Интервью у черты
Часть 1
Время на другой параллели
Сквозняками рвется сквозь щели
Ледяные черные дыры
Окна параллельного мира
(А. Башлачев.)
Я в разведке служу мне на все наплевать
С автоматом в руках я иду убивать
Ведь я разведчик штурмовик мне на все наплевать
С автоматом на шее я иду умирать.
(солдатский фольклор)
Мы видим свою жизнь по-разному. Порой, делая выводы, о происходящем просто глядя в телевизор, где между потоками рекламы импозантные мужчины, и серьезного вида женщины промывают нам мозги колонками цифр и малопонятными экономическими терминами. Иногда кажется, все что нас окружает просто выдумано чтоб скрыть действительность яркий фасад, занавес за которым скрываются кучи строительного мусора на фоне полуразрушенного здания прошлого века в котором никак не начнется капитальный ремонт, об окончании которого давно доложили.
Что такое реальность для меня. Это черные остовы сгоревших домов разбитого города, серая мгла зимнего утра в пугающей тишине. В других местах мы привыкли, просыпаясь окунаться в звуки чего-то, шум машин, пение птиц, шорох ветра в листве деревьев. А здесь просто тишина, из которой как из лабиринта тебя выводит далекий хлопок первого выстрела.
Я знаю, что мне делать сегодня, знаю, что будет завтра, если оно будет. Остатки моей группы живут в одном доме со мной. Мы спим на нарах собранных из битого кирпича и старых дверей. Дверь завалена мешками с землей, входим и выходим мы через окно находящееся с не простреливаемой стороны. За ним стоит старенькое БМП единственный транспорт группы. Да и группа сборная четыре моих сапера, случайно попавшие ко мне пулеметчик со стрелком помощником и экипаж БМП механик и наводчик. Людей не хватает, но все мои ребята проверены в многочисленных вылазках по городу. В начале нас было больше, но народ убывал по различным причинам, четверо было ранено, кое-кого у меня забрали, некоторые просто сбежали в более тихие места. Ночь наполнена нашей бессонницей, когда по свисту пули можно узнать, из чего она выпущена, а по глазам товарища понять глубину своего одиночества и тоску по недосягаемому теплу, уюту и безопасности обычной и такой нереальной жизни. Звуки трофейной гармони, гитары хриплый голос Щуки спирт и сникерсы, секунды покоя после холодных объятий города, города в котором безраздельно царит смерть, а расстояние между бытием и небытием разделяют метры грязных улиц. А сквозь тьму декабря на тебя глядят окна пустых домов готовые в любой миг взорваться вспышками выстрелов. Мы утратили нить реальности и прошлая жизнь вне этого мертвого мира стала далекой и неважной, жить лишь ради того чтобы жить.
Лишь здесь я нашел ответ на вопрос о смысле всего, что внутри нас, что заставляет идти на край света, прорубая дороги в джунглях неведомого, рисковать призрачным мигом существования, сжимая в ладони последний патрон, гордо смотреть в глаза своей смерти. Слова о долге, Родине и впитанный с детства патриотизм не важны больше, жить, вот главное в этом перевернутом пространстве которое называется ВОЙНА.
Со спецами мне повезло, познакомившись с ними поближе, я стал брать на все свои авантюры, меньше привлекая солдат срочников. Пятеро крепких парней узнавших цену жизни и не рисковавших попусту, без бравады и мальчишеского упрямства, о чем можно было мечтать.
А ведь в первый день перед штурмом многие просто вставали и уходили, молча, и никто их не осуждал. Ведь впереди была смерть и ничего кроме смерти, а все остальное судьба. Многие ушли после того как нас зажали с трех сторон и мы несколько часов вели бой, заняв два дома на окраине, ничего не зная о том, что делается в ста метрах от нашей позиции. Не будем к ним строги, ведь те, кто остался, стоили для меня целого полка.
После этого боя мы остались ввосьмером, мою группу пополнили спецы и сапер хакас по кличке Самурай, пришедший к нам от соседей, которые понесли потери и вынуждены были отступить.
Дни позиционных боев, мелкие вылазки, охота за снайперами и охота снайперов за нами, стрельба из окна в окно и город, город могила, чьих-то надежд, весны и самой жизни. Как много можно передумать сидя в ночном секрете, прислушиваясь к каждому шороху какие сюрреалистические картины, порой открываются в освещенных минами пространствах. Дома, в которых пахнет даже не смертью, а ушедшей, прошлой жизнью и самые обыденные вещи выглядят дикими и пугающими. Детские тетради со школьными сочиненьями превращаются в записки с другой планеты из них можно много узнать о тех в чью жизнь вошли мы. Иллюзий нет, нас тут и раньше не любили, столкновение разных культур редко проходит бескровно. В скольких домах мне пришлось побывать, выбиваешь дверь, бросаешь гранату, прячешься за угол, взрыв очередь в темноту, рывок вперед и так в каждую комнату. В ответ все что угодно выстрел из подвала, растяжка на входе, стакан с гранатой на двери. Бой в городе непредсказуемый и опасный каждый дом ловушка, каждый подвал, каждый чердак таит смерть, руины жилых кварталов легко превращаются в непреступные крепости. Самое трудное войти и закрепиться, на подходе враг встречает стеной огня. В первый день на окраину частного сектора мы вышли почти без единого выстрела, зачистка закончилась часам к двенадцати перед нами стояли серые коробки многоэтажек, надо идти дальше. Первой отправили нашу группу, комбат должен был идти по параллельной улице с лева от нас. Прошли два дома вдоль улицы, впереди БМП за ним бойцы справа и слева прижимаясь к заборам. Вот и первый перекресток. Спасло нас то, что справа не было забора и в прилегающий к улице двор можно было войти без помех, пули посыпались градом, выбивая фонтанчики грязи под ногами, с искрами рикошетя от брони БМП. Бойцы были проинструктированы мной на этот случай и без проблем переместившись вправо, открыли ураганный огонь по противнику. Но БМП вместо того, чтобы повернуть за ними и заехать во двор, под прикрытие построек, гремя, гусеницами медленно покатилось в противоположную сторону, позже я спросил механика, понимал ли он что делает, тот так и не смог ничего мне толком объяснить. Пришлось забежать вперед и развернуть машину в нужном направлении. Приказ есть приказ, идем дальше, под прикрытием домов по огородам, заборы из сетки рабицы сминаем гусеницами, осматриваем дом и к следующему, на четвертом решаем остановиться, заваливаем БМП заборами, занимаем круговую оборону в крепком кирпичном доме с глубоким подвалом. В окна обращенных к высоткам комнат влетает пуля за пулей, приходится быть очень осторожными. Метрах в семидесяти левее начинается яростная перестрелка, позже я узнал, что комбат, бросившись мне на помощь, попал в засаду, его людей расстреливали из окон домов практически в упор. Итог один убитый четверо раненых им пришлось отступить, а мы остались в гордом одиночестве. Лишь часа через три с другой стороны подошла штурмовая группа наших соседей, от них я узнал о потерях. Мы ждали, связь у меня не работала, наконец, часам к пяти вечера с тыла огородами подъехал комбат на БМП, командование решило вернуть меня на исходные позиции, а в зачищенные нами дома вселялись соседи. До сих пор ни я, ни мои товарищи не могут понять, как мы смогли выйти из этой мясорубки без потерь удача, везение, судьба я не знаю, как это назвать. Расселяемся по окрестным постройкам, наши генералы, похоже, решили взять паузу, быт обустраиваем под пулями. Ближайший к нам дом днем пуст, первый этаж сложен из бетонных блоков, второй глиняная мазанка, обложенная кирпичом. Боевики заходят в него ночью, стреляют с окон второго этажа, расстояние всего метров сорок можно сказать в упор. Парни отвечают им с постов, бьем по ним из орудия БМП, они спускаются на первый этаж под прикрытие блоков. Наша пушка не может их пробить, уходят в развалины. Дом этот мы штурмовали после ночного боя, со мной были спецы Щука, Дима и Колек. Подогнали БМП, в упор из орудия снесли гаражные ворота первого этажа из десантных люков забросали гранатами проем ворот ребята заскочили внутрь, и я загнав БМП в мертвую зону за угол присоединился к ним. Осмотрели первый уровень пусто, лестница на второй этаж оказалась на улице она хорошо простреливается противником. Щука и Дима бросили дымовые гранаты и открыли заградительный огонь, но ветер затянул дым в окна первого этажа. Мы с Колей бросились по лестнице наверх, Коля впереди я за ним, дверной проем оказался забит досками. Коля попытался пролезть под ними, но зацепился ранцем, мне показалось, что время словно загустело, воздух превратился в кисель, секунды тянулись как резиновые, я вижу его глаза, виденье смерти в расширившихся зрачках, мы знали, как работают их снайперы, любая задержка могла стать последней. Я перепрыгнул через него, и выбив изнутри доски, втащил его в дом. Метнувшись к окнам, мы прикрыли входящих следом Щуку и Димона. Дорога назад тот же риск цена, которому найденные СВД и два калаша с подствольными гранатометами. Уходя, Коля заминировал дверные и оконные проемы гранатами. Но наших проблем эта вылазка не решила, через ночь враг вернулся и мы снова его выбили, а утром при попытке осмотра дома попали под шквальный огонь из ближайших развалин. На следующий день нам довели очередную приятную новость, в трех кварталах от нас духи собрались взорвать цистерны с хлором, и мы весь день с тревогой наблюдали за направлением ветра, ветер дул в сторону центра. Каждодневные мелочи походного быта, найти дрова, приготовить еду, в прочем приготовление пищи представляло собой творческий процесс разогревания консервов.
К обеду нам подвезли подарочные сух.пайки и сигареты из гуманитарной помощи присланной неизвестно от кого, что впрочем не уменьшало чувства нашей признательности этим заботливым незнакомцам. С подарками в нашем лагере появились очередные новости, со дня на день ожидали приказа о наступлении. Так незаметно наступил вечер, и тьма сгустилась над этой проклятой какими-то неизвестными богами землей. И тут кто-то заметил, что ветер переменился, сырой, промозглый поток тянул по грязным улицам в нашу сторону. Как это было? Сначала чувство легкой тревоги в груди, за тем отдаленный, глухой грохот взрывов, как сквозь вату, а минут через пятнадцать сначала едва различимый чесночный запах с каждой минутой становящейся все более едким и тяжелым.
НАЧАЛОСЬ. Противогазов у нас не было ,да армейские банки не спасают от хлора и аммиака. Я не помню, была ли паника, сейчас это и не важно. Мы все разорвали ИПП, и намочив их сделали маски на лица. Я отправил бойцов на чердак соседнего двух этажного дома, возле стены мы развели костер. Кому-то надо было остаться на позиции. Остаться решил я, мои ребята не хотели меня бросать, но грубо ругаться и делать страшно, я научился еще в детстве. Со мной остался, Щука добрая душа огромный кавказец он был и остался моим другом, хотя я не видел его уже десять лет. Сашка, Сашка человек лишенный страха и сомнений он даже маску не надел. Так и остались мы вдвоем в сумерках зимнего заката. Фляжка со спиртом и сникерсы скрасили минуты нашего отчаянья. Сколько мы выпили, не помню, я тоже сорвал маску, но в тот момент, когда нам уже стало на все наплевать, и Щука закончил рассказывать очередной анекдот, ветер дунул в противоположную сторону. Не знаю, поверит ли случайный читатель автору этих строк про анекдоты, спирт и сникерсы, но даже перед лицом Всевышнего, я поклянусь, что все так и было. Дальнейшие события этого вечера я помню смутно. Недели две у меня болели легкие, и я даже харкал кровью.
Приближался новый год, конфетти, хлопушки, украшенная игрушками елка, запах хвои и праздника, ожидание подарков, ожидание чего-то нового, даже здесь все эти чувства будоражили наши зачерствевшие души. Настроение у всех было приподнятое. Живущий в соседнем доме пулеметчик Гарик отстреливал из своего ПК спартаковский гимн, на следующий день ему стали отвечать наши соседи, а дня через два Спартака гоняли уже с той стороны, развлекались мы, как могли, отвлекая себя от жестоких будней реальности. Странноватые, пугающие мелочи, которыми наполнена война вам это может показаться диким и несуразным, но этот мир можно понять лишь, окунувшись в него с головой, впитать ноздрями с запахом сгоревшей солярки, почувствовать его тяжесть вместе с килограммами налипшей на ботинки грязи, мир стонущей тоски раздирающей душу. Глядя выпуски новостей, описывающие зверства военных обыватель ужаснется от мысли, что эти люди вот-вот ворвутся в его уютный, теплый мирок и растопчут все грязными сапогами. Но о боже ведь все люди, о которых вы так плохо думаете, это ваши мужья, братья, сыновья, знакомые, соседи и наконец, прохожие, которых вы увидели и забыли. Это всего лишь люди к которым жизнь повернулась своей самой жестокой, грязной стороной, а для того чтобы выжить в аду нельзя остаться ангелом. Мы становимся похожи на своих врагов, ведь чтоб выжить, надо чувствовать, думать и действовать как они, побеждая врага его оружием, стаей одичавших, охотничьих псов бродя по развалинам чужой судьбы, пытаешься обрести себя. Да конечно есть люди с грязной душой убивающие из любви к убийству или просто ради денег, но к своему великому счастью тогда я не встречал таких.
Каждое утро возле нашей БМП собирались оставшиеся в окрестных домах старики, которым некуда было уезжать, они приходили к нам с бутылками и керосиновыми лампами за соляркой, которой освещали дома и никому из мы не отказали в помощи. Солдаты таскали дрова одиноким старикам, искалеченным этой никому не нужной войной. Мы старались не портить попусту отношений с местным населением, и по мере сил налаживали добрососедские отношения. Когда во время очередного рейда по городу на правый каток БМП намотались обрывки сетки рабицы так, что он не проворачивался, и машина беспомощно крутилась на месте, жители окрестных домов вышли нам помогать, ломами и топорами они рубили сплетение металлических нитей, запутавших огромную шестеренку катка. Я не испытывал ненависти даже к своим врагам. Да это был враг, и его надо было уничтожать, но лишь для того, чтобы остаться живым самому. Смутно я чувствовал, что и они и мы являемся всего лишь жертвами этой бессмысленной, кровавой оперетты, этой постановки живущих, где-то далеко людей, решавших свои финансовые проблемы. А ведь война прибыльный бизнес, окунанием нас всех в кровавую грязь, но понимание этого пришло позже, а сейчас я был лишь автоматом, машиной войны идущей к далекой и не до конца понятной цели. Не великий подвиг издеваться над мирными жителями пачкая свои погоны мародерством и скрывая за этим животный страх, но тогда мы плыли в морях своего бесстрашия. Ведь многие из вас с пренебрежением относятся к нам, и ваше общество сделало многих изгоями. Вы видите в нас убийц и мародеров, сравнивая с героями великой войны, что ж простите, мы родились в другое время, когда воюют из за денег и нефти, и слово патриот стало ругательством. Но хватит о грустном, как описать те чувства распирающие грудь, когда возвращаешься живой и товарищи твои целы, и адреналин хлещет через край, кажется что можешь все, страха нет, и нет ничего кроме этого города и декабрьского неба над головой.
Гламур, гламур как много в этом слове для сердца русского слилось. Самый светский репортер Моня, звезда экрана бьющий все рейтинги шоу. Хроники светских тусовок, осыпанное блестками дешевой мишуры, бездушие еще одна маска за которой нет ничего кроме жажды денег и наслаждений. Им не нужен талант, нужно хамство, подлость и способность переступить через все, что мешает выражению их мелких, грязноватых страстишек. Герои этих программ, дряхлеющая примадонна нашей эстрады, душащая в своих объятьях всех кто достаточно талантлив, чтоб составить ей конкуренцию. Она меняет фаворитов, отправляя в безвестность неугодных. Она меняет мужей, становясь смешной в этом бесконечном процессе, в результате которого очередной любимчик по возрасту годится ей во внуки. Известные продюсеры тузы этой крапленой колоды, бесконечная череда звезд и звездочек безголосых, бесстыдных однодневок вспыхивающих лишь на миг в пространствах голубого экрана. И в каждой колоде есть джокер, тот, кто формирует, изменяет и опошляет наше сознание через служителей культа денег, через фальшь, возведенную в ранг непреложной истины. Бесконечные интервью на светских раутах и тусовках, накрашенные лица, глупые глаза, чьей-то очередной любовницы или любовника, которых подпустили к микрофону. Интереснейшее обсуждение брильянтового колье на карликовой собачке пиарищейся светской львицы, карликовость, возведенная в культ, карликовость души, убогость мыслей и примитивная ничем не прикрытая жадность. Моня герой этого мира, красиво преподнести то, что уродливо по своей сути, для этого тоже нужен талант. Скандалы, сплетни, разводы, дележ детей и терки между продюсерами, тоже можно преподнести, как события общегосударственного масштаба. Но сквозь сияющие витрины ночных клубов на этот пир стервятников пристально смотрят, чьи-то внимательные глаза.
Новый год, что может быть лучше этого праздника. Поздравления, накрытый стол, праздничный салют. У нас тоже был салют, с утра предупредили, что противник готовит прорыв из оцепленного войсками центра города. Никто не спал, на позиции вынесли цинки с патронами и ящики с гранатами. Людей у нас не хватало, так что я сам ходил в охранение, моим постоянным напарником был Димон. Дима мне нравился своим хладнокровием, за год до этого он попал в плен к боевикам полтора месяца просидел в яме, к счастью его обменяли на какого-то бандита. Твердость характера этого человека поражала, после всего, что с ним произошло, он не замкнулся, не потерял интереса к жизни и в любых ситуациях оставался, спокоен, а ситуации были разные. К примеру, штурм дома о котором я рассказывал ранее. А в бою он действовал четко как автомат, быстро и без суеты.
Мы любили под песни пуль говорить о далеких от войны темах, философствовали и мечтали о другой жизни, отвлекаясь лишь на то чтобы сделать контрольный прострел местности перед бойницами. Еще одна неприятная новость, в нашем секторе появился снайпер с биатлонной винтовкой, хлопок ее выстрела практически не был слышен, но ранения от нее были серьезные и теперь с неприятным звоном и завидной регулярностью малокалиберные пули рикошетили от кирпичей наших укрытий. На моих глазах только за первые сутки от рук снайперов погибло два человека, но ранения у них были от СВД, а теперь к делу явно подключился новый персонаж, но мы уже были достаточно обстреляны, чтоб легко попасться на его уловки. За пару дней до нового года нас усилили двумя группами СОБРа, они разместились в женском медресе за нашей позицией, прикрывая ее с тылу. В первый же день их представители Лось и Серега пришли к нам знакомиться, парадокс войны, хорошие люди находят друг друга быстро, часто воинское братство перерастает в дружбу и в мирной жизни, сегодня их ребята усилили наши посты. Ночь на войне, сколько было этих ночей, когда за беспорядочной стрельбой ждешь пулю вышедшего на охоту снайпера. Метр вправо смерть, метр влево смерть, а между этим твое хрупкое существование. Нам не было в нем весело, но не было и грустно. Началось все часам к одиннадцати ночи, рев фронтовых бомбардировщиков низко мчавшихся в зимней мгле, силуэты железных птиц режущих ночь, один заход, второй заход, нарастающий гул турбин. Первая бомба попала в девятиэтажку, метров шестьсот перед нами, желто-красная вспышка термобарического заряда, газ заполняющий чердаки, подвалы, проникающая во все щели, рвущая, сжигающая пространство смерть, салют, фейерверк-добро пожаловать в ад. Встреча нового года по трем часовым поясам, спирт в хрустальных бокалах, забвение разлитое по колодцам разбитых надежд, дикое веселье варваров на руинах Третьего Рима, сон разума порождает чудовищ, но бороться с этими чудовищами приходится наяву. Жизнь вытекает из моей страны как вода из дырявого ведра. Тремя днями позже на фильтрационный пункт пришел парламентер, духи опять просили коридор для выхода, и медикаменты для раненых. Получив отказ, боевик сдал координаты подвала, в котором находилось более трехсот тяжелораненых, с просьбой их добить. Еще одна сторона жалость, мука бывает страшней гибели, подняли авиацию и их земные мучения прекратились. Затишье, шестой день затишья. Экипаж БМП сидит без работы, до блеска вылизан наш боевой конь. Наводчик Миша и механик Тимоха балдеют целыми днями. До нового года раз по двадцать в день мы выгоняли БМП на позиции и давили огневые точки бандитов. С шестисот метров в подъездное окно без пристрелки, поверьте это очень трудно. Вначале за каждый меткий выстрел я обещал Мишке поход в ресторан по возвращению, сколько кабаков я проспорил не сосчитать. Действовали мы так, я показывал через бойницу окно, из которого в нас стреляли, затем, мы дружно запрыгивали в спрятанную между заборами от гранатометчиков машину. Выезжали из укрытия и в просвет между домами посылали снаряд орудия " гром " в цель, выстрел, взрыв снаряда, рывком назад в мертвую зону. Я никогда не оставлял БМП на позиции потому что, духи могли подобраться ночью и сжечь ее из гранатомета, гранатометчики у них были хорошие, а я берег технику как зеницу ока. А сейчас мы уже пару дней ни куда не выезжаем. Тишина повисла над развалинами, а вместе с тишиной на нас навалилась усталость. Не имея возможности выйти из города ,духи сменили тактику, мелкими группами по два-три человека сбривая бороды и маскируясь под мирных жителей, они пытались просочиться через наши позиции. Так они к нам и попадали здоровенные мужики, со свежевыбритыми лицами и синяками от прикладов на плечах, и после очередной порции миролюбивых заверений они особо не удивлялись, что им не верят. Что мы делали с ними? А ничего, сажали в подвал, привязывая у входа кавказскую овчарку по кличке Кассандра. Ее сильно контузило в первый день штурма, она рвала всех кроме меня, когда начиналась стрельба, здоровенная как теленок псина в ужасе мчалась ко мне и буквально запрыгивала на руки в поисках защиты, но во всем остальном это был грозный зверь. Сдав пленников под ее охрану, по рации связывались со штабом бригады. Через пару часов за ними приезжало БМП с серьезными дядями из контрразведки, их забирали, и мы больше ни чего о них не слышали. Город замер, город притаился, как капкан, как раскинутая сеть в ожидании неосторожной добычи. Теперь стрельба прошедших недель казалась нам музыкой. Неизвестность вносила в наши души тревогу и неопределенность мы не знали, что будет дальше.
