Король в небе - король на земле

Участник нескольких войн, начиная с Шестидневной, летчик, совершивший множество боевых вылетов, а ныне владелец известной ювелирной компании Бени Падани, оглядываясь на свой жизненный путь с 15-го этажа тель-авивской высотки, где расположен его оффис, жалеет только об одном – что большую часть времени постигал премудрости экономики и бизнеса, а не философии и общественных наук.

КОРОЛЬ В НЕБЕ

- Мне всегда казалось, что бывших летчиков, как и бывших врачей, не бывает. Есть профессии, которые становятся частью личности человека. Чего вам стоило в свое время решение расстаться с военной карьерой и посвятить себя семейному бизнесу, который основал в Израиле 60 лет назад ваш отец-ювелир?

- Пожалуй, я – исключение из правил: никогда не мечтал стать летчиком. Просто в армии решили, что из меня выйдет летчик и послали в летную школу, о чем, я, впрочем, не пожалел. В своем первом полете «соло», без инструктора, я испытал фантастическое ощущение, будто я в небе король.

- Страха не было?

- Однажды я пережил очень тяжелый момент... Во время Войны Судного дня ВВС несли на Голанах от сирийских ракет большие потери. Мне и еще одному летчику поручили создать защитный экран, чтобы на радарах противника возникли помехи и наши эскадрильи смогли провести массированную атаку без потерь. Не могу забыть взгляд, которым провожали нас другие летчики, когда мы шли к своим машинам. Вероятность уцелеть в такой операции очень невелика – примерно, как у уток в охотничий сезон. Ощущение, что тебе вынесли смертный приговор. Но когда мелькает мысль: «Почему я?», ты тут же гонишь ее от себя, понимая, что идет война и просто тебе выпал такой жребий... Мы перемахнули через Хермон – отличная мишень на радарах сирийцев – и начали свою работу. Я видел след от множества запущенных ракет...

- Мой отец, участник второй мировой войны, вспоминая о боях, говорил: «Когда слышишь свист пули – понимаешь, что ЭТА уже не твоя».

- Да, именно так, - подтверждает Бени. – Примерно то же ощущаешь в полете, когда видишь след ракеты. Но однажды, в октябре 1973-го на Синае, я не почувствовал, как в мой самолет угодила ракета. Все приборы были в порядке, а то, что машина вибрировала, я принял за отдачу от взрывных волн рвущихся внизу снарядов, поскольку летел на небольшой высоте. Я приземлился на базе, спускаюсь из кабины, а мне говорят: «Бени, посмотри, у твоей машины хвост снесло!»

КОРОЛЬ НА ЗЕМЛЕ

- Военная карьера была небольшим эпизодом в моей жизни, но весьма ощутимым, наверное, еще и потому, что я тогда был очень молод, - произносит Бени. – А вообще-то, сколько себя помню, всегда мечтал заниматься бизнесом.

- В отличие от деда и отца вы не стали ювелиром...

- Но я продолжил семейную традицию по линии бизнеса. Мой отец впоследствии ведь тоже больше занимался бизнесом, чем ювелирным делом... Что же касается меня, то я, не умея толком рисовать, все же обладаю эстетическим чутьем и подаю идеи нашим дизайнерам: в серию «виолетто», например, я предложил ввести четыре капли особой, неклассической формы, которые вписаны в круг. Причем, одна расположена верхушкой вверх, в отличие от других, а все вместе они создают необычный ансамбль, который я постепенно превращаю в фирменный знак украшений «Падани», присутствующий во многих украшениях – кольцах, серьгах, кулонах. Дед и отец работали интуитивно, а я больше полагаюсь на интеллект, который помогает мне определять стратегию компании.

- В прежние времена были известные ювелиры, которым заказывали украшения, становившиеся впоследствии фамильными. Теперь ювелирное дело больше напоминает индустрию.

- Мир не стоит на месте. Раньше были и портные, у которых шили одежду... Что же касается ювелиров: от знаменитых мастеров Фабержье, Картье и многих других остались только имена и стиль, я бы даже сказал, «дух», который пытаются сохранить современные дизайнеры. Но кроме того, известные фирмы отличают еще и другие «коды»: прежде всего, качество материалов и качество работы.

- Вы заговорили о «духе», который пытаются сохранить последователи Фаберже и Картье. А что бы вы сказали в этой связи об украшениях Падани?

