2002 г 11 сентября. Напрасные попытки

        Второй раз поехал на Ленина 77. Накануне Мисюк позвонил и сказал, что прочитал 25 страниц и сделал 15 замечаний — карандашные пометки. Сразу же сказал:

— Не почувствовал никакого библейского колорита. Какой из Соломона божий помазанник? Помазанниками были русские цари, это греческие переводчики…
— Вы библию читали? — спросил я.
— Читал, — недовольно ответил он, с вызовом. — Зачем в таком тексте современные слова?
— Вы последнюю страницу не читали, вот, посмотрите.

Я нашел страницу и дал ему. Он быстро пробежал глазами.

— Это надо было дать в аннотации, — сказал он, понимая, что это всё объясняет.

Я настроил себя, не спорить, понимая, что это бесполезно и никому же нужно, скажи спасибо, что хоть кто-то заинтересовался рукописью! Всем наплевать на меня.

Я неисправимый оптимист, все не устаю надеяться на лучшее, хотя фортуна все время поворачивается задом. Впрочем, кто знает, может быть, я требую от неё слишком много, ведь уже однажды она повернулась ко мне передом в 1974 году, когда смог выбраться из Батуми, где мне было очень тошно и беспросветно. Настроение портится от того, что не получается как нужно. Муторно ходит по начальникам, и просить денег на издание книги. Не тот у меня характер.

Тем временем, подошли остальные члены, пожали мне руку и принялись обсуждать желание мэрии, иметь гимн города, мол, любители не смогли справиться с этой задачей, одна надежда на профессионалов, каковыми мы и являемся. Через сорок минут поэты куда-то исчезли, но я успел отдать Смирнову дискету с повестью. Он уважительно относится ко мне. Артикулова начала возмущаться:

— Почему мы должны ждать? Сказали бы, мы собрали денег на булочки, сидим тут голодные.

Чтобы как-то заняться, осмотрел выставку книг авторов, книгу Присяжнюка пролистал: рассказы и стихи, выпушенные в Димитровграде, где, говорят, дешевле издаться. На доске объявлений увидел листок: мол, чтобы дисциплинировать членов, решили собирать членские взносы. Спросил:

— Кому отдать деньги?
— Лене Каревой, она скоро должна прийти.

Написал заявление о приеме, но, оказалось, что нужен вступительный взнос 150 рублей. 20 рублей за удостоверение и 20 рублей взносы. Столько денег с собой не было.

Коротко поговорил с Сашей Фанфорой, который сейчас живет в комплексном общежитии № 3, работает инженером по технике безопасности. Насколько я помню, он жил у тещи, видимо, не ужился.

Алексеев все такой же пацан, с презрительно оттопыренной губой, такой же охальник. Любовь Бессонова читает газеты, приходит сюда, чтобы занять, убить время. Здесь с нею считаются, а дома она никому не нужна.

12 сентября забрал рукопись "Чёрное море, чёрный пароход" у Присяжнюка.
Он сказал:

— Читается легко, с интересом, но о напечатании речь не идет, большой объем, не для газеты. И потом, я не понял, для чего все это написано? Цель автора? Почему я должен читать эту повесть?! — возмутился он.

Я промолчал, что эти же слова можно сказать и про все его рассказы. Перевел разговор на другое, попросил совета, как связаться с Пахутой и Исаковым?

— Сейчас время неблагоприятное, у завода нет денег, — но номера телефонов записал.

Странно, как понять, что у завода нет денег? Автомобилей выпускаем рекордное количество, все они раскупаются. Нет денег, видимо, потому, что вчера по телевизору показали приезд в Самару Колесниченко, зам прокурора, который грозился выяснить, как пропало свыше двух тысяч авто с завода, и остальные грязные делишки. Вот и собирают деньги, чтобы заткнуть ему рот, и он замолчал, не грозился попусту.

С начала сентября завод начал работать на час больше, точнее, третья линия, где выпускают десятку, которая дает в два раза больше прибыли, чем остальные авто. Независимый профсоюз призывает бойкотировать увеличение рабочего дня.

По телевизору авиакатастрофы, чуть ли не каждый день, да плюс дорожные и прочие убийства! Как только населения хватает на Руси?

23 сентября. Вышел из квартиры, закрыл дверь на ключ, и повернулся уходить, как в глаза ослепительно что-то блеснуло, словно фотовспышка.

Удивленно посмотрел наверх, где уже который год висела дохлая люминесцентная лампа. Неужели она? Странно. Почему вдруг, когда я выходил? Напротив лифта тускло горела лампа накаливания; она никак не могла дать такой яркий свет, даже на сотую долю секунды.

