Добрый вечер

         Ночь на юге удивительна. Едва ослабнет жар, а уже темно. Ни
отсвета, только звезды яркие, как гирлянды какие, висят низко, только луна
фонарём, но не светло при ней. Выйдешь на порог, а свет - рассеивается.
Два шага - и тьма. И кузнечики тут-там во тьме поют, стрекочут. Речь в
такую ночь далеко разносится. И, кажется, все спят... А на часах - всего
ничего, часов девять. В окошко бьются бабочки и мошки разные. Собачка
в тишину рычит, таращится. И улицей, нет-нет, промчится шаря фарами
авто с ужасным гр-р-рохотом, словно бы бежит от темноты.
         Весь день жгло солнце, за делами так умаешься, что, кажется,
стемнеет - сразу и уснешь. А солнце село - где там, какой сон,  теперь бы
дела прошлые! Устроишься в темноте, за домом. Ветки свисают к скамейке.
Здесь вот персик, там дальше - груши. А спелая груша желтеет, светится...
         Мальчишки - не собрать, рассыпались, шныряют во тьме этой. Где-то,
уж не видно ничего, в футбол играют. Те, что у калиток, не наговориться,
без конца прощаются. "Ну ещё чуть-чуть! Ну, мама..." - канючат,
упрашивают. А самые сорви-головы, зови - не зови, шушукаются,
секретничают, не на виду, в уголках тайных...
         Летом мальчишки дерутся мало. Замышляют разное... Фрукты спеют,
речка манит, клады мерещатся. Есть что обдумать... Вот ещё тут стояли, а
вот, глядишь, сорвались... Среди груш на ветвях сидят, хрумкают; по улице
бегут, виноград за пазухой; дрянь какую нашли, палкой тыкают, изучают. И,
конечно, хлопотно с ними, но без них - тьма со сверчком...

         "Се-рё-жа!" - кричит, в темноту всматривается мама. А Серёжа, совсем
маленький, увязался за старшим, за Федькой, и вот - ни слова в ответ. "Как
удержишь?! Трясётся, так хочет с братом. А брат его то лупцует, то крайним
выставляет! Но другим в обиду не дает... Серёжа под ноги лезет, кругом
хвостиком... Уж так брата любит! А Федька всё гонит его, секреты
разводит... Знаю я эти "секреты"... Вот опять мяч им проткнули... Ну, где
они?! Се-рё-жа!"

          На дальнем пустыре, у поваленного бурей дерева, трое мальчишек
разновозрастных. Очень серьёзны. Им хоть в ухо ори, не услышат, заняты.
Дело у них, самое "секретное"... Какое там "домой"!
         
          Сперва было скучно и хотелось конфет. Но вот Лёша "Копченый",
говорит: "Сейчас бы в бункер, в подземелье... Там совсем не жарко..."
Сказал и молчит, поглядывает, долговязый, искоса. Волосы черные,
смуглый. Нос "сгорел", облез. "Копченый"! Он самый старший - ему
двенадцать.
          Уж сколько наговорил всего, ясно враль, но ребята замерли. Виду не
показывают - глаза выдают, горят. Первым младший, Серёжа, сдался: "Ну
да, бункер... Какой ещё бункер?"
          "Ну такой бункер - ступеньки по кругу в землю уходят. Дверь - во, с
тебя, такая толстая. И там много этажей под землей. Всякие штуки с
лампочками. Карты с точками. И даже, кажется оружие разное..."
          "Ну ты врать..." - говорит Федя, брат Серёжин. Ухмыляется, а сам
- придвинулся ближе. "Кто тебя туда пустит?!" Федя большой, его не
обманешь - одиннадцать стукнуло.
          А "Копченый", только землю чертит веткою, будто говорить не о чем,
отвечает: "Кто врёт?! Заброшено всё... Может полезу ещё как-нибудь...
Неохота пока..."
          "Неохота пока..." - расстроился Серёжа. "А когда будет... охота?"
- пискнул он от волнения.
          "Тебе-то что? Ты туда и не доберешься, так далеко всё... разве
Федька тебя на себе повезёт..."
          "Повезёт?" - отозвался Федька, и завертелось дело.

          Уже стемнело, когда бросили обсуждать детали, сидели молча
мальчишки. Каждый представлял своё, но, конечно, и клад, и оружие, и
скелеты какие-то. Всё заброшено. Настоящая экспедиция!
          Кто его знает, почему так хочется счастья с "горкой", но все они
мечтали о "ничейных" бочках лимонада, мешках "ненужных" солдатиков,
и каких-то гигантских зарослях черешни. Предстоящее затмевало всё и
слов не оставалось. Скорей бы уже утро!

