Жить 300 лет? 22

Канберра

Раннее утро было без солнца. Едва порозовела полоска неба над высокими зеркальными зданиями, как Лафита проснулась, утопая в теплой и мягкой постели. Она в недоумении посмотрела на свой чуждый вид, не поднимаясь и даже не шевелясь. Диковинные предметы нижнего белья – кружевной бюстгальтер и трусики показались ей очень красивыми и роскошными. Но, оглядевшись, Лафита поняла, что спала не одна, а с Ираклием.
— Я спала с ним почти голая? – произнесла она вопросительно, спрашивая сама у себя. – Да уж!
Погладив его светлую макушку, Лафита вдруг резко дернула за край одеяла. Кровать была настолько большая, что вполне могла бы вместить и Акима Колеями. Его то и искала Лафита среди десятка подушек, двух одеял и плотного кофейного покрывала, чем и разбудила Ираклия.
Сонно потягиваясь, он обратил внимание на вытянутое от удивления лицо Лафиты и одним движением завалил обратно на еще не успевшее остыть ложе:
 — Как спалось, ваше величество королева гор Корунда, а также моего влюбленного сердца по совместительству? – уголки его губ растянулись в улыбке и, так и не дав возможность сразу ответить, он поцеловал Лафиту коротеньким поцелуем.
— Ираклий, я что-то ничего не помню, – рассеянно пробормотала она. – А где Аким Колеями? Мы же вчера втроем… пили виски с кубиками льда, а потом…
— Аким в комнате для гостей. И вероятно еще спит, потому что еще рано. А вот на счет виски: зря ты меня вчера не послушала. У тебя, наверно, голова болит? Водички принести? – заботливо поинтересовался Ираклий, так как и сам бы не отказался от стаканчика с газированной водой.
— Нет, подожди. На мне вчера было красивое платье, – стала вспоминать Лафита. – Где же оно? – она приподнялась и стала осматривать комнату. – Я его не вижу…
— Вот поэтому в следующий раз, если захочешь выпить «веселящие» напитки, которые на утро стирают память, лучше пей вино и не смешивай с коктейлями и виски, как вчера.
Лафита сложила брови домиком и поднесла ладонь к губам:
— Стирают память?
— Да! Особенно девушкам, которые в первый раз их пробуют!
Ираклий не мог без улыбки наблюдать за её реакцией. Лафита хлопала ресницами и едва не начала грызть ногти от охватившего её волнения.
— Но все-таки где же я разделась? Или это не я? Ты меня раздел?
— Нет, но поверь, мне бы этого очень хотелось,  – признался Ираклий, обнимая нежное упругое тело Лафиты под одеялом.
— Нет? Тогда куда я подевала платье?
— Я думаю, оно где-то в гостиной. На кресле, например, – он ласково погладил её по волосам. – Вчера я хотел лечь на диване, но ты запротестовала и сказала, что сама будешь там спать. И я пошел сюда – в спальню. Один! А в 3 ночи ты уже лежала со мной под одеялом! И без платья!
— О? Неужели? – Лафита с виноватым видом накрутила локон на указательный палец.
Голубые глаза профессора, устремившиеся на неё, были чисты и ни тени обиды или разочарования в них не отражалось – только восхищение и радость. И этот соблазнительный взгляд подвиг бы Лафиту на необдуманные действия, если бы широко не распахнулась дверь, и Аким Колеями в полосатом халате не потревожил бы их предложением «Как на счет позавтракать, голубки?»
Прежде чем они втроем собрались за круглым прозрачным столом из толстого стекла, Ираклий сходил в магазин через дорогу (за одно и выгулял своего Пуфика), купил разных вкусностей и сам же приготовил завтрак. Это был омлет из яйца страуса-эму, жареный бекон, бутерброды с ветчиной и сыром, фрукты, свежие булочки, посыпанные кунжутом и черный чай с лимоном.
— Да ты «настоящая хозяйка»! – подметил Аким, наслаждаясь аппетитным запахом.  – Тебе и жениться ни к чему!
