые девчонки
За печкою шептались: - Городской…
А руки, сеном пахнущие пряно,
Несли на стол ноздрястые блины,
Совали мне окаменевший пряник,
Из лавки принесенный до войны.
А как дышало молоко из кринки!..
Припав к столу косматой головой,
Я чувствовал, как исчезали крики.
Как удалялся самолётный вой.
И в памяти стушёвывались странно
От злобы перекошенные рты.
И я впервые плакал не от страха -
Впервые плакал я от доброты…

Стихотворение так и называется – «Доброта». Путь к сердцу поэта – в детстве. В том детстве была война, были серые, с морским запахом йода. солдатские госпитали, но была и радость – радость жизни, присущая самой жизни…

А яблонная тучная держава
Наваливалась прямо на забор… -

немудрёный рассказ о том, как герои стихотворения «Яблоки», голодные ребятишки, украли яблоки в чужом богатом саду и принесли их в госпиталь солдатам. Кажется, что перед нами – продолжение стихотворения «Доброта»:

…И сколько было
Солнечных улыбок!
Тянулись руки к прелести земной.
Нам говорили ласково:
«Спасибо…» -
Солдаты, опалённые войной.

Приподнимая памяти завесу,
Я различаю
Душ людских родство.
…Когда-то Прометей
Украл у Зевса
Огонь.
Но разве это воровство?

Малолетним ребятишкам в тылу великой войны пришлось не только бороться за жизнь, помогать в непосильные годы взрослым, но и решать сложные нравственные вопросы. Решение принималось в пользу доброты… Но если бы давний грех – воровство яблок – не бередил душу, разве написал бы поэт стихотворение, где вопрос – через годы – обращён к самому себе? Так и кажется, что поэт не произносит вслух ещё один вопрос: почему же владелец богатого сада не отнёс яблок в госпиталь сам? По вечерам он с берданкой в руках охранял сад от своих врагов – мальчишек. Почему не там он видел врагов, и не тех? В этом контексте грех воровства превращается в деяние милосердия, и впрямь сближенное с деянием Прометея… Но грех есть грех, от чистой души он требует мучительных оправданий…

И все же, даже детство тяжёлой военной поры – это детство, ни голод, ни война не могли перечеркнуть ту близость к земле и то сродство ко всему живому, которое, может быть, унаследовано детскими душами в светлом Раю. Детство было наполнено счастливой радостью, силой жизни:

Рубаху стремительно скину
У росной земли на виду
И русым доверчивым скифом
В озёрную стынь упаду.

И плыть буду рослым и сильным
Навстречу рождению дня.
И будет былинно-красивым
Мой праздник воды и огня.

А после в полынные степи
Опять с головой окунусь.
Закружится пепельный стрепет,
Взлетит потревоженный гусь…

Кажется, стихотворение воспевает удаль молодецкую, силу богатырскую – но вот следует поворот темы…

Охотник, удачливый лучник,
Пришпорю в погоне коня.
Но жалости солнечной лучик
Вдруг в сердце уколет меня.
И будет тревожно и грустно,
И волю не дам я стреле.
Раскроется доброе чувство
К всему, что живёт на земле.
И, мыслью ранимый подспудной,
Умерю и удаль и пыл,
Пойму, как порой безрассудно
Я тех, кто слабее, губил…

Жизнь диктует своё:  в радужных красках детства появляются тёмные тона. Приходится перенести и тяготы крестьянской жизни, и непосильные потери. Вот начало стихотворения «Памяти деда»:

Вздрогнуло и  захлебнулось кровью
Сердце, отслужившее свой век.
Поле положив под изголовье,
Умирает русский человек.
Не хрипя, травы не вырывая,
Землю не царапая в бреду.
А она цветёт вокруг – живая,
Ласточки щебечут на лету.

Где-то в небе жаворонок тонет,
Гул церквей плывёт через реку.
Кляча заскорузлые ладони
Тронула губами мужику.
Опустилось ниже, ниже небо,
Навалилось прямо на посев.
Узелок с крутым мякинным хлебом
Брошенный лежит на полосе…

Детство – деревня. Детство – крестьянский уклад. Мир  народа, стойкого к тяготам, незлобивого, терпеливого, по-детски открытого душою к добру. Этот мир однажды прикоснулся к судьбе героя стихотворения «Доброта»:

…Так деревушка русская лесная
Входила в биографию ко мне.

Судьба героя с той минуты счастливо изменяется, но главное – счастливо преображается душа героя:

И с той минуты мной распоряжалась
Уж не дорога, где к версте верста,
Не голодуха, а людская жалость,
Лучистая, как солнце, доброта.

