слушая тишину часть 2

Вечер пахнет кофе, спускается ласково, неторопливо, очерчивает тень вокруг горящей свечи. Остаток дня я провела с Джимом, завершив его АукцЫоновским «Фа-фа». Достигнув плавности во внутреннем ритме, выключила звук. Сижу на полу, обняв босыми ногами подсвечник, следя спокойным взглядом за мистической пляской тонкого язычка пламени, не давая оформиться мыслям, но их обрывки проникают в меня, сбивая стройную систему главного Я.
«Не разбрасывайся тем, что имеешь…» Отбила. Не хочу думать. Расслабляю пальцы, кисти, локти, спину, веки. Тихо. Слушаю себя. Во мне покой, но он неустойчив. Легкость упорхнула, выбросив тяжелый осадок. Что ж. Я предала одиночество, теперь надо платить. Сама опоила себя сладким зельем, зная, что когда-то придет горькое послевкусие. Почему же все так? Почему такая большая, нежная, ласкающая любовь, выросшая во мне, ранит того, кто для меня дороже всех на свете? Резь внутри, в моих наскоро прикрытых рваных лоскутах. Обещала не думать. Не глядя, двигаю к се6е подсвечник. Заблудившиеся пальцы касаются живого огня. Я не отдергиваю их, погружаюсь в ощущения физической боли, освобождая от стальных спиц истерзанную душу. Резко сжимаю в кулаке маленький огонек – гаснет. В темноте тишина раздвигает пространство. Полное ощущение пустоты. Легчает. Не раздеваясь, падаю на узкую кровать в кухне (в комнату не пойду). Спать.
…Шаги на лестнице. Неуверенно-суетливые. Он или не он? Скрежет ключа. Он! Горячая волна паники. Тут же морозный холод. Снова горячо. Липкий пот окутывает тело. От кончиков пальцев по рукам и ногам прокатываются волны дрожи. Сердце подпрыгивает, мелко колотится где-то в горле. Мечутся в мозгу мысли-просьбы: «Пожалуйста, пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы он никого не трогал… Пусть все будет хорошо… Пожалуйста» Скрип открываемой двери. Бух! Спутанные шаги. Одеяло на голову. «Мы все спим. Мы ничего не слышим. Пожалуйста!» Тяжелое дыхание близко, шорох, удаляющееся шарканье. Возня, чертыхание в соседней комнате, скрип дивана. «Пусть он уснет, пусть тихо спит до самого утра». Тягучее ожидание, стиснутые зубы, натянутые нервы-струны, осторожное выныривание из душной постельной норы (только лицо, чтобы дышать)…
…Коридор, отблески света в дальней комнате, грохот, вой. Бегом туда – скомканная ковровая дорожка, белое лицо-маска, кровь и слезы, «Папочка, не надо!», зловещая тень - страшная, любимая, кулачками по стене, зажмуренные до рези глаза, перевернутое зеркало внутри, трещины на стекле…
Просыпаюсь с коротким вскриком, осознаю с благодарной волной облегчения – я взрослая, это мой дом, и я здесь одна. Тишина. Безопасность. Еще бурлят кипящие брызги в груди, глубоко, так глубоко, но уже не прожигают, медленно, медленно остывают. Подушка мокрая от холодного пота, одежда тоже. Разбуженный Фенимор таращится на меня желтыми черточками глаз. Выхожу в коридор, закуриваю, открываю дверь во двор, подставляю лицо свежему ветру. Давно эта дрянь не оживала во мне. Вспыхивают в мозгу старые правила: НЕ ПЛАКАТЬ, НЕ ПРОСИТЬ, НЕ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ. Услужливая память вытаскивает из темных закоулков детский возмущенный вопль «Я не хочу жить с вами, я не могу так!» и разрезающий пространство ответ: «Выбора-то у тебя нет». Боль в отцовском взгляде, ноющая любовь-ненависть в сердце ребенка, вина, страх, щемящая жалость…
У Игоря есть выбор. Я не вынуждала его остаться. Отпустила. Пусть решает сам. Я не умею ни с кем жить. Но если он вернется, я научусь не ранить. Если он вернется.
Захожу в дом, раздеваюсь, ныряю в постель. Фенчик укладывается на моей груди, сворачивается мягким клубочком. Да, дружочек, здесь болит, полечи меня.
Дни заполнены ожиданием, чаем-кофе, безвкусными перекусами, молчанием, мятыми сигаретными пачками, музыкой. Хорошо, что у меня нет телефона – не превращает нервы в провода. В один из вечеров вдруг остро ощущаю необходимость Сашиного присутствия. Вытаскиваю из шкафа чистые джинсы, натягиваю тонкий свитер, ищу туфли. Стук в окно. Я не пугаюсь, знаю, кто пришел. Бегу открывать.
- Привет, Нел! А мы тут с Федором забрели случайно.
- Саш, если бы ты знал, как я рада вас видеть!
- Знаю.
Время замедляется, идет по кругу, дружеским смехом заполняет пустоту. Федорова светлая улыбка освещает комнату. БГ нежно разбавляет тишину. После мы играем в покер, пьем водку и чай, курим в открытое окно, рисуем на тетрадных листах свое восприятие сложного. Около полуночи Федор сдается и мгновенно засыпает на кухонной кровати. Саша показывает замысловатые закорючки, просит разгадать.
- Не, без шифра я не могу.
Внезапно стреляет в меня вопросом:
- Где Игорь?
- Ушел.
- Надолго?
- Не знаю. Может, навсегда.
Глубокая затяжка, вопросительный взгляд.
- Саша, ему со мной плохо. Он сказал, что это трудно и что ему надо подумать.
- Да ты ему не по зубам просто. Молод еще.
- Вы ровесники.
- Я помню. Нел, он домашний мальчик, ему такая, как ты, даже присниться не могла. Его еще учить и учить.
- Это неважно. Для меня он – лучший.
- Что собираешься делать?
- Ждать.
- Долго?
- Пока не сдохну. Или не дождусь.
- Как все серьезно. Тогда пойди и верни его.
- Я не могу. Если я повисну на нем со своей болящей любовью, если навяжу себя, он все равно потом уйдет.
- Ну навязаться-то не получится, если он не захочет. Ты сама чего хочешь? Гарантий? Легкости? Так не бывает.
- Я люблю его. Не хочу, чтобы ему было плохо. Почему у меня не получается?
- Ты слишком много думаешь и этим себя держишь. Отпусти, не заморачивайся, просто чувствуй, что есть, и дай ему это почувствовать. Отдай все, возьми, что сможешь, люби в полную силу, не бойся.
- А если…
- Стоп! Нет никаких если, вдруг, потом, свободы, несвободы, правил. Он тебе нужен – скажи ему. Не захочет – не останется. Но он должен знать все. А мне пора.
- Остался бы.
- Я лучше прогуляюсь. Ты спать иди.
- Саш, я очень тебя люблю, просто как человека.
- Я тоже тебя люблю как человека. Все, пока.
- Пока.
Я проспала почти до полудня. Разбудило меня солнце, настойчиво пробивающееся в щель между шторами. В кухне пустая кровать, наспех застеленная. Ушел Федор. Ну и хорошо, не до общения мне как-то. Сегодня. Я пойду к любимому сегодня - и будь что будет. Занялась умываниями-одеваниями-расчесываниями, стараясь не прислушиваться к начинающемуся внутреннему дрожанию. Как же мне страшно! Наткнулась на Гошину книгу, повертела её в нервных пальцах. На пол спланировал белый бумажный листок. Подняла – тот день вернулся ко мне.