На войне встречаешь много разных людей, в основном многие до конца не понимают смысл происходящего, скользя по поверхности событий, добросовестно или не совсем, выполняя свой долг солдата, они составляют большинство, которое чаще всего бывает аморфным и безынициативным. Хотя попав в более жесткие условия способны проявлять отвагу и стойкость перед лицом опасности. Вторую группу составляют люди случайные, у которых или не было возможности отказаться, либо были корыстные мотивы - деньги, карьера и т. д. как правило, они едут сюда в надежде отсидеться в тылу. Я не хочу сказать ничего плохого, про тыловиков среди них встречались рисковые ребята и это не шутка. Я встречал много людей этого сорта, один из них, например, поехав на войну, не взял даже такую ненужную штуку как автомат видимо в глубокой уверенности, что он ему не пригодится. И что самое интересное, не пригодился ведь, благополучно прожив три месяца в женской палатке, получив все причитающиеся ему деньги и льготы, с чувством выполненного долга он отбыл на родину. И примеров подобных этому я мог бы привести массу. Есть еще третья группа, которая в последнее время становится все более малочисленной, это люди идущие на риск сознательно, по идейным мотивам или из любви к нему, к счастью дух авантюризма не до конца иссяк в наших людях. Их единицы, в обыденной жизни они растворены в основной массе и зачастую ни чем сверхъестественным себя не проявляют. Напротив, частенько парни выглядящие героями в мирной жизни, шарахаются от пролетающей метрах в ста пули и наотрез отказываются подвергать свою жизнь возможной опасности. Я считаю, что человек одевший форму, взявший в руки оружие и вступивший на путь воина, должен быть готовым встретить смерть, но мою точку зрения многие не разделяют. Впрочем, жизнь делится не только на черное и белое, существуют еще полутона и одним человеком руководят порой крайне противоположные и, казалось бы, взаимно исключающие мотивы. Иногда мы встречаем храбрость там, где ее не ожидали увидеть, человек поворачивается к нам другой невидимой раньше гранью. Я таких людей встречал, умный командир использует их на полную катушку, ведь они считают зазорным отказываться от выполнения задач только потому, что эти задачи опасны. И втянувшись в рискованную работу, огорчаются, когда их по каким-то причинам перестают к ней привлекать, о них я и хочу рассказать.
Трое на дороге, трое совершенно разных людей на первый взгляд не похожих друг на друга. Начальница продовольственного склада Любовь Ивановна хрупкая женщина, зампотех роты Серега и я, героями не выглядели да, и стать ими не стремились. Это было еще до штурма города, наша бригада уютно расположилась в пригородном лесу. Поставили палатки, на холодную мокрую землю, накидали веток, застелив их рваными матрасами и спальными мешками. Нам повезло меньше палатка у нас сгорела, пришлось рыть землянку, вместо крыши, толстые ветки, накрытые брезентом и обложенные дерном, нары представляли собой выровненный саперными лопатами выступ, деливший землянку напополам. Экономия сил. Эту землю не надо было выбрасывать наверх, на него постелили плащ-палатки, матрасы и спальники, в углу печь. Про печь хотелось бы рассказать подробней, крышки в которую вставляется труба, у нас не было, поэтому приходилось выводить ее на прямую, чтоб дым не шел внутрь, дневальному всю ночь приходилось следить, чтоб мы не угорели от дыма, который упорно не желал выходить наружу. Декабрьский лес, каждый день холодный дождь и грязь под ногами, каждую ночь мокрый снег и грязь, грязь и ничего кроме грязи под ногами. Как не странно к ней быстро привыкаешь, особенно после ознакомительной поездки к соседям в лагерь, который расположился в центре распаханного в зиму поля. Декабрь самый темный месяц года, поэтому ночь безраздельно царила в нашем уютном лесу. Какие дивные пасторали, блеск костров в тумане, подходи к любому вооруженные до зубов, покрытые грязью и копотью люди, гостеприимно напоят чаем, и так переходя от костра к костру можно скоротать ночь до хмурого безрадостного рассвета. Костры в ночной мгле декабря, призрачные тени, изредка мелькающие меж черных деревьев, порой сразу не разберешь, кто это свой или заглянувший на огонек враг, а враг был везде, за каждым деревом, за каждым мокрым кустом могла таиться смерть. Выстрелил из темноты и ушел в ночь, не знаю, почему этого не произошло. Ах, эти рассветы часов в пять утра, мы втроем с разных концов лагеря подходили к скоплению машин называемому автопарком, как в последний раз приветствуя друг друга, рассаживались по машинам. По дороге через лес доезжаем до ближайшего перекрестка, молча, прощаемся в своих мыслях, дальнейший путь в три стороны навстречу своей судьбе. Люба на тентованном «УРАЛе» ехала за сто - двадцать километров на базу за продуктами. Серега мчался по окрестным частям менять спирт на списанные двигатели БМП. Я на бензовозе гнал за соляркой находящуюся в тридцати километрах. О сопровождении можно было только мечтать, а у Любы не было даже автомата, была лишь отчаянная храбрость, невероятное везение и каждый раз был как последний. Я опускал стекло в кабине, для подобных поездок в разгрузке у меня были два магазина от РПК по сорок пять патронов, ствол в окно, педаль до пола. Водитель бензовоза по кличке Большой, дай бог ему здоровья после подобных поездок мог бы без труда выступать в ралли Париж-Дакар, но у нас было круче, ралли со смертью. Бешеная гонка через лес, по которому бродят недобитые банды, через села, каждый житель которых с наслаждением перерезал бы нам глотки, по обвалившемуся мосту в неизвестность, объезжая воронки от разорвавшихся снарядов, туда и обратно и так два - три раза в неделю. Декабрьский лес, сон под вой пролетающих над головой ракет и снарядов, сон под эхо их далеких разрывов, где-то там, в лабиринтах незнакомого и пугающего города.
Очередная корпоративная оргия, лица из постоянных декораций голубого экрана. На фоне полуголых тел с примесью текилы и кокаина. Самый дешевый столик за двадцать тысяч долларов. Глупости в камеру, вспышки света, калейдоскоп причесок, вечерних платьев, бокалов с шампанским. Обрюзгшее лицо депутата Госдумы, постоянного радетеля интересов трудового народа, несгибаемого борца с порнографией, с заполонившем экраны и СМИ развратом, видели бы его сейчас составляющие электорат бабульки. Сей достойный господин уже сильно навеселе, расширенные зрачки, бледное лицо, ах кокаин, кокаин - ты наше все, час полтора и в номера с приглянувшимся юнцом (читать лекцию о морали я полагаю). Моня давно устал от этой жрущей все и вся публики, от светских львиц с плохо скрываемыми манерами уличных шлюх, с упорством бульдога цепляющихся за все то, от чего пахнет деньгами. А деньгами здесь пахнет от всего, разит, несет, воняет. Все буквально пропитано запахом откатов, ворованных бюджетных средств, воровским общаком, бабками за наркоту, оружие и изломанные судьбы страны. Очередная " икона стиля " пользующаяся покровительством из самых заоблачных далей вертикали власти, циничная и наглая в окружение свиты прихлебателей. Все двери открыты. Войдет в любую, но потом от туда потянет даже не деньгами, а просто дерьмом. Моня недавно видел ее на съемках популярной аналитической передачи с участием нескольких академиков, наглая девка, не стесняясь, перебивала столпов мировой науки, вставляя в их речь свои бессмысленные реплики, ни кто не решился сделать ей замечание, кодекс молчания омерта, на плаву остаются лишь согласные. Короткое интервью две три фразы и Моня, перемещается к следующей группе знаменитостей. Улыбка, блеск вставных зубов, поток дежурных фраз, я восхищен, я польщен, мы все в восторге. Как же наш зритель все это переваривает в выходные, с экрана мы льем на него потоки этого безвкусного коктейля. А вот выходящий в тираж комик, шуткам которого мы рукоплескали лет двадцать назад, ну что поделаешь, исписался бедняга, пара слов в камеру, ни о чем. Здесь все ни о чем, это даже не отдых, это работа. Моя работа плебс хавает, а все остальное потом. Ночь с очередной потаскухой, абсент и белая дорожка на стекле. С утра снова в бой. Вот и сейчас очередной столик группа " Свистящие " три половозрелые особы женского пола, перекаченные силиконом, ах зритель, если б ты видел их без ретуши и грима, рейтинги их нетленных хитов резко полезли бы вниз. Весь вечер впереди, сегодня здесь почти весь бомонд, и как всегда ничего нового, рутина.
Утро не предвещало ничего нового, это и пугает, пауза, которая может окончиться чем угодно. В обед меня вызвал командир батальона у нас приятельские отношения вне службы, да и на работе мы избегаем формальностей. Комбат Андрей отличный мужик, эта война у него четвертая или пятая, опыт который не купишь и не получишь по знакомству, вот почему он здесь, а его однокашники в штабах и академиях. Я рад, что мы воюем вместе взаимопонимание важная штука в нашей веселой профессии. Позднее, уже вернувшись, я с удивлением слушал мнение о наших действиях ребят сидевших в штабе за пятьсот километрах от нас, надутые как индюки, важные мальчики с серьезным видом втолковывали мне, что я должен был делать в той или иной ситуации. К счастью здесь их не было, да и не могло быть, я думаю. Кратко поставлена задача, рюмка спирта под суп с тушенкой, по сигарете "Казбек " и "домой". Ничего на первый взгляд нового. Из группировки пришел приказ провести поиск в развалинах девятиэтажек метрах в семистах от нас. По данным разведки, духи ушли от туда, и два ближайших микрорайона пусты. Вот и конец отдыху, все мы понимаем, что шансы у нас один к десяти. Лично я надеюсь лишь на то, что при столкновении с противником, как это бывало раньше, мы займем какой-нибудь дом и будем держать круговую оборону, до того момента пока нам кто-нибудь не поможет, этим кем то может оказаться, только комбат да еще может быть командир соседней группы по кличке "Слон". Не сомневаюсь, что многим наше временное убежище показалось бы жалким хлевом. Грязный пол, завешенное одеялом окно, двери на кирпичах, накрытые собранными в окрестных развалинах засаленными матрасами, кое-как отремонтированная печь в углу. Но можете мне поверить после ночевок в свежевырытой яме на тридцати градусном морозе, после долгих недель бесконечных скитаний в грязи под декабрьским дождем, зайти в это неуютное тепло. Просушить обувь выспаться пусть даже на грязном, но таком гостеприимном куске набитой слежавшейся ваты, дорогого стоит. А впервые дни эта ветхая хибара казалась нам дворцом, за стенами которого были лишь смерть и холод. Остаток текущего дня мы занимались подготовкой к выходу. Ребята открывали цинки с патронами и укладывали их в заплечные мешки, ведь запас патронов в разгрузках заканчивается в считанные секунды боя гранаты по карманам (незаменимая штука в ближнем бою). У меня на такие случаи имелся десантный ранец с десятком заранее снаряженных магазинов взрывчаткой, детонаторами и огнепроводным шнуром, малый джентльменский набор на все случаи жизни. В нашем резерве осталась пара одноразовых гранатометов, бойцы за них чуть ли не дрались. Парадокс, но они у нас дефицит, в дальнейшем, когда надобность в них практически отпала, нас ими буквально завалили, но сейчас осталось всего два на черный день, и кажется, этот день наступил.
Мы устали мы все понимаем, нам не надо даже ничего говорить друг другу. У меня нет заместителя, пытаюсь кого-нибудь назначить, но среди ребят лидера нет, я объясняю, что меня могут убить или серьезно ранить и чтоб у оставшихся был шанс выжить, кто-то должен взять ответственность на себя, в итоге назначаю Вовку Шабунина, похоже все довольны кроме него. В эту ночь нас заменили на постах, чтоб дать возможность выспаться и работать на свежую голову. Спал я плохо, до самого утра во сне мне пришлось присутствовать на собственных похоронах в качестве покойника. Родственники, друзья и знакомые окружили мой гроб. Речи и эмоции слились в один тяжелый клубок, я наблюдал за всем этим мероприятием откуда-то сверху. Оторвал меня от этого приятного занятия аккуратный толчок в плечо. Нас будил Миша Уфимцев, так как выдвигались мы пешком. Экипаж БМП оставался на месте и всю ночь они просидели на постах. Ребята мои уже проснулись, с заспанными лицами они бродили по дому. Собираюсь я всегда очень быстро, минута и разгрузка одета на "снег" (зимний костюм с синтепоновой подкладкой) легкий и теплый, мешок я собрал с вечера. Короткое обсуждение предстоящего мероприятия и вперед чем меньше грузишь людей ненужной информацией, тем лучше. Всего не просчитаешь, действовать мы будем как всегда от положения. Нас семеро и трое омоновцев: Щука, Дима и Коля. Из обжитого тепла нашего временного пристанища цепочкой ныряем в сумрачный, январский туман и вперед еще темно и нас ни кто не провожает и это хорошо. За эту неделю убогая хибара, в которой мы поселились, кажется нам родной, после недель под постоянным дождем покалено в грязи, переезжая с места на место, мы научились, как никогда ценить ее тепло и незатейливый уют. Кое-как отремонтированная печь, куча собранных на окрестных развалинах грязных матрасов, возможность просушить обувь, обогреться и поспать, что еще нужно странникам на негостеприимном пороге смерти, или жизни кому как повезет. Под прикрытием домов углубляемся в частный сектор: дворы, заборы, огороды, ветхие хоз.постройки. Я крадусь впереди, мой напарник Димка за мной, Щука и Коля, прикрывают группу с тыла. От дома к дому короткими перебежками, осмотр помещений, огляделись и вперед к следующему. Осмотр мы проводим для того чтоб случайно не оставить противника в тылу, больших сил врага тут нет, но наблюдателей они вполне могли оставить, нет ничего хуже пулеметной очереди в спину. Перебегаем по двое, сначала я и Дима за нами Митрофанов и Деменьтьев с ПК, потом Шабунин и Тетерев, за ними Сан Саныч с Самураем замыкающими Щука и Коля. От дома к дому от укрытия к укрытию осмотрелся, перебежал, осмотрелся, перебежал, что может быть проще, что может быть сложней любителям пенбола меня наверно не понять. В недалекие коммунистические времена в воинских частях свято культивировались охотничьи традиции, создавались военные охотничьи общества, казалось бы, блажь, но я вижу в этом огромный смысл, ведь в основном охотничьи команды состояли из сослуживцев из одного подразделения. Выезды на охоту длились по нескольку дней, в течение которых происходило как бы боевое слаживание коллектива, люди притирались друг к другу характерами, в неформальной обстановке решали рабочие вопросы, привыкали действовать слажено. Ну о стрелковой подготовке я вообще молчу попасть в летящую со скоростью шестьдесят километров в час утку неожиданно поднявшуюся с неудобной для стрелка стороны гораздо сложней, чем в своего товарища из пенбольного ружья. Зверь появляется всегда неожиданно всегда не оттуда, откуда ждешь. На ориентировку, изготовку, прицеливание и выстрел есть лишь доли секунды, а в случае промаха тебя ждут насмешки товарищей. Я не спорю, за неимением лучшего пойдет и пенбол, но поверьте, шарик с краской и пуля разные вещи и риск разный, но вернемся назад. Мешки с патронами и сух. пайком становятся неподъемными уже метров через сто пятьдесят. От такого передвижения, пот затекает в глаза, а при более продолжительных остановках начинаешь мерзнуть. Идем огородами, на ботинках комья грязи тоже неудобно для спринтерских дистанций, но человек может привыкнуть ко всему, причем быстро. Высотки все ближе и ближе. Огромные серые корабли чудеса соцреализма, реализма девять лет нет, а они стоят. Уже совсем рассвело до ближайшей девятиэтажки один рывок, метров пятьдесят. Короткий перекур и бросок через улицу, осторожно входим в дверь ближайшего подъезда тишина не звука, ни шороха, свистом подаю сигнал группе, ребята по двое подтягиваются к нам. Щука рассредоточивает группу на первом этаже, мы с Димой осторожно поднимаемся по лестнице на второй. Открываю дверь квартиры справа звон разбившегося стакана, щелчок чеки, прижимаемся к стене в подъезде, взрыв, ждем, когда осядет пыль осторожно входим в дверной проем, ни кого. Проломы в стенах между подъездами, очень удобно для обороны, можно перемещаться по всей длине здания. Сзади подходят Шабунин и Тетерев, осмотр продолжаем уже вчетвером. Еще одна дверь, все прижимаются к стене, толкаю ее ногой, звон разбитого стакана, щелчок и взрыв и так еще пару раз все бы ничего, но о нашем прибытие теперь знает вся округа.
Холеные бездельники мертвой хваткой вцепившиеся во власть. Бесформенные телеса втиснутые в костюмы от "Гуччи", оплывшие рожи со щелками плутоватых глаз, часы за двести или триста тысяч долларов на жирных запястьях, а ведь когда-то были люди как люди, занимались спортом, учились, влюблялись, мечтали сделать этот мир лучше. Но система просто сожрала их души, а без души они превратились в зомби, в хмельном угаре беспутства пытающиеся почувствовать в себе хоть, что-нибудь человеческое. Напрасно, они считают себя хозяевами жизни, способными, на что то влиять, но влиять они могут только на количество жратвы в своем корыте, возле которого в суетливой толкотне они распихивают друг друга в стремление урвать куски побольше, и так пока, кто-то более ретивый и нахрапистый не перевернет это корыто и густое вонючее варево, переполняющее его не перемешается с навозной жижей скотного двора. О боже, что за бред, ведь я живу среди них, подбирая крошки вместе со слюной падающие с их жадных рыл, а что дальше, чем выше, тем хуже, они выпьют мою душу, а пустоту зальют грязью, что чавкает у них под ногами. Я счастлив и относительно богат, лишь пока служу им. И чтобы существовать в этом мире я должен нести их извращенные идеи в жизнь, забивая их ложью умы и сердца людей верящих мне, обычных людей сидящих у телевизора, ждущих меня. Поразительно, несправедливо, чудовищно, но это так. А есть ли еще что-нибудь помимо этого, да есть, конечно униженный, обнищавший народ уныло бредущий по серым улицам утром на работу, вечером с работы, поел и к телевизору, а на экране все это, добро пожаловать в рай. Рай да моя работа похожа на рай, но изнанка этого рая нечиста. Ну, вот хотя бы, этот очередной персонаж сегодняшнего сборища, поджарый, красивый мужчина лет сорока пяти. На чем же ты дорогой мой сколотил свои миллиарды, на приватизированных нефтяных скважинах, а откуда у тебя братец стартовый капитал на их покупку, сдается мне да и не только мне, что ты лишь обычный зиц.председатель отбывающий свой номер в качестве олигарха, очередная маска на этом безжалостном карнавале под названием современная Россия.
Но хватит о грустном, вся ночь впереди, ночь переходящая из светской беседы в матерную перебранку, с танцами на столах, с блевотиной в бокалы богемского хрусталя, с объятьями ненавидящих друг друга соратников. Сколько знакомых лиц, например, в этом жирном мужике с галантным сладострастием обхватившем талию хохочущей, губастой девки с бюстом седьмого размера, многие зрители могли бы узнать мелькавшего в эфире генерала МВД призывавшего на всю страну своих коллег не только истребить, но и заменить собой организованную преступность. Генералу за такую откровенность, конечно, влетело, но призыв нашел отклик в массах. Моня бродил по залу, он купался в лучах софитов вспышки фотокамер. Смех, плоские шутки, вышколенные официанты, ярмарка тщеславия. Мир, состоящий из условностей, подчиненный своим жестоким законам. Власть, шоубизнес, криминал, три кита, на которых держится все, что окружает его в данный момент. Сколько же еще, бесконечная ночь, избавление где-то там у кромки зарождающегося рассвета, лучи которого смоют грим, маски растают и нам откроются истинные лица, и кто знает, не сойдем ли мы с ума от прозрения. Наша жизнь строится на выдуманных кем-то законах стоящих на фундаменте из условностей, мы не свободны в выражении наших взглядов и чувств, не свободны в своих поступках, словах общество устанавливает нам определенные модели поведения. Моя модель поведения высокомерность с легким стебом над людьми, с которыми я работаю и общаюсь перед камерой. Это хорошо продается, а что хорошо продается - идет в эфир, рейтинг мой бог. Рейтинг это эфирное время, а эфирное время, это деньги, это возможность вколачивать в мозги населения новые удобные системы ценностей, скрывая за яркой бездумной мишурой рычаги давления на сознание масс. И я служу хозяевам эфира, нравится мне это или нет, я могу думать о себе и о них что хочу, но делаю и говорю только то, что написано в сценарии, оставаясь собой только в пустоте своей недешевой квартиры.
И пространство ожило, мы ничего не увидели и не услышали, мы просто почувствовали это, как только стихло эхо взрывов, что-то невидимое заворочалось в разорванных недрах уже мертвого, состоящего из обгорелых камней пространства, незримое, опасное и не поддающееся описанию, и от него мутило. Как чувствует зверь вышедшего на след охотника, нутро заливает смутная необъяснимая тревога, кровь изнутри давит на виски, ты еще ничего не понимаешь, но уже знаешь, они идут за тобой, они уже рядом. Никто не удивился чиркнувшей по бетону пуле, мы прижались к стене, резкие, сухие щелчки рикошета осыпали бетонные стены. Ни слова не говоря, бросаемся к выходу, дверь на лестницу прыгаю вперед и влево, вниз по ступенькам. Стреляли из противоположного дома, о продолжение осмотра можно забыть, разведка оканчивается, со звуком первого выстрела из охотников мы превратились в загнанного зверя. Крошки бетона в лицо, пули летят уже сверху, значит они над нами, я уже слышал про такое, это называется слоеный пирог, когда противник находится этажом выше или этажом ниже, а иногда и там и там, что хуже всего.