Если бы я был мистиком, то смог бы напридумать разной всячины, кто-то, домовой подал сигнал о чем-то. Или еще, какая-нибудь чертовщина. И пригрезиться не могло. Меня как ударило этой мгновенной вспышкой, раза в три короче фото-вспышки по продолжительности. Ушел на работу так и не найдя объяснения.

На следующий день, работая во вторую смену, только начав, вдруг повернул голову, и снова в глаза ударила быстрая вспышка, но на этот раз я успел заметить, откуда она появилась: от среза моих очков свет от люминесцентных ламп преломился и ударил в глаза. Как просто. Любому явлению можно найти объяснение, не привлекая мистику и чертовщину.

Утром посетил УЗИ, потом зашел к Гене, который спал после дежурства. Пожаловался на Алексея, который стал ежедневно приходить пьяным и потом издевается над родителями, все свои деньги тратит на выпивку. Да еще Нина дает, питается с родителями, на всем готовом, приводит бл**ей. Сына в 12 часов ночи собирается выводить гулять, так как сам пьян, и не соображает, что ребенку нужно спать.

И разменивать квартиру Нина не хочет, потому что тогда Алексей совсем пропадет. Этакая жертвенническая натура, готова страдать, терпеть все издевательства над собой и мужем. Лишь бы сыну было хорошо, а ему того и надо, он еще больше садится на голову, которую позорно подставляют.

Не мой характер. Он их в могилу раньше времени загонит. Гена расстроен, но ничего не может поделать против жены, которая настроена так, ей наплевать на мужа.

Вчера пошел в ДКиТ, где проходила презентация десяти книг тольяттинских авторов в двести экземпляров в 93 страниц.

Кишкурно подошла, поинтересовалась моими делами, сказала, что отдала дискету с моей повестью в "Духовное наследие",  они печатают хорошие книги, надо бы с ними лично поговорить, но сначала созвониться, после встречи она даст телефон, но закончила сентенцией, что мне самому надо пробивать свою книгу.

Коротко поговорил с Тамарой Владимировной Киршиной, зам. директора муниципалитета, которая сказала, что от нее ничего не зависит. Да я и не надеялся, просто, попытался покачать лежачий камень.

От продолжительного сидения в замкнутом пространстве усилилось давление, ухудшилось самочувствие, да еще присутствие на чужом пиру.

Четыре юные девушки по 16 лет спели три песни Окуджавы и Митяева. Во время исполнения, Елена Карева переговаривалась с Володей Мисюком, сидя на первом ряду перед поющими, которым, наверняка, было неприятно, что к их исполнению относятся потребительски и наплевательски. Это говорит о тонкости поэтических натур.

Заканчивая вечер, Кишкурно говорила обязательные красивые слова штампованными фразами. В это время Люба Бессонова громко с кем-то разговаривала. Выступающей было неприятно, тем более подруга, и так относится. И она, как бы не подозревая плохого отношения к себе, спросила:

— Люба, ты хочешь что-то сказать? — мол, раз ты так громко говоришь, то, значит, тебе есть что-то сказать.

— А что, надо сказать? О чем? Скажи и я выступлю. Надо, так надо. Мне, все равно, о чем говорить.

Люба вышла и обняла Кишкурно, и принялась тараторить:

— Как хорошо, что мы все собрались, я очень рада всех видеть.

И все в таком духе. Я понял, что она уже где-то приняла на грудь, и в хорошем, благостном настроении, когда всё вокруг прекрасно, и все люди хорошие.

Выходя на улицу, попался ей навстречу, она протянула руку и с чувством пожала.
Да, в их коллектив я не смогу вписаться, потому что не могу с ними выпить и стать своим.

Неожиданно теплая погода +21. Может быть, продержится тепло недельку, чтобы наш виноград созрел, и мы смогли сделать вино, которое всем нравится, приятно пьется и даже чуть пьянит, потому что не выдерживается срок брожения из-за моего неумения, незнания, как делать вино.

Вчера Влада переехала на новую квартиру на пятый этаж на Приморской. Наняли четырех грузчиков за полторы тысячи, но и внучкам досталось носить, так как лифт был занят, и они бегали по лестнице. На  всю жизнь запомнят свой переезд и свою первую личную комнату. В этом и убожество всей нашей жизни, что семья из четырех человек вынуждена была свыше десяти лет прожить в одной комнате. Кто виноват?

Власта уже упрекала меня, что я один живу в трехкомнатной квартире. У Влады хватило ума и хитрости не говорить это вслух, а только думать. Но родители Андрея, вообще, ни рубля не дали сыну, продали трехкомнатную, а деньги проели. Мы отдали им все деньги, которые получили от продажи акций — 80 тысяч рублей.

