Боль

Еще вчера он ехал на своем кроваво-красном, блистающем "Ягуаре", с наслаждением подставляя лицо теплому апрельскому ветру. Невдалеке от шоссе шумело море, мягкие, пенные волны плавно накатывали на берег, над пустынным пляжем кружили чайки, белесо-бледный купол неба, пахнущий водорослями и рыбой, навис над просыпающимся побережьем.

- Господи, - судорожно вздохнув, он посмотрел на застывший луч света и зажмурился. За окном стояла ночь, жаркая, душная, тихая. Уличный фонарь робко заглядывал в окно, таращась своим единственным глазом через щель жалюзи.

- Господи, - пробормотал он, переворачиваясь на другой бок.

"No walls, сan keep me protected no sleep, nothing in between me and the rain..." - доносилось из динамиков. Автомобиль остановился у дверей придорожного кафе. Недослушав песню, он выключил радио, рука отворила тяжелую дверцу, и нога в ботинке из крокодильей кожи с глухим стуком опустилась на асфальт.

В кафе прохладно, тихо шипел кондиционер. В зале много людей, но его взгляд словно намагничен, он почти сразу же заметил девушку, она сидела за столиком у окна. Грубоватые джинсы, мужская сорочка в клетку, темно-каштановые волосы под каре, лисий взгляд и полное отсутствие косметики - глаз не на что положить, но все равно было в ней что-то такое, от чего его бросало в жар. Он подошел к столику.
   
- Привет, - произнес он, улыбаясь.

Девушка вздрогнула, лицо озарила тихая смущенная улыбка.

- Привет, - ответила девушка, робко отводя глаза. - Ты как всегда вовремя, ты никогда не опаздываешь...

- Мужчина не должен опаздывать, - он сел напротив.

- Ну-ну, - она бросила на него лукавый взгляд.

- А вот девушки, напротив, должны опаздывать, - ответил он.

- Да, возможно, - кивнула она. - Но мне не нравится слово "должны"... Ты кофе будешь? Я заказала...

- Конечно, - кивнул он.

- Господи, - из груди, как будто не его, раздался стон. Он выгнулся на взмокшей от жара кровати. - Господи, дышать же нечем... чертова боль! Сколько можно?
Внезапно он зарычал и резко смел с тумбочки стеклянную вазу с ромашками, астрами и тремя веточками сирени. Раздался глухой удар, плеск воды. Он с бессильным стоном откинулся на подушку.

- Нельзя злиться, нельзя злиться, - приговаривал он. - Ты должен научиться контролировать себя. Больше никаких обезболивающих. Ведь это моя боль, значит, я могу ей управлять. Нужно просто подумать о чем-нибудь другом... подумать о чем-нибудь другом...

Вечером того же дня они ужинали в ресторанчике под открытым небом. На Оксане было вечернее платье. В свете гирлянды бумажных фонарей, словно виноградные гроздья, поблескивали серьги. Девушка была просто ослепительна. От выпитого шампанского голова немного потяжелела.

- А все-таки жаль, что это все ненастоящее, - неожиданно произнес он.

- Что ты имеешь ввиду? - нахмурилась она.

- Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем я, - он счастливо рассмеялся, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, подставляя жаркую шею прохладному ветру.

- Ах, ты об этом, - ее губы тронула едва заметная усмешка. - Мол, я не настоящая, ты просто лежишь под кайфом и все такое...

Он пожал плечами. Звякнула вилка. Подцепив полумесяц жареной картошки, она отправила его в рот, прищурилась, энергично разжевывая.

- Знаешь, что я об этом думаю?

- Что? - спросил он.

Она помотала головой, проглатывая.

- То, что ты ненормальный...

Он посмотрел на бледно-рыжую линию на горизонте.

- Живешь как у Христа за пазухой, ездишь на красивой машине, соришь деньгами, вот и придумываешь себе всякое... от скуки, - она подцепила второй полумесяц. - И, знаешь, я тебя понимаю...