На первом этаже наши ведут шквальный огонь по двору перед окнами, не давая духам его пересечь. Вовка с Тетеревым стреляют вверх в пролет лестницы, мешая врагу, спустится, и закидать нас гранатами. К счастью Щука успел рассредоточить людей по этажу, я оставляю Вовку и Тетерева прикрывать лестницу. Духов, по-видимому, всего два три человека, наблюдатели которых мы разбудили. Если их мало они скорей всего не будут рисковать и, выйдя через соседний подъезд, прижавшись к стене, не видимые для нас уйдут к своим, а с другой стороны могут остаться, чтоб портить нам жизнь своим присутствием. Мои ребята я до сих пор молюсь за вас, все заняты делом, короткая очередь и в укрытие, патроны надо экономить, ставим переводчики огня на одиночный режим. По радиостанции связываюсь с комбатом коротко "Броня" "Сталкеру" доклад обстановки, запрашиваю помощь, да не весело самое опасное в этой ситуации, это отход, пока находишься на позиции враг под контролем, как только начнем отходить потерь скорей всего не избежать, духи это тоже понимают. Запрашиваю артналет по занятому бандитами дому, чтоб под его прикрытием, с противоположной стороны дома нам подогнали БМП. Артиллерию мне обещают, ждем. В разведке закон столкнулся с противником, занял круговую оборону, передал координаты и через двадцать минут первая мина должна упасть на головы противника, иначе смерть. Десять минут, пятнадцать минут, полчаса тишина. Позже я узнал, что батарея восьмидесятидвух миллиметровых минометов стоящая на окраине города дала залп, но порох отсырел и мины пролетев триста метров на вышебных зарядах дружно попадали в наш автопарк повредив восемь «Уралов» авто роты. Мой друг зампотех Леха сломал монтировкой ребра командовавшему батареей. Офицеру, на войне как на войне промахи оплачиваются кровью. По станции передали, держаться до подхода помощи, а что нам еще оставалось. Встретив наш дружный огонь, бандиты немножко затихли, мне не очень нравится слово бандиты, на мой взгляд, нельзя называть бандой отряды по триста, четыреста человек, хорошо обученные, прекрасно вооруженные с железной дисциплиной и опытными, смелыми командирами во главе. Скорее это армия пусть небольшая, но отлично подготовленная, да и вооружение у них было лучше нашего. Если бы не танки, крупнокалиберная артиллерия и системы залпового огня, взять город было бы практически не реально, ведь мы не имели необходимого перевеса в живой силе, а прибывшие со мной солдаты обстреливались на ходу можно сказать с корабля на бал.
Обучать приходилось всему, на пальцах объясняя тактику боя в городе, первое, что мы делали, это подавляли в них страх и неуверенность в себе, учили, не боятся стрелять в сторону противника. Мишка наводчик столько раз, стрелявший из орудия по вспышкам выстрелов противника, однажды признался мне, что смог бы этого сделать, если бы разглядел в окне человека, а так он просто поражал цель, как на полигоне. Наш враг напротив четко знал и понимал, что делает и делал. К тому же в их рядах было много наемников, профессионалов воевавших по всему миру. Лишь со временем я убедился, что могу полагаться на своих воинов, но что такое неокрепшая психика вчерашнего школьника по сравнению с железными нервами профессионального убийцы, больше всего я боялся срывов у своих ребят. Но, слава богу, до этого не дошло. Щука, Дима и Коля вообще держались молодцами, и мне естественно приходилось поддерживать свое реноме на их фоне. Первые минут сорок противник не давал нам поднять головы, затем видимо поняв, что сидим мы крепко стал стрелять реже как бы на выбор. Я думаю, нас спасло то, что здесь была небольшая группа наблюдателей, а основные силы они перебросили на другой участок, если б мы встретили отряд прорыва, то наш временной максимум в подобном бою не превышал бы двадцать тридцать минут, к тому же они нас просто прозевали. Ожидание врага порой хуже самого врага, к обеду в нас стали реже стрелять духи просто напоминали о своем присутствие. Зимой быстро темнеет, сумерки властно заливали тенями лабиринты бетонных стен, холод подступающей ночи ледяными язычками лизал наши беспокойные души. Тревога, неизвестность, близкое дыхание смерти, главное не сорваться, не запаниковать, а выход есть всегда. На меня по станции вышел комбат, радостная новость, минут через пятнадцать нам пообещали артиллерию. С первым разрывом необходимо было спуститься в подвал, а по окончании налета быстро погрузится в технику, которую Андрей пообещал за нами прислать.
Первый взрыв прозвучал как музыка, тревожная и пугающая, снаряд упал между нами и домом где сидели духи, разлетающаяся земля, тучи пыли, мы спустились в подвал. Еще раз повезло, очень часто при артобстреле боевики вместо того, чтоб отходить назад или прятаться наоборот подбираются к нашим позициям, справедливо считая такие действия наиболее безопасными, но в этот раз первый снаряд, как бы провел между нами черту, которую они уже не решились переступить. Перед самым обстрелом, Сан Саныч с Самураем, из валяющегося по всюду тряпья, соорудили факелы, спускаясь в подвал, мы облили их спиртом и подожгли. Осторожно шаг за шагом мы обследовали подвальные помещения, как описать подвал дома после многочисленных бомбежек я не знаю, в моей памяти все слилось в сплошное месиво различного хлама, хаос другого слова и не подберешь. Даже духи поленились оставить нам сюрпризы на этой невероятной свалке. Кое-как, устроившись и потушив факелы мы стали прислушиваться к ревущей наверху канонаде. Время шло, но обстрел не прекращался, я подумал, что скорей всего уходить будем по темному, с одной стороны не плохо, а с другой есть риск при подходе к своим позициям поймать пулю какого-нибудь не в меру нервного часового. Придется пускать зеленые ракеты и орать на весь эфир свои позывные с маршрутом движения, демаскируя действия группы на виду у противника. Но не это главное, главное выйти ведь где-то по близости могут отсиживаться те, кто стрелял по нам сверху. У входа в подвал остались Коля и Димон, на случай если засевший на верхних этажах противник не покинул здание. При разрыве первого снаряда нас всех здорово тряхнуло, в горячке на это никто не обратил внимания, но сейчас в ушах у меня звенело, и звуки проникали в мой мозг как сквозь вату. Захотелось курить, сунув в рот сигарету, я чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся и в свете огонька увидел перед собой какую-то дверь, сквозняком сдуло пламя, я зажег его вновь. Дверь как дверь, но за ней какие-то звуки, происхождения которых я не мог понять. Встав на ноги, осторожно тяну на себя изъеденную ржавчиной ручку, яркая вспышка света ослепила меня, ничего невидя, я потерял ориентацию в пространстве.
Пусть птица несет в когтях талисман, среди огненных бликов, среди битых зеркал навстречу заре. Я не умру в своих мыслях, не усну в свисте ветра. Разве об этом я мечтал, разве так я хотел листать страницы своей жизни. Люди эти чужды мне по духу, по сути, но я живу их жизнями, дышу их воздухом, и уже, наверное, думаю их мыслями. Моня шел по залу, им обещали, какой-то крутой креатив, но какой уж тут сюрпрайз, все здесь повторяется из вечера в вечер, как надоевшая, давно потерявшая вкус жвачка, разве что пляшущей голяком на столе депутат нашего славного парламента, да и это наверняка уже было. И вдруг вспышка света, на миг Моня ослеп, когда зрение вернулось, первое что он увидел это застывшие, превратившиеся в статуи фигуры. Моня, скользя взглядом по залу, всюду натыкался на оторопь и изумление, как печать и лежащее на них. Взгляд его уперся в стоящих по среди зала, грязных, увешанных оружием людей. Небритые лица, обрезанные перчатки на руках и запах копоти, запах чего-то незнакомого и пугающего растекся по залу. Вот он сюрприз, который обещали организаторы вечера. Придя в себя, Моня двинулся к ним, вот это игра, вот это костюмы подумал он, но что-то здесь было неправильно. Впереди стоял человек с опущенным вниз стволом автомата в правой руке. Невысокого роста с серебристо черной щетиной на впалых щеках скуластого лица, а глаза, глаза в которых плескалась мутноватая водица с цветом безумия в расширенных зрачках. Они сделали шаг на встречу друг другу. Привычным движением Моня направил микрофон к человеку - Что вы можете сказать по поводу организации праздника - спросил он. Секунды молчания показались годами, запах грязи, мокрого металла и о боже крови медленно пропитывал все его существо. Что это бред, галлюцинация, кто они, что не актеры уже ясно. Моня вспомнил о террористах захватывающих стадионы и концертные залы, но тугая струна тишины все больше натягивалась, невидимые нити скрипели готовые вот-вот оборваться и что потом. Кто мы, и что на самом деле представляет собой мир вокруг нас. Мир, в котором вот так вот в любой миг могут появиться странные, бородатые люди с оружием в руках. Вселенная повернулась к нам другой неведомой ранее гранью, на этой стороне луны надо стрелять, чтоб не быть убитым и кусок сухого хлеба с глотком спирта слаще и желанней любого фуа-гра, омаров и шампанского по три тысячи долларов за бутылку. Мир, в котором подлость, лизоблюдство и лож не спасут от холодной в своем безразличие старухи по имени смерть. Где лишь звериное чутье, смелость и вера в тех кто рядом являются законом выживания. Я здесь а они там, Моня не чувствовал страха, ведь он тоже был бойцом по своей сути. Чтоб выжить в его мире, надо грызть зубами это безжалостное, равнодушное пространство, порой шагая по трупам тех кто, не задумываясь, переступил бы через тебя, плюнул в душу и продолжил карабкаться по этой лестнице на вершины шоу бизнеса. Мне повезло, а им нет, шевельнулась в его мозгу странная в данный момент мысль. А этот с бешеными глазами, дежа-вю, словно персонаж давно забытого сна. Ведь они это обратная сторона нашей жизни, две параллели которые внезапно пересеклись в пространстве. Незнакомцы, странно по-волчьи озираясь, стали в круг спина к спине, их взгляды скользили по залу, блеск мишуры покрывался слоем коррозии, грим сползал с лиц, маски осыпались подобно листве под порывами ноябрьского ветра. Моня и все гости стояли по центру грязного подвала, рваное тряпье, разбросанное по земляному полу, ободранные стены, сотрясающиеся от тугого грохота глухих взрывов где-то наверху, спертый воздух, тьма, пронизавшая души, ужас на лицах гостей, шок, рты, разорванные немым криком.
И тут струна лопнула, резкая вспышка света, миг ослепления, а за ним тот же зал, те же люди, но бьющиеся в истерике, да у психиатров работы прибавиться не без злорадства подумал Моня, но все другое, лишнее чужое, ненужное и постылое. Я словно Монгольфьер, из которого выпустили гелий, и хочется лишь одного, заполнить пустоту веселящим газом. Я пустая оболочка осыпанная, яркой бижутерией бессмысленных стекляшек. Как дикарь, какого-то туземного племени, променявший на яркие бусы, закон своих предков и оставленную ими в наследство землю отцов. Как ряженая обезьяна пляшу на ярмарке тщеславия новых хозяев жизни. Кто я боже? Моня не помнил как, окончился вечер, как он в хлам пьяный очнулся в каком-то ночном клубе, и не менее пьяная девка клеила его у стойки бара. Мамочки, а ведь когда-то говорят, было время, женщин добивались, завоевывали, ухаживали за ними. А теперь зашел в любой бар махнул зеленой купюрой, и вот уже рядом очередная хищница с застывшими, стеклянными глазами. А как там те, машинально подумал Моня, их существование не вязалось с тем, что его окружало. Напьюсь, напьюсь так чтоб не думать ни о чем не видеть, этого клуба, пьяных рож, бабочек на индюшиных шеях официантов, кружащих как акулы вокруг тонущего корабля шлюх. Все конец игра проиграна, ставки здесь больше не принимают.
Где мы? Может, нас уже нет, что это, капризы умирающего мозга, откуда здесь все эти люди. Что это за зал, свет столы мужчины, женщины, праздник, музыка. Я смотрю на лица своих ребят, похоже у них столбняк. Какой- то хлыщ с микрофоном идет ко мне, что-то спрашивает. Какой праздник, какие к черту организаторы, оружия ни у кого нет, похоже все в шоке испуг на лицах, пальцем выжимаю свободный ход курка, очередь, упал, перекатился, очередь. Глазами ищу укрытие, пусть только кто-нибудь дернится, ребята ждут моего сигнала, чтоб начать действовать. Странно, но опасности я не чувствую, мы ни чего не понимаем, окружающие нас, заполняющие зал люди явно в ступоре. Секунда, одна, вторая, третья лишь удары сердца, глаза парня с микрофоном, он удивлен, но не испуган, смотрит мне в глаза. Словно миры столкнулись, время на другой параллели. Что-то с треском лопается, вспышка света, а за ней темнота подвала, ни каких звуков кроме громкого дыхания моих бойцов. Секунда оцепенения щелкаю зажигалкой, язычок света в онемевших пальцах, выхватывает из темноты лица, вокруг опять только свои, наша группа и никого лишнего, мы и война вокруг. Тишина вокруг, нет ни грохота взрывов, ни стука падающей земли, артналет окончился, пора выходить. Нам некогда обсуждать происшедшее с нами, что это было, вряд ли кто-то сможет объяснить. Рассказывать бессмысленно в лучшем случае над нами посмеются, а в худшем курс лечения и диета из транквилизаторов в какой-нибудь психушке. Забыть об этом невозможно, а носить в себе невыносимо, словно край покрывала на долю секунды порывом какого-то ветра сорванный с самой главной, важнейшей тайны мироздания. Так кто мы в этом мире, зачем вся эта муравьиная возня, на какой-то забытой галактической помойке. Все чем живет наша цивилизация в этом виде просто бессмысленно, с горечью понял я. Холодная, пронизывающая темнота подвала, на улице тишина, пора уходить.
Мы вышли из подвала, зарождающейся рассвет растворял густой мрак ночи, из подвалов, из черных окон сочился туман, заполняя промозглое январское утро. Поднявшись из подвала, я тенью проскользнул к окну первого этажа смотревшего в сторону наших позиций, отход часто бывает опасней наступления висящий на плечах противник, лихорадочный бег с остановками для стрельбы назад по мелькнувшему силуэту, по короткой вспышке выстрела, свист пуль над головой, фонтанчики грязи под ногами. Бешеный стук сердца готового разбить грудь, все это отход под огнем. Выпрыгиваю из окна, оглядываюсь, замираю, чтоб прислушаться, сигнал подаю рукой, Димка прыгает следом. Короткая пауза и вперед к ближайшим развалинам, добежали, остановились, я свистнул, следующая двойка уже бежит к нам через дорогу. Добежали, остановились и вперед к следующему укрытию, двойка за двойкой, минуты через три уже вся группа закрепилась в развалинах, впереди шестьсот метров руин и смерти. Нам опять повезло, в предрассветном тумане враг нас не заметил, мы двигались по его тропам, две недели по этим дворам и проулкам они подходили к нам стреляли и растворялись в зимней мгле, я чувствовал их рядом, более того я сам чувствовал себя полевым командиром, ведущим своих моджахедов к лагерю врага. До своих осталось метров сто, пустили зеленую ракету, в ответ ничего, пустили еще две, наконец, к нашей радости, зеленая ракета взлетела в воздух от дома комбата, для уверенности пустили еще две, наши отвечают. По одному вперед, ныряю в ближайший к нам двор, живы, я не верю в свою удачу, Здесь нас уже встречает комбат. Люди, бывшие на этой войне, могут не поверить в нашу удачу, но и ей, как и всему на свете пришел конец. Следующие четыре дня относительного покоя мы бродили как в тумане истощение морально и физически.
Я знаю, как ты выглядишь, чувство пустоты и бесконечная неописуемая отрешенность, когда смерть может показаться избавлением. Нас заменили другой частью, о судьбе этих людей я ничего не знаю. Собрались мы быстро, я коротко объяснил обстановку командиру сменившей нас группы. Бригада стояла на той же лесной поляне километрах в двух от города, с этой поляны в прошлом году началась наша опасная одиссея. Мы приехали последними, среди стоящих тут и там ящиков, мешков и свернутых палаток бродили солдаты, у костров грелись офицеры, жизнь текла своим чередом, кто- то смеялся слегка под хмельком, кто- то о чем, то оживленно беседовал. Лишь я, переходя от костра к костру, чувствовал себя одиноким и опустошенным, меня о чем-то спрашивали, отвечая невпопад, я шел дальше, все казалось мне чужим, знакомые люди не радовали меня. Внутри ничего не осталось, словно моя беспокойная душа до сих пор бродила по развалинам сгоревшего города, все было чужим, лица друзей не радовали меня, если бы в этот момент мне предложили вернуться я сделал бы это, не раздумывая. Мои ребята, вначале разбежавшиеся по лагерю, опять собрались вокруг меня. В их глазах я читал немой вопрос, что дальше. Всего час назад мы простились с омоновцами, моих друзей Щуку, Колю и Димона перебросили вместе с их отрядом в другое место. А среди своих сослуживцев я чувствовал себя чужим. Позже я узнал, что это состояние называется посттравматическим синдромом.
Командование приняло решение перебросить нашу бригаду в лежащий километрах в тридцати небольшой городок. Сборы были недолги, по машинам и вперед. В очередной пункт нашего странствия. Путь лежал через недавно занятые войсками села, грязная дорога в клочьях разломанного взрывами асфальта, первый населенный пункт по пути нашего следования, небольшой городок сплошной пестрый базар на фоне пятиэтажек с выщербленными пулями и снарядами стенами, ни окон, ни дверей в некоторых местах разрушены были целые подъезды. Свинцовое небо, серые голые деревья, неприветливые лица местных жителей и дети, дети на обочине они были повсюду. Там я усвоил одно правило, если хочешь узнать, как к тебе относится местное население, наблюдай за детьми, ведь в отличие от взрослых они редко притворяются и по их поведению можно многое узнать. А здесь при виде нас мальчишки поднимали сжатые в кулак ладони с выставленным вверх средним пальцем, а затем проводили ладонью по горлу, красноречиво, как вы считаете? Вдоль дороги торговали всем чем угодно, после пустых кварталов местной столицы такое многолюдное изобилие удивляло. Этот городок мы проскочили минут за десять, с окраины начался редкий местами вырубленный лес. Проехав по дороге еще пару стоящих в стороне населенных пунктов, наша колонна въехала во второй по величине город мятежной республики. Нет смысла описывать его достопримечательности ветхий частный сектор, унылые пятиэтажки, и на всем глубокая как бездна людской глупости печать войны. Разместились мы на противоположной окраине, ровное поле, жухлая трава, за ограждением из ржавой колючей проволоки трехэтажное здание, палатки поставили быстро, развернули полевую кухню и быт налажен. Мы вышли из ада, страшнее ничего быть не может, о боже как я ошибался, думая это. Вечером из-за колючки пришел офицер стоявшей здесь части. Штаб ее находился в этой самой трехэтажке, он был моим коллегой, меня пригласили в гости.
Ужин при свечах, с собой я взял своего друга Серегу он прибыл к нам с последней колонной перед новым годом, в боях побывать не смог и очень нам завидовал. Глупая зависть, честно говоря, потому что завидовал он, глядя на нас живых забывая, что были и мертвые. Встречали нас по царски, накрытый стол ломился от изобилия, так поесть в последний раз мне довелось месяца полтора назад. Странно, но и они завидовали мне, а чему тут завидовать, холоду смерти, вкравшемуся в мою душу, моим убитым товарищам, тому, что я уже никогда не смогу, стать прежним ведь я болен, и боль эта истачивает меня изнутри, и я сам до конца еще не смог, этого осознать. Разошлись мы поздно, утром надо было ехать с тыловой колонной обратно, забирать оставшихся людей.
Утро началось с головной боли, район в котором мы находились, считался безопасным, сюда как в отстойник выводили на отдых потрепанные в боях части, своеобразный курорт, две три недели и опять куда погорячее. От нас выделили шесть машин, остальная колонна состояла из техники менявшей нас части, их боевые подразделения уже вошли в осажденный город, теперь они подтягивали тылы, а мы наоборот перевозили все оставшееся имущество, технику и людей на новое место дислокации. Чего тут только не было, забитые до отказа кузова Уралов, тянувших за собой собранные по каким то свалкам вагончики, переделанные под различные нужды. В мирной жизни никто не позарился бы, на подобный хлам, а здесь все сгодится. Нам загрузили их личный состав, палатки, разобранные солдатские койки, а моей машине за форкоп прицепили дизельную электростанцию, наложив в кузов досок с палаточных полов. В охранение был назначен всего один БТР и ГАЗ-66 с зенитной установкой на открытом кузове, штука конечно не плохая, но расчет орудия находится без прикрытия брони, удобная мишень для снайпера, в городе они не прожили бы и десяти минут. И так безбожно чадя едкими выхлопами солярки наше воинство, смахивающее на цыганский табор, двинулось по улицам города. Метров через шестьсот колонна неожиданно встала, не знаю, сколько техники было, но, на мой взгляд, не меньше пятидесяти машин. Простояли мы минут сорок, причиной остановки стал сломавшийся Урал наших сменщиков. Серега, был назначен старшим нашей колонны.