—  А разве нужно жениться только для того чтобы на кухне была хозяйка? Я ждал настоящую любовь! И вот дождался!
Лафита густо покраснела, пряча глаза. Аким же со спокойным лицом положил себе на тарелку пару кусков бекона, омлет, и лишь протяжным «у» выразил восхищение то ли завтраком, то ли словами Ираклия.
Аппетит у Акима оказался зверским. Ираклий и Лафита удивленно переглядывались, вяло доедая небольшие порции, прежде чем приступить к десерту.
—  Г-г, – прокашлял Аким, наливая чай. – Я тут подумал: нам нужно съездить в салон красоты, – он окинул Лафиту оценивающим взглядом, – нужно ведь сделать фото на паспорт.
— А что со мной будут делать в салоне? – взволнованно прошептала она.
— Ну, я не знаю, – стал объяснять Аким, – всякие женские штучки: волосы приведут в порядок, брови выщиплют…
Лафита чуть не подавилась долькой апельсина:
— Что? Брови? Я не хочу в салон!
Ираклий рассмеялся:
— Не бойся! Все женщины делают это!
— Да ну? Что-то я вчера не встретила ни одной женщины без бровей!
— Ты просто не обратила внимания, – продолжил Аким, – тем более они не выщипывают полностью все брови…
— Только одну? Или частично?
— Нет же! Всего несколько волосинок, чтобы откорректировать форму брови!
— А! Ну, тогда я как-нибудь переживу эту потерю. А трогать волосы я не разрешу, я подстригалась совсем недавно – в позапрошлом году, по-моему.
Аким отложил ненадолго надкусанную булочку:
— Парикмахер вымоет волосы шампунем, высушит феном с применением круглой щетки, сделает красивую укладку и все!
— Похоже, вы лучше знаете что делать. Пусть будет, как вы говорите: салон – так салон, – согласилась Лафита, вернувшись в поеданию сочных фруктов.
Вскоре в гостиной что-то зазвенело.
— Извините, мне нужно ответить на телефонный звонок, – Ираклий поспешно вытер губы и удалился из кухни.
Когда он вернулся, Лафита и Аким стояли вдвоем возле раковины и мыли посуду, что немного позабавило Ираклия. Наблюдать, как Лафита осваивается в современных условиях, ему доставляло несказанное удовольствие.
— Давайте, я закончу, а вы собирайтесь. Я отвезу вас в салон красоты, а сам отлучусь буквально на час. Только что звонил Роберт. Он хочет поговорить со мной, и уже ждет меня в институте, – пояснил Ираклий, принимаясь протирать тарелки сухим полотенцем.
Возражений не было. И уже скоро Лафита вертелась в парикмахерском кресле перед огромным зеркалом и наблюдала, как руки мастера заплетают ее волосы в косу, а на кончиках создают завитки при помощи горячих щипцов.





* * *

Роберт  все еще пересматривал результаты экспертизы, как дверь распахнулась и на пороге появилась сутулая фигура академика Харитона Лиям.
— Вы что себе позволяете? Почему без стука? – Роберт сразу же отложил в сторону бумаги, накрыв их толстой папкой.
— Я постучал, – еле слышно произнес тот, переминаясь с ноги на ногу, как провинившийся школьник. – Я осмелюсь просить вас, не разглашать то, что вы вчера видели. Понимаете…
— Присаживайтесь, Харитон, – Роберт указал ему на стул. – И не нужно мямлить, будто чувство голода отобрало последние силы. Вы же академик!
— Да, простите. Надеюсь, ночной инцидент не станет достоянием всего института? – более твердым и решительным голосом спросил Харитон, все еще учащенно моргая.
— Я никому и не собирался рассказывать эту, несомненно, трогательную историю. Но позвольте вас предупредить, что шуры-муры со студентками еще никого до добра не доводили.
— Это не то, о чем вы подумали. У нас взаимные чувства! Я, кажется, влюбился впервые в жизни!
— Впервые? В это трудно поверить.