24 сентябрь. Над коляской наклонилась молодая мать и восхищенно говорит подруге:

— Как глазенками хлопает!

 А у меня сразу мысль: Что станешь говорить через 15-20 лет, когда из него вырастет подобие Алеши Хлебникова? Когда же я высказываю вслух подобные соображения. Вика восклицает:

— Какой же ты злой!

 А я поражался непониманию: это не злость, а горькое сожаление, констатация факта. Мне бы тоже хотелось, чтобы из этого чадо вырос порядочный человек. Но тогда откуда кругом столько мерзости?!

Утром, как обычно, сел у окна автобуса, чтобы не давили и не нависали над головой. Закрыл глаза, так как ночью почти не спал — днем выпил две таблетки аскофена, чтобы как-то облегчить состояние. Через три остановки рядом со мной сел мужчина, крепко вдавив меня плечом к окну. Так никто никогда не делает! Стараются сесть, чтобы не стеснить уже сидящего.

А этот, словно заранее возненавидел сидящего, возможно, на его любимом месте.
Я сидел молча, ощущая агрессивное давление, для которого нужно заметное напряжение. За пять минут до окончания поездки, почувствовал, что давление ослабло, то ли он устал давить, то ли мое плечо выдавил, и я уже сидел не прямо, а чуть наискосок.

На 7-ой вставке я поднялся, но он, дед моих лет, худой, со скорбными складками на губах, и не подумал освободить мне проход, смотря перед собой. Я уже готовился попросить его, как он нехотя, лениво отодвинул ноги в сторону, не приподнимаясь с сиденья. Возможно, он подсознательно, если не сознательно, старался спровоцировать меня на возмущение. И, как часто им удается! То и дело в автобусе слышатся обозленные перепалки.

Последний теплый день в этом году +21.

Уже на следующее утро +8, и я надел теплый пиджак и новую кепку из кожзаменителя, хорошую именно в такую погоду, днем на солнце голова в ней начинает потеть. Снова пошел после работы на Ленина.

На этот раз Борис Скотневский озабочен приглашением из Москвы известных писателей Василенко и Басинского к нам в гости: кто-то из меценатов дал пять тысяч рублей без всякого отчета, и надо собрать еще пять, чтобы пригласить двоих.

Три тысячи обоим на билет, и столько же каждому, на гонорар за часовое присутствие на собрание наших поэтов и совместную пьянку, и по две тысячи на проживание в гостинице и питание. Щедрые люди за чужой счет.

Через полтора часа начали собирать деньги на пиво-водку. Я поколебался: дать не дать? Пить не пить? Легче и дешевле будет сейчас уйти, не дожидаясь второго отделения. Отдал деньги на вступительный взнос Смирнову, так как Карева приходит поздно, ко второму отделению.

Как не приду А. Алексеев сидит у компьютера, что-то настукивает, видимо, свои стихи на дискете набирает. Заглянул на экран: куколки дергаются туда-сюда. Парню за 30, а он все в стрелялки играет, словно пятилетний малыш с соской во рту. И Андрей мечтает купить компьютер, чтобы всласть наиграться, как он сказал: в детстве не было такой игры.

А для меня компьютер должен приносить доход, иначе это пустая забава.   
Артикулова жалуется, что давно сидит без денег? Хочет, чтобы ее пожалели? Но поэты скорей, пропьют, чем выделят толику.

Мысленно оправдал Бессонову: почему бы ей не пить, в её положении даже здоровые спиваются. Хотел было предложить ей денег. Но услышал, что она сейчас уехала в Москву, желание меценатствовать пропало, да и какой из меня Меценат?

Бутылку пива не могу себе позволить, или яблок купить, что здоровее. Но, все жаль денег, не хватает на жизнь, и детям надо дать. На улице тепло, солнце греет, скоро подошел троллейбус и, не спеша, добрался до нового города, сойдя, почувствовал прохладу, и вспомнил, что забыл свою кепи на подоконнике. Огорчился. Придется покупать новую, лучше фуражку.

Вики дома нет, у Влады на ремонте, до этого работала у Власты. Да еще все работы по даче на ней. Устала. Жалуется. Я тоже, в ответ. Почему в старости человек обязательно должен болеть? Лучше, умирать здоровым. Кончился срок — иди в могилу без мучений.

Всю неделю идут дожди, и не можем пойти на дачу, собрать виноград.

продолжение следует: http://www.proza.ru/2015/07/08/804