Телеграмма

        Мы были молоды, дружили, радовались жизни, любили,  строили планы на будущее.
Я уходил в армию на целых три года. Провожала любимая девушка. У нее были рыжие волосы, собранные в хвостик, челка и веселые веснушки на лице. Она поступила в институт и уезжала на учебу в Ленинград.
        Телефонные звонки были настоящим счастьем. Письма наши летели навстречу друг к другу почти каждый день. Торопили время, когда же, наконец, мы будем вместе. Писали о службе, учебе, любви и, конечно, лирические стихи поэтов. Помнится Сильва Капутикян:
       Все мне кажется — если увижу тебя,
     Побегу, как ребенок, навстречу тотчас
       И застыну, покорная, не отводя
     От тебя зачарованных любящих глаз…
По какой причине мы умудрились поссориться во время переписки, сейчас уже и не вспомнить.  Письма перестали приходить. Каждый, выдерживая характер,  надеялся первым получить весточку от другого.
Он переживал и ревновал, ведь  она учится в Ленинграде, общение с друзьями, веселая студенческая жизнь, а здесь школа сержантов, казарма, муштра, да и  сослуживцы, разглядывая фото девушки, подтрунивали:
 -  Напрасно надеешься, такая симпатичная  не дождётся ...
Ей тоже было грустно. Так не хватало долгожданных писем от родного любимого человека с теплыми, нежными признаниями. Книги – сессия. Да еще эта пасмурная погода, серое небо и зарядивший беспросветный дождь.  Она не выдержала, побежала на почту и отправила телеграмму:
- А у нас сегодня дождь.
Телеграфистка с недоумением посмотрела на нее:
- Так телеграммы не пишут, зачем платить за лишние буквы? Надо проще: “Сегодня дождь”.
- Нет, - возразила девушка, - оставьте все, как есть, добавьте только Рыжик.
Чуть позже меня  вызвали в особый отдел.
       Стало как-то не по себе, - просто так туда не вызывают. Я терялся в догадках,  лихорадочно копаясь в памяти. Служу без замечаний, в чем дело, зачем вызвали?      
Последовали  вопросы майора:
     - Товарищ курсант, у вас девушка на «гражданке» есть?  Где  живёт, чем занимается?
 - В Ленинграде в институте учится, - отвечаю.
 - В каком?  Что делала до института? – следуют очередные вопросы майора.
 Я начинаю беспокоиться, не случилось ли, что с любимой, ведь писем от нее давно нет.
     - Что делала? – переспрашиваю и, думая о своем, машинально отвечаю:
 -  Училась.
 - А как вы её называете ласково в особые минуты, что ли?
 - Да по-разному, но в основном Рыжиком. Она же у меня как солнышко, такая улыбчивая, светлая и добрая,- вдруг разоткровенничался я.
- Тогда это Вам. Вот прочтите, -  майор протягивает телеграмму.
       Внутри всё похолодело, какое известие ждёт меня? Читаю:
- А у нас сегодня дождь, - смысл написанного еще не доходит  до меня. Читаю вновь:
 – А у нас сегодня дождь и подпись Рыжик.
- Рыжик! Рыжик! - телеграмма от любимой - значит всё хорошо! Возникло какое-то неуловимое чувство радости. Я мысленно улыбаюсь, стараясь не показывать нахлынувших чувств. Мне вдруг вспомнились строки из известного детского стихотворения Сергея Михалкова «А у вас?».
    - …А у нас в квартире газ!
 - А у вас?....
       Меня вдруг осенило:
- Вот он – смысл телеграммы. Это конец ссоры, это предложение диалога, это вопрос – как у меня дела? Да готов хоть сейчас бежать, лететь к тебе, родная. Если бы ты только знала, как я скучаю и люблю тебя, как мечтаю о нашей встрече. Ведь всё это время я писал тебе, но письма стопкой лежат в тумбочке.
Майор прервал мои мысли:
-Что бы значила эта телеграмма?
Продолжая про себя улыбаться, удивляюсь:
- Неужели не понятно, не ясно?
А вслух говорю майору что-то про дождь, про известную ленинградскую погоду…
Из воинской части всё-таки отправили официальный запрос в Ленинград. Студентку вызвали к ректору института. Ректор долго и внимательно рассматривал девушку:
- Так вот вы какая – Волкова Людмила?! – последовал то ли вопрос, то ли удивление.
Она так и не поняла, зачем её вызывали и, что, собственно, хотели сказать. Да и ректор, вероятно, не догадывался, почему его прилежной студенткой вдруг заинтересовались известные органы?

