Не Америка

ПРОЛОГ

Забойск, неприметный шахтерский городок, затерянный в бескрайних просторах России, не отличался от сотен таких же городков практически ничем. Так же в девяностые он замер, оцепенев от ужаса безработицы. Потом сделался сплошным рынком, торгующий китайским барахлом и доморощенной подделкой российского производства. И так же, как и многие города страны обнаружил неожиданные для себя возможности развития и процветания.
За последние десятилетия Забойск разросся, нашпиговался новомодными офисами, дорогими клубами и престижными районами. И, как и всюду в России стал страдать от засилья криминала и коррупции, которые невозможно было успокоить никакими половинчатыми мерами. Борьба с криминалом в Забойске происходила по принципу «кто больше даст» или по принципу «кому выгоднее».
Понятно, что в таких условиях с преступностью в Забойске боролись неважно. Начальники местного УВД менялись, как перчатки у светского денди, но дело с мертвой точки не двигалось.
В ту пору по стране вовсю проходила реорганизация милиции в полицию и у президента по поводу Забойска возникла хитроумная мысль, которой поделился он только с министром внутренних дел.
И вот в один из последних августовских дней в кабинете губернатора Забойской губернии раздался звонок. Аппарат, что старомодно затрещал, связан был с президентской линией и звонить по ней могли лишь по особо важным делам.
Губернатор, Степан Степанович Калантай, солидного вида громоздкий человечище с квадратным лицом, почти сросшимся со всем остальным телом, посмотрел на телефон тревожно. Бесформенные пучки бровей нахмурились над близко посаженными крохотными глазками, напоминающими зверька-грызуна. Приятного от такого звонка ждать не приходилось.
По телефону сообщили лишь об одном – о дате прилета в город нового начальника УВД. Но кто он будет, никто не знал, а сказано было лишь то, что человек этот прославился особой жесткостью, и что применял он даже оружие, а потом его оправдывали, признавая применение оружия законным. Поговаривали даже, будто пристрелил он кого-то из высоких чиновников, и ему за это ничего не было. Потому как был он протеже самого президента.
Ситуация представлялась катастрофической.
- Говорят, будто носит он сразу два пистолета, - поговаривали в УВД Забойска. – Чтобы, если в первом патроны кончатся, сразу палить из второго. Мол, только так в России с преступностью бороться и надо.
Оттого и обливался холодным потом в Аэропорту Губернатор в день прилета нового начальника УВД, предчувствуя сердцем худое.
- Дожились, - срывался на досаду Степан Степанович, стоя в праздничном ряду со всеми прочими чиновниками, - сам президент начальника УВД присылает.
- Эка, - выдохнул мэр города Зайбойска Лев Яковлевич Сазонов, и лоб платочком шелковым промокал. – Самолично чиновника застрелил! Это ж как такое возможно?
- Покуситься на святое!
Мэр Забойска Лев Яковлевич был человеком тихим, но вида важного и серьезного. А делал он лишь то, что приказывал ему губернатор Степан Степанович.  Сегодня выглядел он не так самоуверенно, как в те моменты, когда сквозь зубы объявлял новоявленному просителю сумму необходимого поощрения.
- Жисть, понимаете ли, - говорил он просителям, - такова. Не помажешь, как говорится, не поедет. Тут не мне одному причитается за беспокойство, вы не подумайте.
Как и во всяком порядочном провинциальном городе России, проценты от податей распределялись строго в соответствии табелю о рангах. Размеры взяток знали все, их разве что не вывешивали на доску.
Теперь о столь сладком существовании нужно было забыть, по крайней мере, на некоторое время, а быть может, как думали некоторые, и навсегда.
И об этом даже страшно было подумать! Ведь для чиновника нет ничего страшнее, чем жить по закону и, уж тем более, совершенно неприемлемо – жить честно!
Сигаровидный самолет с важностью приземлился, лениво прокатил по взлетной полосе, сипло свистя турбинами, словно простывший Соловей-Разбойник, и остановился. К нему спешно подали трап, и мэр Забойска отдал оркестру отмашку.
- Давай! Спаси Бог!
И перекрестился.
- Бог не выдаст – свинья не съест.
Оркестр, сверкающий начищенными до ослепительного блеска трубами и пестрящий русскими народными костюмами, взыграл парадный марш. Временно замещающий начальника УВД, полковник Рябушкин рявкнул:
- Равне-не!!!
Полковник Рябушкин был человеком двуличным. Для вышестоящего начальства был он пресмыкающимся, благодаря чему и пробился, для подчиненных и всех прочих, кто от него зависел, Рябушкин был царем зверей.
Серый милицейский, а вернее уже полицейский строй, подбородки задрал, блеснув на блеклом солнце начищенными кокардами.
Тут-то и случился казус. Что называется, к нам едет ревизор. Ни губернатор, ни чуткий мэр, порой обладающий невероятным даром предвидения, и никто другой и предположить не могли, кто выйдет из самолета. Губернатор обзванивал всех своих знакомых и даже в Думу звонил некоему таинственному депутату, человеку очень секретному, который и посодействовал в свое время Степану Степановичу в получении должности, но никто не знал, кто займет должность начальника УВД в забытом Богом Забойске. Поэтому взгляды всех собравшихся в Аэропорту впились в дверь самолета как жало пчелы.
Наконец, когда пузатая дверь самолета откинулась в сторону и на трап явилась кукольного вида стюардесса, все застыли, словно позировали художнику пишущему «Последний день Помпеи».
И тут вслед за стюардессой вышел не генерал милиции, не какой другой высокопоставленный государственный чин, и не сам президент, появление которого втайне предполагали и губернатор и все его окружение! Вышел на трап ни кто иной, как самый настоящий американский шериф! В ковбойской шляпе! В черной кожаной куртке с меховым воротником, с семиконечной шерифской звездой на груди, блеснувшей на солнце таким ослепительно смертельным отражением, что губернатору на миг почудилось, что он ослеп. На поясе шерифа болтались два серебристых кольта.
Губернатор не поверил своим глазам, сочтя все это за розыгрыш болезненного воображения, но поморгал и понял, глаза не лгут! На трапе был скалящийся довольной капиталистической улыбкой американский шериф!
Степан Степанович подумал о том, что, быть может, стоит и на покой пойти, ведь ежели президент таким образом решил понадсмехаться над ним, то неравен час вышибут его из кресла со свистом без почтения, а того хуже и без пансиона! Про новые эксперименты президента знали все, однако же, эксперимент экспериментом, но это же ни в каике ворота!!!
Встречающие сникли. Оркестр сдулся, издал совершенно неподобающие праздности момента чахлые звуки и стих. Баба в кокошнике, охнув, едва не выронила хлеб с солью.
А шериф, по-американски широко, во все тридцать имплантатов сверкнул акульей улыбкой, громко сказал:
- Хау дую ду, мексиканцы!
От говора чуждого да от вида шерифа все так и обмерли. Старушка, что была в массовку приглашена за энную сумму гонорара, перекрестилась.
- А батюшки, - вырвалось у нее и от слов этих в сердце губернатора больно кольнуло.
- Слушай, - наклонился губернатор к мэру Льву Яковлевичу, - пока мы на рыбалке были нас, часом, американцы совсем к рукам не прибрали?
Лев Яковлевич ответил не сразу. Все это могло значить только одно, о чем он и поспешил высказаться.
- Новая политика, - вымолвил Лев Яковлевич.
- Н-да, - выдохнул губернатор Степан Степанович, ослабляя воротничок рубашки, - полиция


ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Максим проснулся, осмотрел комнату, глянул на форму старшего лейтенанта полиции, что висела выстиранная и выглаженная матерью, сел на кровати. Как всегда, оставалось ровно пять минут до звонка будильника.
Максим Максимович Понаследов, молодой человек двадцати пяти лет с добрыми глазами был истинным сыном милицейского генерала и тоже мечтал стать генералом, но теперь уже полицейским. Вот только упрямый и во всем ищущий справедливость Максим Понаследов-младший упорно отказывался делать карьеру способом, который навязывал ему отец.
- Белым воротничком не буду! - отстаивал свое мужское право на выбор старший теперь уже полиции лейтенант Максим Понаследов. – Я хочу бороться за справедливость!
- Так кто ж тебе не дает, голубчик? – соглашался отец-генерал, представительного вида мужчина, впитавшим в себя полувековой опыт исканий, упорства и отчаянного желания победить несправедливость, желания, которое в итоге само оказалось поверженным семейными заботами и меркантильностью. - Борись, сколько угодно!
- В кабинете? – усмехался Максим. Все последнее время в семье Понаследовых только и разговоров было что о будущей карьере их замечательного отпрыска, окончившего Академию. Всеми способами, уговорами, увещеваниями, примерами, и даже угрозами пытался старший Понаследов-генерал заставить сына устроиться на теплое местечко подле себя. Но все было напрасно. – Отец, понимаешь, я не о том мечтал!
- Знаю, сынок! Ты у нас сначала ковбоем мечтал стать и ехать защищать индейцев мечтал. Помнишь, сколько времени ты потратил на верховую езду?
- Тогда мне было десять!
- А в двенадцать ты мечтал стать американским шерифом на Диком Западе, помнишь? Ты учил английский, учился стрелять и учил айкидо! А теперь ты куда собрался? Уголовный розыск? Тебе не хватило всей этой грязи, когда ты в отделении работал?
Некоторое время Максим Понаследов младший работал в одном из районных отделений УВД Москвы и отец с этим смирялся. Немного практического опыта, полагал генерал, не помешает. Но упрямству сына не было предела.
- Мне нравится защищать справедливость, отец Я весь в тебя.
Эти слова льстили отцу, но вся эта сыскная романтика была для него в далеком прошлом. Иногда отцу-генералу даже казалось, что все это было не с ним, но сын напоминал об этом, и это почему-то слегка злило отца.
- С преступностью можно бороться по-разному, - не уступал отец.
- С несправедливостью нужно бороться на переднем фронте!
- Ишь, ты, герой! А на переднем фронте можно и пулю в лоб получить! Ты об этом думал?
- Думал!
- Ты бы о матери лучше подумал!
- Ты сам с чего карьеру начинал? Отец, ты же легенда в МУРе, а меня - бумаги перебирать!
