Самая темная ночь... -24- глава

                -24-

...А в это самое время, за железным ограждением торговых помещений рынка, собиралась рать цветного сопротивления. Высокий темнокожий парень, стоял в центре собравшихся, и громко провозглашал:
- Как вы понять не можете, простой истины!?
Нас будут бить до тех пор, пока не вмешаются власти.
 А так как они не торопятся, что-то конкретное предпринимать, мы вынуждены сами оказать отпор бритоголовым. - Разноязычные торгаши, высказывали свои мнения, и все они были противоречивые. Переполненные эмоциями, собравшиеся иностранцы говорили на родных языках, затем переходили на ломаный русский.

Одни предлагали отсидеться, пока все не утихнет. Другие послать за милицией, пока не поздно. Третьи требовали пойти к скинхедам и объяснится.
Четвертые предлагали действовать, теми же методами.
Принявший на себя роль старшего, темнокожий парень продолжал.
- Прежде всего, нам следует успокоиться. Я здесь живу уже пятый год, и за это время ни чего не изменилось. Мы прячемся, и ведем себя именно так не от хорошей жизни, и не, потому что мы нарушаем закон.

Мы прячемся потому, что боимся. Боимся скинхедов, боимся властей, которые тоже нас не жалуют…. И на это имеются тоже свои причины.
Потому что кроме порядочных иностранцев в их страну понаехало всякой…, выражаясь их языком, рванины. Попробуй сразу разберись, кто есть кто?
– Его речь часто прерывалась одобрительными или негодующими возгласами:

- Неужели ты думаешь, что охрана или милиция этого не видят?
-Скинхедам, не чего боятся, за драку как всегда им ничего ни будет. А нас сразу в "обезьянник" или хуже - «поехал вон домой"!
- Самуил, не лезь. Тебе что больше других надо?
Доносились возгласы со всех сторон. Оратор на мгновение замолкал, затем спокойно продолжал.

- Да, мне больше других надо! Потому что мы злимся на всех русских.
 А я знаю, что русские люди себе такого не позволят.
А это не люди, и с ними надо бороться. Не дать им играть по их волчьим законам.
Они даже больше похожи на жалких койотов, которые собираются в стаи и нападают на нас. Подкарауливая нас поодиночке в темных кварталах и подъездах.
Они ничтожные трусы. Они редко сражаются в открытом бою, на равных с нами условиях.
 У русских есть пословица "На каждую силу найдется другая сила" так пора нам стать такой силой. - Его прервал крик маленькой китаянки, только что вбежавшей с улицы:

- Там уже бьют… Цветного и раненого русского!
- Как русского бьют? За что?
- Он заступился за араба! – Снова крикнула китаянка.
– Так они и девушку бьют тоже.
- Это уж слишком! Кто не трус за мной! Потому что мы не рабы, и у нас есть дело чести. - Самуил первым выскочил на улицу, он от негодования казалось, стал на вид еще больше, еще крепче.

Руководитель "сопротивления" на ходу оглянулся, за ним шли все, а рядом оказалась самая маленькая китаянка. На ходу, поправляя сбившуюся на бок шапку, она неожиданно выкрикнула клич:
- Цветные! Братья, там скинхеды девушку и раненого русского бьют!- И немного потише, добавила: - А белую девушку за что же…


…Громкий топот множества ног, и крики приближающейся толпы, привили в замешательство распоясывавшихся "борцов за чистоту страны и нации".
И без того опустевшая торговая площадка, с приближением "повстанцев" превратилась в вымершую зону.
Даже на большом расстоянии от места событий люди исчезли, растворились.
Ни одного прохожего, ни одного торгаша.
Даже страх за свой товар не мог заставить людей стать свидетелями, не человеческой бойни.