После вчерашнего застолья мы с ним не выспались, а тут еще эта задержка, настроение у нас и так было ни к черту, а неожиданная остановка в таких условиях грозила большими неприятностями. Приказ продолжать движение одним прозвучал как музыка, ведь движение это жизнь, а стоянка на зажатой с двух сторон пятиэтажными зданьями улице сильно смахивало на ловушку. Объехав по вытоптанному газону громоздкую змею колонны, мы вырвались на простор. Из города выехали минут через сорок, чтоб уложиться во время Серега гнал свой Урал вперед, я шел вторым, из-за привязанной электростанции мы сильно отстали от головной машины, остальные четыре автомобиля тянулись за мной. На скорости проскочили мимо лежащего справа от дороги села, Серега оторвался метров на триста вперед, за окном мелькнула брошенная придорожная заправка. Ездил я всегда с опущенным стеклом, выставив в окно ствол автомата. Страха не было, я даже обрадовался вылетающим из леса пулям, автомат начал выбивать веселую дробь выстрелов, стреляные гильзы застучали по кабине, водила прибавил газу, по мчащейся впереди машине начали бить со всех сторон, справа, слева сзади, что творилось впереди, я не видел. Острые трассы пуль вонзались в ее одинокий силуэт, в зеркале заднего вида та же картина. Я сменил уже третий рожок на автомате. В этот момент, вскрикнув, мой водитель по кличке Большой, бросил руль, его левая рука как плеть повисла вдоль тела, позже я узнал, что пуля перебила лучевую кость. Все что я успел сделать, крикнув - вперед ударил его в плечо, все произошло в долю секунды, придя в себя, Большой с испуганными глазами на перекошенном болью лице еще сильней вдавил педаль газа. В этот момент, меня словно ломом ударили по ногам, ноги отбросило в сторону, машинально я ощупал их рукой вроде кости целы. В себя меня привел крик Большого вторая пуля перебила ему подъем стопы правой ноги, но он не растерялся грудью навалившись на руль не давая машине съехать ни в право ни в лево, а целой правой рукой давил на педаль газа. Справа от дороги в кювете стоял Урал Сергея, а сам он командовал бойцами, занимавшими круговую оборону. Двигатель моей машины был разбит пулями, последние метров сто мы ехали по инерции. Две машины из числа идущих за мной обогнали нас, о судьбе еще двух я узнал позже. Засада, в которую мы попали, была организована по всем правилам военной науки, духи били по нам из заранее вырытых окопов в лесу справа и слева от дороги. Дорога шла по насыпи и враг вел огонь, со всех сторон не боясь перебить друг друга, они просто стреляли снизу вверх из окопов, а те пули, что не попадали в нас, пролетали высоко над головами сидящих с другой стороны бандитов. Разгром был полный, из засады сумели вырваться три машины, а три остальные были расстреляны и сожжены и самое горькое, то что в тех трех были люди, а у нас только никому не нужное барахло.
Дольше всех продержался Серега, я еще час слышал его голос в эфире, потом мы узнали, что все его бойцы погибли, а он раненый и контуженный попал в плен. Духи хотели его увезти, но идти он не мог, вставал и падал, вставал и падал и тогда черный араб, командовавший отрядом добил его автоматной очередью. Это был его первый и последний бой и смерть свою он встретил как герой, сумев умереть достойно. Нас спасло то, что мы сумели доехать до милицейского блок поста. Духи не решались подойти к нему в плотную они были нацелены на другую добычу нужна была большая колонна, а вместо нее попались одни мы. Я кое-как вывалился из кабины, у обочины метрах в десяти был вырыт капонир в нем лежали незнакомые мне солдаты. Двое бойцов перетащили меня в яму, сюда же перенесли раненых с остальных машин. Майор Игорь, хромая доковылял до укрытия сам. Трое водителей были тяжело ранены, Игорь отдал им свой промедол предпочтя скрипеть зубами от боли самому, чем смотреть на муки ребят вынесших нас из лап верной смерти. К счастью у меня было с собой двенадцать тюбиков этого зелья, так что хватило на всех. Обложили нас плотно, часов до двух дня мы не могли ни то, что перебраться на блок пост, но и голову поднять не получалось. Пули визжали над головой, как назойливые мухи, с неприятным, тупым звуком. Время, от времени врезаясь в низкий бруствер по краям ямы. Я экономил остатки боеприпасов, в нашей ситуации помощь могла не подойти вообще. До нас на этом участке было уничтожено четыре колонны, все кто смог, как и мы, вышли на блок пост. Каждый из нас был, как минимум дважды ранен. К обеду метрах в трехстах от блока на дороге завязался бой, наши пришли на помощь и духи переключили на них все внимание, дав нам возможность перебраться на блок пост. Уложив меня на солдатское одеяло, четверо бойцов перенесли меня к стоящему в центре блока вагончику. В вагоне были нары, на которые нас уложили. Ожидание неизвестности, ожидание смерти. Боевики били по нам из миномета, одно удачное попадание и у нас еще пять убитых. Из вагона пришлось уходить в окопы, я полз по трупам, зажимая под мышкой автомат, мины взметая в воздух мерзлую землю, ложились на бруствер. Ночь медленно заполняла окрестности холодным мраком, и под прикрытием тьмы враг подбирался все ближе и ближе. Чтоб осветить окрестности подожгли стоящий у обочины Урал. В свете пожара мелькнули тени, по ним дали из пулемета, в ответ взвилась зеленая ракета. Наши. Это были наши. Еще минут десять мы опознавали друг друга на расстоянии, лишь убедившись, что это не враг, дали им подойти. Мои бойцы, как хорошо, что я оставил их в лагере, вынесли меня из окопа и посадили в БТР, а метрах в пятистах на дороге нас перегрузили в вертолет раненых вперемешку с убитыми. Уже взлетая в иллюминатор, я видел как весь застывший под нами лес, высвечиваясь вспышками выстрелов, салютовал, отблесками летящих в нас трассирующих пуль.
Очередной эфир, Моня как никогда в форме. Прочь глупые сомнения, прочь комплексы и слюни. Тени вчерашнего сна растворяются с рассветом, впереди день новых свершений, его герои ждут, за все заплачено. Сверкающий новенький Мерс, вызывающий столько ненависти у бестолково снующего по улицам плебса, как символ надежности, незыблемости навязанных стране законов, символ Мониного успеха, его ниша в жизни. Теплое место, очередь к длани дары раздающей. А разве те снующие под мокрым снегом января, попав сюда вели бы себя иначе, разве не кривились бы их губы в презрительной улыбке при виде этого стада товарищей, снедаемых завистью, подхалимством готового обрушится сплетнями в спину. Он не такой как они, он выше, и плевать, что о нем думают, после нас хоть потоп. Впереди вся жизнь главное не сбиться с фарватера, шаг влево шаг вправо и ты там внизу, в грязи и отчаянье и те, кто вчера тобой восхищался уже с наслаждением топчут тебя. Жить ради наслаждения, карабкаться наверх по лестнице успеха, выше и выше. Каждый выбирает свой путь. У меня он такой, а у того с глазами террориста все иначе, может по своему он даже счастлив! А здесь и сейчас теледива, икона стиля, жгучая брюнетка с бессовестными глазами на всю страну рассуждая о возможности реставрации монархии в России, предлагает создать новую царскую династию из семьи лидера государства, на весь мир кричащего о победе демократии на наших бескрайних просторах. Я прошу читателя не рассматривать эти строки, как оду воспевающую грязь и ужасы войны. Ведь даже возвращаясь живыми, мы оставляем часть своих душ в развалинах мертвых миров. Здесь мы остаемся лишь наедине с собой, осмысливая и переживая все заново. И с нами остается наше одиночество, в мире себе подобных, говоря словами одного критика "Корабль приходит, но Робинзон не в силах подняться на его борт". Порой мне хочется, как прежде водить своих воинов по заминированному лесу. Но вернувшись, мы остаемся одиноки в мире, который нас не понимает.
С автоматом в руках
я иду убивать.
(солдатский фольклор)
ЭРА МАГАЗИННЫХ ВИНТОВОК
ЧАСТЬ 2
Все мы родом из детства, вот только детство у всех разное, у одних это школа, уроки, воскресные прогулки с родителями, страх перед учителями и обществом и постоянное стремление казаться лучше чем они есть на самом деле. Школа, семья и окружающие, примеры для подражания - пионеры герои один из которых, кстати, без раздумий предал собственных родителей сознание сформированное под жестким прессом морали и условностей. Безусловно, все это у меня было, но в какой то момент в моей жизни появилась уличная банда, одуряющий воздух ночных улиц, мрачноватые лабиринты старых одноэтажек вплетенные в центральный проспект. Риск коротких ночных схваток, драка ради драки, сбитые костяшки, кровь на губах, почти как на войне, район на район, сила на силу, дерзость ночных вылазок в центр, закон стаи струсивших добивают свои. Весело и страшно, свобода опьяняя может губить, но как она прекрасна, мы не ведали преград и плевали на условности, моя мать плакала от радости когда провожала в армию, она не верила что я смог до нее дожить.
Империя умирала, герои уходили в вечность, а на развалинах глумясь, пировала всякая нечисть, повылазившая из каких то ни кому ранее неведомых нор. Наша юность смутное время перемен, идолы, сброшенные со своих казавшихся незыблемыми постаментов, мир менялся на глазах новая эра столбила свои участки на улицах и в наших душах, газеты и т.в. словно сошли с ума мир катился к чертовой матери и мы катились вместе с ним в пугающую неизвестность туманного завтра. Единая общность дружных народов рассыпалась на национально обособленные, сформированные по принципу криминальных сообществ территориальные образования и во многих местах эти сообщества делили еще недавно бывшую общей Родину. И Родина истекала кровью, вспышки насилия стали привычным явлением нашей действительности. Делили все, что может делиться: землю, дома, заводы, шахты и нефть, сколько крови было пролито за эту вонючую темную жидкость невозможно представить. Словно взбесившиеся гиены, дерущиеся за добычу мертвого льва, авантюристы всех мастей, разрывали на клочки пространство бывшее раньше нашим общим домом. Гражданская война, преддверие ада, крах иллюзий далеких от жизни идеалистов.
Как это всё начиналось у меня? Со службы в " войсках железного Феликса ", после первых двух месяцев жёсткой " дедовщины " горящие развалины некогда цветущей южной республики показались мне почти что раем в руках было оружие, а оружие это уверенность в себе и ощущение свободы. Я быстро научился стрелять на любой шорох в ночной тьме, ночи напролет не смыкая глаз, просиживал в засадах и секретах брался за самую опасную работу. В итоге " деды " перестали меня трогать, но и друзей у меня не было, мои годки относились ко мне с недоверием, считая человеком ни от мира сего. Район, в котором дислоцировался наш батальон, был стерильно чист от местных жителей, единственной формой разумной жизни в округе были выходящие на ночной промысел местные бандиты днём переодевающиеся в милицейскую форму, днём мы друг в друга не стреляли, для этого весёлого занятия вполне хватало ночи. Днём отоспавшись после ночных приключений мы обычно болтались по пустой деревне основной , целью поиска были оставленные в брошенных домах продукты на той войне я впервые познакомился с голодом. Горы, одни горы вокруг, холодная пустота зимнего воздуха и бесконечная глубина небес над головой, какое здесь непривычное небо, особенно ночью, столько звёзд я не видел ни до, ни после, не ведомые ранее созвездия завораживали нас своим многообразием.
Батальонная застава находилась в здании сельской школы, ночевали мы в пустых классах, моя рота была раскидана по трём взводным опорным пунктам, но я и еще пять человек остались при штабе батальона в качестве подвижной маневренной группы. Работали в основном ночью, садились в засады на путях возможного подхода противника, выезжали на усиление взводных застав, а днём отсыпались в школе и бродили по пустым улицам необитаемого села.
Мёртвый курорт, жизнь убитая алчной глупостью живущих в нём людей. А ведь жили то не плохо, ни кто не резал друг другу глотки, пили вино, ели шашлык, ходили в гости, а потом вдруг как по команде бросились резать, грабить, жечь дома. Что это - безумие? Или тщательно срежессированный процесс, управляемый из-за кулис таинственным и могущественным кукловодом? Дёрнул за нитку, и сосед жжёт дом соседа! Дёрнул за другую, и по улицам мирного города текут реки крови. Что я тогда мог понять, мальчишка, со школьной скамьи попавший на войну?! Тогда я не думал о будущем, мы жили здесь и сейчас. В юности мы лишены страха смерти, опасность притягательна и только гибель товарищей способна отрезвить слишком горячие головы. Автомат Калашникова стал частью тела, как третья рука, то без чего существование здесь не возможно в принципе.
Словно страшными клещами мою страну растаскивали на кровоточащие куски, топя в горячем безумии гражданских воин, растлевая души нашего поколения, заменяя патриотизм и веру, жаждой наживы, топя наши души в морях водки и наркотическом дурмане. Вернувшись домой я увидел целые кварталы на кладбищах, а в могилах лежали мои сверстники, убившие себя водкой и наркотиками. Потерянное в вихре перемен поколение, выросшее на сломе времён! Прозрение приходит позже, " теория золотого миллиарда " в реальном воплощении это страшно, но человек привыкает ко всему. Мутные волны океана безвременья, куда вы несёте нас, к какому берегу прибьёт наш потрёпанный в бурях корабль, и что увидим мы, сойдя на неведомый берег? Но сейчас я видел войну и ничего кроме неё, словно прежней мирной и относительно счастливой жизни не существовало вовсе. Общество утратило покой и свободу, погнавшись за призрачными химерами с размахом прорекламированных перемен, и их результат я наблюдал воочию. Мудрые старцы сошли с ума - их ниши заняли велеречивые аферисты, пророчества которых попахивали дерьмом.
Развал империи начинается с уничтожения армии. Армия - это вещество цементирующее фундамент любого государства, сдерживающее попытки внешней и внутренней агрессии, без сильной армии нет сильного государства. Армию разваливали, растаскивали по углам, обезличивая офицерский корпус, превращая командиров в рвачей и стяжателей! Нет зарплаты, хочешь жить крутись, и ведь крутились, бабки делали на всём, превращаясь из воинов в хитроватых коммерсантов, романтики становились чиновниками в погонах, а бухгалтера главными людьми в министерских кабинетах. Конечно, всё это случилось не в одночасье, но процесс пошел именно в описываемые мной времена. Лично я полагаю, что эффективная обороноспособность несовместима с бухгалтерским подходом к экономии денежных средств, она или есть или её нет, а на войне полумеры вообще не допустимы.
Жизнь солдата бывает, переменчива, в один прекрасный день нас в полном составе перебросили на одну из отдаленных застав. Из-за постоянных ночных обстрелов, им требовалось подкрепление. К концу дня извилистыми горными тропами мы заехали в раскинувшееся на склоне горы село. Высота была господствующей, с заставы прекрасно просматривались прилегающие окрестности, но был и недостаток, с тыла над позициями нависала вершина, на которую можно было без проблем подняться по противоположному склону, а с неё позиции взвода просматривались как на ладони. На ночь туда выставляли расчёт АГС, в это время наш противник развлекался следующим образом: ночью на машине боевики поднимались на вершину стоявшей перед нами горной гряды, затем, потушив фары и заглушив двигатель, накатом спускались вниз по огибающей подножье горы дороге, скатывались к нам в тыл, открывали шквальный огонь из всех стволов две - три минуты, затем, заведя двигатель, мчались дальше по своим делам. По всей видимости, назад они возвращались другой дорогой, все попытки перехватить их на обратном пути терпели наудачу. Стрельба снизу вверх не могла причинить нам ощутимый вред, но свистящие над головой трассеры несколько нервировали. Как назло, в те дни, когда засада выставлялась заранее, они не выезжали, а на оборудование постоянного поста не хватало людей, видимо с этой целью нас сюда и перебросили. Прекратилось всё так же неожиданно, как и началось. Несколько дней тишины были прерваны приездом отряда местных ополченцев, поселившихся в соседнем доме. Я думаю, что большинство этих людей в милицейской форме с замашками уголовников, комфортно чувствовали себя в этом краю непрерывного мародёрства.
Первый же вечер их появления ознаменовался обстрелом лежащего на сопредельной территории села, оно находилось прямо у подножья нашей горы, склон которой с его стороны был так крут, что за происходящим в нем мы наблюдали как с крыши. Поддатые молодчики, выйдя на край села, поливали дома и улицы соседей длинными очередями от бедра. Ответ не замедлил последовать, как мы узнали позже, в село въехал такой же отряд противоборствующей стороны, и уже на следующий день нас обстреляли. Мы дали в обратную, и пошло поехало.
Что до сих пор не могу забыть, как однажды со своим товарищем в ходе очередной вылазки за продуктами (которые нам подвозили всё реже и реже), мы нос к носу столкнулись с противником, человек десять здоровенных бородачей вполне могли бы нас положить. Но никто не стал стрелять, и мирно побеседовав, мы разошлись в разные стороны. Кто-то мне не поверит, кто- то назовёт идиотом, но голод страшная штука, и он сильно притупляет инстинкт самосохранения, в другой ситуации я бы на подобное не решился, а в тот момент мысль была одна, пожрать, ведь голод был нашим постоянным спутником. Да было страшно, дрожь и холод, но мне всего девятнадцать, и я ещё не понимал, что смерть всегда рядом, об этом можно знать, но не чувствовать, а одного знания порой не хватает. К этому времени мы почти полностью перешли на подножный корм, продукты подвозили раз в неделю, приходилось трясти " союзников", к счастью в их рядах произошла замена, вновь прибывшие были серьёзными ребятами. Имели понятие о дисциплине. Многие из них ранее были работниками милиции. Последнее время наш суточный рацион состоял из трёх лавашей на девятнадцать человек и банки консервов на троих, варили супы с добавлением каких- то трав и кореньев. Зато вина и тутовки было вдоволь, так что партизанам приходилось с нами делиться.
Свободного времени было много и его надо было чем-то заполнять, например, я регулярно посещал сельскую библиотеку. Разграбленное помещение, с разломанными стеллажами из ДВП и сваленными в кучу на полу книгами. Расстелив прямо на них солдатское одеяло, я ложился сверху и читал книги, буквально доставая их из - под себя. Больше всего мне понравилось "Открытие Америки ", очень старого издания. Я вывез от туда много книг, распихивая их по вещмешкам товарищей, как ни странно мне редко кто отказывал в этой маленькой услуге, хотя честно говоря, всем было не до книг. К сожалению много пропало, но то что осталось, я хранил до конца службы. Обстреливать нас стали каждую ночь, свистящие над головой пули стали элементом повседневного быта. В это время мы научились, скользя тенями в переулках, оставаться неуязвимыми. Противник менял тактику, под покровом тумана они поднимались на край села и полевали нас огнём из всех стволов. Противоядие нашли быстро. Мы стали выставлять на краю села два секрета, и в первую же ночь, поднявшись по склону, боевики столкнулись с нами нос к носу. Но в данный момент преимущество было на нашей стороне, секреты находились в домах к тому же враг подходил снизу вверх и, встретив плотный огонь уже на подходе, они беспорядочно откатились. От полного истребления их спас плотный туман, в котором они успели раствориться.
В секреты мы ходили по четверо двое наших и двое партизан, со мной постоянно ходил капитан милиции Владик и Мартын, а из наших Славик Цуканов. С собой кроме автоматов брали автоматический гранатомёт, хорошая штука в бою на открытой местности. Партизаны, как я их называл, были парнями хоть куда! Владик кадровый офицер ещё союзного МВД, а Мартын, которому на тот момент было уже пятьдесят пять лет, до войны жил в охраняемом нами селе. Знал каждый камень в окрестных горах. Маленький, толстенький, мужичёк невероятно весёлый и общительный, боевое содружество мы частенько скрепляли прекрасным домашним вином, и по утрам частенько засиживаясь у них в гостях. Во второй секрет постоянно ходили Каргаполыч с Корякиным, у них дела тоже шли неплохо.
Однажды ночью на заставу вышли два осла. Мы приспособили их под перевозку дров, Позднее, когда войска уже выводили, одного из них вывезли с собой, это была беременная ослица. Прекрасно перенеся перелёт в транспортном самолёте, она родила осленка на хоз.дворе части. В одну из ночей наш беспокойный противник преподнёс очередной сюрприз, затеяв непонятную возню на склоне, чем вызвал огонь второго секрета. Каргополычь успел высадить пару рожков в никуда, пока его не остановили. Явная провокация - теперь они точно знали расположение одного секрета. К счастью мы не стреляли, а вот парням надо было менять позицию. Напротив нас был склон соседней горы, метров девятьсот по прямой. На него они посадили снайпера и пулемётчика, для прицельного выстрела многовато, но зацепить всё равно можно. Как только затихли очереди и весёлый мат Каргополова, противник заработал по нам. Каша заваривалась серьёзная, поливали, так что головы не поднять. Мы со Славиком развернули АГС, Слава навёл его на склон, хотели дать пристрелочный, но перед стволом была натянута колючая проволока, поднявшись во весь рост над укрытием из камней, Славик обрезал проволоку штык ножом, дали пристрелочный граната рванула чуть ниже по склону. Взяли поправку и отправили длинную очередь, выстрелы легли в шахматном порядке полосой метров в сто две линии вспышек, через секунду до нас долетели звуки разрывов, пулемёт заткнулся, до утра мы дожили в тишине.
Тремя днями позже пришёл приказ сниматься, лишь позже мы узнали, что страна, за которую мы воевали, перестала существовать, кто-то наверху одним лёгким движением «паркера» разрубил гордиев узел национальной проблемы, мы возвращались, неся в своих душах пламя гражданской войны в свои мирные города.
Попадая на каждую очередную войну, я думал, что она последняя, не понимая, что это результат одного и того же процесса, метастазами расползавшегося по бескрайним просторам моей родины. Та война не была такой жестокой как последующие, не знаю почему, может быть, потому, что люди ещё не озлобились до конца, и в глубине душ осталась привычка жить большой дружной семьёй. После ночных перестрелок, случайно встретив своих недавних врагов можно было с ними спокойно побеседовать и даже выпить вина. Война еще не повод плевать друг другу в рожу!
Люди попадались разные, например, наш снайпер Дима Гайсин, большой ребёнок. У нас была нехватка снайперских патронов, а он любил пострелять на каждый шорох. Видя, с какой скоростью, тают запасы дефицитных боеприпасов, начальник заставы забрал у него СВД, обязав ходить на пост с автоматом. Конечно, ни кто не горел желанием давать Диме свой ствол. В результате он сделал рогатку, с которой дня три ходил в охранение! Что тут сказать я не знаю, у нашего Димочки была мечта, охотится с ручным орлом. Ради прикола мы со Славиком поймали и подарили ему ястреба, и вся застава каталась, держась за животы. От страшного до смешного один шаг…
Возвращались мы под новый год, три декабрьских дня, продуваемой всеми ветрами взлетки аэропорта, весь день в поисках дров, чтоб ночью два-три часа погреться у костра. Жгли всё даже украденные где-то самолётные колёса. С нами вылета ждали остатки дислоцирующейся здесь части, одетые кто во что солдаты, офицеры с семьями и оставшимся после погромов скарбом, росчерк «Паркера», как бритва прошёлся по их судьбам. Местные жители служившие в этой части, разоружили караул, захватили штаб и склады, начальник штаба обмотавшись знаменем части, сумел спасти его от рук предателей. Четырёх часовой перелёт в холодном чреве ИЛа и мы дома! Когда в бане я посмотрел на себя в зеркало, то вспомнил фотографии узников Бухенвальда, тощее почерневшее тело, кожа да кости и дикая отупляющая усталость.