- Ну, знаешь, это другие времена были! - отмахивался заважничавший отец. – Мы тогда бандитов по закоулкам ловили с наганами! И ничего у нас больше не было. А у вас вон, и техники и вооружения сколько. Есть, кому с пистолетами бегать! А ты умом! – и отец стучал себя по голове с такой силой, что Максиму становилось его жаль, - умом своим пробивайся! Ну, чего, чего тебе грудь свою под пули подставлять?
- Прости, отец, оперативником хочу начать. Как ты!
- Вот заладил же!
Отец испустил стон умирающего.
- Может, тебе еще и в Убойный отдел сразу? – глаза его загорелись чертовщинкой.
- Точно, отец! Только туда! Ты прав!
- А вот туда не так просто попасть, сыночек!
- Но, ты же генерал! Ты можешь устроить, отец! Вот учти, не поможешь, я… уеду в деревню, буду участковым. А что, в кино вон какие участковые бывают!
- Ты представления не имеешь, как это все! Ты же, ну вот какой ты сыщик, ну, скажи мне? Ты же кошечек жалеешь! Ты в секции два года ударить никого не мог! А там киллеры на каждом шагу! Пристрелят и не спросят, кто ты!
- Киллеров я не боюсь.
- Ну, мать твою, любитель кино! Насмотрелся! Ладно, посмотрим, как ты у нас сможешь за бандитами гоняться! - проговорил генерал таким тоном, что стало сразу понятно - задумал что-то генерал. - Я тебе устрою!
- Устрой, отец!
- В такое место тебя устрою! – погрозил кулаком отец-генерал и Максим понял, что по-настоящему разозлил отца и тот непременно засунет его в какое-нибудь пекло!
- В самое пекло, отец!
- К таким напарникам!
- К самым таким! Чтоб к самым-самым! Чтобы как в кино, отец! Чтобы все как у тебя в молодости!
Отец-легенда отдышался, потер ладонью по груди, успокоился, подумал, многозначительно похлопал Максима по плечу тяжелой генеральской рукою.
- Ты самое главное, в штаны там не наложи! И вот, что я тебе скажу, Максута, - сказал отец. - Учти, обосрешься – в милиции…
- В полиции, отец, - поправил его Максим.
- Да нет разницы! Так вот в полиции тебе больше делать будет нечего! Ни в Уголовке, ни в кабинете. Вот такое мое тебя отцовское благословение!
Угрозы отца ничуть не огорчили Максима. В свои силы Максим верил, хоть сам себе и признавался, что при мысли о Убойном отделе в ногах он чувствовал легкую слабость. Но такое чувство жило в нем лишь некоторое время, в итоге оно порождало силы, уверенность и желание преодолеть все препятствия и достичь цели.
После разговора с отцом Максим созвонился с Катей. Сам не знал, зачем он это делал, но не поделиться своей радостью он не мог. Кареглазая, никогда не унывающая Катя нравилась ему с первого курса, вот только дружить с ней не получалось. Катиными идеалами были волевые, решительные мужчины, для которых ни в чем нет преград. Максим знал, что такие герои принадлежат к категории «идолов», героев, которые никогда не сомневаются, герои, которые идут по жизни уверенные в том, что творят справедливость. Катина комната была увешана плакатами героев боевиков и макетами оружия, переделанными из боевых образцов. Увидев когда-то все это, Максим обомлел и с того момента боялся заговорить о свидании.
- Привет, - заговорил Максим, - у меня получилось. Завтра выхожу в Убойный.
- В Убойный? – переспросила Катя.
- Я всегда хотел там работать.
- Папашка хорошую должность выбил?
- Простым опером.
- Опером? И сам будешь преступников ловить?
- Сам!
- Максута! Но там иногда попадаются мертвые! С твоим характером тебе в детском садике нужно работать, - без всякой иронии, искренне и дружелюбно говорила Катя, которая считала Максима добрым и мягкотелым романтиком. – Какой тебе Убойный? Ты же трупов боишься.
- Это прошло, - Максим старался держаться достойно. Слова Кати обидно ранили его, но Максим стискивал зубы и говорил себе, что придет время и он обязательно докажет, на что он способен.
Максим вспомнил, как однажды выиграл почти в бессознательном состоянии. Соперник сделал болевой захват, судья собрался остановить бой, Максим терял сознание, но Максим собрался с волей и, улучив момент, когда соперник ослабил захват, чтобы сделать вздох, перехватил его руку, перевернул его и заломил руку так, что соперник сдался, зашлепав свободной рукой по татами. С того времени в секции Максима зауважали все, а тренер сказал:
- Воля и трудолюбие, Максим, обязательно приведут к успеху. Никогда не отступай, если в себе уверен.
И Максим не отступал. Но Катя в него не верила.
- Так не бывает, чтобы сначала бояться трупов, а потом не бояться. Это в психике заложено.
- А тебе нравится быть криминалистом? Кровь и все такое? - спросил Максим. Катя училась на криминалиста, она буквально болела этой профессией, часами возилась с вещдоками, трупами и останками человеческих тел.
- Я не белоручка, - уверенно отвечала Катя. – А ты сын генерала. Может, просто юристом пойти? Ты у нас отличник. Адвокатом ты тоже не сможешь, подлецов защищать не сможешь. У тебя принципы.
- Принципы это не плохо.
- Трудно тебе будет жить с такими понятиями. Но ты генеральский сын. В теплице рос. Вот и оставайся там. Папка тебе всегда поможет.
- Катюша, а что ты сегодня делаешь? – решился-таки спросить Максим.
- Ой, Максута, ухаживать что ли решил? – засмеялась Катя.
- Да… ну нет…
- Так «да» или «нет»? Ты даже в этом вопросе не можешь определиться.
Максим почувствовал, что становится пунцовым. Она опять его поймала, как всегда.
- Нет. Максута, - вздохнула Катя, - я сегодня с Сашком встречаюсь.
- Это тот крутой опер? Твой друг?
- Ладно, Максута, мне пора, звони.
- Я позвоню, - только и успел произнести вконец расстроенный Максим.
Максим вздохнул, посмотрел на часы. Сегодня нужно было пораньше лечь спать. Завтра был первый рабочий день в Убойном.

***
Давно наступил декабрь, а на московских улицах, все еще стояла осенняя слякоть. Всеми днями было пасмурно, словно дни превратились в сумрачные вечера. По небу ползли рваные тучи, перепачканные промышленными выбросами, временами моросил мелкий, как болезненный чих, дождик.
В это утро оперативники уголовного розыска громила-крепыш капитан Захарченко и циничный насмешник капитан Кириллов, ехали на работу невыспавшимися, но довольными. До трех утра обмывали они новую машину Кириллова, потом три часа дремали, а потом, опомнившись, что теперь им ехать на работу не на метро, а на машине, быстро ополоснув помятые лица и выскочили на улицу.
Новенький цвета «черного металлик» паркетник «Хонда» завелся с пол-оборота, радуя Кириллова едва слышным шелестом двигателя.
- Вот оно, счастье мужское! - Кириллов с благоговением прислушался к звуку мотора, важно задрал палец.
Фигурой Кириллов был высок, но суховат. Темные волосы его были коротко стрижены, а в продолговатом лице с глубоко посаженными глазами чувствовалась нервозность, часто свойственная людям его профессии.
- Вот черт! Ни хрена не слышно! Умеют же узкоглазые!
Захарченко, счастливо развалившись на шикарном сиденье, радуясь тому, что не придется толкаться в метро, вольно вдохнул полной грудью, достал сигарету.
- Не такие они узкоглазые, - сказал он важно. - Я японцев уважаю. У них мультики классные. Экибана там. Саке.
Захарченко был крепок. Многолетние истязания в атлетических клубах превратили его в «качка» с руками, похожими на толстую бугристую колбасу. Шея его была высокой и толстой, отчего его круглая, лысая голова с бешено выпученными глазами казалась маленькой.
- Эй! – Кириллов выхватил его сигарету, открыл окно и выкинул сигарету. – Ты же не в сарае своем!
- Ты что сараем называешь! В гости ко мне больше не ногой! А за уборку заплачу!
- Не надо уборок! Едем уже, Михайловна сказала к восьми чтоб были. Уже не успеем!
Начальник отдела полковник Антонина Михайловна Севак, что за властный характер получила прозвище «Фараон», встретила приятелей взглядом тяжелым. Как только оперативники вошли, Михайловна откинулась на спинку кресла, помахала перед собой ладошкой.
- Уф! Аромат души российской!
Кириллов закинул в рот жвачку.
- Отметили, значит, успешное дело? – Михайловна сверлила их пытливыми глазками, по которым приятелям стало ясно, что желала она выяснить все подробности недавнего дела, да только сильно сомневалась в искренности ее подопечных.
- Так ведь рдеем за общее дело, так сказать, - развел руками Кириллов.
- Закрытие дела праздник для нас! – подыграл приятелю Захарченко.
- И на сколько же «нардели», так сказать?!
- В каком смысле «нардели»? – недовольно спросил Захарченко. Нападение он считал лучшим способом обороны.
-  Задержанные утверждают, что в их автомобиле находилась энная сумма денег во время задержания!
- «Энная» это сколько же? – усмехнулся Кириллов.
- Что-то такой цифры мы не знаем.
- В общем, так, дорогие мои! – хлопнула по столу Михайловна ладошкой. – Есть у меня для вас одно дельце.
- Дельце? – Этот тон и это словцо – «дельце»! не сулили приятелям ничего хорошего и уж тем более прибыльного!
Михайловна достала из стола фотографию и лист бумаги с телефонами и координатами этого человека.
- Дмитрий Александрович Калмыков. Крупный бизнесмен. Помощник депутата.
- А тут прямо сразу на всем огромном лице и написано. – Кириллов поставил фото перед собой. – Помощник депутата Калмыков!
– Совершенно недавно, - продолжала Михайловна, - на этого человека было совершено покушение.
- Убили, - грустно сказал Кириллов.
- Не убили! И даже не ранили.
- Значит, не покушение, - заключил Захарченко. – Предупредили.
- Это было второе покушение, - добавила полковник.
- Значит, второй раз предупредили.
- Во время первого покушения его прикрыла собственная жена, - продолжала Михайловна, со вздохом, - идиотка, прости меня Господи. Слава тебе Господи, что жива осталась.
- Мне б такую женщину, - пропел Кириллов.
- Прекратить! Человека почти… можно сказать убили!
- Женщину, - подправил Кириллов, но Михайловна опять ударила кулаком по столу и Кириллов замолчал.