          На рассвете, Федя с Серёжей в своей комнате чутко следили за
каждым шорохом, и долго в квартире было тихо, только часы громко
тикали. Но вот затрещал будильник, и время замедлилось. Наконец дверь
хлопнула, замок щелкнул - мама ушла работать, и Серёжа с Федькой
кинулись одеваться. "Пора!"

          Около семи утра, на трассе, на выезде из города можно было
наблюдать странную троицу. Впереди, на ржавом, трескучем "Салюте"
очень смуглый мальчишка. Долговязый, лопоухий, уши на солнце светятся.
У него на багажнике сумка, и удочка кое-как к раме примотана.
          Следом, на "Орлёнке", едет взъерошенный, расхристанный парень.
Волосы серые, выгорели. Ростом поменьше первого, но потяжелей,
пожалуй, потому не обгоняет, едет вторым. У него авоська на руле, а в
авоське виден хлеб, половинка краюхи, и сверток какой-то.
           В хвосте, на "Бабочке", смешном велосипедике, педали крутит
быстро-быстро младший участник. Опухший со сна, похож на среднего,
но худенький. У него на руле висит ведёрко с лопаткой.
           Со стороны кажется, спешат ребята рыбачить, да вот только река в
другой стороне, и едут они как-то так, будто не уверены туда-ли собрались.
Но, как нитка за иголкой, следуют за старшим, а тот виляет. А чего решать?
Дорога прямая, кругом - поля.

           Слева от трассы пустыри и огородики. Кое-где трава совсем
высокая. Тут-там подсолнухи торчат, дозревают.  А почти на горизонте,
будка на колесах, с локатором.
           Справа от трассы поля большие. Здесь прошлой осенью мальчишки
"охотились", тарантулов ловили. Ох и не просто выловить пауков этих, а не
все допускались к охоте. Теперь здесь арбузы, и сторож на телеге. Ну и не
очень-то хотелось - рано еще, не поспели арбузы! Вдали, за редкими
деревьями, другой локатор, большой, непрерывно вращается.
Влево-вправо, следит за округой
           Солнце ещё не высоко, но уже такой гул над огородиками стоит!
Бабочки перепархивают, стрекозы стремительно курсируют, и кузнечики
разные скачут. Остаться здесь, но нет, всё дальше и дальше от города
отдаляются наши трое, заговорщики вчерашние.

           Дорога эта военная. Все знают: там дальше - воинские части. Уже
одно название, военная, заставляет Серёжу смотреть по сторонам. И кажется,
обязательно где вдоль патрон валяется, а она - дорога как дорога. А ещё
Серёже не по себе, что локатор давно уж доложил, мол едут тут трое,
патроны подбирают. Но встречные машины проезжают, пылят. И снова
тишина, и стрекозы яркие, с крылышками голубыми, через дорогу
перелетают. А то и осы, шмыгают - большие, неприя-ятно жужжат, близко...

            По жаре ехать не так легко, то-ли дело - в городе. Ни облачка.
Хочется пить, и ноги устали, но Серёжа молчит, не жалуется - "ещё
отправят обратно..."
            Фёдор пыхтит, на педали налегает, крутить надоело, но город уж
час как позади.
            "Копчёный" важно петляет - велосипед его дребезжит, как бы не
развалился. А спина у Лёши прямая - будто флаг везёт.
            Спешились на перекрестке. Влево-вправо дорога бетонная, плитами
выложена. "Теперь - направо!" А направо, впереди, вдоль дороги холмы
аккуратные. И не видно за холмами, но очень интересно. И - раз, два, три
- вертолеты над головой прошли, за холмы снизились. И снова ничего
такого не видно.
            Ох, как быстро свернули вправо, несутся мальчики, шеи тянут.
Спешат приблизиться. Над холмами, на штоке, сачок полосатый на ветру полощется,
и, кажется, между холмов мелькнули лопасти. А холмы за забором, забор из
проволоки с колючками. И ещё у ворот - башенка. В ней, наверное,
пулеметчик только и ждет, чтобы пальнуть в кого!