наносить воды сделал
вымыть посуду выполнено, кастрюлю сама отдирай
прибраться в этом бардаке вроде получилось, смотри
Ли, какой дождь ты же не взяла зонт

Ударило по глазам, рассекло грудь, иглы в ладонях, боль-боль-боль. Упала на колени, заползла в угол, уткнулась лбом в стену, замерла.
…Сумерки слизывают оцепенение, возвращают восприятие. Оно так болезненно, что я не могу находиться в покое – кружу испорченным волчком по комнате. Все! К нему! Иду быстро, быстро, лишь бы не давил этот туго скрученный узел в животе. Все равно терзает. Я тихонько скулю, время от времени жалуюсь сама себе: «больно!». Высказанное вслух, чувство чуть притупляется, и вспыхивает с новой силой. Подхожу к его дому, почему-то не могу заставить себя войти в подъезд. Ноги не слушаются, по лбу струится пот, в голове навязчивый звон. Поворачиваю обратно, снова возвращаюсь. Что за безумие? Поднимаю голову. В его окнах густая тьма. Нет дома! Вспыхивает внутри невозможная надежда: что, если… Если он вернулся? А я здесь. Разворачиваюсь и бегу. Бегу так, как никогда в жизни не бегала – еще чуть-чуть и взлечу. Останавливаюсь у подъездной дорожки, не могу отдышаться. Сейчас я заверну за угол и… Шаг, еще один. Раз, два, три, четыре, ну же!..
Спотыкающаяся фигура, кружащая между окном и дверью с неуклюжестью слепого.
- Гош?