Варварская угроза 242г

Рим, март 242г.

        При зловещих предзнаменованиях начался новый год. (1) На востоке вдруг появилась звезда с хвостом и видна была более сорока дней. На западе же, после заката солнца, небо пылало багрово-красным огнем, словно от огромного пожара. Суеверные жители Рима ожидали дурных вестей. И, как раз после этого, пришло известие о страшном землетрясении на востоке, разрушившем многие города. Рассказывали, что целые здания проваливались в трещины земли. Наконец, пошли слухи о том, что кто-то видел, как однажды ночью пришла в движение статуя бога Анубиса, а двери храма Двуликого Януса открылись сами собой. Последнее означало одно – близится война. И эти зловещие слухи вскоре оправдались.       
        Нападения варваров случились в нескольких местах почти одновременно. На Нижнем Рейне впервые заявили о себе новые противники – франки. Старые германские племенные группы, издавна жившие в этих местах: тенктеры, бруктеры, марсы, сигамбры и другие, объединились, как тридцать лет назад алеманны, в один мощный союз. Правда, первое их нападение не было крупным и оказалось легко отбито, но будущее вырисовывалось весьма тревожным.
         На Дунае, после четырех лет спокойствия, вторглись готы. Они вступили в союз с другими варварскими племенами – аланами, сарматами, карпами, и всей силой перешли Дунай. Если в первое вторжение, четырехлетней давности, они довольствовались разграблением приграничной Истрии и тут же повернули назад, то на сей раз варвары решительно двинулись вглубь римской территории – в Нижнюю Мезию и Фракию. Наместник Менофил на месте не мог ничего сделать из-за недостатка войск, и писал письма в Рим императору и Тиместею, настойчиво прося подкреплений.
         Но самое опасное положение сложилось на Востоке, где персидский царь Сапор, сын и наследник умершего три года назад Ардашира, с огромным войском перешел Евфрат, имея целью отвоевать у римлян Сирию.
         Все эти проблемы, свалившиеся почти одновременно, требовали немедленного решения. Конечно, стоило начать с ликвидации крупнейшей из опасностей. Персидская война была не за горами.   
         В урочный день, сопровождаемый преторианцами в парадной одежде, сенаторами, всадниками, знатью, при огромном стечении городского плебса, семнадцатилетний император Гордиан III торжественно взошел к храму Януса на Палатине, открыл двери и вынес наружу древнюю реликвию – Копье Войны.
- Где Персия? – спросил император, несколько растерянный от важности момента.
- Там! – кричала толпа, в едином порыве вытягивая руки в сторону востока, - Там Персия!
         Теперь следовало исполнить древний ритуал начала войны. Гордиан взял копье и
повернулся в сторону востока. Толпа умолкла в напряжении, ожидая броска. Неизвестно, насколько сильно сможет метнуть копье изнеженный семнадцатилетний юноша, а ведь, по поверью, от этого зависел исход кампании.
         Гордиан размахнулся и с силой послал свой снаряд на восток. Описав в воздухе дугу, копье глубоко вонзилось в землю, и древко его еще долго мелко дрожало от удара. Плебс восторженно взревел: война обещала быть удачной. 


Астурика-Августа, провинция Тарраконская Испания, апрель 242г.

Мы же уходим – одни к истомленным жаждою афрам,
К скифам другие; дойдем, пожалуй, и до быстрого Окса,
И до британцев самих, от мира всего отделенных,
Буду ль когда-нибудь вновь любоваться родными краями,
Хижиной бедной моей с ее кровлей, дерном покрытой,
Скудную жатву собрать смогу ли я с собственной нивы?
Полем, возделанным мной, завладеет вояка безбожный,
Варвар – посевами; Вот до чего злополучных сограждан
Распри их довели!
(Вергилий)