Распаленные дракой бритоголовые, скорее почувствовали, чем заметили воинственно настроенную группу.
Оглянувшись в сторону нарастающего звука "чистильщики", даже не испугались.
 Вернее не предали этому особого значения.
Никогда раньше они не получали отпора, не терпели поражений, за исключением, редких случаев, незначительных ссадин и пары тройки синяков, которые придавали их движению, чувства правого дела, ничто не мешало им ощущать себя хозяевами и вершителями судеб в этом городе.

Все, кроме одного, оравшего беззвучно открывая искривленный рот, и пытавшегося высвободить свою ногу из окровавленных челюстей "Урода", бритоголовые застыли в непонимании происходящего.
Два враждующих отряда, замерли друг перед другом. Наступила пауза.
Тишина зазвенела в ушах. Казалось, что даже ветер притаился, боясь случайно разбудить войну.
Затем наступила очередь, молча оценить противника, и пока мужчины, наподобие боевых быков разглядывали друг друга, маленькая китаянка, с чисто женской рассудительностью, поспешила объявить:

- Бить, мы вас сегодня не будем! Но вы зарубите на вашем носу!
Теперь, и надолго, мы армия, обиженных и разозлившихся иностранцев.
Мы будем сражаться с вами за каждого цветного. Больше мы не позволим вам издеваться над нами.
Крохотная девушка, стоявшая рядом с темнокожим атлантом, казалась еще меньше.
Но от неё исходила такой силы энергетика, что создавалось впечатление, еще секунда не повиновения, и она одним взглядом, повергнет противника в бегство.
 Её мужество передалось остальным, затравленные раньше, приобретали новые качества. Они плотной стеной стали за спиной своей "Жанны" и своего "Спартака".
Совершено не понимая как себя вести и что делать дальше, бритоголовые, " бились в непонятках".  Ультиматум продолжил худенький паренек, с огромной кипой мелких косичек.

- Все, баста! Сушите весла го-спо-да! ... - Слово господа он произнес с иронией и призрением.- Или вы прекращаете свой беспредел, или мы объявляем вам партизанскую войну. Будем бороться с вами, вашими же методами.
Презрительный смешок пробежал по лицам "чистильщиков".
Они даже не сочли нужным объясняться и вести, какие либо переговоры с представителями "низшей расы". Игнорируя даже удостоить взглядом тех, кто к ним обращался.
Но, все же бритоголовые заняли выжидательную позицию.
Раньше такого еще не случалось, что бы цветные нападали первые.
И притом позади у них открыт путь к отступлению. Главарь скинхедовской группировки, уже решивший для себя, что им все-таки придется сматываться, но сделать это надо с боем.

 И что ему как главарю не медленно надо проявить себя, иначе авторитет его будет подорван. И выступить он должен против главаря соперников.
Таков закон, такая цена власти. Бита свистнула в воздухе и замерла в нескольких сантиметрах от виска Самуила. Точно так же замер на лету, клич главного из скинхедов:
- Мочи их! – Но, несколько ударов с одной и с другой стороны быстро решили ход битвы.
- Снимайте с них ремни. - Спокойно скомандовал Самуил.

Его рука крепко сжимала руку нападавшего, тот присел от боли, выпуская биту. Вождь темнокожих, наклонился, поднимая её, продолжал давать распоряжения.
- Свяжите им руки и отведите в участок. – Тройное кольцо «спартанцев» не давало шанса на прорыв и бегство бритоголовым, они были позорно повержены на землю.
-Самуил, это не ремни! - Мигом, обследовав пленников, растеряно ответил мелкий темнокожий, встряхнув при этом головой, так, что косички фонтаном взлетели в воздухе и рассыпались по плечам.
– Это орудия пыток. Ими не свяжешь.