День за днём, год за годом, кажущееся бесконечным скитание по охваченным безумием пространствам. Пейзажи сгоревших городов, сёл, обочины дорог начинённые смертью, заросшие лесом склоны гор, плюющие в путников стальными росчерками пуль, это моя действительность, моя жизнь, моя дорога которой нет конца! Однажды, проснувшись в саду мечей и взяв в руку свой, я выбрал судьбу. Дороги, которые мы выбираем или дороги, которые выбирают нас, поди разберись. Меня научили воевать, кроме этого я ничего не умел, и я вернулся на войну.
Диковатые пасторали горной страны, оплетённые лианами стволы деревьев вдоль петляющей дороги, подобно лезвию бритвы, вскрывшей плоть мрачного ущелья, колонна, ползущая к неведомой цели и мы одетые в титан, на нагретой солнцем броне своих боевых машин. Пыль и горячий ветер. Хроники минной войны писались нашей кровью, смерть ждала нас повсюду. Фугасы ставили по обочинам дорог, прятали в кронах деревьев, в кучах гравия, в пакетах, с мусором выброшенных из обогнавшей колонну машины, в самих машинах, припаркованных вдоль пути. Каждая поездка смертельный риск, игра со смертью на её территории. А вокруг заминированные леса, где каждый шаг встреча с вечностью. Их забрасывали минами с воздуха, зелёные листообразные корпуса ПФМ, надёжно упрятанные под слоем жухлой листвы, наступил и нет ноги, упал, корчась от боли на землю и под тобой взрываются разрывая плоть, коверкая кости лежащие рядом. Выходя в поиск, я всегда выбирал кабаньи тропы, ведущие в нужном направлении. Вытоптанная острыми копытцами земля не таила в себе сюрпризов, а растяжки в таких местах ставили на уровень груди, чтоб свиньи не могли их сорвать. Сколько зверья здесь погибло, при этом сохранив жизнь нам.
Работа разведчика жестокий, тяжёлый труд. Неделями, скитаясь под дождём, по заминированным лесам, враг везде и негде одновременно! Мои коллеги поймут - ночные бдения в засадах, а днём поиск в закрытый для артиллерии квадратах, пугающего тишиной прифронтового леса, от дерева к дереву с осторожностью зверя, хруст сломанной ветки, замирание сердца, приятная тяжесть ствола зажатого в ладонях. Мы как сжатые пружины готовые сработать в один момент, очередь, упал, перекатился, очередь и гулкий свист пуль в ветвях. Автомат, нож, короткая безшумка, патроны, гранаты, карта и компас, а всё остальное не так важно. Без остального пару дней протянешь: вода, консервы, коврик и спальник в мешке - уже комфорт. Мне без этого приходилось не раз обходиться. Возвращение на базу долгожданный, и такой короткий отдых, который в любую секунду может быть оборван внезапной тревогой. Войны начинают политики, а дерьмо за ними убираем мы, простые смертные, иногда слишком смертные. Но впереди у нас целая вселенная, рай под тенью сабель, миф, ибо обнаживший саблю не познает рая, ведь ад не вокруг, а внутри нас и мы горим в нем вечно.
Наступила эра магазинных винтовок, жестокости, несправедливости и абсолютного зла, гнилостные нарывы прорвались, плотины рухнули, и волны насилия затопили наш хрупкий и не всегда гармоничный мир. Странные образы являлись мне во снах и наяву, явь так часто бывает пугающе беспощадной. Страшно открыв глаза порвать пуповину сна и окунуться в безжалостную реальность. Лес в каплях дождя, прозрачность воды в воронках от взрывов, убитые огненным штормом деревья и ничего живого вокруг. Тропы, по которым никто не ходит, весна, которой некому радоваться, ожидание Армагеддона, повисшее в воздухе. Заброшенные партизанские базы в лесу полном призраков. Порой мне казалось, что вся страна превращается в партизанский лес, синдром войны, болезнь души, болезнь общества. Сколько баз я видел не сосчитать, но об одной из них мне бы хотелось рассказать подробнее, и рассказ мой имеет кровавую предысторию.
На границе зоны ответственности нашего развед.бата в засаду попал комендант соседнего района. По машине, в которой он ехал с водителем и двумя офицерами сопровождения попали из гранатомёта, после чего в упор расстреляли из стрелкового оружия. На следующий день мы получили распоряжение провести поиск в горном массиве, прилегающим к месту засады. Работала группа моего друга Андрея М.. Разведчики без помех взошли на вершину густо заросшей лесом горной гряды. После затяжного подъема Андрюха решил дать группе передышку. Заняв круговую оборону, бойцы расселись греть сух, пайки. На выходе это выглядит так: группа разбита на тройки, двое сторожат, третий ест. Вот в этот интимный момент на них и вышли восемь духов, резко защелкали бесшумки, парни среагировали молниеносно, четверо легли сразу, двоих хлопнули вдогонку, двух оставшихся немедленно начали преследовать, разделив группу на две части. Их попытались взять в клещи, и тут лес ожил, оказывается, метрах в восьмистах от места схватки была действующая база. Бандиты повалили всем скопом на выручку своим. Наши сразу не разобравшись в ситуации дали им встречный бой, но теперь перевес был на стороне врага. Пять к одному, как минимум. Андрюха дал команду отступать, а сам прикрывал их отход. К счастью, рядом с тропой был обрыв, по склону которого разведчики просто скатились вниз побросав вещ.мешки. Увидев, что все спустились, Андрей бросился за ними. Артиллерию наводили уже внизу, в том бою у нас было пятеро раненых, сам Андрей был дважды ранен. Все живы. Не знаю, сколько врагов они убили, но через день, идя по этой дороге, я видел засохшую кровь на траве, обрывки срезанного с раненых камуфляжа и десятка полтора разорванных чехлов от ИПП. Через день я шел по их пути по дороге политой кровью моих друзей и врагов, по дороге в ад, сама база открылась неожиданно, перейдя горную речку и поднявшись по скользкому склону, мы вышли на позиции, за которыми открылся лагерь врага. Землянки с каркасами из ветвей орешника, накрытых толстым полиэтиленом, столовая, склад продуктов в яме на поляне, и таких полян на этом месте было шесть , человек на тридцать каждая. С тыла небольшая сопка - сажай пулемётчика со снайпером и ни одна мышь не проскочит. Готовились серьёзно – собрались, отработали, разошлись, растворились как тени в жухлой листве октября. На войне героизм часто граничит с маразмом.
Пришлось принимать участие в одной спец.операции, о которой я до сих пор вспоминаю со стыдом. Готовились к ней дней пять заранее подтянули части обеспечения, артиллерию, в чистом поле расставили палатки, так что весь этот табор прекрасно просматривался с окрестных гор, короче говоря все местные духи были заранее готовы встретить нас во все оружие.
Мне всегда хотелось посмотреть в лицо людей разрабатывающих и планирующих подобные мероприятия, подозреваю, что с карьерой и наградами у них полный порядок, но когда необходимо действовать быстро, а решения требуются нестандартные, они молчат, видимо ожидая, что ситуация разрулится сама собой, но об этом позже.
И вот с первыми лучами зари громоздкая колонна нашего сборного воинства двинула вперёд по узкой, извилистой, горной дороге. Одной брони было единиц шестьдесят, а народу человек семьсот не меньше. Не знаю, что замыслили наши великие стратеги, но за очередным поворотом головной БРДМ инженерной разведки рвануло на фугасе. Колонна бестолково остановилась, справа и слева поросшие лесом склоны. Дали команду спешится, личный состав начал занимать оборону вокруг своих машин. В этот момент боевики с ближайшей сопки открыли огонь из подствольных гранатомётов, выстрел у ГП тихий, так что пока мы сориентировались куда стрелять, противник успел сделать два залпа. Наконец по сопке замолотили со всех стволов, но я думаю, что противник был уже далеко. По количеству разрывов мы определили, что бандитов было не более семи человек. После сорока минут бессмысленного топтания на месте, поступила команда заворачивать оглобли. На этом война на сегодня закончилась. На следующий день все разъехались по домам, итог операции: трое убитых, человек десять раненых. Позорище - другого слова не подберешь!
Буквально через месяц в тех же краях я стал свидетелем события, о котором мне жутко вспоминать до сих пор, но я не могу быть до конца объективным, не упомянув об этом случае.
Сентябрьские дожди сильно размыли единственную дорогу, по которой мы ежедневно ездили, комбат отправил меня, её ремонтировать, мы выезжали на одном БТРе, я, командир взвода и пять солдат. В селе я познакомился с владельцем маленького экскаватора на базе трактора МТЗ с отвалом впереди, договорились мы за тушенку. Проработали до обеда, размытый участок пути почти, что был отремонтирован, но взводник со своими бойцами запросились на обед. Я отпустил тракториста, договорившись, встретится с ним часа через два. На базу мы возвращались мимо вертолётной площадки, на которой ждали борта, отслужившие свой срок контрактники с военной комендатуры. Водка лилась рекой, их можно понять, для них война была закончена, по крайней мере, в тот момент они были в этом уверены. К счастью у них было оружие, которое они должны были передать своей смене. Пообедав, мы поехали, завершать работу. Проезжая мимо взлётки я увидел, что отпускники до сих пор не улетели, веселье било через край. Минут через пятнадцать мы стояли у дома тракториста, но хозяина не было на месте, я решил его дождаться. Дом стоял на обрыве над горной рекой, и всё село было как на ладони. А в это время, устав ждать вертушки «коменты» погрузившись на броню, с песнями проскочили мимо нас в село. По мосту через реку, за мостом дорога, извиваясь серпантином, вела к центральной улице. В этот момент я ожидал, что прозвучит взрыв, но случилось худшее - колонну запустили на центральную улицу и начали в упор расстреливать из прилегающих домов. Дорога длинной в километр, для ребят растянулась на полтора часа. Позднее мы узнали, что погибло два милицейских капитана, остальные сориентировавшись, дали отпор врагу. Поражало другое, им ни кто не помог, все просто смотрели на шедшее полтора часа побоище, ни кто не решился, взяв на себя ответственность, бросится на помощь соседям. Молчал и штаб группировки, такое - прощать нельзя! После этого духи так обнаглели, что стали ходить уже среди бела дня! Мимоходом постреляв по лагерю, они скрывались в домах на окраине села, по которому нам категорически запрещалось стрелять. Дня через два обстрелы велись уже из крайних домов и опять без ответа. Что это дурость или предательство? Выводы делайте сами!
Еще один вопиющий случай произошел с нами за неделю до выше описанного. Мы работали четырьмя группами в горах с противоположной стороны села. На третьи сутки мы должны были сниматься на базу. Раннее утро не предвещало сюрпризов. Собрав мешки, мы начали движение вниз по склону, я замыкал группу. Парни замешкались внизу, и я прилёг на поляне у склона, в этот момент упала первая мина метров двести от нас, осколки засвистели в ветвях, я скатился по склону вниз, в этот миг вторая мина упала на поляну метрах в сорока от меня. Не скатись я, меня бы наверняка зацепило. Обстрел продолжался около часа, кроме нас досталось и трём нашим группам, работавшим в соседних квадратах. Накрывали по очереди по четыре раза каждую группу! Что это дурость или предательство?
Духи выходили на частоту стоящего рядом оперативного батальона, предрекая им скорую расправу в связи с нашим скорым уходом в другой район, а нам запретили выходить из лагеря. Что самое интересное, о нашей передислокации духи, по-видимому, узнали одновременно с нами, без комментариев.
И вот наступил день убытия с утра на маршрут вышел инженерный развед.дозор от сапёрной роты наших соседей, низкая облачность создавала ощущение, что туман лежит на плечах, мы уже сидели на броне когда в селе подорвали ИРД. Один сапёр обнаружил фугас и был тяжело ранен при его подрыве. Из-за низкой облачности, вертушки не могли приземлиться, и забрать раненного героя. Два борта ушли пустыми, и наконец, третий, пройдя буквально между туманом и землёй, сумел приземлиться и забрать раненного! Всё-таки герои не перевелись на Руси! В таких случаях вспоминаются слова Наполеона – «Если в моей армии есть герои, значит у меня никудышные генералы». Ущелье мы прошли без происшествий.
Минная война, я много читал о человеке ее, придумавшем и разработавшем её основные принципы. Он был нашим соотечественником, диверсант номер один двадцатого века, века самых жестоких войн. Наши методики подготовки террористов, были лучшие в мире. Но бумеранг всегда возвращается к тому, кто его бросил, я слышал, что и арабский терроризм зарождался у нас. «Детей пустыни» готовили к борьбе с международным империализмом. Империализм не победили, а международный терроризм создали, и теперь вместе с империалистами от него страдаем. Волны террора буквально захлестнули нашу страну! Объекты атак, поезда, жилые дома, самолёты, метро, концертные залы, да всего и не перечесть - зёрна попали в благодатную почву.
Растущее социальное неравенство, деление на богатых и бедных, протекционизм, коррупция - всё это питательная среда, в которой рождаются кошмарные монстры. В новом обществе место есть лишь для преданных, корыстолюбивых и недалёких, будь ты хоть семи пядей во лбу ты никому не нужен. Ведь независимый человек знает себе цену, а власть предержащие привыкли её назначать, делая ставку лишь на себе подобных. Я прекрасно понимаю многие скажут, что за глупости, простой капитан пытается судить о вещах ему явно недоступных, но всё о чём я рассказываю, случилось на самом деле, и лишь на основе личных наблюдений я делаю выводы и прогнозы. Скажу больше, я был бы счастлив, если бы всё складывалось по - иному!
Вот как видели минную войну мы - дороги это артерии, служащие для передвижения и обеспечения любой деятельности, а чтоб нарушить эти процессы, необходимо хотя бы на время их перерезать и лучший способ это сделать, организация диверсий на них, постоянные подрывы войсковых колонн с последующим их обстрелом. Проблема, не имеющая окончательного и быстрого решения.
Что предпринимало наше командование: первое - проведение инженерной разведки по всем путям следования колонн подвоз, второе - выставление вдоль дорог заслонов, третье - выставление засад в местах наиболее вероятного минирование. В первом случае, инженерные развед.дозоры проверяли участки местности от одного населенного пункта до другого, или до какого - то ориентира на местности и, как правило, направлялись на встречу, друг другу, за сапёрами двигалась группа прикрытия, от которой и выделялись заслоны обычно два - три человека, которые занимали позицию на обочине дороги. Заслоны оставались на месте до команды их снимали, как правило, после прохода последней плановой колонны. Основным недостатком подобной тактики было, то что заслоны в большинстве случаев выставлялись в одних и тех же местах, пользуясь шаблонностью действий военных, бандиты часто минировали подобные стоянки, или же обстреливали из прилегающих укрытий, а если таких не было то, из проезжающих машин, поравнялись, притормозили, дали пару очередей или бросили гранату, и газу. Особенно боевики любили закапывать заряды под постоянными кострищами, и устанавливать СВУ в прилегающие кусты которые наши бойцы любили использовать для оправления естественных надобностей.
Чтобы избежать этого, перед выставлением заслона местность тщательно осматривалась сапёрами, но люди и обстоятельства бывают разными, кто-то неукоснительно следовал этим правил, кто-то делал свою работу спустя рукава, а результат - убитые и раненные. Сам же ирд в народе прозвали пулеуловителями, всегда как на ладони, всегда в одно и тоже время, и в одном и том же месте. Стреляй - не хочу! С любой сопки, из-за любого дерева, из любого окна! На одном из таких участков всего за полтора месяца потеряли семнадцать человек убитыми и раненными. В итоге маршрут просто закрыли. С двух сторон этот отрезок дороги был зажат сопками, у подножья которых лежали сёла, население которых поддерживало бандитов. Трассу перекрыли с двух сторон блокпостами, которые не пропускали военные колонны. Местность была идеальна для ведения партизанской войны - с одной стороны от дороги до села лежали высохшие рисовые чеки затянутые густым кустарником, а с другой брошенный дачный посёлок, развалины домиков, фруктовые деревья перевитые лианами, заросшие сорной травой участки плавно поднимались к подножью второй горы. И всё на виду генералов из группировки, два-три километра от штаба. Фактически на расстоянии зрительной видимости, в одном из сёл еще в начале войны был сформирован отряд ополченцев для помощи войскам. Сформировать сформировали, а что делать дальше не знают, чем они занимаются тоже не понятно. Но факт остаётся фактом, район оставался неподконтролен.
Многие гибли просто по глупости, не соблюдая элементарных мер безопасности. В соседней части произошел просто дикий случай! Подрывая артиллерийские снаряды, начальник инженерной службы свалил их в яму и, установив сверху заряд тротила, подорвал одним взрывом. В результате выброшенный взрывной волной снаряд самоходки детонировал, упав в окоп, где укрылись сапёры, от шести человек нашли одно сердце. Я знал этого человека, он был знающим и неплохим специалистом, что его заставило так поступить, теперь можно только гадать. Не зря говорят - сапёр ошибается один раз. Взрывы гремели почти каждый день, я всегда следил за сводками минной обстановки, изучая подчерк установки фугасов, подрывы, как правило, следовали серийно один и тот же способ установки в одном районе в короткие интервалы времени.
О некоторых наиболее неудачных для нас, я бы хотел рассказать. Колонна состояла из двух БТР и тентованного ЗИЛа, в котором перевозили личный состав. На склоне хребта колонну обогнала красная «шестёрка». Остановившись на обочине метрах в двухстах, из неё выскочили двое мужчин в милицейской форме, бросив машину они скрылись в прилегающем кустарнике. Головной БТР проскочил пустой автомобиль, взрыв произошел когда с легковушкой поравнялся ЗИЛ, взрывной волной его отбросило в сторону. Колонна остановилась, вызвали саперов и вертолёт для эвакуации убитых и раненых. Оставшихся в живых спасло то, что у подъехавших саперов на БТР были включены глушители радиовзрывателей. Осмотрели место подрыва, начали эвакуацию раненых и убитых. Посадили вертолёт, в момент приземления, вихревым потоком от его винтов сбросило маскировочный слой с установленного в десяти метрах второго фугаса, который сапёры не обнаружили. Хуже того, уничтожить взрывное устройство они смогли только с третьего раза! Первые два накладных заряда были настолько малы, что от их взрывов на корпусе 152-мм. снаряда остались только трещины, да отбросило в сторону радиостанцию, которую использовали в качестве взрывателя, на конец, горе - подрывникам кто-то подсказал увеличить массу взрывчатки. Подобная глупость и непрофессионализм, могла стоить жизни, прибывшей на место группе эвакуации, ведь именно на неё и был установлен дубль. В результате первого взрыва погибло десять человек, а при втором жертв могло быть гораздо больше! Через шесть лет после описанного мной случая подобный дубль использовался террористами при подрыве электропоезда, второй заряд сработал после приезда на место взрыва следственной группы, на которую он и был установлен.
Второй случай, о котором я хочу рассказать, состоит из трёх эпизодов случившихся в пригородном лесу. Эпизод первый, при проезде через лесной массив подорвалась группа спецназа, в то время существовало негласное правило 50/50, то есть половина личного состава перевозилась под бронёй, а вторая половина на броне. Делалось это для того, что бы в случае подрыва фугаса под днищем машины был шанс выжить у тех, кто сидел на броне, их обычно просто сбрасывало на землю, а в случае подрыва СВУ установленного на обочине или на дереве осколки поражали сидящих верхом, а те, кто был под бронёй отделывались лёгким испугом, если конечно корректно так говорить. Именно это и произошло в данном случае, сидящих на броне раскидало по окрестным кустам. Результат около двадцати человек ранеными и убитыми.
Эпизод второй, широкая лесная дорога с глубокими колеями от тракторных колёс. Фугас был установлен метрах в восьми от дороги. Наскочили на него разведчики одного из оперативных батальонов, заряд сработал в тот момент, когда с ним поравнялся БТР. Направленная вперёд кумулятивная струя прожгла борт броневика, находившийся внутри десант и экипаж погибли, ехавших верхом, сбросило с брони, двое получили серьёзные ранения, остальные отделались синяками. Итог десять убитых, двое раненых. Почти тридцать человек за два взрыва! С таким я еще не встречался! А уровень подготовки подрывника, умеющего с восьми метров прожечь броню БТР, вообще впечатлял, и наводил на определённые мысли, что он не из числа местных жителей! Ясно как день! Но кто он, не удалось выяснить, слухи ходили разные, мне не хотелось бы их повторять.
Эпизод третий, мог бы полностью повторить первый, если бы не одно но, утром прошел ливень основная масс ВВ состояла из аммиачной селитры, которая теряет взрывчатые свойства при 30% увлажнения, в пень где было спрятано СВУ натекла вода, в результате сработал только детонатор и толкатель, а промокшая селитра вместо того что бы детонировать, разлетелась облаком белого порошка. Это одновременно страшно и смешно - резкий, глухой хлопок и всех стоящих рядом, словно в муке вываляли! Парни стояли с ног до головы, обсыпанные белой дрянью для удобрения полей! Подобное в нашей практике уже встречалось. Фугас с нажимным замыкателем установили на обочине, замыкатель на дорогу, а сам заряд в стоящем рядом ржавом ведре. Идущий слева боец наступил на замыкатель, сработал детонатор, сработал толкатель, не сработала мокрая селитра. Болты, гайки и рубленые гвозди, которыми было начинено ведро, разлетелись вокруг метра на два - три оставив на ногах счастливчика только неглубокие ссадины!
Про саперов на войне ходит много баек. Например, однажды генерал руководящий крупной операцией, задал вопрос лейтенанту, старшему группы разминирования – «Сколько фугасов вы способны обезвредить? – «Четыре» – не раздумывая, ответил тот – «Откуда такая точность» - спросил генерал. – «А у меня сапёров четверо» - ответил лейтенант. Я не буду передавать продолжение их диалога.
