глава I

                Глава I
                1968 год


Март в этом году выдался на редкость теплый. В 20-х числах высохли все лужи, и дорожная пыль клубилась серым туманом от малейшего ветерка. Алексей Николаевич  проснулся рано, пяти часов не было. С постели подыматься сразу не стал, поворочался с боку набок, чтобы размять кости, и только потом спустил ноги на пол. Стараясь не скрипеть половицами, вышел в сенцы и раскочегарил примус под чайник.
 – И чего тебе, пердун старый, не спится? – заворчала, проснувшись жена.
 – Сам не спит и меня разбулгачил.
– Проснулась? Вот и, слава Богу! Потчуй мужа, чать-то именины у меня, забыла что ли? Сегодня ж 30-е, «Алексей – Божий человек», стало быть, мне нонче 80 стукнуло.
 – Ой, и то правда.
 Легонькая. сухолядая Анна ловко спрыгнула с кровати. Быстро взбила пуховую перину и подушки, постелила кружевной подзор, покрывало и накрыла подушки сверху кружевной накидкой. Кровать всегда была украшением в избах и днем к ней не прикасались – сидели на сундуке или на лавках. Диваны были далеко не у всех.
- Стало быть, сёдни девки твои, халды,  припрутся с проздравлениями.
 Не любила Анна мужниных детей за норов, за шумливость. Те, впрочем, платили тем же, не могли простить мачехе ее черствости и скупости.
 – Ты, Анна, опять скребешь на свой хребет. Не трожь девок. Давай-ка лучше спозаранку  на базар сходим, а то маслице кончилось. Придется на «мангарине» готовить.  Купим мясо на курник, да «секу» (хеку) на жареху.
Базар, несмотря на ранний час уже шумел. В мясных и молочных рядах бойко торговали колхозники. Потные цыганки, обвешанные пуховыми шалями, хриплыми, прокуренными голосами навяливали свой товар. Одна, не вынимая цигарки изо рта, набросила шаль на Анну.
 – Возьми, видишь, сразу красавица молодая стала.
  – Да подь, ты к черту, липуха- и Анна бросила шаль торговке обратно.
 - Пойдем Алеша отсель. Ужо всего накупили, пора до дому.
Над базаром вдруг поплыли звуки аккордеона и два мужских голоса слаженно, хорошо запели «Раскинулось море широко».
 – Пойдем, бабка маненько послушаем.
 Слепой аккордеонист и безрукий певец, оба в неизменных тельняшках и черных флотских брюках, по выходным давали на базаре концерты. Слушателей собиралось много.Память о войне была у народа в ту пору ещё сильна и "вагонные" военные песни   были очень популярны.  Пели эти песни, как правило, фронтовики-инвалиды. К 1968-ому в Троицке таких певцов осталось двое…Старик дослушал песню и положил рубль в бескозырку.
 – Спасибо, сынки, за песню.
 Анна зашипела:
- Сдурел совсем?Цельный рубель отвалил!Всё одно пропьют!
- Эх, бабка, змеинное твое нутро, рубля пожалела. Да нам на них вместо икон надоть  молиться.А пусть и выпьют,им можа легче с того.
 Дома Анну ждал неприятный сюрприз. Сняв юбки, старуха с ужасом обнаружила, что праздничные вискозные панталоны,которыми она шибко гордилась и всегда норовила похвастаться перед товарками на завалинке,  исчезли,будто испарились. Видимо, резинка лопнула, и скользкая ткань бесшумно  свалились с бабкиных чресл по дороге. Полуслепые старики, перешагнули через них не заметив, и поковыляли себе дальше. Дед долго хохотал, подтрунивая над женой.
 - Энто ж надо, шаровары посеяла! Ой не могу!
  – А ты куды смотрел, горбыль старый, - окрысилась бабка.
 – Туды, куды и ты.
После обеда пришли дочери Алексея Николаевича – Маня, Зина, Мага, Аграфена.Все с полными сумками снеди. Крошечная малуха, в которой жили старики, для гостей была тесна, и женщины  едва расселись за уставленным закусью столом.
-Ну,тятенька,Ангелу-злат венец,а тебе-доброго здоровица!
 Старик в новой темно-синей косоворотке в мелкую полосочку, выпил рюмочку беленькой,пожевал чуток маслянистую корочку курника и скомандовал:
-  А ну, девки, запевай, «Вспомним братцы про былое».
"Девки"  откашлялись и младшая, Мага,повела запев:
-"А вспомним,братцы про былое,
А как в Карпатских мы горах,
А как мы жили-проживали
Да войну с немцами да вели."
Сестры подхватили сильно,слаженно и песня,набирая силу, потекла густой патокой; вольная как степь, как сама душа казачья.
-"Заря черкнула на востоке,
А командир у нас не спал.
Вот подал он команду к бою,
Огонь открыть он приказал"
 Старик пел, облокотясь на стол, зажав голову руками и закрыв глаза. Пел и смахивал костистой ладонью слезы.
 – Эх, девки, вы мои дорогие! «Все прошло, пропала сила, притупился взгляд…» Решили мы с бабкой жить порознь. Дочь Танька ее к себе зовет. Знать-то пора, уже штаны терять начали.
 – Да, тьфу, на тебя, замучил уже энтими штанами – заворчала Анна.
 – А ко мне Нюрка скоро приедет, опять с мужиком разошлась, вот и я под присмотром буду.
Чую,последний разок эдак вот с вами,дочки,пою...