Священник

Человек в тоге сидел на каменном стуле и смотрел в узкое окно. Серп теплых вечерних лучей вырубал на портрете сидевшего рыжий профиль. Последний обладал правильными, но сжатыми в мучительных эмоциях чертами. Борозды морщин от душевных метаний проросли на нем как трещины на коре деревьев. Чтобы через каменный узкий просвет расширить обзор, человек поднялся и опирался бедром и плечом на каменную спинку. Низкое солнце било алым ключом по пейзажу. День катился к закату. Жрец тяжеловесно вздохнул, отошел от окна. Зачерпнув чашей из стоявшей у входа кадушки воды, сделал глотки, подвязал сандалии, схватил посох и маршем вышел вон. Смеркалось. Ступни жреца внушительно ступали на остывающую землю, которая неторопливо одевалась в уютную рубаху ночи. Походный шест вбивался в песок и выбивал из него камни. Жрец направлялся вперед с пыхтящим боевым ритмом. Он устремлялся для какой-то важной и неординарной задачи. Местность укутывалась для сна мраком. Через 18-ую долю дуги Солнца он вошел в лес, а еще через 36-ую - в пустошь, откуда и начался кропотливый подъем на главную гору. Трудные каменные ступени чередовались с ровной тропой. По пути жрец подходил к обрыву, с которого были видны часть моря и город в огнях. Тут ходок останавливался, чтобы смотреть вниз. Волны с этой высоты казались бледными ремнями, медленно ползущими к береговой черте. Дальше тропа ненадолго спускалась к воде. И священник гулял вдоль берега, опускал и поднимал голову. Зрачки его были устремлены на море, на кромку гальки на воде. Отсюда тропа снова резко пошла вверх, и имевший посох падал глазами на скалу, в лунном свете сбитую свинцовыми досками в громадный забор. Ночной гость вглядывался в плато на ней, бросал взгляд на город внизу. Последний медленно засыпал и гасил нервные огни. В камнях ощущалось дрожание тревоги, что-то мертвенное, разлагающееся, бесноватое, но вынужденное жить.

Когда появившаяся между двух каменных кекуров-столбов высоченная дверь отворилась, оттуда на бычьих ногах с копытами показалась громадина ростом в три сажени. Хитрый сощеренный взгляд на узком к  подбородку лице вцепился в жреца. Бараньи рога великана мотались на голове. Волосы - как прилипшие - были косо зачесаны на бок. Под шеей на цепи висел рубин. Появившийся убрал коварную узкую улыбку и породил слова:
- Священник, который третий час стоит как чужой, пусть заходит.
Оглядывая рогатого, человек на миг вздрогнул, потом собрался с волей, тоскливо вздохнул и вошел в каменные врата, рожденные под небом звездным.