— Но это именно так.
— Даже если у вас и любовь, неужели вы не нашли места романтичнее, чем лаборатория? Тем более пробраться ночью в закрытое учреждение – это ведь незаконно.
— Но ведь и вы были здесь в нерабочее время, – намекнул Харитон, делая умное и серьезное лицо.
— Я в отличие от вас не приводил сюда студентку и не репетировал с ней постельные сцены на бумаге для чертежей, – Роберт закинул ногу на ногу с довольным видом, что нашел, чем задеть академика.
— О! Советую попробовать! Шуршание бумаги возбуждает…
Не желая слушать, Роберт прервал собеседника:
— Если у вас все, можете быть свободны. Посвящать меня в подробности, нет надобности.
Харитон прищурился, но не встал, чтобы уйти:
— Я осмелюсь задать вам один вопрос: А что вы забыли ночью в институте? Я полагал, вы в Катумба разыскиваете своего племянника, а оказывается…
— Я его уже нашел, – Роберт снова не дал договорить надоедливому академику.
— А что за бумаги вы прячете под этой папкой? – Харитон ловко вытянул спрятанные таблицы с формулами и химическими свойствами элементов.
Роберт не успел помешать ему:
— Это не ваше дело. Отдайте сюда.
— Ого! Вы проводили экспертизу воды? Хотя это не просто вода…
Взбесившись от невиданной наглости, Роберт со злостью сжал кулаки:
— Харитон, покиньте, пожалуйста, мой кабинет.
— Простите, что лезу не в свое дело, но вы явно допустили ошибку в заполнении таблиц. Такого вещества в природе быть не может, и ни один профессор, ни в одной лаборатории не сможет воссоздать подобное!
— Ничего не нужно создавать, все уже создано до нас!
— То есть…
Роберт услышал приближение шагов и тут же осознал, что это не его тайна и не ему её раскрывать.
В дверь постучали.
— Доброе утро, – поздоровался Ираклий, войдя в кабинет. – Дядюшка ты не один? – он недоверчиво посмотрел на худого пожилого мужчину в больших круглых очках в черной оправе.
— Харитон Лиям уже уходит, – Роберт (чуть ли не силком) поволок его к двери.
— Э, нет, я еще не ухожу! Вы что-то замыслили? Что вы делали ночью в лаборатории? Почему это не могло подождать до утра?
Ираклий бросил изумленный взор, но промолчал, дав возможность Роберту объясниться.
— Харитон, я вас не узнаю в последнее время. Неужто любовь сыграла с вами злую шутку, превратив в еще большего зануду?
— Нет, это моя проницательность! Так над чем вы трудились всю ночь? Что за зелье на основе всей таблицы Менделеева?
 — Хорошо, я скажу, – решил Роберт, понимая, что академик все равно не отстанет. – Итак, присаживайтесь. Ираклий, собственно я вызвал тебя, чтобы сообщить о результатах.
Ираклий покосился на настырного профессора со скудной трясущейся бородой, но, сделав вид, что его присутствие нисколько не мешает, присел.
— Дело в том, Харитон, что в Голубых горах, где разбился самолет, на котором мой племянник возвращался в столицу, есть ручеек. Маленький такой! Бьет прямо из земли. Но вода в нем необыкновенная! Жизненная! Выпил глоток – взбодрился, выпил второй – зрение вернулось, выпил третий – помолодел на год! – Роберт активно жестикулировал, но рассказывал так, как детям – сказки.
Харитон неусидчиво заелозил на месте:
— Не может быть!
Ираклий еле сдерживал смех, наблюдая за ними.
— Так вот, – продолжил Роберт, – я ночью провел ряд экспертиз и выяснил, что та вода  является фитохимическим комплексом коллоидных минералов. И самое главное, что те активные соединения непохожи ни на один минеральный состав,  – это было сказано серьезным тоном и относилось в первую очередь к племяннику.
Ираклий решительно встал:
— Я не сомневался.