  По молодости лет что ли,  я не придал особого значения разговору с майором и только  бережно хранимая телеграмма, была приятным напоминанием о любимой. Однако эта история имела неожиданное продолжение.
Месяца через два я был вновь вызван в особый отдел и тот же майор опять начал издалека:
- Знаю, что хорошо служите, что командир части подписал благодарственное письмо вашим родителям, а теперь вот  взводный подал рапорт о предоставлении вам отпуска на родину. Но жизнь   вносит свои коррективы. С отпуском придётся повременить, ещё неизвестно что будет завтра.
После тягостной паузы, во время которой он буквально сверлил меня своим взглядом,  последовало продолжение:
-  Да кстати, служба службой, а как на личном фронте? Как там Рыжик? Кажется, вы так называли свою девушку, - и он ещё пристальней посмотрел мне глаза.
Что же на этот раз произошло? И почему такое долгое вступление, зачем он тянет – быстро промелькнули мысли. Не показывая охватившего волнения, бодро отвечаю:
- Всё хорошо, товарищ майор, на дождь не жалуется. Про себя же отметил, всё помнит…
- Вы в качестве сопровождающего отправляетесь в командировку, есть приказ,- неожиданно произнес майор.
            - Куда? - не удержался я от вопроса. 
Не отвечая, майор строго заключил:
- Вас переоденут в штатское, инструктаж получите в дороге,  час на сборы. Выполняйте приказ сержант…
Офицер, которого я сопровождал, оказался скрытным, но разговорчивым. Он сумел расположить к себе и старался как можно больше узнать обо мне. О себе же ни слова. Сказал только что везёт документы в штаб округа и чтобы в его отсутствие я не спускал глаз с саквояжа, на который я обратил внимание ещё в части – так ничем не примечательный  саквояжик с кодовыми замками. Вот и весь инструктаж. По какой-то причине в купе не работало радио и мне ни терпелось узнать, куда мы едем. Улучив момент, я  спросил  проводницу.
- Куда, куда? Куда покупал билет туда и едешь.
- Да нет у меня билета.
- Вот без билета и целое купе  занимаете, а люди вынуждены  на третьих полках мучиться. Что война что ли?  А ты спроси у товарища, он-то  наверняка знает, - чем-то недовольная, почти миролюбиво закончила  свою тираду проводница - совсем молоденькая девушка и мне показалось, что  это был первый рейс в её жизни.
И тут я впервые задумался об этой неожиданной командировке с маскарадом, о  капитане и о последних событиях на Кубе. Да, пока ещё не война….
Ехали всю ночь. Капитан как настоящий Джейсм Бонд  спал с “макаровым”. Уже под утро с первыми солнечными лучами за окном замелькали дома и строения явно какого-то пригорода. Наконец, поезд начал сбавлять ход и вот мы на перроне Московского вокзала. Сейчас, даже невозможно себе представить бурю чувств, охватившую всё моё существо. Ведь я впервые оказался в Ленинграде, здесь же мой Рыжик, надо, просто необходимо увидеться, тем более что капитан уже  немного знает о нас. Но он, даже как бы и не удивился моему волнению или сделал вид, - не знаю.
Прямо с вокзала прибыли в штаб, капитан быстро уладил все формальности и только теперь впервые за всё это время улыбнулся.
- Ну что сержант, рад Ленинграду!?  И не дожидаясь ответа, продолжил, - я тоже рад. Давно не видел своих стариков и у нас двое суток. Ты не волнуйся, я всё обдумал: сейчас провожу тебя в институт к Рыжику, сам к родителям. Они кстати и живут почти рядом. Через двое суток встречаемся,  и смотри не опаздывать.
Надо ли описывать всё поглощающее чувство радости нашей встречи, мы были бесконечно счастливы и, порой даже не замечали красот города. Но на какое-то мгновение  показалось, что   мы  ни одни и  за нами наблюдают. Знаете, вдруг возникло  какое-то липкое ощущение слежки что ли.  Но мы тут же забыли обо всём. 
Нам несказанно повезло, просто каким-то чудом Рыжику удалось достать билеты в знаменитый  Кировский. И вот мы в театре, затаив дыхание слушаем Атлантова. Его Герман был великолепен. Во время антракта Рыжик подарила мне томик Есенина (тогда уже было можно читать нашего любимого поэта)  и свои фотографии.  И как только я взял в руки подарок, к нам неожиданно подошли два молодых человека и, предъявив красные корочки, вывели из театра.
- За что вы  арестовали, мы ни в чём не виноваты, отпустите нас, вы не имеете права. Людмиле завтра в институт,  - возмущался я.
-Успокойтесь. Придёт время, во всём разберёмся.
- Какое время? У меня через три часа поезд, Я должен быть вовремя в части.
- И в какой части, и с Рыжиком вашим разберёмся, во всём разберёмся.
Вероятно сообразив, что сказал лишнее, молодой человек больше не проронил ни слова.
Мы были в шоке. Вот уж чего-чего, а такого мы и представить себе не могли.

Прошло более пятидесяти лет. Мы идём по жизни, взявшись за руки, - так мы ближе друг к другу. Та телеграмма до сих пор хранится в семейном архиве.
Хочется поделиться:
- А у нас сегодня солнечно! А у вас?