*

В лунном свете посреди неясного гранитного поля с колоннами уходившими в ночное небосвод, стояли двое. Иногда они ходили, иногда останавливались друг перед другом и по-очереди открывали рты для  слов. Где-то над скальным обрывом происходил их променад. Один был пришедший к горе священник. Второй - в голубой точно пушистой мантии из парчи - был чиновник ада. Священник был в сером, но дорогом льняном облачении языческого жреца. Чиновник был высок. Со смешной короной. От шагов его сотрясалось поле гранита, и оно же колыхалось волной впереди стоп. Смотрели куда-то вниз - на город внизу. Кое-где были разбросаны огни в узких окошках. Разговор был такого содержания:
- Я дал тебе самые высокие полномочия. Знаешь, Киприян, сейчас ты самый сильный вождь и жрец на земле, ценишь ли ты это?
"Чиновник" задавал дружественным, но странным холодным тоном тезисы, а гость, прошедший через ворота по зову барана, отвечал:
- Да-да... Я ценю... Но сила земная - это песчинка для небес со звездами.
Качавший гранит рассмеялся:
- Я всегда ценил твои амбиции. Ты сразу метишь в небо, жрец... Не стоит ли тебе умерить свой пыл?.. - он опять прогулочно пошел вперед,  сотрясая то же поле, - цари говорят о тебе с трепетом и страхом... Даже земная сила - это очень много...
Потом парченосец добавил:
- Ты много дал мне жертв. Кровавых и дерзких. Князи ада завидуют тебе и твоему положению... Стоит ли рисковать таким  раскладом вещей?
Бес сверкнул на гостя сотканными из игл глазами:
- Поверь, Киприян, умом и логикой не дойти до понимания правды добра и зла.
Тут в глазах жреца скользнула некоторая пелена недоверчивости, и он осторожно начал новую линию  разговора:
- Есть некоторые особы, к которым я применял силу, одолженную от вас, но они не подчиняются ей и сбрасывают все натиски своей верой ...
Хозяин места усилил напор взгляда на гостя, буравя того напряжением очей, а гость тихо и кротко продолжил:
- Это христиане...
Взгляд Чиновника тьмы был каменным. Названный священником уверенней продолжал:
- Бесы с моих кулаков стаями бьют их, а они скидывают их своим крестом как медведь котят с плеч... Где же тут логика победителя и сила правды?
На этих словах слушавший в парче опустил голову, очевидно расстроенный направлением мысли изложившего суть вопроса. Через секунду ответил так:
- Видно, Иустина не дает тебе покоя... Существа христианской породы мешают нам жить, правду говоришь, Священник... В этих мерзких играх они - не самый приятный подарок... Но зато полезный барьер в олимпиаде... Потерпи, Киприян... В этой свхатке надо подождать, - говоривший поднял голову с голубыми глазами и белокурые почти  золотые волосы, - скоро наступит золотой век, когда можно будет взять христиан одной лапой и бросить на жратву львам...
- И придет на них наша сила как топор на цыпленка, готового к супу, - издал блеяние тот самый баран, который встречал гостя. Теперь этот, высокорослый, втыкал копыта в камень возле колонны, которую они проходили.

В этот момент скопище туч в небе подвинулось, и горькая страдающая луна ответила светом так, что крест, ровный и большой, образованный тенью этих туч, лег рядом с ногами стоявших на граните. Покрывшийся изморосью чиновник ада в голубом золоте медленно отодвинулся от выпавшего крестообразного пятна. Причина была в том, что оно пришло в движение в сторону говоривших. Собеседник заметил это тонкое событие и  неожиданно посмотрел на хозяина силы остро:

- Знаешь, Вельзевул, если ты боишься даже тени Креста и трепещешь имени Христа, что ты будешь делать, когда Сам Он придет на тебя с силой?

На эту фразу чиновник в тоскливой мрачной утомленной улыбке поменял голос на необычный низкий и:
- В день какого-то лунного месяца, когда Юпитер пройдет по пути Солнца, а Венера, плюющаяся чахоткой преданности, пройдет пурпурный и последний закат..... - тут говоривший поднял глаза и оскал улыбки и продолжил, - Кто-то зарубит священника, променявшего великую любовь к царю на печень мертвецов...
И с этими словами главный этого замка, который до того стоял властно и рассудительно и носил чудную одежду, набросился на бедного жреца. Подмахнув полами своей голубой рясы и превратившись в атакующего изогнувшегося ящера-лягушонка, выставив вперед лапы с когтями, он жадно прыгнул в шею.

Каменное лицо жреца вытянулось и застыло. Бес в один миг повалил священника. И тот видел перед собой мрачную гримасу с глазами, в которых вращались красные сверла. Кроме самого зверя в парче из его рта вылезла змея и также целилась в  служителя языческих обрядов. Ухмыльнувшись, чудовищный "царь" занес кулак и стал мутузить лежащего по лицу. Безжалостные колотушки обрушились на щеки. Жрец бессильно отворачивал головой по сторонам, будто хотел видеть поочередно, что находится с одной и с другой стороны гранитной ратуши. А кулак разрушительно прикладывался к худым скулам. Неожиданно в один момент избиваемый не отвернул головы, а мучительно сморщился, зажав веки глаз. Кулак агрессора при этом, не долетев очередной щеки, исчез.

Прошел миг. Избитый открыл очи и увидел, что лежал на траве. Зала с машущим кулаком чиновником и бараном у колонны не было. Над ним одним высоко светило полуденное солнце. Истощенный и лишенный сил, он потянул руку к теплой белой звезде и хрипло прошептал:
- Бог...