Противник был хитёр и изворотлив, нашу колонну подорвали на следующий день после местных выборов. Нам была нарезана задача охранять два выборных пункта, организованных в сельских школах. Сами выборы прошли без эксцессов. Маршрут, по которому мы выдвигались на выборные участки, с утра проверила инженерная разведка. Сняв охрану со школ, колонна двигалась в пункт дислокации. Два БТР впереди, за ними бронеУрал. На первом БТР стоял генератор помех, это и спасло сидящих на броне людей. Заряд, который на нас установили, по всей видимости, был просто брошен на дорогу после возвращения сапёров или непосредственно перед проходом нашей колонны. Не могу точно сказать, как он выглядел, но скорей всего это был простой пакет, внутри которого находились взрывчатка, поражающий элемент и детонатор с радиовзрывателем. Замаскировав всё это под бытовой мусор, его оставили на обочине. Подрывник прятался с другой стороны дороги, в густом кустарнике, рядом с руслом высохшего канала, по которому после подрыва он и ушел. Излучение генератора помех прикрыло БТРы, но бронеУРАЛ не попал в радиус его действия, на нём и сработал радиовзрыватель фугаса. К счастью на УРАЛе нельзя ездить верхом и весь личный состав сидел в бронированном кунге, который прекрасно выдержал удары осколков и взрывную волну. Осколками пробило передние колёса , радиатор , все небронированные части кузова напоминали решето, бронестекло пошло трещинами, но выдержало. Водитель и старший машины отделались лёгкими контузиями. Если б заряд сработал в момент прохода мимо него БТР, то все сидящие на нём бойцы попали бы под взрывную волну и осколки, а с расстояния в два метра, все сидящие с правого борта скорей всего бы погибли. Жаль, что генераторов помех не хватало на все машины! У нас их было всего три и это на двадцать единиц техники! Не спорю "ПЕЛЕНА" штука дорогая, но надо определиться, что важней, экономия денежных средств, с последующей процентной премией за неё, или жизни солдат, которыми они и так ежедневно рискуют. Противник всегда опасен, а умный противник опасен вдвойне. Именно с таким пришлось встретиться отряду спецназа, расквартированному километрах в десяти от нас.
Стояли они у подножья горы и работать выходили пешком по ночам, для этой цели пользуясь одними и теми же тропами, и вот однажды подорвались, боец наступивший на замыкатель погиб на месте ещё троих посекло осколками. С начала все подумали что это случайность, но следующий взрыв произошел уже на другой тропе, подчерк один и тот же, замыкатель из шприца грамм сто взрывчатки и немного осколков. Просто и компактно, в темноте обнаружить не возможно - наступил и готово два-три раненных, срыв задачи, испуг, деморализация, ощущение беспомощности. В нашем районе была еще пара подобных подрывов, пришлось менять тактику. Вывод напрашивается сам собой за действиями спецов наблюдали круглосуточно, отследили слабое место и нанесли удар.
Я думаю не имеет смысла занимать время читателя рассказом о всех эпизодах, свидетелем которых я был или принимал участие, но о наиболее опасных я не мог умолчать. Война тонкими струйками протекала во все щели нашего не спокойного общества, взрывы всё чаще гремели в мирных городах, и люди привыкали к тревожному ожиданию чего-то страшного. Политика полумер неприемлема в отношении террористов! Но террор не причина, а лишь следствие более глубоких проблем в государстве, и одним оружием их не решишь. Власти понимали это, но вот с реализацией было туго. Выделяемые на экономическое развитие средства разворовывались стоящими у власти криминальными кланами, до простых людей ничего не доходило. Нищета и несправедливость - питательная среда для экстремистов всех мастей. Если нет доверия к власти, отчаявшийся народ рано или поздно возьмётся за вилы или автомат! Нашим правителям проще разгонять акции несогласных чем устранять причины вызывающие негативные отклики в обществе, проще заткнуть рот оппозиции чем проводить честные выборы, проще слушать лесть беспринципных мерзавцев, чем добиться доверия и уважения умных и порядочных людей.
Нефтяные войны, ничего более гадкого я не видел за всю службу! Сколько всевозможных стервятников кормилось от неё! Труба нефтепровода, где у каждой врезки свой барон, чтоб присосаться к благам сырьевой экономики здесь, нужно всего двадцать минут и хорошая крыша. Качаешь нефть прямо из трубы в наливник и везешь на свой мини завод. Конечно, риск есть, могут остановить по дороге, заберут машину, но откупиться можно почти всегда. К тому времени принципы уже не работали. А тех редких глупцов, которые ещё пытались по ним жить, считали идиотами. Заводы подрывали почти каждый день. В моём БТР всегда лежало два - три ящика тротила. Порой мне было жаль их хозяев, ведь у них не было ни малейшего шанса зарабатывать другим способом, в стране воров глупо оставаться честны.
Дурные деньги способны развратить любого. Когда служба Родине превращается в бизнес - на армии можно ставить крест. Нет ничего более отвратительного, чем наблюдать, как деятели в погонах делят настриженные с торговцев нефтью деньги! Это уже не армия - это ОПГ со всеми присущему ему атрибутами и принципами существования. Я был бессилен, что- либо изменить! Единомышленников, которые окружали меня в начале службы, уже не было рядом. Я молча делал свою работу, взрывая ёмкости с краденой нефтью. Взрывы звучали, но в этом никто не нуждался. Я знал, что со мной скоро покончат свои, а точнее те, кто служил со мной, я хитрил, лавировал, стараясь продлить свою агонию, но ведь всему в этом мире приходит конец. В те времена у меня было всего три состояния: до командировки, в командировке и после командировки. Моя бедная семья, любимые люди устали меня вечно ждать! Иллюзии таяли в лучах жестокой реальности, каждая встреча как последний раз, каждый день - отсрочка неизбежного. Но мне суждено было выжить и увидеть крах своих идеалов, служба стала товаром. Ребята, купившие должность спешили отбить вложенные в покупку деньги, ведь на очереди всегда стоял следующий соискатель. Ненавидел ли я этих людей? Иногда да, но в целом мне их было даже жаль, ведь счастье, покой, и гармония не зависят от суетных ценностей их убогого материального мира.
Моня не находил себе места, программу которую он вёл - закрыли. Кокаин и текилла не помогали. Эфирное время в сетке вещания, которое занимала его программа, перекупили. Покровители только разводили руками, бизнес есть бизнес. Вот и всё! Так с текиллы и на водку перейдешь! Трагедия. Уже месяц он сидел без работы, ни куда не звали. Дурея от безделья и пьянки, он метался по шикарной, съемной квартире. Если так пойдёт дальше, её придется поменять на что-нибудь попроще, а ведь его квартира это символ его статуса. Сколько он смеялся над звёздами прошлых лет, уныло влачащих своё существование чуть ли не в нищете! Сегодня было хуже всего. С утра в офисе сославшись на занятость, его отказался принять директор телеканала на котором он работал. «Кому же я перешел дорогу?»- не мог понять Моня, В это не хотелось верить, но похоже его сливали. Столько лет славы и успеха и всё коту под хвост! Личных сбережений, конечно, на некоторое время хватит, а дальше, вот об этом дальше и не хотелось думать. И конкуренты тоже не торопились приглашать на работу гения скабрезных очерков. Молчали даже те, которые ещё вчера манили к себе заоблачными гонорарами. Раньше заказывали ему, а теперь, похоже, заказали его. Правда, был звонок с предложением сняться в рекламе. Моня хотел послать, но подумав, сказал, что перезвонит. И вообще, Моня, какое дурацкое имя - глупая идея его продюсера. А ведь, я уже начал забывать, что меня зовут просто Миша, Мишка, Михаил. Им не понравилось слишком просто, слишком «по-русски», а по сценарию он должен быть не ведающим родства космополитом. Лишь сейчас, на пьяный глаз, ему пришла в голову мысль, что на самом деле его лишили прошлого, перекрестив условиями контракта, на него просто надели маску, которая немедленно приросла к лицу. Да и девки в закрытом клубе завсегдатаем которого он был, уже не липли к нему с прежним трепетом ожидания манны небесной, видимо тоже в курсе творческих неудач, что то не так, похоже всё летит к чёрту. Моня привык к сытости и комфорту к толпам поклонников и вот так в одночасье, лишиться всего, было выше его сил, влиться в толпу тех кого он называл модным в его кругах, словом лузеры. Выход должен быть, он молод, талантлив и умён, казалось настоящий успех впереди. Он не входил в число тех кому всё далось от рождения, свой успех он ковал сам, порой не стесняясь методов и не выбирая средств, считая себя лучше богатых мажоров, в среде которых вращался. Битвы за место под солнцем закалили характер и волю, ни чего и теперь вывернусь, Моня слишком долго шел вперед, не оборачиваясь и не вспоминая прошлого, да на это и не было времени. Не посягая на власть, он упорно заполнял нишу, в которую был допущен. Смазливая внешность гламурного мачо, при неплохих мозгах и отсутствии комплексов обещали неплохие дивиденды. Пожалуй, он смог бы добиться своего и в другом, но судьба распорядилась иначе.
Насколько наш мир материален? Большинство думает, что реальность, это то что они видят здесь и сейчас на самом же деле само это понятие гораздо обширней чем мы привыкли думать, материи тонкого мира порой пронизывают нашу жизнь вплетаясь в окружающее нас пространство. Я чувствовал наполняющее меня силой дыхание иных миров, на острове торчащих как клыки камней, в потоке горной реки, я пил чистую энергию источника о котором ничего не знаю, да и узнав вряд ли смогу понять, для себя я назвал его местом силы, я дважды набредал на него в своих скитаниях по охваченным войной горам. Я думаю, что мир реален на столь на сколько мы можем себе представить, и жизнь такова как мы о ней думаем чем шире полёт наших мыслей тем шире просторы обозримого нами пространства. Одни довольствуются прутьями своей клетки, а другим всего мира мало! Свобода или есть или её нет, не дать не отнять её нельзя - она живёт в беспокойных душах.
В одном из обнаруженных нами схронов мне попался подствольный гранатомет, переделанный для стрельбы в пристёгнутом к автомату состоянии. Пистолетная рукоятка была удлинена, а к корпусу казённой части был прикручен приклад, эта игрушка до того мне понравилась, что я стал всюду таскать её с собой, лёгкая и удобная только при стрельбе сильно сушила руку, но к этому я быстро привык. В начале войны у меня была патрульно-розыскная собака по кличке Верный, этот пёс её полностью оправдывал. Мне пришлось уже в командировке переучивать его на поиск мин, умное животное на ходу впитывало новые рефлексы, он был моей третьей рукой полное взаимопонимание, преданность и сила, ни до, ни после, у меня не было такой собаки. Он долго тосковал, когда меня раненного увезли в госпиталь, и пройдя все круги ада, умер в питомнике от укуса клеща. Судьба, как ты бываешь, не справедлива, какими запутанными тропами ты ведешь нас по полному опасностей лабиринту жизни.
Наши псы сопровождали нас повсюду, деля с нами опасности, голод и лишения. Преданные звери, сколько жизней вы спасли, получая за это лишь банку солдатских консервов и скупую, редкую ласку. Они были полноправными солдатами сапёрной роты, в которой все мы имели честь тогда служить.
Сегодня все СМИ приписывают победу в этой войне молодому президенту республики на территории, которой разворачивались описанные мной события. Не спорю отчасти это так, но они забыли о тысячах мальчишек нашедших там свою смерть. И рай, созданный персонально для себя, не бывает долговечен. Система - всепоглощающая машина, которой я много лет служил, наивно полагая, что служу Родине. Ей не нужны герои, её вполне устраивают послушные исполнители, винтики её огромного и навсегда понятного механизма, созданного давным-давно для выполнения регулирующих функций в государстве. Но монстр вырвался на свободу, подчинив своим целям и задачам создателей. Живущий ради себя, нелогичный, стоящий над моралью организм, состоящий из миллионов живых деталей, служащих для обеспечения его существования. Система в нас, она питается нашими мыслями , поступками и энергией , мало кому в современном обществе удаётся жить вне ее. Сколько судеб в порошок перемололи её жернова, превратив в немых рабов свободных и мыслящих людей. Системным подходом можно сломать любого, а те, кто понимает смысл происходящего, часто просто сходят с ума, от невозможности, что-то изменить, или меняются сами.
Многие мои сослуживцы, пропьянствовав пару месяцев после командировки, ложились в сумасшедший дом, занимая там целые палаты. На нас всем наплевать! Отстрелив патрон, гильзу уже не поднимают, часто мы становимся этими гильзами. Высокое начальство, декларируя принципы морали и законности, ежедневно их попирало! Лицемерие и ханжество стало визитной карточкой их существования, на дороге, которая ведёт в никуда, ведь заграничных вилл на всех не хватит и для не попавших в рай, останется ими же выжженная пустыня. И найдётся ли кто-то способный вновь превратить её в цветущий оазис, и не отвернутся ли от него забитые жизнью, не во что уже не верящие люди. Не знаю, порой надежда, почти угасая в моём сердце, оставляет лишь едкий осадок, не свершенных деяний.
Да система штука жестокая, очень часто она использует ум и талант неординарных личностей в своих целях и в конечном итоге, добившись неясных на первый взгляд задач, избавляется от них, выбрасывая как отработанный материал.
За примерами далеко ходить не надо, в одну из наших бесчисленных командировок мы долго искали базу боевиков расположенную в лесном массиве вблизи крупного населённого пункта. Тактика бандитов была проста до примитивности. Днем, скрывались в лесу на ночь они ходили отсыпаться в село, переходя разделяющую их реку по единственному перекинутому через неё мосту. Возле моста постоянно устраивались засады, однажды группа противника вышла прямо на нас и в ходе короткого боя мы загнали их обратно в село, но к несчастью проведённая вслед за этим зачистка не имела успеха, банда просто растворилась среди местных жителей. Всем было ясно, чтобы добиться нужного результата, необходимо ликвидировать базу. Поиск продолжался два месяца лесной массив 2-8 км. Люди незнакомые с реалиями лесного боя могут обвинить нас в непрофессионализме, но уверяю вас, они будут неправы. Дважды командование привлекало к спец.мероприятиям местные силовые структуры, работа которых обычно всегда бывает результативной. Вместе с ними мы отрабатывали джунгли, метр за метром и всё без результатов. В конце концов, база была обнаружена. Произошло это следующим образом. Одна из групп нашего ОРБ, уже отсидела двое суток в засаде. Как вдруг на лежащего в зарослях молодого бойца из предрассветного тумана вынырнули силуэты вооружённых людей. Если бы на его месте был кто-то более опытный их можно было бы положить на месте, но боец принял их за своих и окрикнул. В ответ полетели пули, он тоже выстрелил, только после этого огонь открыла вся группа. Начался жёсткий встречный бой, духи стали отходить. Командир группы принял решение преследовать противника, к этому моменту уже полностью рассвело, за ними пошли одни контрактники, оставив молодёжь в резерве. Один из контрактников Лёха уже получил лёгкое ранение, пуля по касательной задела ногу, но остаться сославшись на такую пустячную рану он посчитал постыдным проявлением трусости. Врага преследовали по кровавому следу, так по следам и вышли на базу, где наших уже ждали. Завязался бой, в сумерках леса дистанция для стрельбы 15-20 метров, практически в упор. Здесь Лёха получил второе ранение. К несчастью на этот раз уже тяжёлое ранение в область печени. Командир отвёл группу и вызвал артиллерию. Базу накрыли из миномётов. Мины сыпались практически на головы залёгших разведчиков.
Задача была выполнена. Многих, в том числе и Алексея наградили, но, в конце концов, он был уволен со службы в связи с вердиктом ВВК о неспособности к её продолжению, кроме как подлостью я это назвать не могу. Ведь получив боевое ранение, этот смелый парень оказался за воротами родной части. Сколько моих друзей просто спивается, оказавшись на обочине жизни, а ведь, сколько хорошего государству могут принести эти люди, сознательно рискующие жизнью на благо общества и мирных людей, презрев шкурные интересы, идущие на встречу смерти. Я знаю, многие будут меня критиковать, приводя обратные примеры, но я уверен, что пока остался хоть один забытый герой, о социальной справедливости не может идти речи. Одни рискуют жизнью, другие сидя в тёплом кабинете с чашечкой кофе, решают их судьбы, порой зависящие от настроения очередной штабной крысы. А чего стоит постыдная торговля орденами, один мой друг командир СОБРа однажды попав в компанию деятелей из группировки, получил милостивое предложение приобрести со скидкой орден "Мужества". Я думаю, падонок предложивший ему это надолго запомнил свои слова. Андрюха парень горячий и подобного оскорбления стерпеть не мог, чинуша долго искал пятый угол штабного вагончика.
Я не в коем случае не утверждаю, что все штабисты такие, среди них много порядочных и честных офицеров, но, к сожалению они не делают погоды в высших сферах группировки. По моему от решений принятых под ковром сильно попахивает дерьмом и многие личности гордо носящие купленные погремушки в нормальном обществе заслуживают лишь всеобщего презрения. Я встречал умельцев, которые, пропьянствовав пару недель с нужными людьми, не высовывая носа из штаба возвращались с орденами и что самое подлое ещё имели наглость этим кичится, не скрывая происхождения этих наград. Порой мне кажется, что мир перевернулся, грешное стало праведным, а чёрное белым, кому это надо думайте сами. Все мы не идеальны, но цинизм системы способен погубить даже самые чистые души, превращая в дерьмо, всё к чему прикасается. Можно увешать себя с ног до головы орденами, купить себе любые званья, пропиариться в газетах и на телевиденье, но это не добавит мужества, ума и профессионализма. Так вот и ходят по земле ряженые герои, воспитывая своим "ярким" примером тех, кто идёт следом за ними, топча истину и извращая одним своим присутствием, то, что веками являлось основой, каркасом удерживающем наш мир в равновесии. К чему стремятся эти люди хапать, жрать в три горла, совокупляться и гадить, гадить, гадить. Что останется после них, им плевать, и жизнь их пуста, и бессмысленна. Третья мировая война, война культур, война миров, война у которой нет границ, нет линии фронта. Точнее она есть, но пролегает по нашим улицам, по нашим городам, по нашей жизни. И эти культуры настолько различны по своей сути, что заведомо исключают одна другую. Что смогут противопоставить фанатичному, готовому к смерти, абсолютному самопожертвованию и войне до конца воинству люди способные думать лишь о личном обогащении и стремящиеся только к удержанию собственной никому кроме них не нужной власти. Я думаю ничего. Говоря о конфликте культур, я не призываю к национализму, ведь в нашей стране много лет назад сложился такой синтез общества, который позволял мирно сосуществовать разным нациям и религиям, а конфликт, безусловно, был привнесен извне с целью разрушения государства. Я не испытываю ненависти даже к тем с кем мне приходилось воевать, но появление наёмников международного масштаба вроде Чёрного Араба и тех кто был после него вызывают у меня гнев и возмущение. Ситуация при которой всякая сволочь проникая в мою страну может безнаказанно убивать, промывать мозги и навязывать законы средневекового мракобесия моим согражданам, не может оставить меня равнодушным зрителем.
Разумеется, не все страницы военных историй черны, случаются и забавные случаи. Об одном из таких мне и хотелось бы вам рассказать. Осенний, ноябрьский лес огненно-красная листва на деревьях, тишина прозрачного, холодного воздуха. Произошло всё это там, где ранили Лёху. В тот раз мы прикрывали действия оперативных сотрудников, они же руководили операцией и держали нас на прихвате. К сожалению оперативников, не учат скрытному передвижению по лесу и двигаясь в голове группы они наделали столько шуму, что переходящий реку по сваленному дереву связник боевиков, услышал нас метров за сто. Бросив на берегу, какие-то мешки дух перебежал по стволу на противоположный берег и на наших глазах прыгнул в стоящую на поляне ниву. Рванув с места, машина скрылась, у связника небыло оружия, поэтому опера запретили по ним стрелять. С этого момента мы взяли руководство на себя. Толян - командир группы, посадил бойцов в круговую оборону, а я приступил к осмотру трофеев. Протащив по одному мешки сапёрной кошкой из-за дерева, я стал с ними разбираться, в первом лежали овощи, во втором банки с кока-колой, пустая кобура и патроны. А вот в третьем какая-то коробка. Осторожно разрезав ножом мешок, я увидел внутри ящик от сух.пайка перевязанный подарочной лентой. С ещё большей осторожностью я вскрыл его, разрезав по шву картон и как вы думаете, что я там обнаружил? Завёрнутый в целлофан торт чак-чак. Всей группой мы ели его целые сутки, вкус его я запомнил на всю жизнь, а мои кожаные перчатки с обрезанными пальцами долго хранили его запах смешанный с запахом осеннего леса и отваги которыми мы дышали.
Уходил я тяжело, умом понимая, что здесь я давно стал чужим, но сердце моё разрывалось от горя, не подчиняясь доводам разума. Я долго продлевал свою агонию, в тайне надеясь, что ошибаюсь, что всё ещё изменится, и лишь окончательно порвав с прошлым, до конца осознал, как был прав, решившись на этот шаг. Впереди была новая жизнь плохая или хорошая я не знаю, но то, что она была другая это уж точно.
О чём я жалел? О том, что исчезал творческий подход к работе. Не могу умолчать об одной остроумной находке придуманной моими сослуживцами. Командир оперативного батальона, выводя своих людей на зачистки городских кварталов, брал с собой связиста чуваша, а у командира артиллерийского дивизиона, прикрывавшего их работу, на станции сидел второй чуваш, друг и земляк первого. Не секрет, что духи прослушивали весь эфир, но кто из них мог знать чувашский язык?! Поэтому вся информация уходила открытым текстом, а затем просто переводилась на русский! Наша армия всегда была многонациональной, поэтому коды можно было менять хоть семь раз в неделю. Сравните это с тем, о чём я расскажу дальше.