— Вы не шутите? – Харитон тоже подскочил, как ошпаренный. – Но ведь это грандиозное открытие! Только вот…
— Что? – Роберт недоброжелательно бросил взгляд навязчивому академику.
— Я бы не разглашал эту информацию в СМИ (средства массовой информации)!
— Почему же?
— Если источник этой ценной жидкости так мал, как вы говорите (ручеек), то со временем он возможно и вовсе иссякнет. А если учесть что ни один ручей нельзя сравнить с речкой, а реку с морем, а море с океаном, то подумайте – что люди сделают с ручьем, если океан уже напоминает помойную яму.
— Я тоже думал об этом, – признался Роберт.
Ираклий переводил взгляд то с дядюшки на Харитона, то обратно:
— И как же нам поступить?
— А вы не думали арендовать и выкупить тот участок земли и, скажем, построить там завод минеральной воды! Можно будет пробурить скважину, и…
— Харитон Лиям, что бы мы без вас делали? – с сарказмом прервал его Роберт.
— Если что, я в доле, – уверенно заявил академик, поправляя очки средним пальцем.
— Как-то вы быстро все решили? – запротестовал Ираклий.  – Этот вопрос мы еще окончательно не обговорили с Лафитой. Хотя идея завода неплоха, но можно и водолечебницу открыть…
— Так одно другому не мешает! У меня есть кое-какие сбережения, я могу сделать вклад в доброе дело! Вы ведь не откажите мне? – Харитон умоляюще смотрел в суровое лицо Роберта.
— Ираклий, надеюсь, ты не возражаешь?  Он ведь не отстанет. До чего же люди бывают упертыми? – он недовольно сверкнул глазами.
— Хорошо, но займемся этим вопросом после того, как я вернусь со Швейцарии. И не вздумайте разболтать еще кому-то, – предупредил Ираклий, собираясь уходить.
Они закрепили договор дружескими рукопожатиями и разошлись каждый по своим делам: Ираклий поехал в салон красоты за Лафитой и Акимом Колеями, Роберт отправился домой отсыпаться, прихватив таблицы с результатами, а Харитон Лиям пошел читать курс по морфологии нервной системы.

Катумба

Если Дейк знал, что следователь Валентин Эраст уже связался с австралийскими коллегами, его бы терзали совершенно иные мысли. Но вместо того, чтобы осмыслить слова Матильды о возмездии, он думал о секрете молодости Лафиты. Дейка не заботило чувство вины из-за того, что он приставил нож к горлу родной дочери и заставил отдать ему ожерелье. Он и не считал себя отцом. Однако после визита к старой ведьме Дейк начал путаться в мыслях и ощущать беспокойные шевеления в груди, будто тяжелый камень на тонкой веревке обрывался вниз, а потом подскакивал вверх и ударял по мышцам, заставляя сжиматься и разжиматься.
Остаток ночи Дейк провел в баре, снимая напряжение.  Лишь утром, когда все посетители разошлись, оставив его наедине с грузом воспоминаний и обрывков протяжных фраз с козьим акцентом, Дейк допил холодное пиво и вышел на свежий воздух мелкими шагами, с трудом отрывая ноги от пола. Он прищурился, пряча глаза рукой от ослепительного солнца, и хотел было прочитать на афише расписание поездов, как уловил на себе пристальное внимание группы мужчин в полицейских формах. Дейк смутился на мгновение: «Почему это их трое, вместо одного дежурного, как обычно?» Но, как и говорила Матильда, он  был уверен в своей безнаказанности. Поэтому без резких движений сменил направление, и относительно спокойно решил скрыться в обратном направлении. Но не тут-то было. Полицейские тем временем как раз рассматривали его фото-робот, и очевидные сходства вынудили их броситься вдогонку за предполагаемым преступником.
Дейк изо всех сил рванул в сторону, обогнул здание бара, за которым начинались горы и шумный водопад, и по каменистой дорожке побежал вверх. Оглядываясь через плечо, он видел, что преследователи довольно резво справляются с препятствиями в  отличие от него. «Конечно, они же не провели всю ночь в баре» – Дейк пытался найти причину, по которой его тело отказывалось слушаться.