*  *  *

Женщина лет 45 вошла в дверной проем и, не обнажив эмоций, огляделась. Иоанн солидарно обвел взглядом келью:
- Матушка, здесь будешь теперь жить... Комната брата, она же и гостям.
Названная матушкой едва заметно вздрогнула и продолжила мысль нового сына:
- Да, сыновья грома подвинулись ради очередной гостьи.
- Не гостьи. Матери, - поправил точный и деликатный хозяин дома.
- Что ж, тут и будем ждать нашего Спасителя, Его второго величественного пришествия.
- Может и тут, а может нас заберут раньше второго появления в этом месте. Он же не сказал, сколько еще поколений родится и преставится пред Ним до того времени славы, - рассудил сообразительный ученик.
- И то верно.... Но благословен Грядый во имя Господне. Тут в молитве и дождемся нашего отшествия.
Женщина освободилась от нервной пелены, положила скраб на табурет. Юноша поспешил убрать лишнее с кровати и табурета.
- Будешь знакомить с семьей?... Активную мать твою я знаю, а Заведей от меня ловко прячется.
- Ха-ха. Нет же. Он стесняется.
Насельница комнаты пошутила:
- Вернется - мы поставим его перед фактом. Будет в его доме проживать какая-то дама. Сил у меня немного, поэтому говорю ерунду. Помолимся моему Сыну да засопим детскими снами. Теперь мы четко знаем, куда полетит молитва. (Женщина ткнула пальцем на потолок)
Юный прозорливец рассудил далее:
- Да, сейчас значительно проще и надежней. На очевидцах большая ответственность. Важность момента донести до многих поколений. Тут походами в разные концы земли не обойдется. Нужен глубокий рукописный труд. Не летопись и не мемуары, а пергамент иного сорта.
- Ты упростишь людям задачу и напишешь, осмысляй пока, - серьезно ответила новая квартирантка.
Юноша замолчал, сморщил переносицу и смотрел на окно. Потом отвлекся:
- Марана фа; ей, гряди, Господи.
- Я думаю, придется еще жребий бросить, кому куда двигать с историей увиденного. Но это дело еще не то, что мы сделаем в письменах. Нам образованного надо... То, что произошло, надо еще емко осмыслить, а потом внести на пергамент. Мир под солнцем узнает об Агнце через записанные слова. Пускай с проповедью разойдемся, но для будущих поколений нужно записанное в свиток слово. А предположим, появится много людей прежде Его пришествия в силе?... И тогда лицом к лицу не расскажешь. А со свитка - будут переписывать в сто и более крат без искажений.
- Матушка, у нас образованных-то нет. Ты да медик-Лука. Остальные - пастухи да рыбаки с образованием из собственных ошибок. Мы только инструкции к рыболовству можем изготовить, ножиками на корме вырезать или в канаты пояснительные листочки вплести.
- Будем молиться, и Он устроит. Может, даже сделает кого-то достойным из прежних гонителей.
- Хех, Павла?...
- Я бы не удивилась. Все на Господню Волю. К примеру, ты да Павел: так всё и устроите. Если молитвой даже колдунов можно обратить в Епископов, что уж говорить о римском чиновнике.
- Ты про каких колдунов?
- Неважно.
- Если этот господин Павел изменит ум, забудет ли он сладость, с которой нас плетьми гонял? Ладно, Бог с ним, с Павлом. Матушка, а ты помнишь, как в детстве 30 ступеней прошла вверх в храм и оставила родителей за спиной?
- Со школы для девочек помню себя. Все говорят, что я так прошла, но в голове не отложилось. Небесный Сын прикрыл воспоминания рукой. С родителями потом заново знакомилась.
- Надо же. А я вот всегда с папой и мамой. Вся ваша жизнь - это терпеливое ношение мук. Я только сейчас понимать начинаю. Сначала жить с мыслью, что убьют саму за неверность, потом прятаться и кочевать, поскольку Сыну угроза, потом Сын уходит, ну и самое страшное, как его убивают на твоих глазах.
- Иоанн... Ты маловерен. А надо сгустить много веры себе.