- Теперь ты скажешь, что хотела бы меня поцеловать, - вздохнул он.

- Что? - в свете фонарей было заметно, как на ее щеках проступил легких румянец.

- Теперь ты скажешь, что хотела бы меня поцеловать, - повторил он, - мы поцелуемся, и я проснусь... каждый раз одно и тоже.

Она отложила вилку, отерла губы салфеткой.

- Ты точно сумасшедший.

- Я не знаю, - усмехнулся он. - С каждым разом мне все больше хочется поверить, что это происходит не только у меня в голове... и...

- Ну, уж нет, - перебила она. - Я настоящая, а не вовсе твоя галлюцинация!

- Я не знаю, - ответил он.

Она взяла его за галстук и потянула к себе. В лукавых глазах блестели озорные, лисьи искорки.

- Что ты делаешь?

- Я хочу доказать тебе, что я настоящая, - шепнула она.

В этот раз пробуждение было особенно тяжелым. Судорога свела все тело, по спине, как по натянутой сети, бегали электрические разряды, режущие, обжигающие. Сначала он просто мычал, смотрел в потолок, не понимая, кто он и где находится, затем постепенно пространство обрело знакомые очертания. Потолок знакомый. То же самое пятно света на стене, то же тиканье часов, та же ваза на тумбочке...

- А ваза даже не разбилась, - произнес он, растирая правый висок, где тягучая боль была особенно сильна. Он два раза стукнул себя по ослабшей груди, подул на голый живот. Мысли топтались где-то у самой грани подавляемого желания.

- Я должен научится контролировать себя, - произнес он. - Контролировать, контролировать, контролировать... Чертова боль, ты не заставишь меня сделать это снова, не заставишь!..

Рука медленно поползла к коробке с лекарствами.

- Пускай это ад, весь мир - это ад, но зато я в центре этого ада, и я настоящий...

Пальцы обхватили пластмассовую коробочку.

- Да, это ад... настоящий, и я горю! Но по-настоящему. И это все мое! И это есть я!

В коробочке что-то забулькало, темнота озарилась ярко-оранжевым светом.  Чпокнул колпачок.

- Нет, боль, ты не заставишь меня сделать это снова...

Руки поднесли коробочку ко рту. Омерзительно-горька, обжигающая, вязкая словно плавленый сахар, жидкость наполнила рот. Преодолевая приступ рвоты, стараясь не дышать, он сделал глоток. Жидкость с резью ухнула в желудок, дрогнули мышцы, по телу разошелся жар.

- Господи, - простонал он.

Из его груди вырвался облегченный вздох, на лбу выступила испарина.

"No walls, сan keep me protected no sleep, nothing in between me and the rain..." - запело радио. Невдалеке от дороги шумело море, над волнами парили чайки. Кроваво-красный ягуар ехал вдоль залитого солнцем побережья.   

- Ну и? - спросила Оксана, ветер развевал ее темно-каштановые волосы.

- Что? - встрепенулся он.

- Ты рассказывал мне о твоей поездке в Дели, - ответила она. - С тобой все в порядке?

- А что?

- Ты замолчал на полуслове, и... о чем-то задумался.

- Я ничего не помню, - нахмурился он.

- Мда, ты действительно странный, - ухмыльнулась девушка, откинулась на спинку сиденья. 

Воцарилось молчание. Мерно гудел мотор. Наконец, он улыбнулся.

- Прости, - сказал он, - я никогда не бывал в Дели...

- Значит, ты врунишка, - вздохнула девушка.

Он пожал плечами. Дорога вилась жирной лентой, ускользала мокрым угрем куда-то вперед и вверх.

 - Нет, просто я никогда не бывал в Дели, нет, я просто никогда не бывал, нет, нет, на самом-то деле... ты знаешь, я никогда не бывал в Дели, нет, нет... 

Наступило утро, над койкой мерно тикали часы.