         В ту весну барабаны вербовщиков гудели повсюду по городам и весям обширного римского государства. Не обошли они стороной и Испанию.
         На центральной площади Астурики-Августы солдат-ауксиларий (2) из ветеранов, посланный набирать новобранцев, обращался к собравшемуся народу.
- Жители Астурики-Августы! Римские граждане! Тревожное время настало для нашего государства. Сапор, царь персидский, дерзко противостоя нашему оружию, презрев славу римлян, совершил вторжение и наносит вред владениям нашей державы. Август Гордиан письмами и увещеваниями пытался остановить его ненасытное безумие и жажду чужого; он же, влекомый варварской заносчивостью, не хочет оставаться дома и вызывает нас на битву.
          Вербовщик сделал паузу, словно удивляюсь собственному, внезапно обнаружившемуся, таланту оратора.
- Не будем же медлить и колебаться! Варвары делаются смелыми против тех, кто уступает и медлит, а против оказывающих сопротивление – никогда, и мы привычны всегда побеждать их.
           Завершив, наконец, вступительную речь, вербовщик перешел к главному.
- Граждане! Всякий, кто готов и желает послужить августу и римскому государству в рядах войска, может сейчас же заявить об этом. Служба в войске щедро оплачивается и влечет многие выгоды.
            Вербовщик закатил глаза, словно торговец, нахваливающий свой товар.
- Оставьте ваши пашни и сады, довольно с вас изнурительной работы в поле или в мастерской! В рядах римского войска вас ждет щедрое жалованье. Вы увидите дальние страны, прекрасные города. Богатства востока, лучшие женщины ждут вас! Толпы рабов, пригоршни золота и воза добычи ожидают лишь, когда вы протянете к ним руки!
            Жадный огонек засверкал в глазах вербовщика. Хищно растопырив пальцы, словно
уже видя обещанную добычу, он оглядывал толпу.
- Ну, как? Кто желает?
            Желающие нашлись. Обедневшие ремесленники, крестьяне, решившие сменить соху
на обещанные богатства, нищие, просто искатели приключений. Завербовался воришка, недавно укравший на рынке кувшин изюма, вслед за ним — бывший красильщик, выгнанный с богатой фабрики за воровство. Из недалеких портовых городов приезжали наниматься моряки, захотевшие сменить флот на армию. Что есть флот? Бесконечная гребля, руки в кровавых мозолях, морская болезнь, качка и тонкая обшивка днища, отделяющая от преисподней. Что есть войско? Это длительные перерывы между боями, сытая жизнь за счет грабежа, это возможность разбогатеть или выдвинуться и получить государственную должность.
         Процедура приема была недолгой. Бегло осмотрев кандидата и осведомившись у окружающих, от свободных ли родителей он рожден, вербовщик выдавал новобранцу серебряную монету – первое жалованье, и объявлял:
- Годен к службе!
          Далеко не все новобранцы были зелеными новичками.
- Вот, говорит, отслужил пять лет во вспомогательной когорте при божественном Александре! – заявил вербовщику сопровождавший его центурион.
          Тот оглядел новобранца.
- Имя? Название когорты?
- Флавий Ардуэннис, 3-я когорта васконов, раскассированная при августе Максимине. 
          Баск не упомянул о том, что служил писарем. Вербовщик ухмыльнулся.
- Да? Тогда хорошая новость для тебя, васкон. Август Гордиан восстанавливает вашу когорту, как раскассированную несправедливо при том грязном тиране. Вам возвращается прежнее имя и штандарт.
- Да продлят боги дни августа Гордиана за его справедливость, - с готовностью ответил Ардуэннис.
- Продлят, продлят… Считай, что ты восстановлен.