Ему вслед доносились угрозы:
— Остановись, или мы будем стрелять на поражение.
Полицейские явно запугивали, не собираясь применять оружие. Ведь они не были на 100% уверенны, что от них пытается сбежать безжалостный убийца и вор, а не какой-нибудь пьяный турист, совершивший максимум драку в баре.  Но один из офицеров все-таки взял в руки служебный пистолет и выстрелил в воздух. Грохот, разразившийся у водопада, ввел Дейка в панику. Сразу же он вспомнил предупреждение Матильды: «Ты тешишь себя надеждами пожизненной безнаказанности за содеянное?! Ха! Глупо! Я бы на твоем месте не была так самоуверенна, ибо ты ответишь за все те убийства и грабежи, которые совершил. И возмездие не заставит себя ждать веками. Поверь мне!»   Её смеющийся козий голос  оглушал, шум воды и осыпающихся камней нагнетали атмосферу, в которой пахло расплатой.
— Чертова ведьма! – заорал Дейк, взобравшись на склон.
Дальше он не смог бы подниматься. Слишком крутыми были скалы, а ему едва хватало сил, чтобы держаться на ногах. И пусть алкоголь от страха и паники почти выветрился, но трезво оценить свое положение Дейк уже не мог. На раздумья времени не оставалось, полицейские стремительно поднимались за ним, угрожая пистолетами. А в руках Дейка был только нож.
— Ну, подходите, – он манил их одной рукой, как сумасшедший, сверкая глазами и оголяя зубы в волчьем оскале. – Смелее, смелее! Что боитесь?! Вас же трое, а я один!
Дейк, не спуская с них глаз, отбросил рюкзак в сторону. Он раскачивал туловищем, широко расставив, согнутые в коленях, ноги, и приготовился к неравной битве, живым из которой он может и не выйти. Дейк понимал всю серьезность положения и впервые в жизни пожалел, что перебрал со спиртным. Иначе все бы сложилось иначе и ему удалось бы улизнуть незамеченным, не вызывая лишних подозрений. Но с другой стороны, – Дейк утешил себя, – тремя жертвами больше, тремя жертвами меньше… Ему не привыкать было лишать жизни людей, и блюстители закона только разжигали в нем жажду крови.
Один из офицеров осмелился взойти на каменную площадку, напоминающую боксерский ринг, с двух сторон огражденный вертикальными откосами гор, а две другие стороны не имели даже ограничивающих веревок. За спиной Дейка  немного поодаль стекали бурлящие потоки, образовывая внизу небольшой водоем с массивными камнями, возвышающимися над водой. С опаской посмотрев вниз, офицер сглотнул накатившую на язык слюну и наставил оружие обеими руками в беглеца:
— Брось нож, – убедительным тоном заговорил он.
Дейк не шелохнулся, сверля взглядом молодого полицейского. Но, немного подумав, сделал вид, что готов сдаться. Он медленно стал опускать руку, ожидая подходящего момента, чтобы наброситься на наивного офицера. И когда тот  расслабился, резко рванул к нему и схватил сзади, приставив к горлу нож. Алая кровь брызнула и окрасила лезвие ножа. Дейк выхватил из его обессиленных рук пистолет и метким выстрелом сбил с ног второго полицейского. Третий застыл на месте с искаженным от страха лицом. Вторая пуля, выпущенная Дейком, вошла ему в лоб.
— Ха-ха-ха! – истерический смех эхом разлетелся повсюду, привлекая внимание туристов, прогуливающихся внизу по пейзажной местности.
Дейк стоял на краю обрыва с окровавленным ножом в одной руке и пистолетом в другой. Чувство безнаказанности таки было слаще наркотического опьянения. Дейк в очередной раз убедился, что его ничто не способно остановить, и возмездию, предсказанному ведьмой, не суждено осуществиться.