- Во время второго покушения, - Михайловна замолчала, внимательно следя за реакцией приятелей.
- Любовница? – негромко спросил Захарченко.
- И как же ты угадал?
- Прямо Голливуд!
- Телохранитель прикрыл. Еле выжил.
- Вот этот точно идиот. За депутата и в такое гэ!
- Живучий капиталист, - сказал Захарченко.
- Ваша задача такая! Поступаете в распоряжение майора Маслова. Будете обеспечивать безопасность этого человека, пока заказчиков ищут. Вот, собственно и все.
Кириллов и Захарченко переглянулись с таким видом, словно их окатили ушатом помоев.
- Нас что, в охранники переводят? – тоном возмущенного титана выплеснул Захарченко.
- Обеспечивать безопасность! – повторила Михайловна тоном, не терпящим возражением.
- Это как же, ценные кадры на такое-то дело?
- А вот и покажите, на что вы способны, неопытных людей посылать на это дело опасно.
- Убить могут? – кашлянул Захарченко.
- Могут, - согласилась Михайловна.
- А нас, значит, можно? – сказал Кириллов.
- Вас можно!
- Послать, - добавил Кирилов с тем же тоном.
- И послать можно. Вы опытные кадры! Вот и докажите, на что вы способны! Все, разговор окончен.
На столе Михайловны затрещал телефон.
- Полковник Севак слушает… Он здесь? Ко мне его!
И не успели Захарченко и Кириллов выйти, как Михайловна остановила их.
- А ну-ка стойте, герои. Познакомлю вас кое с кем.
В кабинет вошел Максим Понаследов.
- Разрешите, товарищ полковник?
- Проходите, товарищ старший лейтенант. Вот, - Михайловна кивнула на Максима, - знакомьтесь, герои. Старший лейтенант Максим Понаследов.
Максим протянул руку Кириллову.
- Генерал Кириллов, ой, простите, будущий генерал.
- А это вот вряд ли, - громко сказала Михайловна. – А вот у Максима возможности стать генералом куда больше вашего.
- Да? – повел бровями Захарченко. – Бабушка предсказала?
- На роду написано! Сын генерала Понаследова. Собственной персоной.
Максим тяжело вздохнул. Тень героического отца преследовала его всюду, как его собственная. Понял Максим, что это было частью плана отца, вот так над ним поиздеваться. Но Максим даже рад был, что все всё знают, меньше недомолвок, да и спрос с него будет другой. Напарники жалеть не будут, скорее наоборот, а, значит, возможностей проявить себя будет достаточно.
- Того самого? – деланно удивился Кириллов. – Про которого там кино, книги.
- Того самого, того самого, - сказал Михайловна.
- А, нет, ошибся. Не знаю такого.
- Ох, Кириллов, надоели вы мне как редька горькая. Вот все думаю, куда бы мне вас засунуть так, чтобы поменьше мне вас видеть. В общем, Максим теперь будет работать с вами. Опыта, так сказать, у вас набираться.
Кириллов и Захарченко вытянулись во фрунт, козырнули перед Максимом.
- Большая честь для нас, - кивнул Кириллов.
- К пустой-то голове не прикладывайте, - сказала Михайловна. – Можете идти.
Кириллов и Захарченко попятились назад, вышли.
Максим вышел следом.
На пороге Управления Захарченко и Кириллов остановились, одновременно достали сигареты, закурили.
Максим стоял в стороне, прокручивая и анализируя в голове все, что с ним происходило. Судя по всему, догадался он, отец, как и обещал, воткнул его не в самое теплое местечко. Михайловна, хоть и была женщиной, но, как он уже понял, спуска сотрудникам не давала, и Максим не удивился бы, если бы узнал, что с отцом они договорились поучить его.
Максим отогнал плохие мысли и стал искать плюсы во всем это деле. С виду Захарченко и Кириллов напомнили ему киношных, или даже мультяшных персонажей, которые делали все так, чтобы выглядело это забавно, интересно и необычно. И это забавляло.
На крыльце Кириллов протянул Максиму сигарету.
- Угощайся, товарищ генерал.
- Не травлю себя этим, - отвечал Максим.
- Может, и водку не пьешь?
- Только шампанское на Новый год.
- Тогда по коням.
Майор Маслов, озабоченный, серенькой внешности карьерист, был немногословен. Был он из тех, кто не столько умеют и знают, сколько пытаются создать ореол таинственности и многоопытности.
- Рад видеть вас в нашей команде, - поздоровался с оперативниками майор Маслов.
- А мы-то как рады, - сказал Кириллов.
- Настоящая работенка, - сострил Захарченко.
- Ваша задача будет такой, - не понимая их иронии, продолжал майор Маслов. – Безопасность Калмыкова на объекте номер три.
- Космодром Байканур? – пошутил Захарченко.
- Началось, - сплюнул Маслов. С бесконечным сарказмом приятелей Маслов был знаком. Как-то ему пришлось общаться с ними в компании коллег и Кириллов, сцепившись с ним в споре, вогнал его в краску, осмеяв его и почти опозорив перед сослуживцами.
- Это… - запнулся Маслов, - в общем, там его пассия.
Захарченко усмехнулся.
- Будем охранять сон нашего подопечного.
- Вернее трах, - поправил Кириллов.
- Давайте без сарказма, - осек приятелей, майор. – Вот адрес. Вы должны прибыть туда незаметно.
- Шапки-невидимки выдашь?
Маслов сделал вид, что ничего не слышал.
- Через три часа Калмыков будет там. Ровно. Но вам там нужно быть раньше. Определите возможное местонахождение киллера и постарайтесь предотвратить покушение.
- Антикиллеры! – покривился Захарченко.
- Не иначе как! – причмокнул языком Кириллов.
- Слушай, майор, я вы заказчика искать не пытались?
- Умничаете? Давайте, давайте, будет, о чем с Михайловной поговорить.
- И папе не забудь рассказать, - сказал Кириллов.
- Так вроде как мы, - сказал Захарченко, - оперативные работники. Могли бы, так сказать, посодействовать в оперативно-розыскной деятельности.
- Этим занимаются другие люди, - ответил Маслов.
- Куда нам смертным, - усмехнулся Кириллов.
- Так где нам там быть? На объекте номер три. Товарищ агент собственной безопасности?
- Слушайте, - недовольно бросил майор Маслов, - мне кажется, лучше отправиться вам обратно. В управление, пусть Михайловна сама решает, где вам быть.
- Прости, майор, засранцев, - поспешил извиниться Захарченко. – Вырвалось по глупости. Устали без дела.
- Это вот вам для связи, - майор Маслов подал две рации, но тут же одну забрал обратно. - Хватит одной. Все равно рядом будете. Позывной. Беркут. Мой Орел.
- Круто, - цокнул языком Кириллов и сказал в рацию: – Беркут, Беркут, я Орел.
- А это, - майор достал из машины бинокль, - это сами знаете для чего.
- И чего это? – Захарченко стал нюхать бинокль, крутить его в руках с таким видом, словно видел его в первый раз.
- Все! По местам! – майор Маслов, которому вся эта бравада осточертела, отошел к машине.
– Пошли, мои друзья, - Захарченко подмигнул Максиму, - труба зовет!
Означенный дворик был старой постройки колодцем, из восьми старого образца пятиэтажек.
Кириллов остановил машину рядом с беседкой, в которой, кутаясь в истрепанные пальто и куртки, четверо мужиков пили вино из пластиковых стаканов.
- Вот моя деревня, вот мой дом родной.
- Нашел, где выкопать любовницу, - сказал Захарченко.
- Как будем дислоцироваться? – Кириллов стал осматриваться. - Вот ее подъезд. Вот ее окна. Откуда могут стрелять? Как думаете, господа офицеры?
- С любого чердака напротив, – кивнул на дома напротив Захарченко.
- Классика жанра. Как в дешевом кино. Скучно. А вы как думаете, товарищ генерал?
Максим протянул руку Кириллову.
- Максим. Называйте меня просто – Максим.
- Как пулемет.
- Как пулемет.
- А лучше Макс, - ткнул в него пальцем Кириллов. – Меньше воздуха гонять.
- Тогда ты – Кирилл, - сказал Максим.
- Как угадал? А это Захар, - кивнул Кириллов на приятеля.
- А вообще-то меня Андрей зовут, - сказал Захарченко.
- А для меня он Захар, - похлопал его по плечу Кириллов. – Так, где будем окопы рыть, господа офицеры?
- Я бы засел вон на том чердаке, - Максим показал на дом, что был наискосок от дома любовницы Калмыкова.
- На хрена нам тот чердак? Киллер точно там не появиться. Слишком острый угол.
- Правильно, - согласился Максим, - зато мы сможем наблюдать весь двор, как на ладони. Вот в эту вот штучку. – Максим показал бинокль. – А я бы, если бы киллером был, там бы и устроил засаду.
- Поэтому ты и не киллер, - сказал Захарченко.
- А засаду там устроить можно, - поддержал Максима Кириллов. - А кто идет за пивом? Захар, твоя очередь.
- А зачем пиво? – удивился Максим. – Мы на работе.
- Ты только папе не говори. Трубы горят, понимаешь, - Кириллов показал на грудь всею пятерней, похлопал по панели. – Нравится ласточка? Вчера обмывали. Так что, Захар, дуй за лекарством, а мы чердак разведаем.
Захарченко ушел, а Кириллов вышел из машины, закурил, потом достал вторую сигарету, протянул Максиму.
- Спасибо, уже покурил, - сказал Максим, - я на чердак.
- Давай, пионер-энтузиазист, - бросил Кириллов, как только дверь за Максимом закрылась.

***
Максим вошел на чердак. Пахло тут пылью, старым хламьем, нафталином и сладковатыми химикатами, рассчитанными, очевидно, на крыс и мышей. Как ни странно, здесь было чисто и аккуратно. На сваях и лагах почти не было паутины. Судя по столу и стульям, что находились у окна, здесь кто-то бывал.
Не успел Максим все осмотреть, как в сумраке услышал шорох. Максим молниеносно, прямо как киношный ковбой, выхватил пистолет.
- Кто здесь?!
- Я мастер, - из сумрака выступил мужчина. – Я тут антенны ставлю.
Максим спрятал пистолет и тут увидел у стола странный предмет. Всмотревшись, он понял, что это винтовка с оптическим прицелом. Краем глаза Максим увидел, как что-то мелькнуло слева, и голову его сотряс мощный удар.
