1682 Хроники стрелецкого бунта - 10

                10
После убийства Михаила Юрьевича Долгорукого и Матвеева Артамона Сергеевича погром со смертоубийством продолжился. Искали Нарышкиных, но и другим, кто под горячую руку попал, мало не показалось.
 «а Лариона Иванова  и сына его Василья , и полковника Андрея  Дохтурова и Григория Горюшкина изрубили же; да начального человека Богдана  со Спаса с верху да на копья бросили, а Офонасия Нарышкина сыскав у Спаса в Верху в церкве, что у царице, под престолом, бив, кинули на копья же. И тела их всех снесли в Спасские ворота на Красную площадь к Лобному месту и там над ними надругались же. И сшед с Верху, Судный и Холопий приказ разорили, вынесши, всякие письма изодрали. Да не зная, стольника Федора Петрова сына Салтыкова в государевых мастерских  сенех изрубили же, а чаели его быть Нарышкиным».
Князя Григория Григорьевича  Ромодановского стрельцы схватили в Кремле между патриаршим двором и Чудовым  монастырем, как раз напротив Посольского приказа.
 - Еще один прихвостень Нарышкиных! – орал истошно стрелец Брюханов, хватая князя за бороду.
Григорий Григорьевич слыл человеком гордым, и, не потерпев такой напасти, крепко ударил стрельца в грудь.
Брюханов, никак не ожидавший подобного отпора, плюхнулся в грязную лужу и завопил:
 - Наших бьют, братцы!
Стрельцы  набросились на князя, избили его, а потом потащили к царскому  крыльцу.
«Ведущие его за власы и браду, зело ругательно терзаху и по лицу бившее».
Потом стрельцам, то ли надоело князя тащить, то ли в нос он кому-то ударил, из последних сил пытаясь отбиться, но внезапно  решили бунтари князя на месте жизни лишить его. Его проткнули копьями, подняли на копьях вверх и оттуда швырнули в кровавую грязь.
А вот сына Григория Григорьевича Господь миловал. Его тоже схватили стрельцы, но кто-то из них же за него заступился.
 - Не тронь его, братцы, он у татар в плену двадцать пять лет отсидел. Настрадался вдоволь!
И не стали его убивать стрельцы, оставили сидеть на земле и за другими погнались…
О смерти сына князь Юрий Алексеевич Долгорукий узнал от  запыхавшегося гонца.
 - Беда, Юрий Алексеевич! – кричал дрожащим голосом гонец. – Сына твоего стрельцы сгубили. Михаила Юрьевича смерти предали!
И тут же бабий вой занялся в княжеском тереме.  У любого мороз по коже от того воя пойдет. И у Юрия Алексеевича ноги подкосились. Было от чего подкоситься им. Сын погиб. Наследник. Ему князь должен был начальство над стрелецким приказом передать. Всё Юрий Алексеевич делал для этого. И вот сын его погиб! Да как! От рук тех самых стрельцов с которыми Юрий Алексеевич и на гетмана Сапегу ходил и на Стеньку Разина – подлеца.  Душой за них всегда радел, они…. Вот она благодарность людская!
Князь грохнул по столу кулаком и велел запрягать карету, чтоб немедленно в Кремль поехать: негодяев приструнить и тело сына домой привезти.
Только в Кремль карету Долгорукого не пустили. На подъезде встретилась  ему гомонящая толпа стрельцов. Стрельцы карету узнали. Сробели слегка и даже смутились.  Стоят, мнутся на дороге, разойтись не хотят.
 - Что ж вы, творите-то? – вышел из кареты князь. – За что вы сына моего? Не я ли с вами на бой смертный ходил, а вы…
 - Прости, Юрий Алексеевич, - склонил похмельную голову перед Долгоруким десятник Носов. – Под горячую руку он попал. Слово дерзкое молвил и вот… А ты б не ездил в Кремль Юрий  Алексеевич. Уж, дюже, робята сегодня злые. Поберегись, пойдем лучше мы тебя к дому проводим.
Князь подумал немного и решил, что идти сейчас в кремлевское полымя бунта очень опасно. Велено было карету повернуть назад. Стрельцы провожали князя до двора. Шли они за каретой молча да понурив головы.
Когда пришли к терему, Юрий Алексеевич велел им ведро зеленого вина подать.
 - Помяните, братцы, раба Божьего Михаила, - молвил князь, и сам ковш вина первым выпил.
Ведро выпито было быстро,  и Долгорукий распорядился выкатить из подвала еще целую бочку вина да к ней пива бадью. Чуть захмелевшие стрельцы встретили это распоряжение  уважительно и радостно.  Пир возле терема продолжился, а князь крыльцо пошел. И тут к нему сноха, вдова Михаила убитого, подбежала и упала на грудь и разрыдалась.
 - Ничего, дочка, - стал гладить её по голове князь, - не плачь, щуку злодеи съели да зубы остались. Всем им на плахе быть.
Негромко сказал те слова князь, но услышал их хмельной стрелец Лука Фокин. Услышал да как заорет:
 - Слышь, братцы! А он нам еще грозится! Мы с три короба от него натерпелись, а он еще грозится! Бей его!  Теперь наше время! Бей!
И стрельцы бросились на семидесятилетнего старика. Десятник Носов попробовал воспрепятствовать товарищам своим, но получив крепкую оплеуху, отступился. Старик же поначалу вырвался, побежал по ступеням крыльца, но до двери крепкой не добежал. Ткнули ему  пикой в спину у самого порога. Князь упал. Его рубанули несколько раз саблей и сбросили с высокого крыльца на копья. А у ж там внизу, в грязной луже руки и ноги отрубили старику. Отрубили и поволокли еще кровоточащий труп к Кремлю, но по дороге бросили.
«а князь Юрья Алексеевича Долгоруково на его дворе, кинув с крыльца больного, четвертовали его и положили на площади против его двора».
Еще прошел промеж стрельцов слух, что государя Федора Алексеевича  лекарь Даниил ван Гаден снадобьем колдовским отравил. Все бросились лекаря того искать. Все жилища иностранцев вверх дном перевернули. Нашли беременную жену лекаря, но погубить её у стрельцам совесть не позволила. Грозились убить, если не скажет где муж прячется, но не убили.
Всю ночь стрельцы бесновались…