На этот раз самоуверенность сыграла с Дейком злую шутку. Второй офицер, захлебываясь собственной кровью, полз по каменистой дорожке вверх, сжимая липкой рукой табельный револьвер. Из последних сил он нажал на курок, отчаянно целясь в голову. Пуля, рассекая воздух, молниеносно пронзила плечо, и Дейк, потеряв равновесие, камнем упал с горы.
Падая, он слышал блеянье старухи «И возмездие не заставит себя ждать».

В ту минуту, когда Дейк Ломан издал последний вздох,  Венера Барбет содрогнулась от болезненного спазма в голове. Она будто телепортировалась в прошлое и видела со стороны мужчину в модных джинсах с кожаным лейблом, сталкивающего её с обрыва скалы.
— О Боже! – вскрикнула она. – Теперь я вспомнила! Его звали Дэймон Бальтазар. Этот моряк со своими дружками…
Венера закрыла лицо руками и горько заплакала.




 

Швейцария

Ираклий зачарованно наблюдал за Лафитой. В лиловом платье она была еще больше похожа на ангела, на тот вымышленный образ, что предстал перед ним во время их первой встречи. Блестящие не только от жизненной силы, но и от лака для фиксации прически, волосы подчеркивали её индивидуальность и нестандартные, но полюбившиеся черты лица. Она притягивала внимание окружающих неподражаемым шармом, искренней беззаботной улыбкой и, конечно же, молодостью.
Кончики пальцев с перламутровым маникюром зажимали первый паспорт, полученный буквально за 5 минут. Без связей Акима Колеями они бы еще находились в Канберре, а не покидали терминал аэропорта Вейкфилд-Вестгейт (Люцерн, Швейцария). 
А так – паспорт был даже у серой любимицы Арники, повсюду бегающей за хозяйкой. Не повезло только Пуфику – его пришлось вновь оставить с соседкой Патрицией.
Внешне Лафита не проявляла беспокойства, но в глубине души она боялась встречи с матерью, которую ни разу в жизни даже не видела. Какая она? Какой у нее голос, характер, привычки? – эти вопросы невольно всплывали с того момента, как Лафита поднялась на борт самолета. И чем ближе подходило время встречи, тем взволнованнее становился взгляд её выразительных черных глаз.
Вскоре желтый автомобиль с «шашечками» мчал их по широким улицам среди множества транспорта и пешеходов. Таксист жал на газ, приближая конечную остановку у ворот загородного дома Акима Колеями. Все так быстро произошло, что когда Лафита поняла, что вот-вот познакомится с мамой, задрожала, как осиновый листок. Лишь поддержка Ираклия немного уняла нахлынувшее беспокойство, и то ненадолго.
Венера Барбет, для которой сюрпризом не стало скорое возвращение мужа, так же как и Лафита, переживала, не зная, как и что ей сказать. После очередного телефонного звонка Акима, сообщившего, что самолет удачно совершил посадку, Венера лихорадочно выбежала во двор, дожидаться встречи с дочерью у ворот. Она настолько отдалась воспоминаниям и предвкушениям, что даже соседский дог, вновь испортивший газон у зеленой изгороди, остался незамеченным. 
Еще не успело отъехать такси, как подвижная фигура хрупкой женщины с огненно рыжими волосами налетела на Лафиту с распростертыми объятиями:
— Доченька! Какая же ты красивая! – со слезами на глазах восхищалась Венера.
— Мама…
На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая только женскими всхлипываниями, но Аким Колеями на правах хозяина гостеприимно пригласил всех пройти в дом. И они пошли.
Венера не отпускала руку Лафиты, будто боялась снова её потерять:
— Ты наверно считаешь меня плохой матерью? Да и какая я мать, если я не растила тебя… Но ты должна знать, что я люблю тебя! Что, как только я вспомнила о своем ребенке, сразу же стала искать… Но та деревня, где мы жили опустела лет 50 назад… – прерывисто рассказывала Венера, заводя дочь в дом.
Лафита, ничего не ответив, так как язык отказывался поворачиваться, уткнулась лицом ей в плечо и заплакала, обнимая впервые в жизни женщину, подарившую ей жизнь.