Любой другой человек тут же впал бы, что называется, в «отключку», но только не Максим. В его мыслях мгновенно пронеслись воспоминания о изнурительных тренировках, о безжалостных ударах, сыпавшихся на его голову на соревнованиях, когда сам он боялся или просто жалел кого-то ударить. И вспомнилось то последнее соревнование, как теряя сознание, нашел в себе силы и вырвал победу! И теперь, чувствуя, как из-под ног уходит пол, Максим в инстинктивном порыве перехватил руку киллера, заломил ее, повалил киллера на пол, но вдруг провалился в мягкое, бездонное пространство…


ГЛАВА ВТОРАЯ.

Максим очнулся от шумной возни и увидел, как Кириллов, оседлав сопротивляющегося незнакомца, защелкнул на его руках наручники.
- Стоять, Казбек! – Кирилов ударил незнакомца по спине кулаком, подмигнул Максиму, - а ты герой, генерал.
- Я не генерал, - Максим потрогал голову, сел на полу.
- Он мог нас всех положить.
- Это он меня врасплох, - Максим простонал.
- Ничего страшного. До свадьбы заживет. Главное голову не разбил. Эй! – Кириллов пнул лежащего на полу киллера, взял его за волосы, посмотрел в лицо. – Как зовут?
Киллер молчал, тупо и болезненно глядя раскрасневшимися глазами в пустоту.
- У нас заговоришь. Да, Макс, орден тебе полагается.
- Заткнись уже, - бросил Максим.
- Невежливо. Но сейчас тебе все простительно.
Послышались шаги, на чердаке появился Захарченко, поднял два пакета с пивом и закуской.
- Можно жить!
- И отметить можно. – Кириллов толкнул киллера.
- Что за фрукт? – Захарченко присел, но лица лежащего рассмотреть не мог, поскольку киллер лежал лицом вниз.
Кириллов показал Захарченко снайперскую винтовку, кивнул на Максима.
- Спас он нас, Захар. Познакомься. Это киллер.
Захарченко сел на стул, глянул на киллера, поднял пакеты с пивом.
- Пиво не попили. А я тут набрал всего.
- А ты наливай. Маслов пусть побегает.
Захарченко разлил пиво по трем бокалам.
- Присоединяйся. – кивнул он Максиму.
- Этим не травлюсь, - отвечал Максим.
- Будь здоров тогда!
Захарченко и Кириллов осушили по бокалу пива, закурили, внимая благости пива, приходили в себя после вчерашнего. Потом налили еще, достали сушеную рыбу и уже под закуску стали выпивать пиво глотками.
Максим смотрел на коллег-оперативников, ожидая, что оргия вот-вот закончится а, когда понял, что приятели никуда не спешат, заговорил:
- Слушайте, а, может, в Управление его, - кивнул Максим на киллер.
- Зачем? – блаженстувующим тоном сказал Кириллов.
- Мне казалось, это так должно делаться.
- Он уже не опасен, - заметил Захарченко, жадно разрывая зубами рыбу. – Пусть загорает. Устали мы.
- Там люди работают. – Максим кивнул на окно.
- Люди? – отрыгнул Кириллов. – Это Мосол люди?
Кириллов приставил к глазам бинокль.
- Оба-на, гляньте кака краля прикатила! Ноги от ушей, жопа отклячена. Черт, сисек не видно. О, в тот подъезд вошла. Его лярва! Вот что бабло с сучками делает!
- Пойду я с ним поговорю, - Захарченко присел рядом с киллером, постучал по спине. – Гюльчатай, открой личико!
Киллер не отвечал, Захарченко перевернул его, обмер.
- Охренеть! Миклуха?
- Кто? – спросил Кириллов.
- Он самый, - с тяжелым вздохом сказал киллер.
- Вот черт! – воскликнул Захарченко, хлопнул того по плечу. – Это же охренеть можно!
Захарченко посмотрел на продолговатый чемоданчик. Кириллов показал коллеге снайперское ружье.
- Вот жизнь паскудная! – сплюнул Захарченко.
- Не понял! – удивился Кириллов. - Мы дело сделали!
- Слушайте, парни, - заговорил киллер, названный Захарченко Миклухой. – У меня есть двадцать тонн баксов. За этого ханурика дали. Может… договоримся? … Я, типа… по крыше … сбежал… А я соберусь и уеду к чертям собачим!
- Это ты чо нас за лохов держишь? – ткнул в его сторону лицом Кириллов. – Захар, чо-то я не догоняю!
Захарченко устало опустился на стул, сделал несколько сытных глотков пива, отер губы рукавом.
- Миклушин Михал Григорьевич. Слышал про такого?
- Это что, тот самый? – Кириллов вспомнил россказни Захарченко про лихого бывшего напарника.
- Тот самый. С которым огни и воды.
- Как же это его так вот угораздило?
Миклушин смотрел в пол, скорбно молчал. Захарченко подтолкнул его к импровизированному столу.
- Пошли, покалякаем, пока не совсем оприходовали.
Захарченко снял с него наручники.
- Зачем, Захар? – удивился Кириллов. – Это ж…
Захарченко обыскал киллера. Миклушин покорно поднял руки. Захарченко шлепнул его по рукам.
- Опусти!
Захарченко налил бокал пива, подал Миклушину.
- Рассказывай, как до такого докатился.
 Миклушин с жадностью осушил бокал, отер губы.
- Закурить можно?
- Кури, - кивнул Захарченко.
- У меня сигареты во внутреннем кармане.
- Сам достану, - Захарченко достал сигареты.
Миклушин закурил, усмехнулся.
- Не веришь уже.
- А как тебе верить? Ты же убийца.
Миклушин помотал головой.
- Не убийца.
- А кто ты?
- Я не убил никого, - отвечал Миклушин.
- Ты мне только не гони.
Миклушин горько усмехнулся.
- Понимаю, что веры мне нет. Всех собак на меня.
- А это от тебя будет зависеть. И от нас. - Захарченко показал на Максима и Кириллова. – Рассказывай.
- А что особо рассказывать? – вздохнул Миклушин. - После органов в охрану подался. Двадцать штук. Полинка ушла. Купил дачу под Москвой. Там живу.
- А что же никуда не взяли-то? Служба безопасности в банки, или еще куда.
- Свои везде, Захар! Кто теплое место отдаст?
- Так не убивать же!
- Наливай еще что ли! Хорошо сидите. Меня пасли?
- Кого еще, - Захарченко разлил пиво.
- А помнишь, как мы люберецких стерегли? - Миклушин, немного повеселев, болезненно глянул в сторону.
- Зеленые были. Дураки. Столько бабла могли поиметь, - кивал Захарченко. – А ты пулю тогда получил.
- Две, - вздохнул Миклушин.
- Еле выжил он, - показал на Миклушина Захарченко. – Лихой был казак. Потом мы с ним дела начали делать. «Крыши». Времена такие были!
- Уволили? – Кириллов смачно разжевывал рыбку.
Миклушин вперил хмурый взгляд в пол, тяжело вздохнул, отдавая право рассказа старому приятелю.
- Было дело, - сказал Захарченко. - Долгая история.
- Как же ты никого не убил, а тебе такое дело доверили? – недоверчиво спросил Кириллов. – Как-то не вяжется.
- Добрые люди помогли, - сказал Миклушин.
- Добрые? – ухмыльнулся Кириллов. – Это какие?
- Позвонили, - отвечал Миклушин, - сказали, от старых друзей. Говорят, привалить нужно одного хмыря. Обнаглел депутат, завод за дарма отобрал, людей уволил.
- Ты Робин Гуда нам не рисуй, - сказал Кириллов.
- Да какой уж тут Робин Губ. Сказали, где что лежит. В смысле ружьишко это вот. Деньги.
- Стоп, стоп, стоп, - остановил его Захарченко. - А предыдущие покушения кто? Жену там. Телохранителя.
- Я. Предупреждения это были, чтобы одумался.
- Во! – воскликнул Кириллов. – А я что говорил!
- Слушай, это не ты, это я говорил! – сказал Захарченко.
- Да ну? Иногда мне кажется, что мы одно целое.
- И что там дальше? – Захарченко толкнул Миклушина.
- Дали мне денег за эти предупреждения.
- Дальше что? – Захарченко стал нервно уплетать рыбу.
- Дальше его велели убрать. Когда он не понял.
Максим, сидя, прислонился к балке и стал засыпать.
- Крепко ты нашего парня приложил, - Захарченко кивнул на Максима. – Отметил первый рабочий день. Сын это генерала, Миклуха. Так что, брат, тяжко тебе придется.
Миклушин вздохнул.
- Крепкий он парень. Любой бы скопытился.
- А это наши ребята, - сказал Захарченко, разбирая рыбу. – У нас в команде испокон слабаков не было.
- А я так скажу, - вздохнул Миклушин. – Если кого приговорили, так тому и быть.
Миклушин взял в руки бокал.
- Обещали другой заказ дать. Там хорошо, сказали, заплатят, раза в три больше.
- Это кого валить надо? Не оттуда, случаем? – спросил Захарченко, показывая пальцем наверх.
- Американца какого-то грохнуть, - улыбался Миклушин. – А мне-то что? Американца не русского. Легко!
- Что за американец? – спросил Кириллов. – Шпион?
- Шериф, говорят, какой-то, - ответил Миклушин.
Захарченко, отхлебнувший пиво, вдруг поперхнулся.
- Как, как ты сказал?
- Шерифа американского, что тут непонятного.
- Там заказчики твои, часом, не сбрендили? – Захарченко покрутил у виска. - Ты в Америку собрался ехать?
- Он тут, начальником УВД в каком-то Засранске.
- А ты не гонишь случаем?
- Или Забойск. Точно! Забойск.
- Во дела! – покривился Кириллов. – Совсем в России худо стало!
- Говорят, берега совсем попутал, предъявы кидает гнилые, ментов правильных выгнал, братву чуть не пострелял. Жить по-русски не хочет. А меня это тоже возмущает. Американцев не жалко. Если бы конкуренты честного какого бизнесмена заказали, я бы отказался.
- Шериф, значит? – подумал Захарченко. – Узнаем. А ты знаешь, кто его заказал?
- Не, - помотал головой Миклушин, - конкуренты, наверное, по бизнесу. Или обиженные.
