Deja Vu

Я всего лишь точка, на бесконечном пути бытия. Моя жизнь – дорога между двух бетонных стен. Она такая длинная и такая серая, что я уже не помню, как начал по ней идти. Не знаю я и того, где она окончится. Свет просто померкнет и все исчезнет.
 
Дежа вю – мой личный синдром. Я с ним просыпаюсь каждое утро. Я с ним засыпаю. И никуда от этого не деться. Я пытался. Но даже эти попытки превратились в дежа вю. Меня преследует прошлое, которого я совсем не помню, и которое вертит мной, словно игрушечным корабликом на бесконечных океанских просторах.

Я не прекращаю попыток, но удержаться все труднее. Все меньше удается быть на поверхности и дышать. Все чаще на глубине и задерживать дыхание. Впереди что-то важное. Что-то такое, к чему я стремлюсь. Или к чему меня ведут. И поэтому я еще барахтаюсь. Не может все оказаться таким бесполезным. Родился – жил – умер. Может ли в жизни быть большее безразличие, чем бесцельное существование?
 
Моя жизнь – дорога, между двух бетонных стен. Бывают ответвления, перекрестки. Но все они ведут в темноту. А я уже не излучаю света, чтобы пройти по ним. Поэтому я иду вперед. Мое завтра – это копия вчера. Мое сегодня – это надежда на завтра. Слепая, еле тлеющая – но все же  надежда. Но я ловлю себя на мысли, что это бег по кругу…

     ***
Я шел по тротуару, сбиваясь с шага. Мысли путались, увлекаемые туманом в моей голове. Они бродили в его мутной пелене, показываясь лишь изредка. Но так ненадолго, что мне не хватало времени их осознать. Я что-то начинал понимать, и вдруг они опять скрывались в серых клубах, обрываясь и меркнув.
 
Как получилось так, что готовясь к этому разговору всю жизнь, я оказался к нему не готов?
Я шел к сыну. Я его не видел почти 15 лет. И сейчас у меня была лишь одна цель. Увидеть его. Увидеть, кем он стал. Узнать, как прожил все эти годы. Заглянуть в его глаза. Попытаться отыскать хоть искру прощения.
 
Да. Именно за этим я шел. В попытке обрести прощение. Или хотя бы надежду на нее.
Я плохой человек. Жил для себя, не думая о людях вокруг. Делал близким больно. Делал чужим людям больно. Все, кто оказывался со мной – корчились от боли. Я как то умудрялся заставлять их страдать, даже не прикасаясь к ним. Мне было плевать на их мучения. Не обращать внимания на душевные порывы – было моим девизом и жизненным кредо. Я свято верил в материальный мир. Окружил им себя. Выстроил огромную стену, в надежде сохранить свои богатства. Опасался воров. Опасаясь людей и их алчности. Подозревал. Не доверял. Не подпускал.

Заигрался.

Когда забеременела моя супруга – меня словно окатили ледяной водой. Я безумно не хотел этого ребенка. Меня сжигала мысль, что теперь все закрутиться вокруг него, а не вокруг меня. Да и какой я отец? У меня слишком большие планы, чтобы ставить их под угрозу. Наверное, это была какая-то патология. Я изменился. В плохую сторону. Я и до этого не был ангелом, а тут совсем перестал себя узнавать. И чем злее я становился, тем хотелось быть еще хуже.

В тот вечер, когда я узнал, что буду отцом, я просто ушел спать. Я видел слезы в глазах супруги. Думаю, она рассчитывала на другую реакцию с моей стороны. Наверное, она верила больше в мою человечность, чем я сам. Ожидала, что сердце как то смягчится и я, наконец-то, обрету свое счастье в жизни. Не вышло. Я ушел спать, решив оставить эту проблему на завтра. Именно проблему. Я этот вопрос рассматривал как очередную проблему. А проблемы я решать умел. Настоящий специалист в этом.

О ребенке я вспомнил только к вечеру. И тут же в моем воображении предстала моя супруга с огромным животом. Кошмар. От одной этой мысли меня бросило в дрожь. Своей женой я гордился. По меркам женской красоты, она бы дала фору любой гламурной красавице. Я встречал их на заплесневелых тусовках в ночных клубах. Зрелище не для слабонервных.
Я и стал к ним относиться как к животным. Или как к мебели. Ведь они и были мебелью. Никак не могли взять в толк, что мебель стареет. А когда она стареет, ее меняют на новую.
Но это было потом. А сейчас у меня перед глазами стоял, обезображенный огромным животом, силуэт моей супруги, и этого я допустить не мог.