            Каждый мальчишка знает - заборов без дыры не бывает. А где дыра,
там - интересно. Пулемётчик в ту сторону не глядит, не целится. В той
стороне вообще ров большущий. И чего там только нет, в яме этой!
            Взобрались наконец на холм мальчишки - каждый с противогазом.
А Федька в шлеме лётчика! Уселись наверху, хлеб жуют. А у Лёши в фляге
отцовской вода особая, вкусная, "военная"!
            Вертолеты сверху - как на ладони. Солдаты в комбинезонах возятся
с мотором. Другие с тележки что-то в вертолёт загружают. Заметили
мальчишек, смеются, побросали своё. А один в фуражке, с красной
повязкой, как закричит. Серёжа ему машет - а "фуражке" не весело. Кричит
и кричит, и вдруг побежал к "гостям". Ну тут объяснений не надо...

            Отдышались  в траве, и дальше поехали мальчики. Уже пекло
вовсю, а всё ехали. Плиты дороги большие, ровные, в два ряда, и только
на стыках - чух-чух. Ещё час проехали - ничего такого, один тягач без колёс
на обочине - вместо окон щелочки. "Ракетный..." - поясняет Лёша, и ясно
что не какой-нибудь бензовоз. Нашли каску без подшлемника. Одел
Сережа её, едет, а в голове - гудит. Бросить жалко. Каска ведь! Спрятал
и пометил веточкой. "На обратном пути заберу..."

            А потом был шлагбаум. И действительно заброшенное место. "Вот,
- говорит "Копченый", - смотри..." На холмик показывает, а у холмика с боку
дверь. "И таких здесь много..."
            "А тот, со ступеньками и скелетами?..." - выпрашивает Серёжа.
            "Где-то здесь..." - отвечает Лёша, и ясно, что больше негде.
            А в этом холме были полки и плесень белая, и можно было втроем
забраться в него, закрыться и мерзнуть. Дверь - тяжеленная, с колёсиком.
Самый настоящий бункер! Но чего-то не хватало...

            Здесь, в этом месте, вокруг были окопы, и рвы побольше. Повсюду
полно стреляных гильз. Пилотка, гильзы покрупнее, от пулемета, - это
Лёшино. Феде достался настоящий патрон. Целый, с белой пулей! "Один
только..." А Серёже дали котелок солдатский. "Без крышки..." Серёжа
крутился, заглядывал везде, но сам ничего такого не нашел, набил
карманы гильзами автоматными и поплелся к броневику ржавому, что
стоял на пригорке. Залез в кабину, а там этих же гильз - завались...
Выбросил Серёжа свое добро на пол и чуть не заплакал. Но "чуть" - не
считается. Вот же оно, "солдатское поле"! И где-то здесь бункер главный.
А там уже всякого!...

            Парило, парило и вдруг дождь, крупный, с градом. Все забрались
в броневик этот, велосипеды бросили.  Градины по броне стучат звонко,
похолодало. Сыро и холодно. Прижались друг к другу мальчишки. Хлеб
едят, последнее дожевывают. Дождь усилился, пролился щедро и ещё
долго лил не крупно, но часто.
            Ребята даже задремали, проснулись - небо, синее-синее,
прояснилось, солнце жаркое к горизонту клонится. Пока было свежо, пели,
перекликались птицы. А там уже и мошки разные взлетели, ожили. И
степью так пахнуло, голова кругом!

            Вышли на свет мальчишки, а Серёжа "горит"! Лицо красное, взмок
и с ног валится. И что делать? Какие там бункеры!  Схватил Федя брата
и поволок к дороге. А Леша следом велосипед катит, трещит
подшипниками, не знает что делать. "Вперед езжай, вперед!..."

            Никто не хочет быть пойман, а тут Лёша велосипед бросил, на
встречу бежит, руками показывает. И из машины военной выпрыгнули к
нему офицер этот дежурный, "фуражка" с аэродрома и солдаты другие.
Они объезжали район, искали мальчишек и вот повезло повстречаться.
            Потом уже вызвали ещё машину, и погнал офицер "уазик" свой в
госпиталь. Лежит Серёжа на сиденье заднем, в китель укутан, в руке
патрон с белой пулей, и видна ему повязка эта красная "Дежурный..."
А то бредит, и кажется ему, что он в вертолёте израненный, и пить нельзя,
потому что ранен тяжело... А вокруг такая тьма, и "уазик" рыскает в ней, с
грохотом несётся к госпиталю.

            Вечером, как стемнеет, воздух кажется густым, осязаемым. Кузнечик
в цветнике устроится и, вперёд, оглашает окрестность. Слышно учат
кого-то, без злобы, за дело. А дальше тишина, стрекот... Сядешь за домом,
а от стены соседнего дома огонёк тебе отвечает, вспыхивает папироска:
"Добрый вечер..." И правда, вечер, добрый, как большое ласковое
животное, убаюкивает всё и вся...