- Вы его маленьким на руках держали. Вы его утешали, когда он плакал, не мог уснуть. Это какую любовь надо иметь... Его воспитывать, зная что Агнец, что для страданий.
- ...И для Воскресений.
- Ну да, для воскресений.
- Что-то ты стал говорлив. Не бес ли в тебя вошел?
- Да я нормальный, без душевных подселений, - шутил отрок, - Матушка, насколько страшно было сказать ангелу согласие, зная, что по нашим законам ребенок вне супружества - смертный грех. За такое и избить могут.
На это женщина промолчала...
- Кроме папы и мамы у меня теперь дополнительная матушка. Скажи, здесь все, что нужно тебе?
- Пожалуй.
- Ты тут в безопасности.
- Ох, меня прячут не для моей безопасности.
- Для чьей же?
- Для их: чтоб из меня они идол не сделали... Спасителя нет - давайте из мамы. Чтоб поклоняться человеку не стали.
- Так и есть. Кстати, скоро с тебя напишут первую икону для целей поклонения.
- Вот как?... Кто же?
- Ну кто у нас самый образованный медицинский ученик?
- Ох, уж этот Лука. Что там будет изображено? Я?
- Вы... И Спас.
- Я его держу?
- Ну да. На ручках.
- Не вернее ли измарать, как Мессия нас всех держит?
Юноша осмысливал:
- Доска мала. Люди хотят проще и понятней. Для пытливых умов будет дано иное.
- Не по годам ты умен. Сын мой, устала я.
Юноша спохватился:
- Да, конечно. С важными выводами о пользе слова и о смысле безопасности помолимся да отойдем ко сну. Комнатка посодействует твоему отдыху. Я вижу, ты действительно сильно устала.
- Моя "жалость Божья", а ты где будешь?...
- Моя пещерка за стенкой. Постучишь - и я прибегу. Ну как обычно.
- "Обычно" - самое надежное.
- Будет страшно - стучи... Кому я говорю. Матушка, ты какая-то бесстрашная. За Стефаном идти не боялась, и на гробницу Учителя - не боялась, хоть там и стражники сидят.
- Эти ничего не видят. Так я шапку-невидимку одевала и туда.
- И ангелу в отрочестве решила ответить согласием. А вот могла бы отказаться. Если б ты тогда ответила Гавриле "нет", весь мир бы перевернулся?
- А ты бы ответил "нет"?
Женщина испытующее глядела на юношу. Тот пожал плечами.
- Вообще, мой Сын приходится тебе дядей, знаешь это? Я ж - супруга твоего дедушки.
- Да, Дядя мой был, что надо...
- А во сколько папа тебя стал брать рыбачить?
- Не помню... Лет в десять?
- Раньше научился так - ловчее навык, рыбак.
- Не исключено.
- Значит, легче выхватывать рыбку душ будешь. Начинай молитву, пророк молодой.
- Меня спрашиваешь начинать?..
- Тебя, тебя.
- Тут бы спросить начал у апостолов, что постарше да поразумней.
- Разумных учеников, что смеялись с мальчишки, когда он в адамовой наготе носился везде голый? Увольте! А то, что экономит одежду, которая стоит большого труда и денег, не понимали. Да, тебя, неразумного отрока, который не боится легионеров и у Креста остался, пока взрослые ученики разбежались.
- На мужество матери глядел и не успел рассудить о безопасности.
- Много ли разглядишь, когда такая тьма зависла над Ершалаимом? Не увиливай, - испытующе просила юношу женщина, - Ты чего не убежал?
Юноша смутился и дал рассказ:
- Перед глазами запомнилась одна картина. Она не дала делать ноги.
- Поделишься?
Открытый юноша поделился:
- В доме, когда ели с Ним последний раз, мы там хлеб делили. Веселый галдеж кружил за столом. Рыбаки смеялись, переговаривались и хвастались.
- Чем хвастались? - Ухмыльнулась женщина, качая головой.
- Ну это... Мол, кто ближе к Наставнику. Я получил свой ломтик из Его руки, посмотрел не на Учителя и дядю, а как бы сквозь Него - духовным зрением за спину - и с ужасом увидел еще сотни, тысячи глаз и лиц, уходящих за горизонт стен. Они тоже одновременно с нами получили свою пресную краюшку, жадно съедали, запивали вином, становились золотыми. А сверху всех - еще и полчища ангелов. Я перепугался.
Женщина слушала очень внимательно:
