Антиутопия 3

                АНТИУТОПИЯ 3


     На следующее утро все плавно перетекло к соседу Диме. Тем более, стояла такая жара, что спасение ожидалось только в бараке под снос. Озеро Смолино оказалось не под носом - надо было, если по прямой, перелезть грандиозную стройку, перебежать дорогу, миновать помпезный клуб местных машиностроителей, чтоб попасть на пляж, усыпанный новой галькой.
     У Димы квартирка наподобие дворницкой. Опять коридор широкий, как у Игоря, но пустой и все доски на полу искрошились в труху. В конце коридора  дверь, как потом выяснилось, свободно ведущая в квартиру Игоря,  и другая дверь - в маленькую прихожую, с туалетом, ванной, и входом в само помещение, с огромным окном. У Димы гордость - карельская стенка на всю стену, с сервантом, книжным стеллажом, огромной нишей для огромного плоского телевизора. У противоположной стены большой кожаный диван, а по бокам два кожаных диванчика поменьше, посередине журнальный столик с массивной столешницей. У окна столик на колесиках, ноутбук.  Гораздо уютней, чем у Игоря.
     - Зато у него кухни нет, и детей, - буркнул Игорь.
     Но пиво оставалось, подтянулись еще ребята со двора, а может, и со всей улицы Ереванской под снос, всем хотелось послушать про Прагу, и я заливалась соловьем. Какое уж тут Смолино. Тут Смольный. Люди на полу сидят, и стоят в проходе.
    Мама весь день продремала  в зале  на диване у Игоря, где мы, собственно, и ночевали,  перед телевизором. Периодически Игорь относил ей бокальчик некончающегося  пива, через ту самую дверь, чтоб вокруг не бегать. Дима сказал, что многие из его друзей  ездят в Прагу, на Рождество, например, нельзя ли им дать стрелку на Гавелак, ну, там, посоветовать, где лучше поесть, что лучше купить. Я сказала - я буду только рада за земляков.
     Расставались тепло, Игорь с семейством провожал нас, детям дала по двести рублей.
     Сели в какой-то раздолбайский автобусик, чуть ли не деревянный, "Маршрутное такси 93" называется.

     С Ленинского района в Центральный чуть ли не через полгорода -  лежит Челябинск как блин, брошенный в грязь. Ну, навтыкали  пару небоскребов, ну поставили с десяток супер-гипер-маркетов с их светящимися коробками, но да ведь труб-то, труб сколько! И все дымят. И вот едем мы в этой сарайке на колесиках, как скот, и на кабине водителя надпись " держитесь за поручни в целях безопасности", а поручни-то тоже деревянные!

     Перед  магазином "Садко" мама встала как хорошо знающий дорогу конь. Что это пиво, вода, давай водочки, доча, мы же так и не встретились еще.
     Оказалось, в холодильнике у нее  еще тоскливей, чем у Тарасова.
     Какие-то банки с перебродившим вареньем. Два помидора и один огурец на щербатой тарелке. Головка чеснока в ящике для овощей. В морозилке пачка пельменей, ни кусочка масла. В общем, скуден был бы мой отчий хлеб, если бы не неизменные две палки  сырокопченой колбасы, круг сыра, кофе и чай, которые я привезла с собой, да баночка паюсной икры, которую передала для мамы пани Нона.
     Чувствовалось, что на этой кухне давно никто ничего не готовил. Да и тарелок не нашлось двух одинаковых. Мука была.

4
    Проснувшись, я первым делом начала драить кухню. Отмыла плиту, единственную кастрюлю и единственную сковороду, повыбрасывала все щербатые тарелки и чашки, какие-то бвночки, коробочки, пластиковую одноразовую посуду, сверточки со старыми специями, пустые жирные пакеты. Вымыла все шкафы, в один поставила все баночки со специями, набор которых подарила маме в последний приезд, она держала их в серванте, во второй - все чаи,  кофе и сахар. Одну полку я полностью освободила под крупы, макаронные изделия и хлеб. Потом насухо протерла размороженный, совершенно пустой холодильник, вымыла пол и отправилась в банк, поменять первые сто евро из двухсот, привезенных с собой (накануне я мамиными деньгами разбрасывалась). И  потом продуктов купить, разумеется.

     Я ушла в одиннадцать часов утра, а вернулась только часа через два.
     За сто евро мне дали три тысячи девятьсот рублей без копеек. Я думала, это приличная сумма. Дня на четыре хватит.
     Я оставила в ближайшем супермаркете "Проспект" (бывший центральный универсам на проспекте Ленина) две тысячи восемьсот рублей. А что я купила?
     Гречку, рис, манку, макароны по килограмму.
     Два килограмма картошки и килограмм репчатого лука.
     Помидоры, огурцы, кабачок и бутылку подсолнечного масла.
     Творог, сметану, кефир, пачку сливочного масла и десяток яиц.
     Две упаковки куриного филе и шесть свиных отбивных.
     Маленький тортик и пряники.
     Бутылочку коньяка "Отборный".

     В Челябинске нет ничего, чего бы не было в Праге. Только все это худшего качества и стоит дороже.

     Я все это еле доперла в двух мешках до маминого дома. Он со стороны не лучше выглядит, чем Игорев барак под снос, только что девятиэтажный. Старые рассохшиеся рамы, облупившаяся штукатурка, в лифт страшно войти. Дверь в блок железная, два звонка, соседских, у мамы звонка нет. Я позвонила соседу.
     - Чего надо? - через какое-то время пролаяли за дверью.
     - Откройте, пожалуйста, я дочь Вашей соседки, Веры Ивановны, я вышла в магазин, а мама, наверное, заснула.
     - Нет у нее никакой дочери, у нее только сын.
     - Есть, - сказала я, - просто я живу в Праге, и приехала впервые за  двенадцать лет.

     Что-то соседа в этой фразе взбесило. Он заорал:
     - Иди отсюда, алкашка, не то я милицию вызову, из Праги она, видите ли, приехала, ишь ты! Да ты хоть знаешь, где Прага, а где ты?!
     - Как Вам не стыдно! - заорала и я, - немедленно откройте!

    Шум разбудил маму, и она вышла на шум.

     - Ну, и нравы у вас тут, в Челябинске, - сказала я, вваливаясь с мешками прямо в зал, и заметив, что бутылка, где оставалась водка, пуста.

     - А разве мы не в Праге, доченька?!