Последние дни своей службы я проводил в одном из горных районов. Осень, пора крупномасштабных операций, с утра маршрут выдвижения к месту предполагаемых боевых действий проверяла инженерная разведка. Тридцать пять километров по горам, по полной боевой, а это бронежилет – 17 кг. сапёрный шлем - 3,5 кг. кроме того автомат, магазины, радиостанция и разгрузка, до 24 кг. веса на каждом сапёре, после двадцати километров о качестве проверки можно забыть. На всё это уходило семь - восемь часов. Всё на виду противника, к моменту подхода основных сил громко хохочущие духи не спеша покидали места стоянок. Однажды, на одной из баз, я допивал их ещё горячий чай с шоколадками! Для чего вся эта имитация, думайте сами. Война не терпит косности мышления, на каждую ситуацию невозможно придумать инструкцию, к тому же воевали мы далеко не с дураками. Люди с богатейшим опытом партизанской войны, перестраивались на ходу и чтоб им эффективно противостоять нельзя слепо полагаться на бумажки, написанные ребятами, приезжавшими сюда в доблеска начищенных модельных туфлях, на два-три месяца с целью оказания "практической помощи". Чаша моего терпения переполнилась, и я закрыл эту страницу моей жизни.
Куда же ты несешь нас русская тройка? По какой неведомой дороге мчимся мы? И что за страшные пейзажи откроются перед нашим взором вдоль твоих разграбленных обочин? И что встретит нас в конце её? Загаженный стервятниками смрадный тупик или чистый степной простор в дыхании полынных ветров?!
СТРАННИК
Часть 3
Камыш кончался, грязь неглубокого мочака хлюпала под ногами, наконец, за островком жухлой травы метрах в десяти началась сухая земля. Выйдя на берег, Странник присел и осмотрелся, справа по невысокой насыпи лежали рельсы со стоящими на них ржавыми вагонами. Впереди чахлый лесок уходящий в давным давно заброшенные поля, а за насыпью расстилались гектары городской промзоны, бетонные ангары, покосившиеся козловые краны глядящие в серую бездну небес зрачками разбитых прожекторов, плети оборванных проводов в траве, проросшей через потрескавшийся асфальт рабочих площадок. Здесь были склады строительных материалов, но сегодня он искал не еду или оружия - планы были другие.
Михалыч по своим мутным каналам узнал, что где то здесь видели неизвестных, вооружённых людей, и уговорил его проверить информацию. Под насыпью была закопана труба ливнёвки, входы с обеих сторон заросли травой. Увидеть её можно было, лишь подойдя вплотную. Месяца два назад у него возникла мысль использовать трубу в качестве тайника, но он слишком редко здесь бывал, чтоб его проверять. Тремя постоянными тайниками, расположенными в городе, Странник пользовался регулярно. Перемахнув через насыпь, он кошачьей походкой двинулся к ближайшему ангару. Странник не любил открытых, просматриваемых пространств, и бесшумно скользя в траве, одним рывком пересёк площадку.
Огромная металлическая дверь громко заскрипела на ржавых шарнирах, шаг вперёд, и он очутился в промозглом сумраке бетонного склепа. Тишина. Глаза медленно привыкали к сумраку. По ржавой лестнице Странник поднялся вверх к чердачному люку, ведущему на засиженную голубями крышу. Выбрав самое удобное место для наблюдения, достал короткую подзорную трубу. Скользя по окрестностям оптикой, он тщательно осматривал брошенные здания и кромку низкого леса. Дебри жухлой травы заполняли пространство до самого горизонта. Серо и безрадостно было под этим свинцовым, ноябрьским небом, даже облака - вечные пилигримы, застыли над ним немыми, полными горя громадами, звенящая тишина осени царила на земле.
Вдруг у крайнего ангара мелькнул человеческий силуэт - едва различимая на фоне травы тень. Один, второй, третий! Странник насчитал человек пятнадцать все с оружием. Надо убираться! Спустившись вниз, Странник просунул руки в лямки оставленного у ворот вещмешка. Сжимая правой рукой рукоятку автомата, левой взял подствольный гранатомёт, переделанный для стрельбы в непристёгнутом к автомату состоянии. Для удобства у него была удлинена пистолетная рукоятка и прикручен короткий приклад. Сняв автомат с предохранителя, плавно до щелчка ввёл гладкое тело гранаты в короткий ствол ГП и двинулся к выходу. Странник умел стрелять с обеих рук. Поливая из АК правой, одновременно посылал в цель гранату, из зажатого в левой руке гранатомёта.
Пристёгнутый к автомату подствольник нарушал баланс оружия, мешая быстро стрелять навскидку. Прокравшись к насыпи, осторожно раздвинув траву, он нырнул в сырой мрак трубы. Ползком, выбравшись на противоположную сторону насыпи, осторожно поднявшись на неё, ещё раз осмотрелся.
Похоже, его не заметили. Промзона застыла в кажущемся мирным созерцании осенних небес, в стеклянности холодных ноябрьских луж. Обойдя камыши, он пересёк мочак и уже собирался спуститься в овражек, за которым его ожидала машина, но в плечё ударило чем-то раскалённым. Разворачиваясь в падении, Странник услышал резкий хлопок выстрела, а потом ещё три или четыре, но он уже катился вниз по склону оврага. Ожидавший его в ржавой копейке водитель Михалыча, завёл двигатель, но слинять не успел. Странник одним движением открыл дверь и прыгнул на сиденье. Водила дал газу. На заднем стекле расползлась паутина трещин, но они шли в отрыв и что- то горячее стекало по плечу Странника, пропитывая рукав его куртки. Уже мчась по пустым улицам, Странник снял куртку и осмотрел рану. Пуля прошла по касательной. Глубокая царапина и много крови. Михалыч встречал их у ворот своего особняка. Охрана бросилась к машине, но он, выбравшись без чужой помощи, пошел навстречу хозяину.
Михалыч был главой администрации района, в котором теперь жил Странник. Он сумел наладить отношения с ооновскими начальниками, и те редко вмешивались в наши дела. Зачисток не было уже около года, можно бы жить спокойно, если б не банды грабителей. Войска международного контингента не обеспечивали безопасность остаткам местного населения. Поселившись здесь, Странник вынужден был поддерживать с ним рабочие отношения. Ведь в его отсутствие семье нужна была защита, а её мог обеспечить только Михалыч и его люди! Взамен этого он выполнял работу, которой был лучше всего обучен. Впрочем, местный босс не слишком часто обращался к нему с просьбами, но уж если звал к себе - значит, дело серьёзное, как сегодня.
Теперь Михалыч соберёт свою гвардию, и встретит чужаков во всеоружии! Или сольёт Омоновцам, и те может быть, вмешаются в туземные разборки. Хотя им с нами только морока! Все кто смог эмигрировали, а оставшиеся тенями немого укора бродили по почти необитаемым городам, мародёрствуя и грабя все, что ещё неуспели разграбить до них.
Странника довезли домой. Нырнув в сыроватую прохладу пустого подъезда, он поднялся на второй этаж и, задержав дыхание, остановился у своей двери. Дверь медленно открылась, шагнув вперёд, он с порога окунулся в объятия Анны тепло её тела, уютный запах единственной жилой квартиры в этом доме, а для него и в этом мире. Только сейчас Странник почувствовал свинцовую тяжесть прошедших суток и боль раны. Аккуратно отстранившись, он попросил жену его перевязать. Молча с серьёзным лицом, она срезала повязку наложенную эскулапом Михалыча. Промыла рану, и наложив чистый бинт, вколола антибиотик. В спальне на окне стояла банка с лежащими в ней двумя пулями, которые Анна уже извлекла из его плоти. Но бог милостив, сегодня обошлось малой кровью.
Руд уехал на фильтрационный пункт, сегодня ООНовцы раздавали гуманитарную помощь, мука, жир, одеяла, если повезёт, можно разжиться бензином. Обычно Анна ездила туда сама, но в этот раз словно что-то предчувствуя, осталась его ждать.
Дом, в котором они жили, двухэтажка, построенная лет сто назад. Старинные арки над въездом. Здания здесь прилегают вплотную одно к другому, представляя собой единый архитектурный ансамбль. Пробив дыры в стенах можно без помех перемещаться вдоль улиц. А подвалы, какие?! Подвалы - мечта террориста, сон подпольщика! Некогда уютный дворик, основательно зарос деревьями, среди которых нелепо торчали остатки качелей детской площадки, со стоящим в центре облезшим грибком песочницы. Они единственные жильцы этого дома призраков. Старый дом с двором - колодцем.
Странник основательно заминировал подходы к своей квартире. После того как несколько неосторожных грабителей нашли покой в соседних подвалах, незваные визитёры перестали их беспокоить. Подъезд, которым они ежедневно пользовались, он минировал только на ночь, а в остальные места лучше не соваться, пройти там могли только хозяева. Анна сообщила, что ещё с утра его спрашивал какой- то джентльмен уголовного вида. Ей он сказал, что пришел от Кости Грека.
Костя Грек - ещё один яркий персонаж, живущий в наших весёлых развалинах. Явный уголовник с интелегентными манерами. Он сумел сколотить вокруг себя шайку человек из тридцати урок. Сначала он, даже, сцепился с Михалычем, но тот явно был ему не по зубам! Потеряв пару-тройку своих отморозков, вынужден был затаиться. Михалыч, со свойственной ему дипломатичностью, не стал продолжать конфликт, и в итоге поделив, сферы влияния они сохраняли вынужденный нейтралитет.
Странник познакомился с ним при следующих обстоятельствах: недели через две, после переезда в этот дом, к нему завалили двое развязанных типов, с синими от наколок руками. Видя бесперспективность дебатов, Странник уложил одного из них боксёрской двойкой, а на голову второго, Анна с треском опустила приклад двустволки. Через час после выдворения горе грабителей к дому подъехала машина с шестью вооруженными мордоворотами. Боевого опыта им явно не хватало, выскочив, из своего ржавого рыдвана, они всей гурьбой бросились к подъезду. Всадив из укрытия пару пуль им под ноги, Странник уложил их мордами в землю. Анна держала их под прицелом из окна, а он спустился познакомиться с ними поближе. Одним из налётчиков оказался его старый знакомый Витька! Забрав патроны, и оставив им пустые стволы Странник отпустил их на все четыре стороны, пообещав Витьке вернуть боеприпасы, если он вернётся один. Витя вернулся, но не один, а с Костей Греком.
Переговоры проходили во дворе. Анна держала пришельцев под прицелом, а Руд тогда ещё ребёнок, спрятался в подвале. Косте нужны были опытные люди, его периодически пытались подвинуть наглые пришельцы и одними гнутыми пальцами такие проблемы не решались. Консенсус был достигнут с одной оговоркой - его не просили вредить Михалычу и он в свою очередь, обязался не помогать ему в случае конфликта с Костей. Против пришлых - выходили все.
Всё бы ничего, да вот желающих пограбить наши скромные пенаты всегда было с избытком. В эти моменты все объединялись, забыв старые обиды, ведь исход мог быть лишь один - полное истребление в случае неудачи. Количество крестов на кладбище неуклонно росло, а с пополнением были проблемы.
Обычно Странник занимался разведкой. Отслеживал обстановку в прилегающих районах города, проверяя информацию, которую получал от ООНовцев Михалыч. Такое положение позволяло сохранять независимость и держать соседей под контролем.
Постоянных помощников у него не было, но нескольких человек он присмотрел для своих нужд и старался брать с собой только их. Руд уже вырос. Иногда Странник водил его с собой, обкатывая на местности и передовая свой опыт. Первую мину, сын поставил в пятнадцать лет, стрелял как опытный снайпер, в драках среди окрестной молодёжи ему не было равных. Не было только холодной жестокости и расчётливого эгоизма, необходимого для выживания в этом аду. Но этому учит сама жизнь, вот только шансы пересдать экзамен не велики! На их глазах страна, в которой они родились и выросли, превратилась в край вечного отчаянья, вымирающий мир. Что может быть печальней картин его безнадёжности?! Понятия завтра не существовало в его цивилизованном смысле, здесь и сейчас. Завтра это - мёртвый город, населённый превратившимися в призраков людьми. Людьми, отчаянно боровшимися за существование, за банку консервов, за горсть муки, за глоток воздуха, за возможность ещё раз насладится рассветом.
Гражданские войны, криминально-этнический кризис, банкротство политической элит, эпидемия смертельного вируса, волна самоубийств и последовавшие за ней три волны эмиграции, потеря двух третей населения, ввод миротворцев которые за первый год под благовидным предлогом борьбы с экстремизмом сильно проредили поголовье выживших, вот итог реформ последних тридцати лет. В какой-то момент, гуманное мировое сообщество ужаснувшись содеянным, прекратило поголовное истребление, время от времени бросая кости выжившим, на которых, скорее всего, имело свои планы. Раз в неделю на специально оборудованном пункте жителям раздавали гуманитарку. Там даже работали местные, но под строгим контролем, во избежание воровства, которым славились представители местной администрации.
Михалыч умел маневрировать между интересами интервентов, вымирающего населения и местных банд. Умело использовал их конфликты в своих целях. Кем он был в прошлой жизни, ни кто не знал, смутные догадки и ни какой конкретики. Этот ловкий администратор, умел держать людей на расстоянии. По мнению Странника, нарочно упрощая свои действия в глазах окружающих, находя самым сложным комбинациям банальные и даже грубые объяснения, он был опасен. Но он сумел создать вокруг себя устойчивое и организованное общество, да оно служило его целям, но и Михалыч в свою очередь служил ему. Странник держался обособленно установив чёткую границу их интересов, в душе понимая, что нейтралитет может закончиться в любой момент, и всегда страховался.
Руководя своеобразной колонией отверженных, Михалыч сумел сплотить это разношёрстное общество, насколько это было возможно. Гасил конфликты, часто возникающие внутри его, успешно собирал налог, распределяя обязанности и защищая от много численных угроз извне. На случай нападения у него была постоянная гвардия - тридцать пять человек, разделённых на три смены, по одиннадцать человек в каждой, десять бойцов и командир. А двое наиболее преданных мужичков, были его личными телохранителями и неотлучно находились при нём.
Служба была организована следующим образом: первая смена, разделившись на тройки, патрулировала границы обитаемых кварталов. Вторая, находясь в полной боевой готовности, в случае тревоги должна была немедленно вступить в бой. И наконец, третья в это время отдыхала, являясь как бы вторым эшелоном, и в случае нападения прикрывая штаб и склады с общественным имуществом. В случае серьёзной опасности Михалыч объявлял поголовную мобилизацию и тогда под ружьё становились все. За прошедший год таких случаев было всего три. Создать такое в наших условиях, было настоящим подвигом. Можно было только догадываться, сколько сил и времени на это понадобилось.
Вот это и настораживало Странника. Слишком всё организованно! Слишком чёткая структура прослеживалась, проступала как каркас, который не спрячешь, закидав грязными тряпками. В ходе конфликта с уголовниками Грека, он не стал их добивать и оттеснив на окраины больше не вмешивался в их дела, ухитряясь держать под негласным контролем. Это уже сильно смахивало на хорошо замаскированный подчерк системы. Он был слишком известен Страннику, чтоб не узнать его даже здесь, и даже то, что их не трогали, подтверждало его мнение, о том, что колония находилась под постоянным колпаком.
Иллюзий не оставалось. Новый порядок проник в их полузвериный быт, определяя правила поведения и устанавливая законы в этом новом обществе. Колония насчитывала человек двести-триста мужчин, женщин и детей. Причём женщин было больше, не знаю почему, но женщины лучше перенесли последнюю эпидемию, окончившуюся года четыре назад. Работали все на равных, даже заключали подобие временных браков. Вот только дети, почти всегда умирали. Михалыч принимая пришельцев, обычно селил их со старожилами, растворяя среди своих, и постоянно держа под контролем, но с каждым годом их было всё меньше. Мишка работал завхозом на базе миротворческого контингента. В нынешних условиях можно считать, что ему сильно повезло: сыт, одет, обут, а иногда ещё и пьян! Вот только с бабами плохо, ведь работающие на базе иностранные леди не считали аборигенов за людей. Выручали приходившие из города за подачками мирового сообщества грязные, плохо пахнущие самки, готовые отдаться за банку просроченных шпротов. Но Мишка всегда был эстетом и пользовался их незамысловатыми услугами лишь, когда совсем припрёт. Продавленный диван в грязной подсобке с оклеенными порнухой стенами, в компании жирных клопов и здоровенных крыс, был его ночным клубом. У него было два помощника отобранные по причине полнейшей тупости, живые машины для переноски тяжестей. Грязные городские девки быстро скидывали свои рваные лохмотья и отдавались ему со страстным желанием пожрать от пуза, а уходя сыто срыгивая, распихивали по карманам дешевую похожую на собачий корм жратву. А он, скрипя зубами от злости на себя и отвращения, терпел до следующего раза. Когда уже не в силах справиться с похотью, затянет сюда очередную тварь, и сбросив с ней напряжение мужской плоти с горечью вспомнит о своей прошлой потерянной жизни.
Но иногда приезжала она, словно существо из другого мира. Ступала на грешную землю из открытой двери огромного джипа, высокая лет сорока дама, в чёрном костюме и огромными жёлтыми глазами на матово бледном лице. О, эти глаза! Мягкие и задумчивые! Он видел, как однажды они загорелись бешеным огнём, став похожими на глаза готового к прыжку тигра. Оружия видно не было, но он готов был поклясться, что оно у неё было.
Часто её сопровождал высокий парень лет двадцати, сильно похожий на неё. Наверное, младший брат или сын. Хмуро поглядывая по сторонам, он, молча грузил в машину коробки с гуманитаркой. Все переговоры вела она, кто она Мишка не знал, но закрывая глаза в минуты тоски и шемяшего душу одиночества, он видел только её. Ах, это прошлое! Мир, наполненный праздником, красивыми женщинами, славой и богатством! Куда же всё ушло?! Кануло в чёрную воду безвременья, и здесь, на скрипучем диване грязных желаний, на задворках чужой жизни лишь вкус горечи во рту. Щемящая пустота в душе не дает лопнуть тонкой нити сознания, ещё объединяющей его с жестокой реальностью этого дня.
Его жизни дала трещину, ещё тогда, когда ничего не предвещало беды. Но за блеском гламура, они не заметили, что мир их, как потерявший управления экспресс, несётся в бездну. Сильные мира того, давно упаковав чемоданы, и обзаведясь двойным или тройным гражданством, столбили острова счастливой жизни на территории исторических противников, проталкивали их интересы на просторах нашего Отечества. Борьба с патриотами привела к уничтожению самого понятия патриотизм. Сначала, быть патриотом стало не модно, потом постыдно, а потом, просто преступно и опасно. Порядочность, смелость и способность отстаивать свою точку зрения вошли в число пороков, преступных, по своей сути. Извращение смысла жизни, подмена понятий ведут к гибели. И люди, являющиеся проводниками подобных идей, рано или поздно становятся их жертвами. Ибо отыграв свой номер, они уже не нужны новым хозяевам, принадлежащего ранее им мира. После жизни во дворце, жалкая козлодёрка с клопами, вместо светских львиц, драные уличные шлюхи, вместо гламурных тусовок, продавленный диван, вместо интервью с представителями элиты общества, воспитательные беседы с двумя дебилами. Кстати о дебилах, Мишка специально таких подобрал, чтоб не сдали, не подсидели, не смогли заменить на хлебном месте. Эту жизнь он организовал себе сам, униженьями, подхалимством и интригами. Лучше уж здесь, чем там, на этих страшных улицах, среди этих грязных обезумевших от голода и лишений существ, потерявших человеческий облик.
Уже пару месяцев он думал о женщине в джипе. Её облик вносил сумятицу в стройный ход его мыслей. Пытался узнать о ней у Михалыча, но тот, отмахнувшись, туманно посоветовал не напрягаться и жить спокойно. Это только подстегнуло интерес Мишки, и он решил действовать. Ведь, уже то, что незнакомка не унижалась перед ним, а выдаваемые ей продукты брала с таким видом, будто, делает одолжение и ему и всему мировому сообществу.
Утром его разбудила Анна, с кухни уже пахло свежим дымком и чем-то невероятно вкусным. Было уже часов девять, оказывается, час назад приходил Витёк, но узнав, что он ещё спит, обещал вернуться часа через два. Не спеша, позавтракав, Странник занялся чисткой оружия. С некоторых пор, это был настоящий ритуал, который он выполнял ежедневно. Разложив в ряд на столе автомат, гранатомёт, пистолет Макарова и ножи, Странник достал ветошь и пузырёк с оружейным маслом. Оружия у всех было с избытком, но в основном всякая гражданская мелочёвка: двустволки, самозарядные гладкостволки, помповики, охотничьи карабины всевозможных систем. С армейским оружием было сложней, но к счастью, Странник участвовал в ликвидации склада вооружения одной из воинских частей, дислоцированных в городе, и сумел там неплохо разжиться. Они с Анной успели сделать несколько рейсов до того, как всё растащили, на недавно взятом в какой- то подворотне джипе, забивая его огромный багажник и салон автоматами в смазке и цинками с боеприпасами. Тогда же в его коллекции появился настоящий эксклюзив, осколочные мины ОЗМ-72, МОН-50 и сюрпризы МС-3. Тщательно протерев пропитанной маслом ветошью тёплый металл своего оружия, Странник услышал тихий свист за окном. Не спеша собрав ПМ, он вставил обойму, достал патрон в патронник, и сунув его за пояс под куртку, вышел во двор.
Витёк, старый знакомый Странника, был правой рукой Кости Грека. Пятнадцатилетний стаж отсидки и квалификация домушника, которая помогала в поисках ценных вещей, сделали его уважаемым человеком в своей среде. Знакомы они были очень давно, что помогало в совместных скитаниях по городу. Грек приглашал на встречу, случилось что-то серьёзное, и через десять минут Странник окунулся в лабиринт городских проулков. Грек, разместил свой лагерь на территории небольшого завода, сделав из него настоящую крепость. Окруженное по периметру трёх метровым бетонным забором цеха и административное здание с насаженными перед фасадом елями, очень удобно с точки зрения обороны.