Я пришел домой и швырнул на стол деньги.

- Избавишься от ребенка, - бросил я и пошел в душ. Тема для меня была закрыта. И тем неожиданнее прозвучал ее ответ. Особенно если учесть, что за несколько лет она никогда мне не перечила. Ни разу.

Взявшись за ручку двери в ванную, я уже собирался открыть дверь, когда услышал ее ответ. Короткий, лаконичный, для нее нереальный, а для меня неожиданный.

- Нет, - сказала она.
 
Но это было какое-то особенное «НЕТ». Это было такое «НЕТ», против которого не поможет никакое «ДА». Я сразу понял, что ее не остановить. Я видел тысячи людей. Слышал их голоса, фразы и интонации. Я умею оценивать многое по мелочам. И тут было все предельно ясно. На это «НЕТ» нельзя было ничем подействовать. Оно было фанатичным, абсолютно законченным, ясным, точным. И еще бог знает каким, но только НЕ Нерешительным.
 
Я словно уперся в бетонную стену. Тогда в первый раз. Просто почувствовал перед своим лицом холодную, чуть влажную бетонную стену. Пахнуло цементом, песком и серой бесконечностью.
 
Оглядываясь назад, я понимаю – точка «НЕвозврата» была именно там. В тот вечер, на той кухне. Тогда я свернул не туда. Тогда я повернулся к свету спиной, и со всем своим безумием бросился в темноту.

- Что ты сказала? – я, словно не поверил своим ушам, обернулся к ней.

- НЕТ, - повторно донеслось до меня.
 
И ведь надо же такому случиться – я уже тогда знал, что НИЧЕГО на свете не изменит ее решение. Но демон внутри меня не мог с этим смириться. Либо по моему, либо никак.
Я подошел к ней и со всей силы ударил ей по щеке. Ее голова дернулась, ударилась со стуком о стену, а мне показалось, будто я сорвался в пропасть. По сути, так оно и было. Я просто одним взмахом избавился от всего того, что меня любит. Убил свою Любовь. Быстро и эффективно.

Она посмотрела на меня. Слезы, выступившие у нее на глазах, были свидетелями того, что все в этой жизни для меня кончено.
 
Никогда я этого не забуду. Никогда не пойму, почему так поступил. Словно это был не я. Словно кто-то дергал меня за ниточки. Гадкое ощущение. Пакостное.
 
Но тогда я и не подозревал, что меня ждет. Я был абсолютно уверен в своей правоте. Моя длинная дорога, меж бетонных стен, только началась.

- Если завтра не сделаешь аборт, можешь проваливать на все четыре стороны, - только я и сказал, и ушел в душ.

На следующий день, вечером, я не обнаружил дома ни своей супруги, ни ее вещей. Я вошел в пустую квартиру, и сразу понял, что больше никогда ее здесь не увижу.

На столике, в гостиной лежала записка, и ее обручальное кольцо.

«Я знаю, что не смогу тебя переубедить. Не встречала в своей жизни более упрямого человека. Но я не могу поступить иначе. Я это чувствую. Я хочу этого ребенка. Я разрываюсь. Но я выбираю его. Прости и прощай. Я тебя люблю».

Я перечитывал уже двадцатый раз эти строки, когда поймал себя на мысли, что не понимаю о чем они. Всего несколько строк. Но каков приговор…
 
Тогда я решил, что так даже лучше и напился до чертиков. Мои псевдо друзья утешали. Хотя я их утешения видел в гробу. Нельзя уверять человека в том, в чем сам не уверен. Я чувствовал их ложь. Смотрел на них с ненавистью, а в следующую секунду хохотал, вспоминая себя на их месте. Мы все такие. Радость – общая, горе – личное. Люди в масках на каждый случай. Трагизм, радость, сострадание, лесть, угодливость, стыд – наденем любую. По ситуации.

Утром я обнаружил у себя в кровати чужую, голую девицу. Сердце кольнуло. Хотелось увидеть там свою супругу. Пусть даже беременную.

С тех пор запах сырости и бетона стал меня преследовать. Во всех сладких ароматах мира я безошибочно угадывал его тошнотворную примесь.
 