Свет народной доброты пронизывает всю жизнь, всю лирику Геннадия Серебрякова. Да может ли без этого света в душе состояться поэт? Ответ на этот вопрос мы найдем в книге живописца Ильи Глазунова «Россия распятая». Вот что пишет художник о тайнах творчества в главе «Музыка звучит»:

«В творчестве всегда содержится волевой элемент, желание преобразовать мир согласно высокому духовному идеалу. Творчество есть созидание новых духовных ценностей, внесение новизны в бытие. В этом вечная юность творчества, вечная юность его свободы.
Бетховен утверждал, что главное для творца – быть добрым. «Чувства добрые я лирой пробуждал», - говорил наш Пушкин. Джильи с детства помнил слова своей матери: «Если хочешь быть хорошим певцом, будь добрым человеком». 
    
И недаром лирическое завещание поэта Серебрякова звучит призывно и жизнеутверждающе – это строки из стихотворения «Друзьям по Литературному институту»:

Храните молодость, храните!
Всю жизнь стремитесь к высоте.
Храните молодость в граните,
В поющих красках на холсте…

К любимой думе поэт возвращается вновь и вновь… Молодость, красота, высота – это вечное мироощущение народной души, это влекущая тайна народного творчества, это неизъяснимая прелесть народных сказок, сказаний, былин и легенд…

Лад, благодать, благодарность…Удаль, распахнутость сердца, широта души…Совесть, сотворчество, содружество, –  все это круг раздумий писателя.

Я думаю опять о красоте,
О той, глубинной, спрятанной от взора,
О той, что открывается нескоро,
Подвластной удивленью и мечте.

В конце концов, от нас самих зависит
Уменье за туманной пеленой
Постичь простор, и зов звенящей выси,
И ощущенье крыльев за спиной.

…И вдруг понять, что создан мир из красок.
Как соткана из звуков –  тишина,
И осознать реальность добрых сказок,
В которых явь с мечтою сплетена.

И, обретая новый слух и зренье,
Идти вперёд, жечь за собой мосты,
Уже не мысля в жизни отступленья
От этой
В даль влекущей красоты.

Со страниц книги «Между прошлым и будущим» мы будто слышим голос поэта. Книга дарит нам слово, звучание, интонацию… Вот новая страничка – и замечательное стихотворение о любви:

Аэропорты, пристани, вокзалы…
Я жизнь свою упрямо тороплю,
Не потому ли сказано так мало
О женщине, которую люблю.

Всё кажется: успею, наверстаю
И лучшие слова ей принесу.
Она всё ждёт. А годы тают, тают
Дождинками в берёзовом лесу.

Но день придёт – и где-нибудь в дороге
Пойму я, сединою убелён.
Что в женщине, и  ласковой, и строгой, –
В одной –
Весь мир легко соединён.

«Где-нибудь в дороге…» Давайте, дорогие читатели, представим, что мы в дороге… перенесёмся мысленно в тот артистический автобус, что в 1972 году вёз по дорогам Италии группу кинематографистов из России. Откроем страничку книги Людмилы Гурченко «Аплодисменты», –  откроем, чтобы услышать стихи Серебрякова!

Прекрасная актриса, Людмила Гурченко, так живописует словом, что нам и представлять-то ничего не надо. Только послушаем… Мелькают за окном автобуса южные города…

«…Сорренто, Капри, Неаполь, Рим. Был уже конец поездки. Мы возвращались в Рим, оттуда в Москву. Было начало октября. Трасса называлась «Солнечной», а день был пасмурный, накрапывал дождь… Шофер-итальянец, чтобы нас развлечь, повернул к себе микрофон и запел «Санта-Лючия» –  русские, мол, эту-то знают…Он вопросительно поглядывал на нас в зеркало – почему нет никакой реакции.
Я сидела погружённая в свои мрачные мысли. Дождь, серость за окном ещё больше давили на душу. И вдруг я встала. Почему? Я и не думала вставать… Меня подняла какая-то сверхсила. Я опять была под гипнозом, как в детстве, тогда, в госпитале. ( Людмила Марковна рассказывает на предыдущих страницах, как в детстве, в прифронтовом городе, зайдя в госпиталь, запела для раненых солдат жизнеутверждающие песни.  С того дня девчушка, будущая актриса, ходила в палаты петь, как на работу. – Н.М.)
Я подошла к водителю, попросила у него микрофон. Я уже ни на кого не смотрела, только на скучный серый пейзаж «Солнечной» трассы.

