Пастушка и Трубочист

Пастушка и Трубочист
(по сказке Г.Х. Андерсена)

Прабабушкин шкаф деревянный старинный
Стоял почерневший с годами в гостиной.
Украшен был весь деревянной резьбой,
А сверху  стоймя человечек хромой
С оскалом звериным, с ногами козла,
С рогами на лбу – воплощение зла.
И званий военных имел он немало:
Служил обер-унтером и генералом,
Еще командиром служил полный срок.
По имени просто сержант Козлоног.
Он денно и нощно следил за пастушкой –
Фарфоровой нежной прелестной игрушкой.
В руках она посох держала пастуший,
Ступая легко башмачками по суше.
С ней рядом такой же стоял трубочист,
Изящный и юный, и впрямь гимназист.
Он был изготовлен таким из фарфора -
Черным, как уголь, но принцем быть впору.
Быть рядышком им повелела судьба –
(Не зря ж их поставили вместе сюда).
С соседкой своей трубочист обручился.
Сержант Козлоног, словно зверь, рассердился.
Он сам был непрочь на пастушке жениться,
С помолвкой пастушки не мог он смириться.
А рядом китаец, кивающий вечно,
Болванчик фарфоровый важно-беспечный.
Китайский болванчик кивал головою:
-В родстве состоим мы, пастушка, с тобою.
Я - дедушка твой, воевал на войне,
Меня уважать ты должна бы вдвойне.
Но все документы куда-то пропали,
А раньше их многие куклы видали.
Они бы родство без труда подтвердили,
Да только, к несчастью, давно их разбили.
Китаец твердил о  самом Козлоноге,
Что лучшего мужа не надо в итоге.
Что шкаф у него весь забит серебром,
И прочим полезным и ценным добром.
Чины у него (не чета никому!)
Достались все вместе ему одному.
На это пастушка ему отвечала:
-Неужто одиннадцать жен ему мало?
-Пустяк, ты двенадцатой будешь при нем.
Сегодня же свадьбу играть мы начнем!
Сказала в слезах трубочисту пастушка:
-Ну вот, приготовлена мне и  ловушка.
Давай убежим мы в чужие края.
-Чего ты желаешь – того хочу я!
Я, право, сумею прожить ремеслом.
Давай, дорогая, отсюда уйдем –
Сказал трубочист и решительно встал,
И руку пастушке, не медля, подал.
Как сложно и трудно спуститься на пол -
Высокой горой показался им стол.
Пастушке в пути помогал трубочист,
Он ловкий и сильный, как эквилибрист,
Пастушку на лесенку ставил ногой,
И крепко придерживал даму рукой.
Пастушка шепнула: - Уходим навек!
Как все всполошились, узнав про побег!
Китайцу сержант-генерал прокричал:
-Они убегают! Зачем нам скандал?
Верните же внучку – совет Вам простой!
Но дедушка только кивал головой.
Меж ними затем началась перебранка.
От страха влетели беглец и беглянка
В коробку с колодами карт под окном,
Где карты в театре смотрели тайком
Спектакль про бедных влюбленных в разлуке.
Пастушка заплакала: - Страшные муки
Смотреть на влюбленных валетов и дам.
Неужто не чувствуешь этого сам?
Уйдем поскорее отсюда, друг мой,
В далеких краях ждет нас мир и покой.
Но только до пола сумели добраться,
Как тут же пришлось от погони спасаться.
В погоню за ними китаец помчался,
В нем с грохотом шарик свинцовый катался.
В отчаяньи пастушка встает на колени.
Не ждет от погони она снисхожденья:
-Ах, старый китаец меня настигает! –
Но спрятаться ей  трубочист предлагает:
-Пожалуй, мы скроемся в вазе с лавандой,
И солью* в китайца швырнем по команде.
-О, нет! Возразила пастушка тут сразу –
Старик обручен был с фарфоровой вазой.
А старые связи забыть невозможно.
И прятаться в вазе неосторожно.
Есть выход единственный, я бы сказала,
Пуститься по белому свету сначала.
Шепнул трубочист: - Я уйти с тобой рад,
Но нам никогда не вернуться назад.
Готова ли дух ты  и силы найти,
Чтоб вместе со мной белый свет обойти?
- Да, да! – прозвучало тотчас же в ответ.
- Ну, что ж, хорошо. Коль сомнения нет,
Тогда приготовься – идем в дымоход,
Я знаю наверно, куда он ведет.
Отставив заслонку, вошли в темноту,
Не видно ни зги, как у черта в аду.
И кверху полезли по черной трубе,
Лишь звездочка в небе манит их к себе.
Мерцает таинственным светом она,
Как будто очнувшись от долгого сна.
Взобравшись наверх, огляделись вокруг.
В глазах у пастушки восторг и испуг.
Усеяно звездами небо над ними,
Но звезды не греют лучами своими.
А мир оказался уж слишком огромным,
Чтоб нравиться нашим героям бездомным.
Пастушка тотчас залилася слезами:
- Не хочется жить мне на крыше с котами.
Хочу оказаться я дома опять.
На столике с зеркалом снова стоять.
Коль любишь меня хоть чуть-чуть, трубочист,
Проводишь меня обязательно вниз!
Ее трубочист уговаривал долго,
Но все уговоры остались без толку.
Ее не пугал даже сам Козлоног,
Ни старый китаец, сидящий без ног.
Рыдала она безутешно и горько,
Пока над трубой не затеплилась зорька.
Пришлось трубочисту слезам уступить.
Пастушку с трудом удалось опустить
Сквозь черное жерло трубы на свободу.
Прислушались – тихо. Нигде нет народу.
Как сладко всем спится по ранним утрам.
Но страшный удар нанесен беглецам:
Ведь старый китаец сочел свои дни,
Лежат от китайца обломки одни.
- О, ужас какой! – зарыдала пастушка.
Сгубила я дедушку. Я, безделушка!
Во всем виновата я только одна!
И ручки свои заломила она.
- Не плачь, он не умер, его починят,
Лишь склеят все части китайца подряд.
Он станет, как новый, и нам же с тобой
Доставит еще неприятностей рой –
Пастушку свою трубочист утешал
И нежно за плечи ее обнимал.
На столик зеркальный они поднялись
И сверху взглянули задумчиво вниз.
Сказал, усмехнувшись, тогда трубочист:
- Ох, как далеко мы с  тобой забрались!
Пожалуй, не стоило вовсе трудиться,
Чтоб снова на столике здесь очутиться.
- Ах, если бы дедушку нам починили –
Вздыхала пастушка – Мы славно б зажили!
Заклепку в затылок китайцу вогнали,
Заклеили спину и шарик достали.
Теперь он не может кивать головой
И гордый сидит, как великий немой.
Китайцу кричал Козлоног раздраженно:
С чего это, друг, Вы такой напряженный?
И стали еще молчаливей, чем прежде.
Но я не оставил на свадьбу надежды.
Неужто заклепкой своей загордились?
Иль с внучкою связи у вас осложнились?
И ждет Козлоног с нетерпеньем ответ:
-Так Вы отдадите мне  внучку иль нет?
Но старый китаец упрямо молчит,
Пастушка на деда с мольбою глядит,
Боится, что старый китаец кивнет.
А он посидит-посидит и заснет.
И рады тому трубочист и пастушка.
Она ему нежности шепчет на ушко,
А ей трубочист стал надежной опорой.
И жили в любви. А разбились не скоро.

Январь-февраль 2007