- Я пытаюсь добиться, чтобы наши украшения были не только эстетичными и соответствовали определенному статусу, но и вызывали какие-то чувства и переживания. Вот, например, кольцо: на нем признание в любви написано на 32 языках. А на другом кольце всего одно слово на иврите: «мама». Или вот эта миниатюрная копия солдатской бирки с крошечным бриллиантом, и словами молитвы, которые мы теперь выпускаем, получив на это разрешение от армии. Когда дедушка, или отец, принимавшие участие в израильских войнах, дарят такой медальон сыну или внуку накануне призыва – в этом есть нечто символическое.

- Стремитесь ли вы угнаться за модой или даже стать одним из ее законодателей?

- Ювелирное изделие может быть супер-модным и классическим, но между этими двумя точками существует еще большая шкала. Я считаю, что оптимальный вариант: «модное – сегодня, классическое – завтра». Это европейский подход, который близок и мне. Кроме того, мы стремимся в каждое украшение привнести израильский акцент, что делает его особенно привлекательным. В начале июня в посольстве Великобритании проходил торжественный прием в честь 60-летия правления королевы Елизаветы. Посол этой страны в Израиле решила надеть на него украшение с четырьмя крупными бриллиантами из нашей серии «Виолетто» стоимостью в несколько десятков тысяч долларов. Она англичанка, но предпочла работу израильских дизайнеров.

- Вы ориентируетесь на респектабельную публику?

- Не только. Мы выпускаем украшения для людей любого возраста и состояния. В одной и той же серии могут быть вещи стоимостью от 1700 шекелей - до десятков тысяч долларов. Дизайн и мотивы те же, но материалы более дорогие.

С ЛЕГКОЙ РУКИ БЕН-ГУРИОНА

- В вашей фамилии слышатся итальянские нотки. Откуда родом ваши предки?

- Фамилией Падани мы обязаны Бен-Гуриону, - улыбается Бени. - На самом деле она чисто-израильская. Мой отец прибыл в Палестину из Бельгии в 1947 году. Его фамилия была Файден. После образования в 1948-м году еврейского государства всем было предложено взять израильские имена и фамилии. От прежней остались три буквы: «пэй», «далет» и «нун», для благозвучия еще добавили только «йюд». В Танахе есть такое понятие «пидьон» - выкуп, который евреи платят Б-гу за своего первенца. В ювелирном деле тоже существует понятие выкупа. Так что у фамилии есть еще и другой смысл. Что же касается моего деда-ювелира, то он родом из Одессы.

НА СУДНЕ НЕ БЫВАЕТ ДВУХ КАПИТАНОВ

- До 2002-го года ювелирная империя Падани управлялась двумя членами семьи. В 2002-м ваш брат Илан оставил бизнес, передав свою часть вам. Что послужило причиной такого решения?

- Очевидно, так заведено, что на судне не может быть двух капитанов. Если каждый начнет крутить штурвал в свою сторону, оно никуда не поплывет. Во главе правительства тоже стоит один премьер-министр, а не два. Этот ряд можно продолжать до бесконечности. Что же касается истории нашего бизнеса, то причина расхождения с братом была в разнице представлении о том, как должен развиваться бизнес. Речь идет не о родственном конфликте, а «конфликте бизнеса». Оттого, что каждый из нас, желая сохранить добрые отношения, не решался поступать так, как считал нужным, произошла остановка в развитии дела. Брат решил заняться другим бизнесом, не из ювелирной области, а я продолжил семейную традицию.

ПОКОРЕНИЕ БРИТАНЦЕВ

- Бизнес Падани начинался в Израиле. Ему почти столько же лет, сколько нашему государству. В 2008-м году вы решили осваивать рынок в Англии, но подались не в Лондон, подобно многим израильским предпринимателям, а на север – в графство Кент. Чем было вызвано столь необычное решение?

- Я человек осторожный и понимал, что в Англии достаточно своих ювелиров. Кроме того, англичане известны своей консервативностью: если дед заказывал украшения у определенного мастера, то его сыновья и внуки тоже предпочтут пойти к нему. Открытие магазина в Лондоне требует больших вложений и большого риска. Провал в Лондоне – травма на долгие годы. Я сознательно выбрал графство Кент, а не северную часть Лондона, где сильна еврейская община. Мне хотелось завоевать признание именно у «классических» англичан, известных своей консервативностью. Во-первых, я люблю эту страну. Во-вторых, это означало бы, что в будущем нам удастся добиться признания и у других. Но я выбрал путь, связанный с наименьшим риском, подальше от Лондона. В эпоху Интернета мир становится довольно тесным, и периферия тоже оказывает влияние на центр.