- Раздаватель хлеба тебя поймал....
- Он уловил мое откровение и наверно мне одному шепнул: "Видишь это, поэтому и не предашь." Я похолодел, ничего не ответил. Стал молча жевать свой дар, сопоставимый с золотом или ладаном. Мы как дураки ржали, ведь нам казалось, Он всегда шутил. А там за каждым словом весь мир колыхался.
- Что потом?
- А потом я бессовестно уснул со всеми, когда Учитель в саду молился, и безумная стража пришла. О, пришедшая в дом мой, кто, если не ты, понесет весть о нашем Спасителе в грядущие поколения? От всей земли только истерзанная мать и стоит перед убиваемым Сыном. И если не она...
Женщина прервала отрока:
- То найдутся другие люди. Соберутся вновь те, кто разбежался прочь. Не мы, так другие - кто за нами. Если надо, камни возопиют, и младенцы о Нем воскричат.
- Как и было в Иерусалиме за семь дней до Воскресения.
Глаза гостьи сияли:
- Истина из Спасителя просветила мир таким ярким светом, что мир так или иначе преобразится. Кто об этом свете расскажет, найдутся. Ладно, лентяй. Не уводи меня от молитв, важнейшего из занятий. Я начну. Ты подхватишь. А то на ослике пустословия мы далеко не уедем.
Женщина изменила тон, начала молиться:
- Сын мой и Бог мой, оставивший нас до поры...
Быстро схватывавший мысль юноша вторил ей по-простому:
- Равви, привет. Как ты там?
- Помоги сохранить веру, дай сил упрочить церковь твою, которую Ты основал. Хотим подготовить людей к Твоему приходу в Славе. С небес руководи нашими направлениями. Мы не сильно соображаем, что делать, вот подсказывай. Се работница Господня... Се работник Твой...
В паузу молодой ученик решил спросить:
- Матушка, вы обо мне наверно что-то уже знаете?..
- А ты обо мне?
Юноша заулыбался:
- Ну ясно, по правую руку сядете от нашего Мессии, а Предтеча - по левую, и будете во всем помогать, вести дела в небесном домоустройстве.
- А ты, значит, по правую руку от меня, и буду посылать тебя на ангелов, контролировать, как выполняются мои поручения?
- Я только по управлению рыбацким делом смыслю.
- Как быстро старших наставников под перст взял.
Юноша потупил взгляд.
- Первый вопрос - отвечаю. Выпьешь чаши с ядом, пройдешь кипящие котлы, и в волнах кувыркаться придется дней 14. Это все  будет нипочем. А похоронят живьем.
- Ужас! - Мальчишка округлил глаза и отпрянул к стене.
- Хех. Не готов усвоить - молись и не интересуйся.
- О чем молиться после такого!
- Ты будешь спрашивать в мольбах то, что мир будет просить и не сможет понять до конца дней. Кстати, по захоронению - ты сам это попросишь. Не переживай, ты от насилия не умрешь.
- Уф.
- Сюда зеваки не начнут заглядывать?
- Удаленность дома очень выгодная. И говорить любопытным умам о тебе мы не собираемся.
- Еще немного молитв и на ложе.
- Да-да.
- О чем загрустил?
Молодой человек хлестнул больным взглядом на женщину:
- До сих пор перед глазами это зрелище. Спас избитый. Сломана челюсть. И глаз заплыл... Думаю, может это все мы виноваты? Равви, и все это из-за наших грехов.
Лицо гостьи передернулось и на миг покрылось мраком:
- Проснешься завтра и уточни. Сходи в синагогу и к библиотекарям, спроси. Каиафа-ли виноват, Пилат-ли, Израиль? Может, легионер, что гвозди прибивал?
- Я схожу со временем, спрошу.
- Или первые люди имели вину, и еще сколько поколений после нас будут жить безбожно. Или, раз не умолили небесного Владыку, Он не услышал нас и не отвел палачей, то только ты и я виноваты? Вот фраза для историков: мы все во всем виноваты. Ангелы о смысле этой жертвы рассудят, но и у них ума не хватит. Ясно только, Кто не виноват.
- Он, один безгрешный.
- Да. Иди ко сну. Не забудь, о виноватости рассудишь поутру. О, Боже, Боже... - Женщина закрыла лицо руками. А юноша, опустив голову и кусая губы, стоял и потом ушел.

КОНЕЦ КНИЖКИ