- Зато у нас есть крепкий скотч.
"Жана", мигом достала из своей набедренной сумки моток рыжего скотча. " Мелкий" ловко управлялся с пленниками, словно упаковывал товар и, закончив роботу, обратился к "вожаку":
- Так, что в участок? Но их сразу же отпустят. А нам, отвечать придётся.
- Все у кого документы в порядке пойдете со мной. Остальные идите по местам!
 - Брось! Все равно им поверят... Кто из местных пойдет с тобой в свидетели?
" Мелкий" хорошо знал такие ситуации, и поэтому его пыл понемногу остывал. Чувствовалось, что его охватывает разочарование и растерянность.
Но, тут протиснувшись в центр круга, перед вожаком появилась Марина. Она, наконец, пришла в себя после такого поворота событий.

 - Я, пойду. Я, ещё как пойду! Они... Они, Ожана, доктора избили.
А, он... Он собой нашего закрыл. Русского...
 
…Лука только успел почувствовать, что тело друга стало тяжелее, а потом в голове загудело, набирая обороты, и земля, раскачавшись, закружилась.
Сильно заныл затылок и люди, стоявшие над ними, в этой круговерти превратились в маленькие пятна, понеслись вокруг него, сливаясь в единую тонкую полоску.
 До его сознания еще доносились, чьи-то голоса, он даже разбирал отдельные фразы, которые звучали то тихо, то неимоверно громко и были по ушам.

Он попытался закричать, чтобы помогли Ажану, ему даже показалось, что он выкрикивает имя друга, и от такого сильного крика у него лопаются перепонки, и он уже не чего не слышит. Но на самом деле, из его стиснутого от боли рта вырвался тихий протяжный стон. Маринка быстро склонилась над ним, от её прикосновения, как молния пронзила острая боль, приведшая на долю секунды его в сознание, и он услышал её голос, как визг точившегося метала:

 - Вызовите скорую! ...Корую. ...Орую. ...Р-у-ю-ю-ю! ...Кто не будь, поднимите их... Поднимите их... Поднимите их! ...Помогите. ...же-же-же! Лу-каааа... О-жааааан!
Эхом повторял женский пронзительный голос.
Мелькнула слабая мысль. - Какому-то Луке нужна помощь. -
Дальше сильный гул заглушил голос девушки и уже в полной тишине, как в вакууме прозвучал требовательный, приказным тоном голос мужчины:

- «Дед! Дед! Чего тупишь? Мочи того, что справа! Очистим нашу землю от цветного сброда. Давай работай мышцами на благо страны...» - Далее мелькание ног, рук, незнакомых искаженных лиц. Стоны, крики, чужая речь, слезы, кровь. Кровь, кровь, кровь...
Повсюду кровь, брызги крови, лужи крови... От такого зрелища его стошнило. И он снова услышал женский голос:

- Он ведь два месяца парня выхаживал, с того света вернул. За что вы его так?!
С каждым из вас, или ваших родных может случиться беда, и он как врач, как хирург будет их спасать! И не спросит кто они! И почему? ...
 Марина, плакала, обхватив голову Ажана, пытаясь вытереть его окровавленное лицо от рвотных масс Луки. Осторожно повернув его голову на бок, она опустила её на своё колено.

На другом колене, уже покоилась голова Луки. Сквозь кровь и грязный снег, прилипший на глаза, он смог разглядеть лицо друга. Оно показалось Луке, очень бледным, вернее, стального цвета.
- Ребятки, ребята! Наши приехали!
Сейчас все будет хорошо. Вот и славненько... Вот и чудненько...
Вы же знаете, наши помереть не дадут. Вы только слушайте меня.

Слышите, родненькие, вы только не куда не уходите... Ожанчик, миленький, ты слышишь меня? Ожанчик, это я, твоя Марина. Я обещаю тебе, что буду тебя, любить и никогда не буду с тобой сориться... Правда, правда... Ты только потерпи.
А Орестик, все сделает... Будете лучше прежнего.
Маринка вытирала своим шарфом лица парней, слезы текли по её щекам расплывающихся в дурацкой улыбке.