- Да я не про этого Калмыкова, а про шерифа.
Миклушин пожал плечами.
- Я ж говорю, они звонят с разных телефонов, даю задание. Сделал – есть бабки, не сделал – нет бабла. Бизнес. Сейчас кругом бизнес.
- Закругляемся, - Захарченко встал, включил рацию.
В рации заговорил голос майора Маслова.
- Беркут, Беркут, ответьте, где вы, черт вас побери?
Захарченко включил рацию.
- На связи.
- Какого черта молчите?
- А какого хрена в засаде по рации говорить? Пока вы там обеспечивали безопасность, мы тут киллера взяли!
- Беркут, повтори, кого взяли?
- Жопу слона взяли! – крикнул Захарченко, выключил рацию и добавил: - Мосол он и есть мосол.
Увидев арестованного и снайперское ружье, майор Маслов потерял весь свой важный вид.
- Вы все правильно сделали, - быстро тараторил майор Маслов. – Прямо по моему плану.
- По твоему плану? - покривился Захарченко.
- Ну ладно, Захар, - поежился Маслов, кивнул Максиму. – Спасибо вам.
- Меня, кстати, Андрей зовут. А так меня называть могут только близкие люди называть.
Миклушина уже посадили в «автозак» и Захарченко и Кириллов отошли покурить. Захарченко набрал по мобильному номер.
- Товарищ полковник? Взяли мы этого киллера. Вернее, Максим взял. Сам…  Слушаюсь. скоро будем.
Сложив трубку, Захарченко глянул на Миклушина, которого сажали в машину, на сигарету, вздохнул.
- Что поехали, антикиллеры?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Новый год уже встретили, а улицы Москвы, лишь слегка припорошенные скудным, как пух новобранца, снежком, еще мерцали, пестрели, сверкали гирляндами, елками всех видов, звездами всех размеров и Дед Морозами и Снегурочками. Мороза почти не было, и люди пренебрегали теплой одеждой. Так и Захарченко с Кирилловым в эти дни одевались легко. Поверх легких свитеров носили они дорогие куртки, которым в отделе дивились все.
В один из таких дней зевающие Захарченко и Кириллов, заглушившие легкий перегар мятной жвачкой, прибыли в управление с опозданием.
Максим ждал их у порога.
- «Фараон» вызывает, - сказал Максим.
- Медали давать будет, - отрыгнул Захарченко и закинул в рот парочку жвачек. – Не знаю уж куда и вешать.
Полковник Антонина Михайловна Севак встретила тройку оперативников начальствующей улыбкой, которая, казалось, озаряла весь кабинет и слепила. Редко Михайловна в последнее время испытывала удовольствие при появлении Захарченко и Кириллова, названных ей «сладкой парочкой».
- Здравствуйте, герои! - Михайловна даже встала. – Присаживайтесь, милостивые государи.
- Благодарствуйте, товарищ полковник, - расплылся в улыбке Кириллов.
- Остался у меня вопросик один, - Михайловна уже без улыбки, цепко обхватила всех троих пронизывающим взглядом. Именно эта ее замечательная способность быстро и точно анализировать поведение своих сотрудников и привело в начальствующий состав. Бывало, Михайловна в два-три вопроса выводила коллег на откровенность и направляла их энергию в нужное русло. А, когда пытался сотрудник что-то скрыть, легко выводила его на чистую воду.
- Скажи-ка мне, Максим Максимович, - продолжала полковник Севак осторожно, - при задержании этот ваш Миклушин сопротивления, значится, не оказывал?
Максим замешкался, глянул на Захарченко.
- Нет, - коротко ответил Максим, но Михайловне его мимолетного замешательства было достаточно.
- А где же ты, Максим, головой-то так стукнулся? Никак от радости, что приятеля ихнего встретил?
- Это не наш приятель, товарищ полковник, - кашлянул Кириллов, косо глянув на Захарченко.
- Ах, да, это же друг капитана Захарченко. А что, время сейчас такое, все друзья либо киллеры, либо пьяницы!
- Радость у меня была, товарищ полковник. – оправдывался Кириллов. - Всю жизнь непосильным трудом, и вот купил. Мечта сбылась. Такое не повторяется.
- Прямо как свадьба!
- Свадеб может быть много, а вот машина для русского мужика это я бы даже сказал, куда больше, чем жена.
- А теперь о главном. Для чего, так сказать, вас и вызвала. Вы у нас ребята боевые! Опытные! И, как показал последний случай, талантливые. И в связи со всем этим есть у меня для вас задание. В рамках новой программы, по обмену опытом, вы все трое отправляетесь на задание, которое для вас, судя по последнему делу, как семечки. Вы же у нас мастаки киллеров вылавливать. К тому же все киллеры в стране ваши бывшие приятели. Или сослуживцы. Удивляюсь, как вы еще сами туда не попали. Так вот и уволь вас, а потом тут трупов не оберешься.
- Опять, значит, будем здесь киллеров высматривать? – кашлянув, спросил Кириллов.
- Будете, Кириллов! Но только не здесь!
- Опять Подмосковье?
- И не Подмосковье.
- Заграница? – сказал Кириллов по-детски радостно.
- Размечтался. Вы, дорогие мои сотруднички, будете отлавливать каллера в городе Забойске!
- А это что за район Москвы? – спросил Кириллов.
- Не тупи, Кириллов! Не Москва это! Провинция!
- Вон оно что, - усмехнулся Захарченко. – Это награда нам, значит?
- Поскольку в этом деле вы уже себя показали, и я проявила, так сказать, инициативу, чтобы вас направили именно туда.
- Огромное спасибо, товарищ полковник, за заботу, - сквозь кривую улыбку, сказал Кириллов.
- Ситуация в этом городе сложная. Назначен новый начальник УВД. Поддержки у него нет. И вот, как выяснилось, на него уже и покушение готовится.
- А, может, его тоже жена прикроет? – сказал Кириллов.
- А нет у него такой жены!
- А как же телохранители?
- И телохранителей нет. У меня вот нет телохранителей.
- Так вам-то… - Кириллов нарочно закашлялся, поняв, что сказал лишнего.
- И вы должны помочь новому начальнику. Вы же теперь команда! Таланты! А, если таланты объединяются, они же, ух! Горы перевернут! Так что можете прямо сейчас и отправляться. Командировочные уже выписаны. Получайте и, как говориться, ска… то есть, доброго пути!
- Чтобы он сгорел, мать его, - негромко, с ядовитым оскалом, процедил сквозь зубы Кириллов, выйдя в коридор. – Ты знаешь, где это? – спросил он Максима.
- Ни разу не слышал. Но путешествовать интересно.
- Пошли, путешественник! Америго Веспуччи!
На выходе Захарченко и Кириллова окликнул дежурный.
- Черт, чуть не забыл, искали тут вас.
- Нам хороших новостей на сегодня уже хватит, - сказал Кириллов.
- Искали капитана Захарченко. И записку вот оставили. И телефон тут оставили, - высунулся в окно дежурный.
- Опять поклонницы, брошенные дети, засраные штанишки, - Захарченко остановился около дежурного.
– Говорил, сотрудник бывший, напарник.
Захарченко чуть наклонился к дежурному майору.
- «Черт», - сказал он, - это который в котле варится. А еще это нехорошее слова на зоне, товарищ майор. Больше так к нам не обращайся.
- Мы же не на зоне, Захар.
- От тюрьмы и от сумы не зарекайся. А меня вообще-то Андрей зовут, или товарищ капитан.
- Свободен, капитан! – резко поменявшись в лице, огрызнулся майор и нервно швырнул авторучку на стол. – Слова никому не скажи! Малина какая-то, а не мили… тьфу, полиция!
Захарченко прочел записку и повеселел.
- Оба-на! Земеля! Это ж… Потом все расскажу. Короче, я звоню. Поехали, я вам такого человека покажу!
Через час Захарченко, Кириллов и Максим уютно расположились за столиком в кофейне. Приятель Захарченко появился быстро. Им оказался крепкий и довольно подтянутый, лет сорока мужчина в стильном кашемировом пальто и норковой кепке.
- Охренеть! – Захарченко с открытым ртом и выпученными как от безумия глазами обнял приятеля, похлопал, как полагается, по спине. – Земеля? Форму держишь?
- А то! – важно повел головой Земеля, сжал кулак. – Вот они у меня все где!
- Узнаю буржуйскую хватку! Знакомьтесь, коллега бывший, Николай Палыч Зимин. Погоняла Земеля! Слышал, в бизнес охранный подался.
- Кто доложил?
- Птичка на плечико наложила. Эх, парни, мы ж… - от избытка эмоций Захарченко кулаком по столу стукнул. - Такое творили!
И тут Земеля заговорил:
- А хотел я тебя видеть вот зачем.
- Ах ты хренов бизнесмен, нет бы просто зайти..
- Будет время, и с пивком и в сауне с девочками посидим! Я круто стою. Охранное агентство. Детективное опять же. Все у меня из бывших. Такие, как мы не пропадут нигде. Мы всегда дорогу пробьем! Даже на том свете! Ха-ха!
- Не надо нам туда дороги пробивать!
Земеля достал сигарету, золоченую зажигалку, закурил.
- Ниче себе, - кивнул на зажигалку Захарченко. – Не хило мы паримся на свете.
- Дарю, - Земеля сунул зажигалку в руку Захарченко.
- «Зипо»? Золотая что ли?
- Бери и запомни, мне для таких людей, которых никогда больше в жизни не будет, не жалко ничего.
- Сэнкью вере матч. - Захарченко спрятал зажигалку в карман. - Кстати, парни, этот человек жизнь мне спас.
- Нашел, что вспомнить, - скромно сказал Земеля.
- Пулю вместо меня получил.
- Я тебе главное вот что хотел сказать, Захар, - размеренным веским тоном продолжил Земеля, словно каток, укатывающий высыпанный на дорогу асфальт. - Мне люди нужны, такие вот, как ты, которым заработать охота.
Захар помолчал, глянул на Кириллова и Максима.
- Будет случай, подумаю, Земеля, - ответил Захарченко.
- А это не случай? Ментовка твоя? В говне за копейки возишься. За такие таланты бабло надо лопатой грести. Людей нормальных нет. Все труха, да пивные бочонки.
Кириллов едва не подавился кофе, откашлялся.
- Ты же знаешь, я … - начал было Захарченко, но Земеля перебил его:
- Да знаю, знаю я! С юности правду ты любишь! Девок все защищал, да ботаников! А в ментовке «крышей» стал.