Моя жизнь им просто провоняла. Им пахла череда бесстыжих девиц, которых я видел с утра рядом с собой. Им пахла моя работа, приносящая деньги, но не удовлетворение от ее процесса. Им просто воняли мои друзья, потому что для них я пах так же. Рестораны, спортзалы, курорты, самолеты, автомобили, гостиницы. Все несло в себе запах пыли и влажного бетона.

И сон, в котором я бреду по дороге, меж двух бесконечных бетонных стен, под хмурыми, серыми тучами, стал моей реальностью.

Меня закрутила суета бесполезного существования. Я был все время чем-то занят, но даже не мог вспомнить – чем. Не было и секунды, проведенной наедине с самим собой, чтобы я хоть как-то смог передохнуть, вздохнуть и оглянуться. Это было безумие. Существование без осознания себя. Потребности нужно было удовлетворять. Но кто внушал мне эти потребности, ради которых я потерял сам себя? Потерял истинную любовь, в замен на неприкрытую лесть. Потерял доверие тех, кто мне был дорог, а получил кипу контрактов с резолюцией юриста «копия верна».

Копия верна. Копия – всегда копия. Вроде то же самое, но миллион отличий, которые не видны глазу, говорят о лжи.  Копия. Вот кем я был.

Наверное, лишь однажды, за эти пятнадцать лет я почувствовал, что я жив. Хотя нет, дважды.

     ***

В первый раз это случилось года через три, после нашего расставания с супругой.
 
Я помню, как сидел на кровати. Зверски болела голова. Эти ежедневные, вечерние попойки вошли у меня в норму. Только так я мог избавиться от запаха разложения и бетона в своей жизни. Я заканчивал работу и ехал в какой-нибудь кабак. Каждый день в разный. Потом, когда заканчивались все, которые я знал, все начиналось по новой.
 
Вчерашний вечер был не исключением. На кровати, там где когда-то спала та, которая меня любила, валялась голая, абсолютно мне неизвестная тетка, похабно раздвинув ноги и раскинув руки. Поза дохлой морской звезды.

В моей голове галдел миллион чертей. Я сжимал ее ругами, боясь, что она расколется на части, убери я руки. В общем, все было как обычно. Другого утра я уже и не помнил.
И тут в дверь позвонили. Все мои нервы, особенно те, которые были в больной голове, взвыли благим матом, доводя меня до истерики. Ничего не соображая, я пошел открывать.
Только открыв дверь, я обнаружил, что на мне ничего нет. Дошел до ручки.

На пороге стояла моя бывшая супруга. Это она обставляла эту чертову квартиру и создавала в ней уют, которым, с момента ее ухода, уже и не пахнет.

- Можно войти? - только и спросила она, не обращая внимания на мой вид.

Я только хмыкнул и посторонился, давая ей войти. Она сразу, не разуваясь, прошла в кухню. Я пошел следом, завернув по дороге в ванную. Нацепил халат. Она уже сидела на стуле и курила. Вокруг был очевидный хаос одинокого мужчины. Куча грязной посуды, какие-то объедки, слой пыли и гора пустых бутылок.

- Чем обязан, - грубо спросил я. Надо же было как-то ее отвлечь от мыслей о моем грустном опускании на дно. Как будто я еще был наверху.

- Мне нужны деньги, - тихо сказала она.

И только тут я заметил, что она ничего не видит вокруг. Ничего, что ее окружало. Она была по-прежнему прекрасна, но что-то в ней изменилось. Наверное, в ней только увеличилось то, что уменьшилось во мне. Человечность, доброта, самопожертвование, забота, участие. Между нами была пропасть. Причем я, смотрел на нее снизу вверх. Она стала для меня недосягаемой. Как звезда в ночном небе. Такая прекрасная, но такая далекая.

- Игорю нужна операция, -  отрешенным голосом произнесла она.

- Игорь, это…? – ответ я и так знал, но..

- Это мой сын, - она перевела взгляд на меня, - и … твой.

Какая-то жилка, рядом с моим сердцем, вдруг так заболела. Да так, что я даже не мог вздохнуть. Комок в горле не давал мне сказать ни слова. И туман в глазах говорил о близких слезах…

Да что же это…

Я так этого всего хотел. Ощущать их, быть рядом. Быть для них опорой и защитой…
Она не почувствовала во мне этого. Все верно, я ведь сам все убил в ней.

- Я все продала. Везде назанималась. Родители тоже отдали все, что было. Мне больше не к кому пойти. Я и к тебе не решалась пойти несколько дней. Но… Терпеть больше нельзя…

И она расплакалась…

Господи…

Я застыл, как бронзовая статуя. Скорее бетонная. Ее слезы капали на грязный стол. На пол, который давным-давно не мыли. А я готов был их собирать. Все слезинки до единой.