 Скорая, вопя сиреной, протискиваясь сквозь собравшуюся толпу, наконец, подъехала.
Народ расступился, но узкая объездная дорога, получалась, перекрыта машинами и толпой. Водители не терпеливо сигналили, но на них никто не обращал внимания.

Машина, загружена доверху домашними вещами, попыталась объехать их по обочине.
 Долго газуя и разбрызгивая грязь, она, наконец, выехала на бровку.
Высунувшись из окна, Сергей, изучал обстановку, ничего не разобрав, обратился к своим попутчикам:
 - Вы что ни будь, понимаете в происходящем? Это что, восстание гладиаторов?
 - Нет, Сережа, местность, ничем не напоминает мне древний Рим.
 Тем более эти ребята совсем не похожи на рабов.
Хотя, вон тот темнокожий великан, смог бы сойти за этот персонаж. -

Ирина прижалась лицом к стеклу, с её стороны было удобнее рассматривать происходящее. Ксения, испугано прижалась ладонями и лбом к заднему стеклу, на доли секунды дрожь прошла по ее телу, она видела перед собой чудовищную картину, и характер в этот момент победил ее собственный страх, на его месте появилось негодование, и желание выскочить с машины, и мчатся на помощь тем, кто окровавленный распластавшись, лежали на грязном снегу.
На какую-то доли секунды один из пострадавших повернул к ним лицо и их глаза встретились, Ксении показалось, что она, где то видела уже эти глаза, в которых мелькнула такая яркая вспышка, что девушка тоже вспыхнула, от непонятно откуда взявшегося трепетного чувства тоски.

Но, тут вмешался звук скорой помощи, и Ксения покрылась болезненной испариной, сильно зажав уши руками, что бы ни слышать воя сирены, уткнулась маме в плечо.
Ирина, оторвав свой взгляд от окна,  умоляя, посмотрела на Сергея.
 - Серенький, давай сделаем, что ни будь! -
И обхватив дочь обеими руками, прижала её лицо к своей  груди.
- Поедим от сюда по быстрее!

Сережа и сам все понимал, обычно он никогда не проехал бы мимо, не предложив свою помощь, что-то попытался бы сделать, но сейчас он отвечал за здоровье другого тоже несчастного человека. Поэтому, он, вздохнув, высунулся в окно и принялся, упрашивать собравшихся расступится и пропустить их машину.
Может быть, встревоженный взгляд и умоляющий спокойный голос повлиял на плотную стену любопытных, они без возражений дружно раздвинули свой заслон.

Машина медленно соскочила с бровки, сильно подпрыгнув, двинулась на выезд из создавшейся пробки. От мороза и резкой вибрации, из верхнего багажника, лопнув, раскрылась теннисная сумка и упругий, желтый мячик, соскочив, ударился об заледеневший асфальт, подлетев над толпой, упал прямо в центр происходящего.
В этот момент медики укладывали на носилки Ажана. Мячик оказался под ногой у одного из санитаров, он, чтобы не споткнутся, слегка отфутболил, его в сторону.
 Но грязь и липкий снег не дали, мячу возможность откатится далеко.
Он остановился прямо перед глазами распластавшегося на земле Луки.

Парень, сразу же зафиксировал на нем своё внимание. Это яркое пятно, на этом землянисто - буром снегу, казалось ему единственно живым существом, таким теплым и радостным.
- Как в детстве.- Подумал Лука. - Среди будничного, унылого, грустного дня вдруг происходит чудо, неожиданный праздник, или долгожданный подарок, яркий и радостный... Детство? Странно я не чего не помню со своей прошлой жизни, но этот мячик, почему-то напомнил мне ощущение детской радости.
Но ведь сам мячик не вызывает у меня никаких эмоций, может его цвет? Может желтый, вернее лимонный цвет, с чем-то связан был в моей... той жизни? -
Его размышления прервал слабый голос Ажана, тот пришел в себя и, смотря куда-то вдаль, восхищено произносил.

