Анисья

Женский калейдоскоп №19 (7) 12.05.1999 г.
Анисья
Валерий ТАРАСОВ:
 
Анисья Власовна, высохшая бабка с выступающими во рту, как у крысы, двумя обрубками резцов, непослушными руками поймала серую вилку от холодильника и долги целилась в розетку. Наконец, старый ящик с холодом затрясло.
Утром банки с козьим молоком разберут покупатели и заплатят за месяц. Если прибавить к пенсии, хватит купить на зиму комбикорм кабанчику и курам. Идея сделать деревенский стол полным снеди вынашивалась давно. Но Анисья не решила главного: зачем взваливает на плечи труд и лишние хлопоты — из-за вечной крестьянской жадности или из-за внука? Одной ей мало надо.
Проверить крышки? Нет, холод выйдет. Диск электросчетчика мечется, как угорелый, — расход!
Старуха потушила над головой слабую лампочку и отступила из кухоньки в зал, памятуя о коварном порожке.
Из-под подушки на лежаке топорщился клок седых волос родной кровичночки — внука. Босая ступня спящего задралась на спинку дивана, вторая, в навозном сапоге, свесилась на пол.
Женщина выключила за шнур мурлыку-телевизор (Анисья в молодости много шила, теперь глаза видели плохо), как обычно, поздно вспомнив о кнопке, и склонилась над пьяным внуком.
Разула непутевого. Сколько ж лет мужику, далеко за полсотни перевалило, а ума нет — пропил, нет семьи — бросил деточек, нет своего дома — не нажил... Обтерла обувку и поставила на печь сушиться.
Разобрала постель и легла. Пришли думы.
Как распорядиться, чем заманить, чтобы завтра ушел на работу? Чтобы на ферме продержался до обеденной чарки? Тогда неясная до конца, но хорошая задумка начнет сбываться.
Зарплата такая, что колхозному мужику на папиросный дым не хватает. Отбилась охота единолично отвечать за землю, поэтому пьют землеробы безбожно. Это на ее памяти так повелось. Умирает деревня и никак за век не умрет. Городских и образованных сюда не тянет, таких бесплатно работать не заставишь.
А куда Анисье от земли деться? Терпит... Может быть, отжалеть внуку на пачку сигарет, на вечер пообещать чарку? Догадается, что получила пенсию — душу вытрясет.
Решила — лучше терять в малом. Авось пронесет.
Сверчок из простенка напомнил о схороненной под половицей пенсии на покупку. Она прокралась и вытянула одну бумажку.
Шустрые парни из города по выходным торговали здесь, в глубинке, с кузова всякой всячиной: от съедобного городского хлебушка до вил без черенков. Жаль, власть навела порядок и запретила отпускать «челнокам» хлебушек с завода.
«Коробейники» с малой накруткой везли под заказ комбикорм по божеской цене, иголки старухам для шитья и штопанья с большим ушком, дешевый табак, крупную соль для засолки грибов и капусты по сезону...
Как шутят деревенские, здание сельмага давно ждет свидания с бульдозером: крыша сползла, стены грозят обвалиться, напоминают о дряхлости трещинами-морщинами. Клуб-пристройку незаметно разобрали по кирпичику после того, как ветром сорвало шифер.
Ой, худо, лихо на селе! Прежняя продавщица проворовалась и уволилась. Новая боится брать товар. На сносях молодуха. Ей нельзя заказывать — родит, разгружая ящики. Открещивается от недостач, ревизий, переоценок пустыми полками.
И кто из местных купит одеколон во флаконе или килограмм колбасы, ценой в месячную зарплату? Беда — хуже немцев!
Хотя ей от германцев в каком-то году вышла польза. Компенсация за плен. Марками.
Кровинушка внук пожалел ее ноженьки и повез получать гроши на молоковозе с фермы. Пожалел глазоньки: сам в сельсовете взялся пересчитывать пестрые бумажки. И сгинул с ними.
Домой добралась пешком. Наука. Парень явился через месяц. Трезвый.
С этими мыслями для Анисьи Власовны закончилась ночь.
...В полдень городской грузовичок, гудя, проехал по улице из конца в конец. Потом медленно вернулся обратно, всякий раз останавливаясь возле неторопливых стариков, успевших нарядиться, приготовить кошельки и пере считать «гроши», обдумывая в десятый раз покупки. Дошла очередь и до Анисьи.
Продавцы сняли мешки с комбикормом с весов и составили у калитки. Посчитали деньги. Хозяйка за это время распустила завязки и проверила товар. Хорош!
С фермы нынче перестали тянуть. Буренок кормить нечем. Да и далеко: старикам не унести. А внук, если украдет, -- пропьет с дружками.
В конце деревенской улицы показался милицейский «уазик». Завидев грузовичок, прибавил скорость. Анисья перекрестилась. Нервозность городских передалась и ей.
— У нас нет накладных на корм! Заводи мотор, — скомандовал старший по возрасту «челнок».
Водитель «уазика» среагировал на суету мощным рыком мотора, и автомобиль благополучно увяз в грязевой рытвине, которую местные испокон веков объезжали вброд по краю.
«Челноки» за минуту вывернули мешки с комбикормом в середину лужи возле калитки. Вместе с анисьиной покупкой вытряхнули и товар из кузова.
Старший сунул ей в руку пачку уже пересчитанных ассигнаций, взлетел на подножку и был таков.
...Давно сгинул и заблудившийся милицейский наряд...
Анисья продолжала стоять у лужи, которая впитывала и не могла разом проглотить сухую массу. Глаза полнились слезами. Она ни умом, ни сердцем не могла понять поступка. Не привыкла за жизнь. А было разное...
До темноты сновала с ведерком. Сначала носила сухой комбикорм, который не намок в луже, ссыпая в железную бочку, а потом в мешки из-под картошки. Сырую массу спасала на печи. Запалила зев нежарким огнем, чтобы неспешно вытянул влагу, перевел в пар: Месиво собрала в лукошки, чтобы через щели сошла муть и остался влажный ком для досушки на печи...
Дармового комбикорма оказалось в два, а то и в три раза больше, чем она мечтала купить себе в подарок к сотому дню рождения.
Возможно, Анисья была единственной долгожительницей на тысячу верст. Она и не ожидала, что ее поздравит кто-то чужой. Надеялась лишь на внука, которому нечаянно дала денег больше, чем рассчитывала. Родных де¬тей схоронила, пережила подруг...
Однажды по телевизору Анисья слышала как чужой президент кого-то поздравлял. Но это за океаном. За сказки о лучшей жизни Анисья и звала телевизор мурлыкой. В ее представлении родные начальники заблудились в делах и блудили. Зачем ей они и она им? Теперешняя Анисья и вовсе не нужна, если задуматься, никому.
Власьевна отпраздновала столетие молоком. Потом перебрала старые фотографии начала века до его середины. Последние десятилетия «щелкнуть» не предлагали.
Тихо плакала, вглядываясь в родные лица, ощущая себя прежней Анисьей, сильной женщиной и солью родной земли, которая всегда кому-то нужна и дорога.
Она уже знала свое сокровенное желание: приманить единственного праправнука из города. В нем найти защиту от крыс, которые почуяв зерновую добычу, этой зимой могли бы победить мечту старого человека…