На какой-то миг тучи надо мной разошлись. Словно что-то теплое, нежное коснулось меня. Я был нужен. Искренне нужен.
 
Даже учитывая весь трагизм положения, я оставался эгоистом. Но как я мог не думать о себе, если живу в этом теле.
 
Я положил свою руку поверх ее. Она вздрогнула, но руки не убрала.

Наверное, в тот момент раскрылись двери в рай. Последний шанс для меня и для моей гнусной, заблудшей души. Я уже набрал воздуха, чтобы сказать что-то важное…

Но... Вот ведь ирония. Не могут двери в рай стоять долго открытыми. А возможно ангелы, при хорошем свете, лучше меня рассмотрели… Но… Двери закрылись. С треском.
 
А из спальни раздался скрипучий голос той голой тетки, которую я утром обнаружил в своей кровати.

- А где мои трусы, птенчик, ты не видел?
 
Супруга вздрогнула еще сильнее и убрала руку. Все было для меня кончено. Такой миг. Секундное счастье. Теперь для меня недосягаемое.

Голое создание, потерявшее свои трусы и мое мимолетное счастье, показалось из коридора и застыло передо мной, в чем мать родила.

- А ты кто? - нагло спросило оно, глядя на мою супругу.

Я видел, как побелели ее губы, и мгновенно высохли слезы. Когда ожидаешь от жизни любых подвохов, в конце концов, начинаешь спокойно переносить ее удары исподтишка.
 
- Пошла вон отсюда, - рявкнул я на свою неизвестную подругу, и для надежности самолично вытолкал ее подальше от кухни.
 
Я хранил дома деньги. Не знаю зачем, но так мне казалось правильно. Понадобилось несколько секунд, чтобы открыть сейф. Я все из него выгреб и пошел на кухню. Положил перед супругой пачки раскрашенной бумаги, способных вершить человеческие судьбы и молча сел на стул напротив.

Она дрожала. Не от холода, само собой. Ее трясло от меня. Я вдруг представил, чего ей стоило решиться на визит ко мне.
 
И знаете, если видите перед собой что-то бесконечно прекрасное, и при этом осознаете, что вам до него никогда не добраться, начинаете это ненавидеть. По крайней мере я говорю о себе. В глазах своей супруги я был ничтожеством.
 
Я не спорю, я им и был. Но ничтожеством с деньгами. И вот она, вся такая божественная, сидит напротив и шелестит купюрами, которые это ничтожество ей только что приперло.

Опять до меня донесся запах сырого бетона. Мною опять управляли. Дергали за ниточки, и я, словно неразумная кукла, выполнял все, что от меня требовали.

- Хватит? – зло спросил я.

Супруга, видимо, ощутила перемены во мне. Коротко взглянула мне в глаза.
 
И господи…

На секунду я увидел этот рай. Всего на секунду. У нее в глазах я увидел нас. Вместе. Гуляющих по парку.  Мы шли рядом. Я держал за руку нашего сына, а супруга держала меня под руку. Желтые осенние листья, как золотая роспись, разукрасили все вокруг. Голубое небо, с легкими перышками облаков. Осенний ветерок играл в волосах супруги. Богиня. Ангел. Все вместе.
 
Она отвернулась и все исчезло. Оставив меня в замешательстве. Я это уже видел. Когда то давно, когда только встретил ее. Дежа-вю. Все уже было. Или должно было быть. В какой-то из реальностей…

Она не взяла всех денег. Отсчитала, сколько было нужно, и подвинула оставшиеся ко мне. Осталось больше половины.

- Возьми все, - сказал я.

Она грустно улыбнулась.

-Нет, - сказала она со знакомыми мне интонациями, пришпилив меня своим ответом к стулу.
Молча встала и ушла. Я слышал, как хлопнула входная дверь, слышал, как она спускалась вниз на лифте, и слышал, как на улице цокали ее каблучки. Так от вас уходит мечта. Красивая, легкая, но уже не твоя.

Пришла моя голая подруга. Стала готовить кофе, по прежнему оставаясь в чем мать родила. Я смотрел на ее голый зад и думал сколько у него общего с моей жизнью.
 
     ***

Второй раз я понял, что все-таки живой меньше полугода назад. На ее похоронах…

Наверное, именно там, на кладбище, я ощутил, что незримая нить, связывающая меня с ней, оборвалась навсегда.
 