- Я фител ее…. Я фител мой ранений в туша Анхель… Mon Amour... - Ажана держали на носилках, а над ним склонилось, очень взволнованное лицо Марины.
- Ожанчик, миленький ты, что это, не надо нам про ангелов рассказывать, сейчас укол сделаем, и все будет хорошо.
-Вот, жизнь! Жизнь держись. Да Марина? Анхель… Mon Amour... – Улыбнулся ей Ажан.
Девушка улыбнулась в ответ, склонилась еще ниже и поцеловала парня в треснутые от удара кулаком губы.
Чем вызвала огромный восторг и бурю аплодисментов в иностранной аудитории.
Затем она, смутившись, улыбнулась публике и уже почти генеральским тоном скомандовала бригаде скорой помощи:

- Ребята везите их в нашу, на окружной. Я б с вами, но мне надо здесь все объяснить. Самой.
- Потом объяснишь, поехали, ты же вся мокрая. - Потребовал врач бригады, заканчивая на ходу делать противошоковую инъекцию, раненому коллеге.
- Нет. Там и без меня есть, кому им помочь.
Я, здесь должна…. Так надо. Лука, а ты сможешь сидеть?
Что бы вас увезли одной машиной?

- Да, Мариночка не волнуйся, со мной все в порядке, только слегка голова кружиться. - Луке казалось, что он говорит бодро и даже весело.
Хотя его слова и отдавались громом ему в висках. На шее он ощущал сильную пульсацию вздувшейся вены. - Это не страшно… - Успокоил он себя.
- Пульсирую, значит живу. - На самом деле, он ели скрипел хриплым голосом, а когда его поднимали, ему показалось что подняли землю, а не его.
От плавного движения санитаров, при попытке поставить его на ноги и слегка отряхнуть его, земля дважды ударила его по голове и отшвырнула прочь в пропасть.

Он падал, падал, падал... пытался схватиться руками хоть за что-то прочное, но руки хаотично делали беспомощные движения, а он скользил и скользил, в низ, в пустоту в бесконечность. Затем, вдруг земля отпустила его, и он полетел вверх, к серому небу, оно мгновенно превращается в бледное пятно, затем в маленькую еле светящуюся точку.
 Это санитар, потеряв надежду, поставить парня на ноги, как неуклюжего подростка подкинул его на руках, понес в машину. Второй наклонился и, подобрав мячик, огляделся по сторонам, с немым вопросом вглядываясь в собравшихся, затем спросил:

- Я, все их вещи забрал, или может, что-то не заметил? - Не получив ответа поспешил следом за напарником, уже сев в машину и захлопнув за собой дверь, он глянул на Луку и улыбаясь ему стал засовывать в карман его куртки теннисный мячик.
Все так же улыбаясь, он тихо спросил: - Ну, что теннисист? Жить будем? А, ракетки тоже были с тобой?
Но Луке показалось, что санитар заорал в рупор, немного удивившись этому, он попытался помотать головой. Что вызвало очередной приступ боли, полопавшиеся швы стягивали лицо, от чего оно не реально искривилось.
Судорожный комок тошноты снова подкатил к горлу. Машина уже завелась, включив сирену.

 В тесном ее пространстве, каждый член бригады торопился сделать все от него зависящее, что бы облегчить боль раненым. Медсестра хлопотала над Ажаном, укутывая его в одеяло, санитары, усевшись удобнее, держали на руках обмякшее тело Луки, над которым склонился врач, пытаясь сделать ему обезболивающий укол.

Прорвавшись сквозь столпотворение народа и машин, скорая визжа, помчалась в направлении окружной больницы. На перекрестке она обогнала и, проскочив, мимо обдала, жидкой грязью сильно загруженную машину Сергея, в салоне которой, от резких звуков сирены скорой застонала, и нервно задрожала Ксюша.


                КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