        Восстановленная императором 3-я когорта васконов собралась во Флавиобриге, (3) где когда-то была в первый раз набрана Александром Севером для войны с алеманнами. Конечно, после раскассирования мало кто из ее прежнего состава вновь влился в ряды. В основном, солдаты были новобранцами; опыт службы имело меньшинство. Набранные из васконских горцев, жителей североиспанских городков и местечек, ауксиларии были наскоро  подкормлены, обучены строю, умели поразить мечом соломенное чучело, пробив скрытую в нем доску толщиной в палец, научились колоть мечом и метать дротик. И, после недолгого обучения, когорта была без промедления направлена в Италию, где формировалась армия для похода на восток. Здесь сбылось давнее желание Ардуэнниса – его, как одного из немногих старослужащих, назначили префектом когорты. Помогла бумага, выданная когда-то Каракаллой его отцу.    
         Вначале двигались пешком по дорогам Испании. Затем добрались до Тарраконы – порта на берегу Средиземного моря, и, по совместительству, столицы провинции. Там сели на корабли и, через несколько дней плавания, оказались в Италии. В лагере близ Медиолана (4) присланный из Рима сенатор Анниан собирал и снабжал войска, вызванные из западных провинций для участия в персидском походе. Здесь баскам составила компанию еще одна вспомогательная когорта – 1-ая аквитанская. Это, в отличие от васконов, было старое и заслуженное воинское подразделение, награжденное почетным знаком отличия – золотой цепью.
        С префектом аквитанцев, Гаем Кариовиском, Ардуэннис быстро сошелся. Командир аквитанцев был высок и рыж, как многие галлы. Он носил доспехи с наградной цепью и говорил с заметным галльским акцентом. С ним постоянно ходил угрюмый громила с квадратной челюстью и маленькими, глубоко спрятанными глазками – Эгидий, старший центурион когорты, командовавший первой центурией, по традиции, состоявшей из самых отборных солдат. Кариовиск был словоохотлив. Эгидий же, имея малый запас слов, куда чаще выражался с помощью разнообразных ругательств, интонаций, телодвижений. Втроем они по вечерам часто пили вино и предавались рассказам о прошлом.
- Что на свете может заставить васкона оставить свой Этче? (5) - спрашивал аквитанец.
- Случается, когда Этче выживает васкона сам.
- Украл? Не заплатил налогов? Скрываешься от кредиторов? Или испортил дочку магистрата? Сознавайся. 
- Кто покидает родной очаг в поисках знаний, идет по пути божьему, говаривали мудрецы. А кто покидает его от отчаяния?
               Ардуэннис тоскливо замолкал, не ожидая ответа.
 - Что ты? – снисходительно говорил Кариовиск, - И дела-то стоящего не видал при божественном Александре. А у нас вот – золотая цепь! Ее не дают так просто. 
          Галл фамильярно встряхивал свое украшение.   
- Но ничего. Скоро все мы будем иметь шанс отличиться. Будут у нас и награды, и добыча, и рабы, и красивые девки.
- В Персии, что ль? – зевал центурион Эгидий.
- А то ж! Мы любим вино и девок, а, правда, старый филин? - подзадоривал его Кариовиск.   
           Эгидий в знак несогласия мотал головой. В войсках, как и всегда в отношении неприятеля, распространялись слухи о богопротивности персов, мерзости их обычаев и образа жизни. Высмеивалась их дикость, рабская покорность царю, перед которым все обязаны были падать ниц. Представлялся во всех подробностях отвратительный персидский обычай не хоронить своих мертвых, а бросать их в особые каменные башни, на съедение хищным птицам.
- Совершенно дрянное место, сказывают, - нудел Эгидий, - Жара, камни, песок. Воды нет, вина нет, пива нет, ничего нет. Пустыня! Кругом гады ядовитые. От климата тамошнего люди то и дело болеют и мрут. Дрянь, словом.
- А ты что думал, тебя там ждет? - хохотали товарищи, - Царское ложе и яства?
- Погодите! Будь все проклято, но я ужо доберусь и до ложа царя, и до яств, и до его наложниц! В Ктесифоне! (6) - Эгидий грозно стучал кулаком по столу. 