Ни когда разводились, и я орал на судью что не имею никакого дохода, и этой женщине, с новорожденным малышом на руках, мне предложить нечего. Мне присудили смешные алименты, чему я тогда был очень доволен. Я в день на спиртное тратил раз в пять больше, чем должен был ей платить в месяц. Она покорно выслушала и ушла. Даже не взглянула на меня, проходя мимо. Плакал младенец. Его надо было кормить, и она спешила домой. С сыном на руках. С моим сыном…

Эта ниточка оборвалась только сейчас. Я стоял в сторонке. Было много людей. Все в черном. Моя повседневная одежда. Я даже не замечал этого. Обратил внимание только сейчас, что я уже давно в трауре.

Странно. Но я взглядом искал ее. Среди стоявших, под дождем, людей. Искал, и никак не мог заставить себя перевести взгляд на гроб. Туда, где она сейчас находилась. Знали бы вы насколько это несочетаемые вещи… Она и гроб. Если бы вы только знали…

Я так и не посмотрел туда. Не увидел ее бледных щек, золотистых волос.
 
Гроб закрыли. Спустили. Люди проходили мимо, кидая вниз горсть земли, а мне казалось, что закапывали меня. И с каждой горстью становилось все труднее дышать…

Все разошлись.
 
Остался только я и ее муж. Другой. Тот, который был рядом до самого ее конца. Мы молча пошли по дороге с кладбища. Молча зашли в какое-то тихое кафе неподалеку. Молча заказали бутылку водки, картошку и селедку с хлебом. Выпили не чокаясь. Поставили и ей рюмочку.
Официантка все косилась на нас. А нам было хорошо молча. Редкий случай, когда горем можно поделиться и разделить его поровну.

Водка кончилась, а мы не произнесли и слова друг другу. Понимали без слов. Редкий случай.
Расплатились и вышли. На улице шел дождь. Опускался вечерний мрак, такой яркий и живой, по сравнению с той темнотой, что навсегда поселилась в наших сердцах.
 
Он молча вытащил из кармана конверт и протянул его мне. Я взглянул – ее почерк. На глазах навернулись слезы. И у меня и у него.

- Мне она оставила такой же, - произнес он, пожал мне руку и ушел, не обращая никакого внимания на дождь.

Этот конверт – мое единственное сокровище. Бесценное. Самое дорогое, что только может быть у человека. Смешно сказать – стоит он всего пять рублей. Цена написана крупными буквами. Но ради него я отдам все, что имею. Все до копейки. Но он будет со мной…


     «Здравствуй, любимый!

Так много времени прошло, столько всего случилось. Я бы многое хотела поменять, что-то бы совсем убрала, что-то бы переделала, но одно оставила бы нетронутым – нашу встречу с тобой. Я и сейчас ее вспоминаю каждый день. Я счастлива в эти минуты. Прошлое, сквозь года, приходит ко мне. Такое теплое, нежное.
 
Я научилась жить после нашего расставания. Я ведь мать. Я очень тебе благодарна за ту помощь. Игорек очень похож на тебя. Спрашивает о тебе. Ему я тоже оставлю письмо.
Никогда не знаешь, что тебя ждет впереди. Меня уже ничего хорошего не ждет. Наследственность. Прости, что заставила тебя грустить. Мне этого очень не хотелось.
У меня просьба, любимый. Не оставляй Игорька одного. Он, хоть, и смышленый, но слишком горячий. Весь в тебя. У него хорошие отношения с отчимом. Но отчим не отец, хоть и любит его как сына. Я тоже была счастлива с ним. Он хороший человек. Правда, я ему сказала, что настоящая любовь бывает лишь раз в жизни, и свой шанс я уже использовала. Он меня понял. Понял и Игорька, поймет и тебя, раз ты читаешь это письмо.

Я тебя люблю. Всегда любила. И всегда буду любить, где бы не оказалась. Прощай, мой свет. Прощай и прости за все…

Твоя Л.

P.S. А фигурка у меня все равно лучше, чем у той мамзель, что я тогда встретила у тебя…».

     ***

Я сидел на кровати и скулил, как побитый пес. Никогда еще мне не было так себя жалко. Потратить всю жизнь на бесполезное шатание по свету, при этом всего несколько месяцев прожив по человечески, оставив после себя лишь натоптанные следы и запах горечи.