- Нашел, что вспомнить.
- Да ладно! Что они, не понимают? Времена такие были. А теперь другие времена, Захар! Капитализм! Доллар правит! Все на него меряется! Вещи! Дела! Человек! Человеку сейчас цена всякому есть! Вон официантишка бегает, так себе человечек на семьсот баксов в месяц! А ты себя на сколько меряешь? - Земеля достал из внутреннего кармана красивую черную с золотым теснением визитку, протянул Захарченко. – Если что – звони! В беде не оставлю. Для тебя место найдется. А, если что, и друзей твоих пристрою.
- Вот что значит братство, - Захарченко схватился с Земелей руками, как когда-то бывало.
Рука Земели тут же поддалась и стала слабеть.
- Ослабел! – веселился Захарченко.
- А ты у нас всегда крепышом был! Только сила она не здесь, она тут, - Земеля показал пальцем на голову. – И в этом ты сам скоро убедишься. Жизнь такая теперь настала.
Но Захарченко уже не слушал его. В голове его ныла только одна мысль – какой к черту Забойск?!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Если бы к осени в Забойск вернулся человек, покинувший его лет эдак десять назад, город бы он не узнал. Но изменился Забойск не только внешне, изменились и люди, управляющими городом, и отвечающие за его судьбы, как, например, все еще почивший на лаврах губернатор Степан Степанович Калантай. Умел он и высшему начальству услужить, и достойный вид перед горожанами принять, да и себя не забыть. Чаяния озабоченных ненасытными семейными проблемами чиновников понимал он всем своим существом. И насколько позволяла его собственная неутолимая жадность, помогал им в их скромных просьбах.
И все бы шло, как и шло ранее, все бы было чинно и благородно, по всем правилам российского государственного устройства, как и положено идти в циничном чиновничьем понимании, если бы не одно печальное обстоятельство, происшедшее в Забойске.
В городе появился шериф.
Такое никому не понятное назначение в высших кругах города восприняли почти как шутку, как некую дань нововведениям и ожидали, что вот-вот забавный эксперимент закончится и все вернется на круги своя, но дни шли, а шериф оставался на месте и, как это ни прискорбно было для большинства чиновников и самых крутых бизнесменов Забойска, творил закон.
За время пребывания в Забойске шерифа Харрисона многие хапуги потеряли свои кормушки. Чиновники снимались с должностей, куча бизнесменов было уличено во всякого рода махинациях и отданы шерифом под суд.
Но самым кощунственным представлялось отцам города Забойска то обстоятельство, что простые люди стали получать неслыханную возможность открыть свое дело без откатов и взяток! А так же добиваться в судах справедливости, и даже выигрывать суды у властьимущих и даже очень богатых людей!
И каждый-то день все выискивал что-то шериф, кружил по городу и окрестностям, во всякого рода учреждениях собирал копии каких-то документов и складывал в папочку.
Каждый день звонили губернатору и докладывали о странном поведении американского шерифа на русской земле. А один раз сообщили губернатору, что шериф едва не пристрелил главных криминальных авторитетов прямо в центре города. Авторитетов тут же скрутили и нашли у них оружие, поэтому шериф получил не взыскание, а поощрение от министра МВД России.
- Никак яму под нас роет, - волновались чиновники, но с виду невозмутимый Степан Степанович успокаивал их:
- Жизнь он нашу изучает, вникает. Может, глядишь, нашим человеком станет. Не может ведь в речной воде морская рыба жить. Или свыкнется, или сдохнет.
И вот наступил день, который по правилам драматургии следовало бы назвать Днем Икс! Ситуация достигла своего апогея, когда однажды осенним утром ослепительно скалящийся шериф Харрисон, прозванный за голливудскую зубастость Щелкунчиком, явился к губернатору Степану Степановичу.
- Хау дую ду! – шериф зашел в его кабинет без стука. Внезапное появление давно стало его визитной карточкой.
Увидев эту режущую сердце улыбку, Степан Степанович испытал нечто вроде приступа гастрита. Визит шерифа еще никогда и нигде не заканчивался приятным разговором. Но самым опасным казался ему кольт, который всегда болтался на его широком поясе и который, по слухам, он выхватывал в долю секунды.
Шериф, держа под правой рукой толстую кожаную папку, сел напротив губернатора, закинул ноги на стол, демонстрируя свои замечательные «казаки» из бычьей кожи и швырнул папку на стол перед губернатором.
- Мистер Харрисон, - скрипя зубами, Степан Степанович раздвинул свои огромные, лоснящиеся от самой сладкой жизни щеки в лживой улыбке, - Такое удовольствие видеть вас. Чаю или кофе? Или, быть может, по-русски, водочки? Хотя, наверное, нет! Лично для вас припасено! Виски?
Вместо ответа шериф достал толстую сигару и закурил ее, не спрашивая разрешения губернатора.
- Не пью на работе, - бросил он небрежно.
Губернатор Степан Степанович похолодел. Он почувствовал, как в груди его что-то закололо, будто вставили ему туда тоненькие острые иголочки. Закрыв аккуратно бар, сам не свой вернулся он в кресло и теперь уже с особым интересом, но без особого удовольствия, вперил в шерифа взгляд своих заплывших почти сросшихся капелек глаз.
Степан Степанович сосредоточил внимание на папке, которую швырнул на стол шериф. Эти папочки, тем более такие толстые, они никогда не предвещали ничего хорошего. Вряд ли шериф принес ему свой на досуге написанный бульварный роман, чтобы поразвлечь губернатора. И вряд ли он пришел испросить разрешения на продолжения какого-либо резонансного дела. Такие дела шериф решал почти мгновенно, по-своему и, как губернатор уже точно знал, такая позиция шерифа Харрисона вполне удовлетворяла министра внутренних дел, да и самого Президента. Поэтому тем более было страшно представить, что могла находиться в этой вот увесистой папочке. А находиться там могло только то, что касалось лично губернатора Степана Степановича, а то и всей чиновничьей банде.
- И что это, мистер Харрисон? – решился-таки спросить Степан Степанович, делая непринужденный вид. Вот только мало кто бы сейчас понял по его внешнему виду, сколько злобных, когтистых кошек сейчас принялись терзать его изнутри!
- В вашем чертовом городе я уже три месяца, - шериф сделал затяжку сигары.
Губернатор воспрял духом. Неужели шериф решил вернуться обратно в свою Америку?!!
- Но мне до чертиков нравится выгребать дерьмо! А у вас его много! Даже больше, чем у мексиканцев!
Степан Степанович понял, что разговор будет не простой. Бесспорно, он что-то нарыл, но что именно и на кого? Впрочем, гадать на кого, тоже было смешно. Скорее всего, на него, на губернатора, на кого же еще! Вот только что? Впрочем, и тут гадать было глупо. Нарыть на губернатора можно было кучу всего, только пожелай. Все его дела лежали на поверхности, только копни и вот он ворох грязного белья, воняет, как старое гнилье. Его тут особо никто и не прятал, потому, как не было до этого момента никакой надобности, потому как друг друга все покрывали.
Круговая порука.
О ней все знали, о ней даже слагали песни! Но никогда и никто не смел покуситься на это славное достижение чиновничьей демократической бюрократии ХХ! века! А, если уж и находился какой досужий писака-журналистик или даже представитель правоохранительных органов, то разговор с ним был коротким, пинком под зад. А порой и того хуже – суд и тюрьма.
Но теперь дело обстояло совершенно немыслимым образом. Этот обнаглевший шериф привел все в сумбур, в беспорядок и неизвестно было, что еще от него ожидать!
- Я намечал сделать многое. - продолжал шериф, дымя сигарой, - И я, как вы успели заметить, кое-что сделал.
Шериф опять сделал затяжку, подумал. В последнее время он никогда так много не дымил сигарами, все мечтал покончить с этой губительной привычкой, но, как он сам себе признавался, мешало слишком чувствительное сердце. Шериф любил повторять, что, если ты хочешь беречь себя, ты не должен думать о других. Но сам этому совету никогда не следовал.
- Знаете, что меня больше всего удивляет? – спросил вдруг шериф. В его глазах блеснула веселость.
- В России много удивительного, - поспешил свести разговор к общим фразам Степан Степанович.
- То, что вы еще живой и сидите на своем месте, - закончил шериф свою речь и сделал долгую затяжку.
Губернатор едва удержался на стуле.
- Вы даже не пытаетесь замести следы. Спрятать ваши махинации. Сделать вид, что все нормально.
Шериф Харрисон прекрасно говорил по-русски. До его назначения в Россию среди американских шерифов был проведен конкурс. Выигравший получал большие преимущества в виде двойного жалованья и увеличения пенсии в будущем. Шериф Харрисон был потомком русских эмигрантов. В его семье чтили русские традиции и русский язык. А еще шериф Харрисон был в полиции на особом счету, громил он преступников направо и налево и всегда оставался прав. Честно сказать, был он для полиции штата приличным шилом в заднице, поэтому, когда он предстал перед отборочной комиссией, совещание комиссии было недолгим. Комиссия разом убивала двух зайцем.
Выслушав шерифа, Губернатор слегка покашлял, давая понять, что он не совсем понимает, о чем идет речь.
- У вас в воровстве участвуют все, - продолжал шериф Харрисон. - И скрывать очень сложно. Верно?
Шериф посмотрел в округлившиеся глаза губернатора с пытливостью дерзкого дознавателя.
- Сложно скрыть такое воровство, - шериф хлопнул по папке так, что губернатор подпрыгнул на своем стуле. – Очень удивительное воровство!
Шериф опять улыбнулся и продолжил:
- Государственными деньгами вы распоряжаетесь, как своими. В этой папке результаты моего скромного расследования. Сделать его было не так сложно. Я понимаю, что это далеко не все, что вы, все сделали за время вашего правления.
- И чего же вы хотите, любезнейший мистер Харрисон? - решился на открытый разговор губернатор Степан Степанович, который вдруг, как и всякий русский в момент самого отчаянного положения, ощутил в себе невероятное желание рубануть с плеча, послать этого американца к чертовой матери!