В целях конспирации, к месту встречи они выдвигались пешком, в воротах их встречал сам Костя, невысокий плотный мужчина со смуглым лицом и интелегентными манерами. В его поведение не было нарочитой, грубоватой простоты Михалыча, но это была лишь маска, за которой скрывалась жёсткость матёрого уголовника. По слухам, его квалификацией был вооруженный разбой, но с наркотой и водкой в банде было строго. Проштрафившихся он наказывал очень сурово, но сейчас Костя был сама вежливость. Уже то, что его встречал сам главарь, говорило о серьёзности происшедшего. По широкой обсаженной берёзами заводской аллее, они подошли к зданию заводского клуба. В актовом зале собралась вся банда, кроме охранявших территорию - человек двадцать пять головорезов самого уголовного вида. Из женщин присутствовала одна Катя, подруга Грека, судя по лицам собравшихся, базар намечался конкретный. Ещё в моём дворе, Витя сообщил мне, что на встрече будет присутствовать Михалыч. Вкратце обрисовал смысл происходящего: к Михалычу просочилась информация о том, что в подземном лабиринте, под зданием бывшего МБ, находятся секретные катакомбы, которые давно ищут ООНовцы. По этой причине Михалыч не хочет заниматься их поискам сам, и решил, поделившись информацией с Греком сделать это его руками.
Странник мог его понять – урвать, такой лакомый кусок, из под носа цивилизованного мира - очень опасное предприятие. Если узнают, конец спокойной жизни Михалыча! А тут вроде как, бандиты есть бандиты, что с них возьмёшь, поэтому роль извлекателя каштанов из костра, поручили Косте. Грек, будучи авантюристом до мозга костей, не мог от подобного отказаться, а Странник нужен был для организации и контроля за урками Грека, и наверняка, Михалыч отправит с ними ещё кого-то из своих. Была в этом деле и ещё одна интрига. У них были конкуренты со стороны, банда, которую пять дней, назад выследил Странник, прибыла сюда с той же целью. Михалыч появился часа через два пешком в сопровождение всего двоих человек, одним из них был его постоянный телохранитель, а вторым, здоровенный мужик по кличке Васька Лом. Лом не входил в ряды его постоянной гвардии, лишь время от времени выполняя опасные поручения Михалыча. Да, к конспирации в этот раз отнеслись серьёзно.
На совете ничего нового не сообщили, уделив основную часть времени обсуждению деталей. Странник попал в щекотливое положение, когда соглашаться опасно, а отказаться глупо. Но он убедил своих компаньонов выделить ему пару дней на подготовку группы, которую решил провести в подвалах завода, в обстановке приближенной к условиям предстоящей работы. Возвращался домой для сборов он вместе с Михалычем, и только тут отойдя в сторону от своих подручных, Михалыч сообщил ему истинную цель предприятия. Миротворцам нужна была, какая - то секретная информация из архива МБ. Добыв её можно было, просить у них всё что хочешь: деньги, привилегии и даже немыслимое в наших условиях - отъезд в Европу, и спокойную жизнь в одной из стран союза. Но Странник знал, чем заманчивей перспективы, тем выше шанс быть ликвидированным после выполнения задачи. Об этих догадках он не стал сообщать Михалычу, к тому же, откажись он теперь и его могут убрать вместе с семьёй, такие протечки никому не нужны.
Дома его с нетерпением ждали. Странник подробно рассказал Анне о предстоящем. В сложившейся ситуации надо было прибегать к крайним мерам. В городе у них было несколько законсервированных берлог с запасом еды, оружием, боеприпасами. В каждой из них можно было отсидеться пару недель. Через два дня после его ухода Анна и Руд должны были перейти на нелегальное положение и, покидая дом заминировать его. Если эта авантюра закончится успешно, он их сразу найдёт. На сборы осталось часа три, проверив оружие Странник упаковал в вещевой мешок брикеты пластита, шнуры, детонаторы, сапёрный нож, обжим и галогеновый фонарик.
Анна провожала его не в первый раз, но теперь всё было по-иному. Шутки кончились, надо было не просто выжить в схватке с уличной шпаной, на этот раз ему предстояла борьба с системой. Самым плохим было то, что Странник не знал, чья она. Сырые подвалы завода неплохой полигон. Кроме Витьки и Лома в группу вошли Хвост, Весёлый и Седой, специалист по замкам. Всего шестеро, для такой работы более чем достаточно.
Странник сразу же разделил их на двойки, себе в напарники он взял Витьку. Лом шел с Седым, а Хвост с Весёлым, у каждой двойки были свои обязанности. Странник-это общее руководство и разведка. Лом с Седым вскрытие дверей и поиск ценностей. Хвост и Весёлый огневое прикрытие и переноска тяжестей. Управиться они рассчитывали дня за три. Грек передал Страннику карту подземного города. С первого же взгляда было понятно, что она составлена в МБ, ведь все подобные коммуникации находились в их введенье, система дышала в спину, очередная игра спецслужб с непонятным финалом.
Подземные галереи сходились в центральной точке. На карте это место было обозначено довольно большим помещением в районе здания бывшего МБ. Им предстояло спуститься в шахту километрах в трёх от объекта и под землёй дойти до конечной точки. Отработать объект и найдя выход, подняться на поверхность, где их страховала заранее высланная Греком группа прикрытия. Вход в колодец был накрыт бетонной плитой. Подняв её домкратом, они увидели ведущую вниз винтовую лестницу. Пока парни спускались по ней в чёрные недра подземного мира, Странник заминировал вход.
Мрак подземелья поглотил искателей призрачного счастья. Мать тьмы разверзла им свои объятья, сырое дыхание могильного холода лизало их души. Чёрные двери подземного мира, толщи земли над головами и неизвестность впереди, к цели, лежащей в холодных глубинах, забытых своими создателями. Если ад существует, то это его прихожая. На дне шахты были проложены рельсы узкоколейки, на которых, теряясь во тьме, стояли ржавые вагонетки. Обойдя их, разведчики оказались в широкой галереи арки, стены которой были выложены обтесанным камнем. Лучи фонарей выхватывали из тьмы картины настолько непривычные для глаз современного человека, что в их реальность трудно было поверить. На глаз, им было лет двести, шум шагов гулким эхом расползался под их сводами. Казалось, что дыхание самой вечности законсервировало этот подземный город и время. Огромным спрутом застывшее время, разлеглось в древних коридорах забытого пространства и заснуло здесь на века. Лишь попадая в такие места, понимаешь, сколько же ещё неведомого хранит этот мир.
Он не помнил, сколько времени они потеряли на поиск пути. Галерея за галереей кончались тупиками или завалами. Мусора не было, значит, люди здесь не появлялись. Чтобы не заблудится, Витька натягивал вдоль стен капроновую нить, пропитанную светящимся составом. Странник успел пару раз поменять батарейки фонарика когда, наконец, очередной коридор упёрся в металлическую дверь, запертую с другой стороны.
Забив в щель дверного проёма заряд пластита, он снёс её взрывом. Прочный свод подземелья мог бы выдержать прямое попадание авиабомбы, и от ста грамм взрывчатки его просто слегка качнуло. Отряхнув осыпавшуюся пыль, Странник выглянул из-за угла. Дождавшись пока едкий, вонючий дым вытянет сквозняком, он осветил пространство за сорванной дверью. Оно оказалось входом в большой овальный зал с шестью металлическими дверями по его периметру.
На первый взгляд, следов минирования заметно не было. Тщательно проверив пол, стены и проёмы дверей, Странник запустил внутрь Седого. Достав свой мудреный инструмент, старый урка приступил к работе. Через два часа все двери были открыты. За тремя находились склады с продуктами, в двух хранилось оружие и боеприпасы, а за последней дверью, на стеллажах стояли какие- то ящики. Судя по маркировке, это и был архив, основная цель их похода.
Теперь, найдя выход, они должны были подняться на поверхность. В уголовном мире крысятничать не принято, поэтому добычу не трогали. Её разделят потом, под присмотром Грека и Михалыча. Такого фарта никто не ожидал!
Стволов здесь было на целый полк, в углу стояла дизельная электростанция с заправленным баком, под стеллажами в промасленных, бумажных мешках лежал различный инструмент, в углу пылились медные провода, электрические лампочки, ёмкости с какой то жидкостью, а продукты - мечта гурмана, консервы, рационы питания в пластиковых разделённых на секции контейнерах, соки в брикетах, ящики с вином, шоколад, кофе и чай в пластиковых пакетах! Всего не перечесть, но сейчас им было не до этих сказочных богатств, все хотели поскорей выбраться из склепа.
Выход был завален мусором. Им понадобилось четыре часа, чтобы разгрести завал из спрессовавшихся от времени и сырости, отбросов нескольких поколений горожан. Здание, через которое они вышли наверх, когда то было модным кабаком, а сейчас лежало в руинах. К счастью, карта не врала, иначе им пришлось бы опять проделать весь путь под землёй.
Замысел Михалыча был прост, если б они сразу начали копать в этом месте, то наверняка, их возня была бы замечена ООНовцами. А сейчас, согнав к подземелью людей в считанные часы можно поднять на поверхность найденные богатства. Да и конкуренты наверняка не зевали!
Странника насторожило то, что группа прикрытия ни как себя не обнаружила, а ведь поднявшись наверх, Витька, первым делом, подал условный сигнал, что- то было не так! Он сразу узнал этот запах, когда-то в другой жизни, в другом городе, он оставался после разрыва снарядов. Свежие пробоины в стенах и листы сорванной взрывами кровли, только укрепили его догадку. Вокруг стояла тишина, и это была тишина кладбища, каким-то странным образом Странник скорее почувствовал, чем понял, что здесь всё уже закончилось и к счастью без них.
Они обошли окрестности, но вокруг были только трупы и пустота. Пришлось снова завалить вход в катакомбы, и тщательно замаскировать следы своего пребывания. Лом с Седым вытащили один ящик из архива ещё до выхода. Странник предупредил всех о том, что на них могут стоять ликвидаторы с зарядом взрывчатки. Но опьянение успехом притупляет чувство опасности, осторожность теряют даже самые опытные бойцы.
Михалыч собрал всех, кто мог держать оружие в руках. По его данным, вошедшая в город банда насчитывала человек сорок. Вместе с людьми Грека, он не даст им отбить склад. Осведомитель на базе миротворцев заверил его, что те не планируют ни каких действий в городе, а на днях часть батальона охранявшего миссию, переброшена на другой участок. К моменту их возвращения всё должно закончиться.
Содержимое складов МБ перекочует в его закрома, а архив станет разменной монетой в его игре. Слишком долго он ждал: жизнь по легенде, создание собственного мини государства! Ради чего?! Страны, которой он служил, больше нет, и не будет! А пасти стадо этих тварей, каждая из которых готова при случае ткнуть ножом в спину, занятие неблагодарное. Да и сколько он ещё протянет?!
Странник не подведёт, как не подводил его раньше, а вот с Греком могут быть проблемы. Жулика придется ликвидировать. Лом, прежнее знакомство с которым, они тщательно скрывали, его уберёт. Когда- то они вместе были законсервированы службой для организации подрывной деятельности в глубоком тылу противника. Странник - тёмная лошадка, и в истинные цели операции он посветил его в последний момент, ещё не решив, как с ним поступит. Честно говоря, тот всегда его здорово выручал, но билета на этот поезд для него не заказано. Его люди заранее заняли позиции на подступах к зданию МБ. Глядя на них, он понимал, что многие останутся здесь. Ведь, его враги - это истинные воины, знающие цену приза за которым пришли! Что такое простой горожанин, едва научившийся держать в руках оружие, по сравнению с псом войны, не выпускавшим его из рук с колыбели! Другое дело Странник, но он один. Кем он был раньше, Михалыч не знал, наверное, военным, но носить погоны и быть воином, далеко не одно и то же.
Секунды ожидания тянулись часами. Ждать, вот, что самое тяжелое на войне! Любой самый изощрённый план может сорваться по глупости или ротозейству подчинённых, а этот план он готовил много месяцев. Процеживал, как сквозь сито, информацию своего агента, пока, наконец, не стал играть почти в открытую, посулив миротворцам архив МБ. Во времена его службы за это ставили к стенке.
Их заметили первыми, под плотным огнём духов его люди вжимаясь в холодный бетон защищавших их тела стен, били в ответ. Пули почему-то летели и с пятиэтажки, в которой засели бойцы Грека. Враг обходил здание кинотеатра, в котором находился его временный штаб. Дело пахло керосином! Грек не такой идиот, чтоб сейчас на него напасть, значит его позиции занял враг. Что с его людьми, выяснять уже поздно. План срывался! И вдруг, в грохоте боя, он услышал свист винтов приближающихся вертолётов. Гул нарастал, три звена натовских вертушек почти безупречным строем в бреющем шли на боевой заход. Зелёные тела, режущие винтами клочья осеннего неба, и подвески с ракетами висящие на узких плоскостях подкрылков, да это истинный символ гуманности западного мира. Его опознавательный знак, его суть! Первая ракета попала в дом, где закрепился противник. Яркая вспышка, грохот разрыва, минута оцепенения и ад поглотил их. Огненный шторм беснуясь, заполнил всю вселенную, стены дрожали, осыпая их остатками штукатурки, земля гудела и лишь одна смерть теперь царила на грешной земле, так и не познавшей сладости рая.
Заход за заходом, гуманитарии утюжили место их последней битвы. Место которое должно было стать для него началом новой жизни, а превращалось в конец старой. Он не был бы собой, если б не выжил, чтоб отомстить за себя, не заставить врагов пожалеть о содеянном предательстве. Старая школа, сопливые европейские придурки ещё не знают, что это такое! Эти ублюдки никогда бы сюда не попали, если б не кучка предателей, пришедших к власти и продавших всё, что можно и нельзя продать! Они просрали страну, но мы- то остались!
Если жив Странник, они устроят этой, сволочи, кровавую баню! Я залью их путь кровью и буду мочить, где только встречу, пока не сдохну. а сил мне хватит. Я буду жить в катакомбах, я буду жрать крыс и убивать, убивать, пока какой ни будь хлыщ, не прервёт мой путь. Или я не обоссу труп последнего янки топчущего мою землю. Собраться с силами и идти дальше к цели, по горам трупов, через ложь и предательство, до конца, до самой вселенной смерти, до конца, каким бы он не был, вперёд, но сейчас главное выжить.
Странник предупредил Лома, что в ящике может быть установлен самоликвидатор. Но уже ничего не слыша, тот полез его вскрывать. Наверное, уже представляет, что едет в Европу, не без цинизма, подумал Странник, заходя за стоящий метрах в пяти ларёк с облупившейся надписью "МОРОЖЕННОЕ". Глухой удар взрыва разнёс тишину в клочья, эхом раскатившись по грязным проулкам, отзвенел стёклами ларька и словно замер в ожидание продолжения. Ещё живого, окровавленного, тихо хрипящего Ваську, отбросило метра на два, где он остался лежать, осыпанный пеплом заветной мечты Михалыча о спокойной старости в какой ни будь тихой и обеспеченной западной стране.
Головорезы Грека кинулись к нему. Странник не успел их остановить, второй взрыв прозвучал секунд через десять, раскидывая людей словно грязные, тряпичные куклы по заросшему сорной травой газону. Химические взрыватели штука интересная, первый сработал в момент открытия, а второй, находящийся на дне ящика с замедлением в десять секунд. А ведь, я вас предупреждал, с горечью подумал Странник. Значит, первый заряд стоял в крышке ящика, а второй на дне под его содержимым. Странник засёк время и прислонившись спиной к киоску, впервые за эти двое суток, закурил. Глубоко затянувшись, он пустил струю дыма в небо. Эта задержка нужна ему как страховка, вдруг на этом сюрпризы не окончились.
Через пять минут, покинув укрытие, он с радостью увидел сидящего прямо на асфальте Витьку, тот находясь в стороне, не попал под осколки и теперь в шоковом состоянии смотрел на лежащих в траве товарищей. Судьба, подумал Странник. Насильно раскрыв Витьке рот, он залил в него спирт из фляжки. Замотав головой, тот начал медленно приходить в себя. Судьба, это всё, что мог сказать бывший сапёр-разведчик, бывшему уголовнику и неплохому парню Витьке.
Пора домой. Собрав оружие убитых, и переведя дух, они покинули бойню, свидетелями и участниками которой были. Они молча сидели на чердаке дома и через разобранную для этой цели кровлю, смотрели на лежащий у ног мёртвый город, могилу прежней жизни, надежд, мир без будущего. Они просто глядели друг другу в глаза и им не надо было ничего говорить. Казалось, этот миг длится целую вечность. Наконец Михалыч прервал молчание:
- Знаешь, Странник, тут один хлыщ из ООНовских шестёрок клеится к твоей Аньке, смотри больно шустрый, да и мутный какой то.
– Разберусь, выдержав паузу, ответил Странник. Михалыч отвернулся, в мыслях, уже попрощавшись со своим осведомителем, из-за которого, чуть не сыграл в ящик. Тень смерти мелькнула в нежной листве каштанов холодным дыханием вечной ночи. Михалыч ещё раз посмотрел на Странника: «Вот уж точней клички не придумать!», подумал он. «Кто же ты и что можешь, какие тайны скрывает твоя душа?».
А Странник мог в считанные часы с полной выкладкой на плечах пройти тридцать километров по горам, он мог водить людей по заминированным лесам и сам их минировать, мог втыкать в людей острые предметы и стрелять в них. Странника не тошнило от упавшего в капюшон куртки после взрыва фугаса куска оторванной человеческой плоти. Не боясь крови, он мог жрать крыс и лягушек, жить неделями в лесу, пить воду из луж, становиться невидимым и бесшумным. Сильный и невероятно выносливый, когда то он был офицером военной разведки. Разведка учит быстро думать, и пути, которые выбирают посветившие себя ей люди, порой загадочны и на первый взгляд, не логичны. Да всё это он мог, но жестокость эпохи, в которую он имел несчастье, родится, диктовала свои странные законы. Сон разума порождает чудовищ, а безумие гонит их бродить по заселённому людьми пространству, сея тьму и ужас среди нас. Но там где водятся хищники, всегда есть охотники на них! Странник, когда то, в прошлой жизни, был одним из них.
Все мы рождаемся юными и чистыми, а предавать, лгать и истреблять себе подобных учимся в процессе жизни. Жестокость и насилие, это путь многих, но путь этот всегда кончается тупиком! Проливший кровь, должен быть готов к смерти. В мире победившей гуманности, он стал бы не нужен обществу глядящих в телевизор сытых существ. А здесь, в этих развалинах, неброский, лысоватый мужчина неопределённого возраста, наверно, нашел свою судьбу.
Путь его был тернист, и пепел сгоревших надежд устилал его, ведь в этой вселенной не все рождены для праздников и веселья, и кроме феерии карнавалов, в углах безумия, скрываются тени бесконечной ночи, пространств залитых лучами мёртвых звёзд давно исчезнувших галактик.
Мишка ждал этой минуты весь день. Рассеяно руководя распределением жизненный благ, он смотрел сквозь толпу поганых оборванцев, словно рой навозных мух, облепивших кормушку. Она появилась к концу дня, припарковав свой джип в стороне, подошла к груде ящиков, на которой он восседал. Мишка с безразличным видом скомандовал своим придуркам загрузить продукты в её багажник, вызвав этим их удивлённые взгляды. А она, она словно впервые увидев его, улыбнулась открыто без заискивания. Ему показалось, что в этом был скрытый призыв. Картины одна заманчивей другой, мелькнули в его возбуждённом воображении. Выйти из оцепенения Мишка смог лишь когда, дама, покачивая бёдрами, уже подошла к машине. Вырулив со стоянки, она не спеша покатила по пустым, грязным улицам, на которых буйство осенних ветров гоняло жухлую листву. С трудом выдержав паузу, он сорвался и, прыгнув в свой пикап, помчался за ней. Помощники знали, что делать, они закроют лавку без него. Сейчас ему не до этого, надо не упустить свой призрачный шанс, в этот день принимавший реальные очертания. Сев ей на хвост, Миша несколько раз въезжал в какие-то проулки, и вдруг, за очередным поворотом едва не налетел на её джип, стоящий на обочине с поднятым капотом. Сама хозяйка с беспомощной улыбкой склонилась над двигателем.
Мишка вышел из машины и с гордым видом сделав шаг вперёд, боковым зрением увидел вышедшего из за джипа человека с автоматом в руках. В туже секунду дама направила ему в живот ствол короткого дробовика. Что это дежа-вю, этого человека он встречал лет двадцать назад в пропитанном кокаином и виски клубе. Как и тогда он был вооружен до зубов, но сейчас выглядел почти стариком. Дама он знал, как её зовут, Анна, красивое имя, но сейчас оно означает одно, смерть. Странник застыл лишь на один короткий миг. Палец на курке уже вытянул свободный ход, дальше автомат стреляет сам. Лицо человека с экрана, лицо человека из того подвала, под разбитой артиллерией девятиэтажкой. Вот и встретились, вот и всё. Круг замкнулся. Момент истины, момент последнего откровения, на краю могилы или у колыбели зарождающейся жизни, из праха, сошедшего с ума мира. Он отпустит его, и чёрт с ним с Михалычем, здесь и сейчас, с этого места, он уйдёт живым.
Переплетение судеб не случайно и эра магазинных винтовок обязательно сменится эрой добра и милосердия, и дети осенней мглы смогут выйти на свет, не боясь просторов прекрасного, и завораживающего своей бескрайностью мира, и все слепцы бредущие на ощупь в тумане, увидят свой путь.
Я открыл глаза, лучи апрельского утра растворяли тяжелые хлопья моего сна, рассвет звенел, наполняясь пением птиц. С тяжелой головой, полной мыслей о пригрезившимся, я окунался в его реальность. Тёплый ветер кленовых аллей, манил под лазурь весенних небес, и бесконечность их звала раствориться в ней без остатка. Анна такая тёплая и желанная, ещё спала рядом со мной. В соседней комнате посапывал Руд, тихонько чтоб не разбудить их, я встал и зажег огонь под чайником. Чашка кофе, и вперёд, на встречу! новому дню, а может быть и новой, более счастливой жизни.
Ставрополь год 2011 от Рождества Христова.
Дети осенней мглы
© Copyright: Рудольф Бережной, 2012
Свидетельство о публикации №212081900469
Свидетельство о публикации №212081900469
Рецензии
Всем думающим и пока еще не потерявшим чувство разума.
Советую, рекомендую, настаиваю на прочтении данного произведения.
Шаман
Анатолий Шаман 31.08.2012 10:54 • Заявить о нарушении
Советую, рекомендую, настаиваю на прочтении данного произведения.
Шаман
Анатолий Шаман 31.08.2012 10:54 • Заявить о нарушении