Конечно, я и мизинца ее не стоил. Или НЕЧТО во мне так считало.
 
Но ведь это НЕЧТО ошибалось. Ведь она нашла что-то во мне, раз думала в последние минуты. Значит я другой. Не такой, как сам себе казался все эти годы. Есть во мне и хорошее. Надо это просто откопать. И лопата нужна побольше.

Это НЕЧТО зашевелилось. Заревело и зарычало.
 
На секунду мне стало страшно. Но всего лишь на секунду. Я уже был победителем, решив все для себя раз и навсегда. И меня уже ничем не испугать. Хватит бояться и прятаться от себя.

Весь прошлый хлам полетел в помойку. Бутылки, части дамских туалетов, похабное чтиво и видео, мобильный телефон, с миллионом ненужных телефонов, компьютер, со всеми «одноклассниками» и «одногрупниками».

Пахнуло запахом бетона. Я в страхе оглянулся, но это всего лишь ветер распахнул окно настежь. Сырой и свежий осенний воздух ворвался в комнату, неся с собой запахи улицы. Эти запахи были снаружи, а не внутри меня.

НЕЧТО прощально рявкнуло и ушло. Поздно, для многого, но ушло. НАВСЕГДА.

В конверте, помимо письма, был еще листок с адресом. Адресом моего сына.

В конце тоннеля блеснул свет. Я увидел, как вдалеке бетонные стены обрывались, и дорога вырывалась на простор. Моя дорога.
 
Я подошел и остановился. Бетон искрошился, потемнел, но он еще силен. Еще не одна тысяча узников будет искать выход в его лабиринте.
 
Я улыбнулся и взглянул в небо, сквозь расходящиеся тучи. Дорога извивалась между холмов, с нежно-зеленой травой, чудесные цветы, пение птиц и трели кузнечиков. Все это наполняло меня. Меня, такого привыкшего к холодному забвению бетонных стен и низких туч.
 
Моя любовь передала мне свой дар. Видеть этот мир, как видела его она.
 
     ***

И вот я на дороге снова. Но уже на совсем другой дороге. Весна. Мелодия запахов. И ни каких намеков на запах сырого бетона.

Как получилось так, что готовясь к этому разговору всю жизнь, я оказался к нему не готов?

А очень просто. Я другой. Старые нормы и правила не подходят мне. Приходится все осваивать заново. И, слава богу, что мой сын меня не видел тем, кем я был. Мы узнаем друг друга. У него чудесная мама. Она передала ему частичку себя, как передала ее мне. А в нем частичка меня.

Я думаю, все будет хорошо у нас.
 
И вперед. Не теряя ни секунды. Я, с тортом в одной руке, а в другой сжимая листок с адресом сына, чешу по этой жизни, по этой улице, навстречу своей судьбе, которая все-таки дала мне шанс остаться человеком.

На этот раз я его не упущу. Будет много грусти и печали. Нас с сыном эта грусть и связывает. Но ОНА была бы счастлива, увидев нас вместе.
 
А ОНА и увидит. Я в этом уверен. Я улыбаюсь, когда так думаю. Я ее люблю. И раньше, и сейчас, и всегда, чтобы не случилось со мной.

Прости меня, любимая. Как смогу, я все исправлю. Но многое уже мне не под силу. Я знаю, ты сидишь на облаке, и смотришь на нас вниз. Мы для тебя такие маленькие, а нам тебя совсем не видно, из-за бликов солнца. Но мне иногда кажется, что я вижу тебя. Ты такая красивая. Ветер развивает твои золотые волосы, солнце вместе с голубым небом поселилось в твоих глазах, и ты вся такая неземная, такая легкая и прекрасная, смотришь на нас, и я чувствую твою любовь. И в сердце тепло. И в душе спокойствие. Все будет хорошо, любимая…

Я вижу сон. Мы втроем идем по парку. Ты держишь меня под руку, а я держу за руку нашего сына. И все вокруг в золотом убранстве опавших листьев. Ты смотришь на меня и улыбаешься. Я улыбаюсь в ответ. Целую тебя в кончик носа. Такого прохладного. И сын подставляет свой. Целую и его. Он подставляет свой носик и тебе. И ты его целуешь…

Это мой сон.
 
Он всегда со мной. Как и конверт с письмом, оставленный тобой. Как и наш сын. Я его нашел. Я его люблю. Он любит тебя. И я очень люблю тебя…

               
                Сочи. 16 декабря 2010 г.