Глубоко в душе был Степан Степанович уверен, что никогда и ни один русский на его месте не будет поступать честно. Степан Степанович был железно убежден даже в обратном, что именно только он имел право быть губернатором. Ибо, как он считал, свои обязанности выполнял он ровно настолько, насколько это было возможно в это сложное время. Ведь, не прими он всех этих правил игры, не быть ему ни губернатором, да и вообще не состоять ему ни в каком государственном звании! Ведь как тут быть честным, если тебе нужно сына или внука куда повыгоднее пристроить, купить что подешевле, а завтра те, кто сегодня тебе помог, обратятся к тебе с просьбой, подряд получить, или того круче, родственника от законного наказания оградить? Да никак тут по-другому существовать невозможно, твердо говорил себе Степан Степанович, и никто бы стать совестливым губернатором не смог. Сожрали бы на корню.
- Предлагаю вам сделку, мистер, - сказал шериф, аккуратно затушив в хрустальной пепельнице сигару.
В душе губернатора Степана Степановича отлегло. Наконец-то! Начинался разговор по существу! По-нашему! По-русски! Шериф такой же человек, как и все остальные и, конечно же, ему, как и всякому смертному, хочется пожить и в свое удовольствие! Тем более, здесь, в России, где человек с властью и деньгами волен делать почти все, что хочет!
Это не Америка, в которой в каждой забегаловке тебя стережет папарацци, который готов на весь мир раструбить о любом проступке публичного человечка, обмакнуть его в грязь и погубить его репутацию, как случилось это с Клинтоном, например. А здесь в России покусится не то чтобы на президента, на обычного начальника какого-нибудь ЖКО никто не посмеет! Потому как здесь не Америка, потому здесь все как положено, по чиновничьи, чинно и благородно!
В России, если есть у тебя деньги и власть, о тебе будут говорить и писать только то, что нужно тебе. Или же наоборот, все, что будут здесь писать о тебе скверного, всегда можно пустить на свое благо. Как это возможно? Вряд ли кто это объяснит, но такова наша широкая русская душа. Мы благоговеем перед богатством, ненавидим богатых, стремимся к богатству, презираем богатство, мы ненавидим преступников и готовы жалеть их, мы, столько раз обманутые и обворованные взяточниками, мошенниками всех мастей, которыми восхищаются, о которых говорят, пишут и снимают кино! Как такое возможно? Быть может, потому, что многие в душе мечтают сделать вот так же, обмануть, украсть, облапошить, а потом гулять и жить без забот и хлопот припеваючи, как говорится у нас, у русских, лежа на печи! Главное, чтобы все было как в том тосте, чтобы «у нас все было и нам за это ничего не было!».
Иной раз мы готовы дать денег пьянице или нищему, а пожалеть рубля близкому человеку, родственнику, сыну или даже супругу, или чего хуже – родителям! Порою самые большие человеческие беды и страдания близких совершенно не трогают нас и мы просто говорим: «сам дурак, и поделом тебе». И не верим, не хотим верить в то, что при таком вот раскладе дел, не ровен час и сами мы окажемся в такой же вот ситуации!
- Для вас, мистер Харрисон, все, что угодно, - ответил значительно порозовевший от облегчения Степан Степанович. – Как говориться, для вас – хоть белку в глаз! Говорите, чего же вы хотите! И мы все вам устроим! И вы, наконец, увидите, на что способна Россия! Вы ощутите сладость нашего гостеприимства!
- Очень кстати, мистер.
- Калантай, к вашим услугам.
- Меня поселили в собачью конуру. Это вы называете квартирами.
- Мы предоставим вам другую квартиру, вам нужно только…
- Я уже выбрал себе дом, - перебил его губернатор, не слушая губернатора, и опять затянулся сигарой. - Недавно мы с вами конфисковали дом цыганского барона.
- Так… - хотел было что-то сказать губернатор. На самом деле дом этот губернатор определил уже себе, прокрутив копеечную сделку по покупке конфискованного имущества, но теперь он решил об этом не говорить.
- Спасибо, мистер … Ка-лан-тай, - не дожидаясь ответа губернатора сказал шериф.
Губернатор мило улыбнулся, кивнул.
- Надеюсь, теперь все проблемы решены, мистер Харрисон?
С чувством исполненного долга и уже совершенно уверенный в благодатном результате разговора, Степан Степанович откинулся на спинку своего царственного кресла.
- Еще одно условие, - мистер Харрисон открыл папку.- Все эти суммы украдены из городской казны. Здесь указаны все, кто принимал в этом участие.
- И что вы хотите, мистер Харрисон? – почти с праведным возмущением спросил губернатор Степан Степанович, свято верующий в то, что запретить русскому чиновнику воровать это все равно, что птице запретить летать, или рыбе плавать в воде.
- Все эти деньги должны быть возвращены в городскую казну в ближайшее время, - закончил свою речь шериф Харрисон, - скажем, к Новому году. А потом назначить внеочередные демократические выборы или просто подать в отставку. Это и есть мое маленькое условие! – развел руками мистер Харрисон, мило притом улыбнувшись.
Улыбка его полоснула по сердцу несчастного губернатора, будто скальпелем, выплеснув из него охладевшую кровь.
В этот миг губернатор Степан Степанович Калантай ощутил себя полярником, оказавшимся на льдине, которая зашаталась, затрещала и стала трескаться, как тончайшая яичная скорлупа. Еще несколько мгновений и скорлупа эта разломается и он с головой уйдет в холодные воды ледовитого океана.
В этот момент мобильник шерифа заиграл какую-то русскую народную мелодию, чему Степан Степанович оказался крайне удивлен.
- Обожаю русские песни, - сказал мистер Харрисон, поднося телефон к уху, - а еще я хочу покататься на санях. У вас есть сани, мистер Калантай?
- У меня? – удивился чиновник.
- На чем же вы передвигаетесь зимой?
И шериф включил телефон.
- Слушаю тебя, моя лампочка, - ответил шериф своей знакомой молодой актрисе, с которой он недавно познакомился в театре.
- Не лампочка, а солнышко, - поправила его актриса с мягким бархатным голоском по имени Нора. – Это у вас там лампочки, а у нас все солнышки. Сегодня приезжают мои друзья, - сообщила Нора таким тоном, словно говорила о чем-то не особенно важном, но промеж слов мистер Харрисон понял совершенно другое – этот визит явно что-то значил. Нора снималась в каком-то кино, как-то она услышала от шерифа, что есть у него в Голливуде старинный друг м-р Хоган, владелец солидного продюсерского агентства, состряпавшего не один успешный блокбастер, и с тех пор идея сделать какое-нибудь кино не давала Норе покоя. – Они очень хотели тебя увидеть.
- О”кей, мое… солнышко, я буду вовремя!
И, еще раз напоследок улыбнувшись Степану Степановичу, шериф Харрисон надел свою ковбойскую шляпу и вышел.
Оставшись один на один с этой чудовищной папкой, Степан Степанович некоторое время с отвращением взирал на ее распухшие бока, словно у объевшегося кота, брезгливо открыл ее и стал неторопливо просматривать ксерокопии документов, что в ней находились.
С каждой секундой, переворачивая лист за листом, читая строчку за строчкой, Губернатор цепенел, сердце его обрывалось и вот-вот грозилось взорваться инфарктом. Как же посмел этот человек, этот жалкий америкашка, покуситься на дело всей его жизни, на святая святых, на великое и святое право чиновника жить и работать так, как положено жить и работать истинному русскому чиновнику?! Как посмел этот заезжий зубастый америкашка, что называется, явиться в чужой монастырь со своим уставом? Степана Степановича переполняло возмущение. К чему? – хотел он вскричать, - к чему нужны все эти нововведения, проверки, чистки, когда жизнь налажена и приятно журчит, как ручеек.
Как оказалось компромат, собранный в этой жирной папке, касался далеко не одного губернатора Степана Степановича. Затрагивал он интересы едва не всего чиновничьего аппарата и многих уважаемых бизнесменов Забойска, чьи тесные отношения с губернатором были всем известны и отмечены многочисленными сделками.
Папка эта тянула на вековые срока, а в денежном эквиваленте на голливудские гонорары, равнозначные бюджету всего Забойска!
Нервно просмотрев несколько бумаг, Степан Степанович вдруг остановился, отложил папку, быстро открыл бар, налил себе коньяку и махом выпил стакан. После этого Степан Степанович разложился устало в кресле, прикрыв глаза, и некоторое время сидел недвижно.
Через минуту Степан Степанович ощутил в груди тепло, ласкающее душу. Оно умиротворяло и вселяло в сердце уверенность и решимость! Степан Степанович открыл свои маленькие свинячьи глазки, схватил трубку телефона и стал набирать номер бывшего подполковника Рябушкина, на днях уволенного из Забойского УВД шерифом. Шериф знал, что Рябушкин был ставленником Губернатора. Рябушкин творил в городе свой закон, собирал с бизнесменов мзду, и не просто брал, но и сам устанавливал их размеры, ездил на дорогой машине и жил в шикарном доме.
Решением шерифа Рябушкин был возмущен чрезвычайно. В Управлении он рвал и метал, обещая всем, что скоро шерифа с треском выдворят обратно в его гребаную Америку.
- Рябушкин? – неуверенно спросил губернатор, услышав голос бывшего подполковника. Сейчас Степан Степанович не был уверен ни в чем. Он бы не удивился, если бы Рябушкин сказал, что находится под арестом.
- Степан Степанович? – с тою же тревогой вопросил бывший подполковник Рябушкин. – Случилось чего?
- А что же могло случиться-то? – хитро переспросил Степан Степанович, не желая выдавать себя, прежде чем узнает он о положении дел у самого Рябушкина.
- Так понятное же дело, - отвечал Рябушкин. - Сейчас всего можно ожидать.
- Жду в нашем привычном месте, тьфу ты черт, говорю уже так, словно кругом шпионы! Жду через час на даче.
В назначенное время чрезвычайно взволнованный полковник Рябушкин остановил свой шикарный автомобиль «БМВ» седьмой серии возле роскошной дачи губернатора Степана Степановича Калантай.
На просторной стоянке, огражденной с двух сторон массивными невысокими столбами и толстою цепью, красовалось уже несколько шикарных, до блеска надраенных автомобилей.