Ночь коротка,
Спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая Ваша рука.
Хоть я с Вами совсем незнаком
И далёко отсюда мой дом…

…Вася Шукшин смотрел на меня повлажневшими глазами. Смотрел прямо вглубь… Первый раз за всю поездку мы услышали его голос. Он сказал громко:
- Люся, спой ту, которую ты пела по телевизору…  Знаешь, какую?
- А-а? Конечно.

Тропинка узенькая вьётся
Через сугробы, вдоль плетня.
Я прохожу, а у колодца
Судачат бабы про меня.
Разговоры, разговоры,
Слово к слову тянется,
Разговоры стихнут скоро,
А любовь останется…

Это чувство наиболее остро проявляется за границей. Твой дом, твоя земля, твоя Родина остались там… А ты здесь. И если в тебе нет этого чувства, нет этой силы, которая даёт тебе опору, то тогда ты – один, беззащитен, раним, проваливаешься и спотыкаешься, становишься похож на дом без фундамента…»


Людмила Гурченко не даёт определения «этому чувству» в прозаической речи: ведь только что оно было названо в речи песенной, поэтической – в стихотворении-песне Геннадия Серебрякова «Разговоры». Чувство это – Любовь.

Любовь к человеку, любовь к Родине, душевное и духовное родство, патриотизм.
Та Любовь, которая останется.

Я буду жить под солнцем ясным,
Не опуская головы…

А разве не открывается нам новой гранью характер Василия Шукшина – через любовь к песне, через сродство к поэзии Геннадия Серебрякова? О поэзии Серебрякова не шумят громкие газеты. Но вдали от Родины Василий Шукшин сказал Людмиле Гурченко: «Люся, спой ту песню!» Не в этом ли – высшая похвала поэту? Его слово – родное, народное… Оно услышано. Его назначение на земле –  понято и воспринято. Он живёт в высокой народной памяти. Живет тихо, спокойно и прочно, храня достоинство и подлинность слова праведного.   
 
           Не об этом ли говорит с нами стихотворение «Элегия»?

Как будто ничего не происходит…
В пустынной роще стынет тишина.
Печалью, растворённою в природе,
Моя душа до краешков полна.

…Быть может, нам, беспечным, в назиданье
Вновь дышат грустью отчие края,
Чтоб мы острей порою увяданья
Осознавали краткость бытия?

Чтоб, возвращаясь к жизненным истокам,
Преодолев природы забытьё,
Мы видели крылатым и высоким
Земное назначение своё.

Земное назначение… Эти слова подводят нас к раздумью о смысле жизни, о том, каким видел своё предназначение, свою сверхзадачу в земной юдоли поэт. И здесь нам поможет статья «Сердце друга» –  предисловие  составителя книги, ивановского писателя Виталия Сердюка:

« Он остро ощущал преемственность поколений, видел в ней важную нить, которая единит народ, заставляет сыновей  подхватывать начатое отцами… Героика, гражданственность, патриотизм, «святая к Родине любовь» не просто владели его творчеством, они воспитывали и самого автора, выковывали его гражданское самосознание, мировоззрение, его человеческую суть», –  пишет Виталий Сердюк, говоря о главном в характере друга.

А вот о главном говорит сам Геннадий Серебряков:

Где ж бессмертные души кочуют ?
На какой устремляются свет?
Если антимиры существуют,
То и в них –
Антиродины нет. 

Только ей – неделимой и вечной –
Оставаться, родимой земле,
Что и в стужу
Нам видится вешней
И зарею восходит во мгле.

Не бессмертья прошу у России,
Пусть навеки впаду в забытьё,
Лишь сверкнуть бы
Рассветной росинкой
На распаханном поле её.

Вопрос о смысле жизни настойчиво повторяется в строках других стихотворений книги:

…И вдруг пойму, что подошла пора
Не тратить чувств и слов высоких всуе.
И облетит пустая мишура,
Предстанет мир в своей суровой сути.
И вот встают вопросы на ребро.
И нет ни оправданий, ни прелюдий.
Со злом боролся?
Совершал добро?
Жил для себя?
Иль сердце отдал людям?
К своей судьбе всё строже отношусь.
В чём ошибался – тороплюсь исправить…

Не окончанья жизни я страшусь,
Боюсь по пустякам её истратить.

Волнующая тема возникает на страницах вновь и вновь. По-своему вопрос о смысле жизни преломляется в стихотворении «Неотлётные птицы»:

Под окном воробьи да синицы…
По-особому дороги мне
Неотлётные скромные птицы,
Что зимуют в родной стороне.

Как бы ни было зябко и вьюжно,
Их отсюда ничем не сманить.
Знают: всё это выдержать нужно,
Всё с землёю своей разделить.