На улице, где мы обосновались, было шесть местных ювелирных магазинов, - продолжает Бени Падани, - причем, один из них поставлял украшения кородевскому двору. Но мы привнесли в этот устоявшийся мирок нечто свое, израильское, чего там никогда еще не было. В первые годы к нам присматривались. Мы терпели убытки, но я верил, что время работает на нас, и не ошибся. Минувший год был достаточно успешен: появились постоянные покупатели. Я понимаю, что мое решение о вхождении на английский рынок, где нас никто не ждал, было, скорее эмоциональным, чем рациональным, но я о нем не жалею.

- Вы всегда выбираете нестандартные пути?

- Нет, я достаточно осторожен, чтобы не допускать больших рисков. Но я ведь работаю не столько ради денег, сколько ради удовольствия. Мне очень хотелось получить признание именно в той части Англии, которую называют классической. Те, кто у нас покупают сегодня, уже положили начало цепочке, и у нее будет продолжение.

ФАМИЛЬНЫЙ ПОДБОРОДОК

- Ваша жизнь очень тесна переплетена с бизнесом, поскольку в его основе - семейные традиции. С чем связан ваш самый счастливый день?

- Интересный вопрос... Понятно, что он связан не с бизнесом, - задумывается. – На самом деле было так много всего... Но, пожалуй, самые сильные переживания связаны у меня с двумя событиями. О первом я вам уже говорил: когда я впервые поднялся в небо один. А второе связано с рождением сына, которое происходило на моих глазах. Я стоял, опираясь на стену: мне было нехорошо от вида крови и страданий жены. И когда врач, принявший ребенка, сказал мне: «У малыша ваш, фамильный подбородок», у меня даже не было сил ему ответить, я только помахал в ответ рукой.

- А что касается грустных дней...

- Их тоже было немало. Мне приходилось хоронить погибших друзей. Но самый тяжелый след оставила смерть парня, с которым я учился в летной школе и жил в одной комнате. Ему, как и мне, было 18, и он разбился вместе с инструктором в учебном полете. Это была первая потеря и первая смерть, которая произошла рядом... я испытал такой шок, - ненадолго замолкает. – Недавнюю смерть отца я пережил легче, понимая, что папа болен и в свои 92 года очень страдает. Смерть была для него в какой-то степени избавлением от мук, - задумывается. – Наверное, в моей жизни были и другие печальные события. Когда тебя в юности оставляет подруга – разве это не грустно? Любой разрыв отношений с близким человеком – это маленькая смерть...

- В вашей жизни было что-то, о чем вы сожалеете до сих пор?

- Я задавал себе этот вопрос много раз: можно ли вернуть упущенное время и что-то исправить в своем прошлом? В какой-то степени - да. Например, я с юности изучал реальные вещи – экономику, бизнес, и жалею, что развивал себя только в одном направлении. Когда мне было почти пятьдесят, я все же решил наверстать упущенное и пошел в университет изучать философию и общественные науки: был хоть и великовозрастным, но очень прилежным студентом. Получив ученую степень, очень радовался тому, что научился видеть мир не только сквозь призму экономики. Мне жаль, что я не сделал себе такого подарка в юности, потому что эти вещи гораздо важнее для души, чем экономика и бизнес: они очень обогащают твое видение мира. Теперь я иначе воспринимаю приближение зрелости и старости, понимая, что возраст нашей души гораздо старше физического тела.

- Но если бы вы в юности выбрали другой путь, о котором только что упомянули, возможно, мы бы с вами здесь сейчас не беседовали. Вы могли состояться совсем в иной области...

- Я часто думаю об этом. Невозможно предсказать более отдаленные последствия твоего сиюминутного выбора. Наша судьба очень многовариантна...

- Насколько сильны в вас детские воспоминания и ощущения?

- Ребенок внутри меня – он жив. И мое восприятие радости или боли, пережитое в детстве – то же, что и сейчас. Мне даже кажется: я одновременно живу в реальном времени и в ушедшем - благодаря тому, что помню все, со мной происходившее. Подобно ребенку, я не устанавливаю границ в своем познании мира и учусь на собственных ошибках, отчетливо понимая: когда человек не готов в себе что-то исправить, его развитие останавливается, а жизнь заканчивается – начинается существование.