Наверное, если дачу Губернатора Степана Степановича показали бы в каком-нибудь кино или документальной ленте, не привязывая ее к современности и не называя ее точного местонахождения, можно было бы смело решить, что это роскошное поместье какого-нибудь именитого, но глубоко провинциального дворянина или богатого, но совершенно необразованного помещика прошлых лет. Трехэтажное здание дачи Степана Степановича, построенное буквой «П» украшали всякого рода колонны, балкончики, башенки, художественная лепка, флигелёчки, и мраморная отделка фундамента. В общем. Для украшения и помпезности этого бессмысленно огромного сооружения были использованы все архитектурные стили, какие только могли прийти в голову безвкусного и бездарного провинциала, раздувшегося от ложного сознания собственной значимости и от имперских амбиций.
Здание окружал огромный, величиной в гектар, роскошный сад с аллеями, фонтанами и бассейнами. По углам участка находились построенные с не меньшими изысками домики для всякого рода обслуживающего персонала и гаражи.
Тайное собрание именитых гостей губернатор Степан Степанович проводил в деревянной резной беседке, довольно просторной, чтобы уместить в себе пару десятков человек и чрезвычайно благоустроенной. Беседка имела окна, что в эти холодные уже дни было весьма кстати, мангал для шашлыка и даже огромный камин.
Гостей в этот день у Степана Степановича сегодня было немного. Судя по выражению лица губернатора встреча намечалась серьезной, поэтому приглашены были лишь самые надежнейшие люди.
За столом находилось всего лишь восемь человек.
Сам губернатор Степан Степанович Калантай, слугоподобный мэр Забойска Лев Яковлевич Сазонов, местный водочный магнат Павел Никанорович Огурчиков, бывший подполковник Рябушкин, ближайший соратник и исполнительнейшее поверенное лицо Степана Степановича Калантай, его помощник, первый заместитель, таинственнейший Михаил Исаакович Штурман, а так же трое других, известнейших и влиятельнейших в Забойске чиновников и бизнесменов.
В огромном камине, высоком, облицованном диким камнем, нервно лопались и ядовито пищали огромные поленья, обдавая жаром просторную беседку. Жадные как сам губернатор языки пламени облизывали камин изнутри, оставляя на кирпичных стенах черную гарь и пепелище. По деревянным стенам и паркету от огня кидались дикие блики, гоняли по беседке тени и, казалось, вот-вот готовы были вырваться и адским пламенем поглотить все живое вокруг. Создавалось ощущение, что именно здесь и сейчас происходит событие невиданной значимости, после которого от всех врагов должны остаться лишь угольки.
Тайное собрание «восьми», как они иногда себя именовали, открыл, как и полагается, грозно возвысившийся над столом необъятный, кубоподобный, Степан Степанович. Он окинул всех скорбным взглядом совершенно слипшихся друг с другом крохотных глаз, и всем стало понятно, что речь пойдет не об увеселительном мероприятии, Степан Степанович, молвил:
- Что, голубчики, дождались? Что теперь будем делать с этими новыми порядками? С шерифом этим? Как вы на все это смотрите, уважаемые господа?
- Да как смотрим, - усмехнулся бывший подполковник Рябушкин, - уже и слов подходящих нет.
- Одно слово  - «дерьмократия»! – поторопился вставить свое словцо мэр Сазонов, боясь остаться последним в дискуссии.
- Скоро все будут жить, как захотят!
- Вот-вот. И не спрашивая у нас никакого разрешения!
- Именно!
- Всем жизнь малиной будет казаться!
- Это ж непорядок! Не должно так быть в России!
Возмущенные реплики, словно вино из рога изобилия посыпались со всех сторон, сотрясая и без того раскалившийся воздух.
- Свободу им, видите ли, подавай, - возмущался бывший подполковник Рябушкин. – Законность! А как же мы? Мы-то на что тогда?
- Верно! Мы что всей этой массе потакать должны? В чем же тогда наша значимость?
- Мы что просто так на этот произвол смотреть должны? – возмутился мэр Сазонов. – Не далее, как вчера мне пришлось выдать несколько разрешений совершенно незапланированные мною подряды…
- Нами не запланированные, - подправил оратора Степан Степанович, ткнув в воздух пальцем.
- Вот именно! А что было делать? Шериф как раз зашел ко мне, как бы случайно с подрядчиком... Пистолетом в руке вертел… И мне, господа, ничего не оставалось, как… - мэр развел руками.
Степан Степанович многозначительно кивнул головой и будто труженик после тяжелой полевой пахоты опустился в свое высокое королевское кресло.
- Я вам скажу больше, господа, - развел он руками, - вернее даже покажу.
И губернатор извлек из стола на всеобщее обозрение ту самую кожаную папку шерифа, потряс ею над столом, словно дамокловым мечом и швырнул ее на стол перед собой.
- Это вот привез мне любезный наш мистер Харрисон, наш любимый шериф!
- М что это? – бывший подполковник Рябушкин потянул было руку к папке, но вдруг остановился, поскольку папку немедленно взял в свои руки молчаливый, тихий и слегка мрачноватый Михаил Исаакович Штурман.
Пробежав глазами по нескольким листам, он поднял на Степана Степановича свои большие округлые глаза и многозначительно задрал брови.
Жест этот все окружение Степана Степановича знало хорошо, означал он то, что Михаил Исаакович более чем возмущен.
- Вот, милостивые государи, - с наигранным праведным утомлением развел руками Степан Степанович, - это досье, господа! Досье, которое собрал на всех нас, здесь присутствующих, а так же и не присутствующих, наш шериф Харрисон! Не далее, как пару часов назад он имел смелость, если не сказать наглость, заявиться ко мне в кабинет, и выставить мне самые возмутительные условия. А при этом еще и дом мой отобрать!
На Степана Степановича устремились встревоженные и одновременно любопытствующие взгляды.
- Мистер Харрисон потребовал вернуть все, что он здесь указал! - Степан Степанович ткнул пальцем в папку, по очереди окидывая каждого тяжелым своим взглядом. - Думаю, вы понимаете, о чем я.
- Ничего себе!
- Вот это да!
- Да это как же возможно? Кровным трудом нажитое!
- Это ж невиданная наглость!
- Наглость без границ!
- А так вот! – громко объявил губернатор таким тоном, словно именно сейчас он должен был произнести самый главный приговор всем расхитителям народных средств. – И еще. Объявить после Нового года о досрочных выборах в местные органы власти и самоуправления!
Сказав это, Степан Степанович победно задрал вверх голову, словно изрек нечто настолько сногсшиательное, что его немедленно должны были завалить шквалом оваций и аплодисментов.
- Это… это неслыханно! – выплеснулось вдруг из кого-то с праведностью оскорбленного самолюбия и возмущением и его поддержали все остальные.
Кивая друг другу, и поддакивая, все остальные семь самых значимых лиц Забойска наперебой, будто застигнутые врасплох базарные воровки, затараторили о том, что ничего более беззаконного и даже бесчеловечного они не слыхивали никогда в жизни!
Степан Степанович хлопаньем в ладоши остановил всю эту фривольную дискуссию и, выждав паузу, неторопливо, будто не спрашивал, а уже предлагал понятное всем решение, изрек:
- Так и что же мы будем делать, господа?
Каменный взгляд его уже совсем слипшихся глаз, отчего Степан Степанович стал походить на грозного циклопа, придавил присутствующих к стульям.
- Мы знаем, что делать, - ответил за всех бывший подполковник Рябушкин, глядя на Степана Степановича даже очень решительно.
- И что же, любопытно? – Степан Степанович почесал щеку, подумал и откинулся в кресле так, словно, наконец, нашел правильное решение, и теперь оставалось лишь выяснить некоторые детали, чтобы его завершить.
Бывший подполковник Рябушкин, чуть наклонившись к губернатору, словно мог его услышать кто-то посторонний, негромко сказал:
- Есть у меня один человечек. В центре. – Рябушкин многозначительно показал пальцем вверх. Потом он чуть наклонился к губернатору и тоном заговорщика, но так, чтобы смогли его услышать притом и все остальные, сказал: - Решает такие проблемы! Раз и навсегда!
Губернатор тоже чуть наклонился к бывшему подполковнику и, глядя на Рябушкина с самым живым интересом, нарочито укоризненно спросили:
- Из уголовников?
Рябушкин важно повел головой.
- Уголовники нынче не в моде, - покривился он в знающей мине.
- Из бывших, значится?
- Теперь таких много по стране, - заметил Рябушкин. – Кинуло родное государство преданных служак, и что же им теперь делать? На любое мокрое дело они…
- Тсс! Циц! – губернатор стукнул кулаком по столу, коротко оглянулся, грозно помотал пальцем. – Ты мне слова такие тут не произноси!
Бывший подполковник Рябушкин послушно закивал.
- Виноват, господин губернатор, хотел сказать я, что за честь они сочтут, с этим вот, ненашенским посчитаться! – потряс кулаком Рябушкин. – В России живет, знать должен, как вести себя!
- Что ж, - Степан Степанович расстегнул ворот рубашки, широко вдохнул полной грудью теплого воздуха, нагретого его почти королевским камином, согласно кивнул. – Действуй, подполковник.
Рябушкин довольно кашлянул, поправил воротничок, сделал легкий поклон.
- Одно остается выяснить, господин губернатор.
- Говорите уже, что там еще?
- Самое главное, так сказать, - развел руками Рябушкин и чуть приглушенно спросил: – Сколько? Сколько, так сказать мы ему… выделим на это благое дело, - последние слова бывший подполковник произнес воровским шепотком.
Степан Степанович прокашлялся, неторопливо, по очереди оглядел присутствующих, замерших в покорном ожидании, достал авторучку, маленький листок бумаги, что всегда лежали у него в столе, написал на нем несколько цифр, и пустил этот листок по кругу.
При этом губернатор многозначительно показал пальцем куда-то вверх, что означало, что сумма эта полагалась с каждого здесь присутствующего.
- За верное дело, платить хорошо следует, - заметил он важно.
Первым листок взял в руки водочный магнат Павел Никанорович Огурчиков. Не поднимая головы, Огурчиков глянул на губернатора, едва заметно кивнул, что означало его полное согласие с означенной на листке суммой.
- Вот и ладненько, - облегченно вздохнул Степан Степанович, с воодушевлением уже расправляя плечи так, словно ему самому придется сразиться с шерифом один на один в честной драке, а водочный магнат Огурчиков тем временем передал лист дальше по кругу…

Книга "Не Америка" поступает в продажу в середине сентября 2012 года.
Уважаемые пользователи сайта, если Вам интересно то, что Вы прочитали, напишите об этом.
С Уважением, Игорь Агафонов.   kinodrama@mail.ru