Ничего, что живут не в достатке
Под суровой защитой лесов, –
На заморские блага не падки, –
И тому же научат птенцов…

Тема смысла жизни оказывается неразрывно связанной с темой  верности родной земле, с темой патриотизма. Естественным продолжением разговора звучит стихотворение «Травы»:

Мне почему-то хочется остаться
Вот здесь, в глуши, среди дремучих трав.
Вдали от городов с радиостанциями
Упасть, как крылья руки распластав…

…Всему свой срок. Цветы исходят мёдом.
Рождаются и рушатся миры…
Но, предвещая добрую погоду,
Камаринскую пляшут комары.

В таком уютном стихотворении, полном летней неги и тепла, вдруг – «рождаются и рушатся миры», причём – не нарушая гармонии настроения, стало быть, там – в далёком Космосе, где пляшут уже не комары – звёзды… И тема сыновнего внимания к родной земле претворяется в иную, космическую, надмирную тему – тему причастия к судьбам миров,  тему сыновнего внимания Божественному глаголу. Уже не чувство Родины, а чувство Вселенной ведёт рукой поэта и облекает незримую мысль в ясночитаемые строки… Серебряков признаётся, начиная разговор с читателем:

Ну что сказать? Ну что тебе поведать
У этой синей ночи на краю?
Послушай лучше, как растут побеги,
Поверив в силу юную свою,
Как ходит ветер, травы не сминая,
В берёзах закипает сладкий сок,
Как от луны дороженька льняная
Ложится через лес наискосок…
…Я это всё как таинство приемлю,
Природа первозданна и нова.
Ну что сказать? Послушай лучше землю.
Я у неё беру взаймы слова.

Говоря о поэзии Геннадия Серебрякова,  надо бы процитировать  и множество других прекрасных, искренних, трогающих сердце, удивительно современных, прозорливых стихов поэта. Подчас – трогающих сердце острой болью… Взять хотя бы отрывок из стихотворения «Комната смеха»:

Что там за странное эхо?
Гогот до горных высот…
Будто бы в комнату смеха
Загнан российский народ…

Где тут заметить разруху,
Хищные происки зла,
Коль по державному кругу
Сплошь – зеркала, зеркала?

…Смейся над святостью древней,
Над неизбывной тоской,
Над разорённой деревней
И нищетой городской.

Над ожиданьем уставших
В грохоте вёрст ветровых.
Смейся над верностью павших
И над неверьем живых.

Смейся над пролитой кровью,
Ставшей воды дешевей,
И над своею любовью,
И над роднёю своей.

Смейся, врагам не переча,
Зла не пытаясь понять,
Ну а на зеркало неча,
Как говорится, пенять…

Или, к примеру, прочитаем вот это короткое безымянное стихотворение:

В забытых избах стынет тишина.
Дух запустенья над землёю древней…
Деревня ничего нам не должна.
Давным-давно мы всё должны деревне.

Всё возвернулось на  своя круги.
Лишь мёртвый сраму, говорят, не имет…
Приехали мы заплатить долги.
Но только кто
От нас их ныне примет?..

Скоро десять лет, как нет с нами поэта Геннадия Серебрякова. Придём поклониться в дом поэта в Семхозе – кто откроет калитку? Но откроем книги поэта: он оставил России светлые, глубокие свои стихи. И вот что сам сказал нам  на прощанье, в стихотворении «Памяти Василия Шабанова»:

Уходят рано русские поэты
И обретают вечный непокой.
Уходят сквозь восторги и наветы,
Не надышавшись синью снеговой…

… И если рядом вдруг друзья споткнутся
И навзничь, как в атаке, упадут,
То правды груз не должен покачнуться,
Его другие на себя возьмут…

Глаза нам вспышкой боли ослепя,
Уходят рано русские поэты.
Удел живых – душой скорбеть об этом
И всё, что сердцем яростным согрето,
Успеть сказать за них
И за себя.

Эта статья – лишь начало разговора с  Геннадием Серебряковым. Как скоро будет продолжение – зависит от Вас, читатель!  Берите в библиотеках  книги поэта, читайте, переживайте, думайте вместе с ним! Это – светлые переживания и высокие думы! Это – стихи настоящего времени: времени памяти, времени сердца. Россия говорит с нами голосом своего поэта – Геннадия Серебрякова:

Только знаю – не забудет
Моё сердце ничего.
И что было, и что будет –
Всё вмещается в него.
Вот забилось с новой силой
Тихой грусти невпопад…
Над Россией,
Над Россией
Гуси-лебеди летят…