           Наконец, была дана команда привести себя в порядок и приготовиться к  выступлению. Был проведен финальный смотр. Когорты выстроились в поле близ лагеря. Шел мелкий дождь. Солдаты были угрюмы. Начальники придирчиво осматривали молчаливое войско. Прямоугольные щиты-скутумы, шлемы с назатыльником и крестовиной на макушке, предохраняющей от рубящего удара, панцири из металлических полос. Длинные рукава солдатских туник с нашитыми клавиями, (7) варварские штаны, перенятые от германцев, шнурованные сапоги. Тяжелый дротик-пилум, как и двести-триста лет назад, оставался на вооружении, но вместо короткого меча-гладиуса почти все солдаты уже носили длинную варварскую спату; ножны, для удобства, переместились с правого бока на левый. В кармане на внутренней части щита гнездились пять небольших дротиков-плюмбат. Щиты, наряду со старой римской символикой, украсились солнечными символами — кругами, свастиками, цветами чертополоха. Проникновение восточных культов в армию шло стремительно; культ Митры-Непобедимого Солнца исповедовали уже едва ли не столько же солдат, сколько поклонялись старым богам-олимпийцам.      
            Смотр прошел успешно. В тот же день были принесены жертвы: заклали Церере кабана, Либеру - козла, Минерве - барана, потому что эта богиня ненавидит коз, обгладывающих посвященные ей оливковые деревья, и отвергает подобные жертвы. Многие в легионах молились Митре в маленьких храмах-митреумах, еще более тесных, чем даже старые галльские капища.
         На следующий день когорты выступили к Аквилее, туда, где ровно четыре года назад окончил свои дни тиран Максимин Фракиец. Здесь отряд из басков и аквитанцев влился в ряды главной армии, бесконечным потоком двигавшейся с запада на восток. Войско было поистине огромно. В него вошли легионы и вспомогательные формирования, вновь набранные и снятые с других границ – из Британии, с Рейна, из альпийских провинций. Шли и наемные варвары-германцы, прельщенные рассказами о добыче в далеких восточных странах. Двигалась преторианская гвардия, в середине которой находился сам юный император Гордиан, вместе со своим тестем Тиместеем, префектом претория. За армией и вперемешку с ней шли многочисленные обозы, везли осадные машины, гнали стада баранов и другого скота, ехали маркитанты, передвижные бордели, клоуны и мимы, предсказатели и маги. Вся эта масса двигалась по военной дороге на восток, через Паннонию, Далмацию и дальше, к границам Азии.    
          Поход для солдат из дальних провинций и гарнизонов был еще и захватывающим путешествием. Весь римский мир предстояло увидеть прежде, чем попасть на край света, в Персию. Шел еще лишь первый из многих дней, но невиданные прежде места уже привлекали внимание воинов. Шли по прекрасному, чистому лиственному лесу, в то время как раньше, при переходе через предгорья Альп, всех удручали огромные пространства хвойных лесов. Италия заканчивалась, начиналась Паннония. Вдоль хорошо обустроенной дороги тянулись поля, леса, мелькали милевые столбы, встречались посвящения богам — Лесному Сильвану за чью-то удачную охоту, Митре, Немезиде, кельтским богиням-кормительницам, иллирийским божествам Видазу, Экворне и Тане. Первая же попавшаяся на глаза деревня, несмотря на дождливый вечер, выглядела очень хорошо, окруженная поливными огородами и хлебной нивой. Вокруг села на обширном лугу паслись быки и коровы; несколько из них с рогами, обвязанными сеном — бодливые. Селяне, не смущаясь присутствием войска, резали в лесу листья на корм скоту, несли корзины с желудями. Возможных грабежей со стороны солдат они не боялись — суровость Тиместея к нарушителям дисциплины была известна. На поле стояли мокрые от дождя тростниковые шалаши — в них жили рабочие-поденщики, нанимаемые хозяевами на время сельскохозяйственных работ. В темной роще за деревней виднелись колонны скромного сельского храма, посвященного Аполлону, которого пастухи почитали как бога, оберегающего стада от волков.
           Сам Тиместей, окруженный командирами и избранными преторианцами, стоял у въезда в красивое поместье и заставил вспомогательные когорты, насквозь промокшие, пройти перед ним парадным маршем, после чего те расположились на ночевку на обработанном поле, близ деревни, вправо от военной дороги, идущей на Сирмиум. Войско, находясь в безопасной местности, не окапывалось на ночь. Не рылся ров, не втыкались колья, как это было бы сделано в варварской стране, чтобы никто не мог незаметно подобраться к отдыхающим солдатам. В Паннонии опасаться было некого, хотя обычно суровый Тиместей часто сам следил за устройством лагеря, рвов, проверял караулы. Сейчас всего этого не было. Едко дымились костры, растопленные сырыми от дождя дровами, повара готовили ужин. Ночь опускалась на землю. Лагерные шумы постепенно затихали. Все отходили ко сну. Первый день похода закончился. 

1. римский год начинался в марте,
2. ауксиларий — солдат вспомогательной когорты (в отличие от легионера — солдата легиона).
3. Флавиобрига — город Бильбао (Испания)
4. Медиолан — город Милан (Италия)
5. Этче — домашнее божество и сам дом (как одухотворенное жилище человека) у басков. 
6. Ктесифон — столица Сасанидской Персии, один из крупнейших городов мира того времени. Разрушен во время арабского завоевания в VIIв., после чего быстро потерял свое значение и запустел из-за основания поблизости от него арабами новой столицы — Багдада.   
7. Клавий — украшение из тесьмы, нашиваемое на края одежды. Широко распространилось в поздней Римской империи, а затем в Византии.


Иллюстрация: император Гордиан III (бюст из Лувра)