Аким знал, что нужно дать Венере возможность побыть наедине с дочерью, обретенной лишь спустя 120 долгих лет. Поэтому, оставив чемодан в гостиной, повел Ираклия на экскурсию по дому. А Венера, усадив дочь рядом с собой на диване, рассматривала её, изучала черты лица и искала сходства с предполагаемым отцом, и продолжала посвящать в историю их жестокой разлуки:
 — Если бы ты знала, с каким трудом я вырисовывала в памяти штрихи того злополучного дня, когда едва не умерла после падения со скалы. Я как художник пыталась закончить полотно, но вместо четких линий я видела лишь тени, будто фрагменты мозаики, собрать которую никак не удавалось. Я терзала себя мыслями: «Зачем? Почему?» Но лишь недавно я наконец-то разобралась и поняла, что же произошло на самом деле.
Венера вынула с кармана сапфировое ожерелье и протянула Лафите дрожащей рукой:
— Если бы не эти синие камни… Кто знает, встретились бы мы хоть однажды…
— Бабушкино ожерелье, – ласковым голосом произнесла Лафита, прикоснувшись к сапфирам.
— Оно твое!
Губы Венеры задрожали , а глаза наполнились слезами от одной только мысли, что если Лафиту удалось разыскать, то встретиться с Руби Оливер и попросить у неё прощенья уже никогда не удастся.
— Так что же произошло на самом деле? Аким Колеями сказал, вы потеряли память… А бабушка говорила, вы бросили нас и сбежали с каким-то моряком… – запинаясь, спросила Лафита.
— Она думала, я бросила вас? – с сожалением написанным на лице, переспросила Венера, и сама же дала ответ. – Ну, конечно, мама считала меня настолько влюбленной… Но ни из-за одного из мужчин я бы вас низачто не бросила. Разве можно оставить собственного ребенка ради мужчины? Я бы никогда так не поступила…
Лафита взяла её за руку:
— Я вам верю. И не обвиняю…
— Бабушка Руби не внушила тебе ненависти и презрения ко мне? – нерешительно спросила Венера.
— Она избегала подобных разговоров, но я чувствовала обиду в её голосе каждый раз, когда я поднимала эту тему.
— Я должна покаяться на её могиле. Пусть я не успела этого сделать, когда она была еще жива, но… мама должна знать, что я не собиралась ни с кем сбегать. В тот день, сразу после твоего рождения я действительно ушла из дома, пока никого не было. Никого… кроме розового комочка, завернутого в пеленку. Я надеялась скоро вернуться… Прости, что в тот момент не думала о тебе. Если бы я знала что не увижу тебя 120 лет, осталась бы в постели… Но я вихрем понеслась к станции Катумба, чтобы проститься с одним человеком, который вполне мог бы быть твои отцом. Ты спросишь «Почему – мог бы?», да потому что я и сама не знаю кто твой отец…
Лафита изумленно моргала влажными ресницами, проникнувшись сопереживанием:
—  Неужели такое возможно?
— К сожалению, да. В те далекие годы весь материк Австралии поддался насилию европейцев. Что говорить о беззащитных девушках со смазливыми лицами и стройными телами? – Венера махнула рукой, не желая даже говорить об этом, но, глубоко вздохнув, продолжила рассказ немного в другом направлении. – За мной ухаживал один моряк. Его звали Николс. Он изучал флору и фауну Голубых гор и близлежащих районов. Но, когда он узнал, что я беременная и что его же дружки неоднократно использовали моё тело для плотских утех, – естественно, стал меня избегать. Но перед твоим рождением я получила послание, что Николс ранен, а возможно и умирает, и зовет меня… И я побежала к нему… Николс умер у меня на руках со словами «Я любил тебя больше всех на свете».
Венера поднесла к носу платок и залилась слезами, а Лафита обняла её утешая.
— Не плачьте. Иначе я тоже сейчас заплачу.
— Позволь я закончу? Когда я уже хотела возвращаться в родную деревню, меня остановил один из британцев в джинсах. Это был Дэймон Бальтазар – злой и жестокий убийца. Его боялись все аборигены и ходили слухи, что даже капитан корабля, на котором они прибыли к южным землям, тоже не осмеливался ему перечить. Он то и сбросил меня со скалы, когда я воспротивилась его воле.
Венера пристально взглянула в черные глаза Лафиты и замолчала, сравнивая её черты лица с противной, наглой физиономией Дэймона. Лафита, безусловно, была женственной и изящной, но продолговатый нос и широкие скулы  наталкивали на мысли о том, кто же на самом деле является ей отцом.
— Дэймон, – еле слышно прошептала Венера. – Твой биологический отец не скромный, порядочный Николс, а насильник Дэймон Бальтазар.
Лафита содрогнулась. Быть дочерью человека, причинившего её матери боль, ей хотелось меньше всего. Уж лучше бы она так и не узнала эту шокирующую подробность из прошлого Венеры, чем каждый раз, когда мать смотрит на неё, чувствовать себя напоминанием унижений и надругательств, выпавшим на долю матери по вине моряка-развратника.
— Кем бы ни был мой отец, это уже не так то и важно, – сказала Лафита, посмотрев на мать с жалостью.
— Я буду любить тебя, не смотря ни на что. И пусть ты вовсе не похожа на меня, но ты моя дочь! – Венера сжала её ладони, улыбаясь и плача одновременно.  – Руби дала тебе замечательное имя! Лафита! Аким уже рассказал тебе о наших знатных корнях?! Мы потомки герцога Жана де Сильфа… а имя Дэймона Бальтазара давай не будем больше произносить вслух.
Лафита согласилась, но мысленно уже поставила себе цель – узнать как можно больше о Дэймоне Бальтазаре.



Эпилог

Подготовка к свадьбе плавно переросла в грандиозное событие в жизни Лафиты. А Венера наконец-то смогла проявить свою любовь и заботу, проводя с дочерью уйму времени, выбирая подвенечное платье и аксессуары.
Медовый месяц молодожены провели во Франции, путешествуя по знаменитым винным провинциям рода Бордо. Ираклий был по-настоящему счастлив и благодарен судьбе, что подарила ему шанс не только остаться живым после авиакатастрофы, но и стать мужем очаровательной скромницы, поделившейся к тому же секретом молодости. Лафита, листая альбом со свадебными фотографиями, восхищалась девушкой в белом, будто бы то была модель-незнакомка с глянцевого журнала. А ведь еще недавно Лафита сомневалась, что однажды кто-то её полюбит и она расцветет нежным цветком от несказанной радости.
Адвокат Акима Колеями доказал  невиновность Венеры Барбет в непреднамеренном убийстве пешехода. И, когда Ираклий и Лафита вернулись из романтического путешествия, они вчетвером улетели в Австралию. В Голубых горах заложили фундамент оздоровительно комплекса. Но прежде все силы были направлены на возрождение старой деревни. Первые дома заняли Аким с Венерой, Роберт, Харитон и Ираклий с Лафитой. А вскоре в деревне поселились и другие жители. Появился бар, магазин, заправка и  асфальтированная дорога, по которой туристы полными автобусами приезжали провести отпуск в горах, где можно было поправить здоровье и водными процедурами, и грязевыми ваннами. А если бы Лафита все-таки настояла на разглашении своей тайны, то маленькая деревенька стремительно бы переросла в большой город. А так: туристы были временными гостями, и только посвященные в историю о коллоидных минералах жили долго, очень долго… и еще живут. 
В тайне от Венеры Лафита попросила Акима выяснить все, что можно о Дэймоне Бальтазаре, но кроме непохожих на правду повествований старой Матильды Хавьер никаких доказательств, что Дейк Ломан и Дэймон Бальтазар   одно лицо не было. Возможно, это и к лучшему для Лафиты. Ведь лучше считать себя кровной герцогиней, чем правнучкой демонессы.


Конец