Парашют и майские жуки

               


   Как только прозвучит команда, я не прыгну, я лягу на упругие струи воздуха и полечу над своим городком, над всей землей. И пусть это будут короткие мгновения до раскрытия парашюта, но я успею испытать чувства, приходящие ко мне во сне. Когда я, разбросав в стороны руки,  легко парю над крышами, деревьями и удивленно глядящими на меня, задрав вверх головы друзьями. Именно удивленно и именно задрав вверх. Мы ведь все желаем, хотим, жаждем, чтобы пришел миг, когда все с восторгом и недоумением вдруг увидели бы, какой ты неожиданно смелый и совершенно удивительно красивый в лучах восходящего, или заходящего солнца, паришь над ними, копошащимися на земле. И не понимающими, как ты можешь так легко и непринужденно, чуть регулируя ладонями потоки прохладного, упругого воздуха, взлетать так высоко и парить, охватывая взглядом недоступные простым смертным дали. Так, скорее всего, думал я на занятиях по подготовке к прыжкам с парашютом.
   Слух о том, что в городском клубе ДОСААФ идет набор на курсы парашютистов быстро облетел школу. Первое время казалось, что сейчас все старшеклассники, достигшие шестнадцати лет, соберутся и строем направятся на занятия. Такой энтузиазм охватил мужское население старших классов. Да и младших тоже. Я не помню, какие душевные муки владели мной, и как я решился на подобное кощунство, но существует факт свершившегося - я подделал документ. Первый и очень важный документ – комсомольский билет. Чтобы стать на год старше я переправил всего одну цифру, и мне стало шестнадцать лет от роду.
    Это было в 1961 году. Так я стал курсантом парашютистом. А из нашей школы большого строя не получилось - на курсы пришло всего несколько человек. Курсы были не долгими. Первого мая мы должны были совершить показательные прыжки на городском аэродроме. Вот я сейчас вспоминаю – спал ли я в ночь на первое мая? Не помню. Но, думаю в этом случае трудно ошибиться. Явно – не спал.
   Первое мая тысяча девятьсот шестьдесят первого года, девять часов утра. Маленький городской аэродромчик с белым домиком в окружении деревьев и мачтой с полосатым «чулком». Аэродром, зеленое весеннее поле, заполняется  людьми. Я, пожалуй, уточню, что это кубанский городок Тихорецк, городок моего детства, приходящий в воспоминаниях, всплывающий в снах и не стираемый в памяти. А, пожалуй, с годами, все четче и ярче, до мелких деталей и запахов приходящий в этих воспоминаниях. Это значит, что приходит потребность на склоне лет заглянуть в детство, в места, где оно проживает, и сверить те, детские планы и устремления, которые владели нами и влекли в будущее без страха и сомнений, с достигнутым. Для тех, кто в этом нуждается, и даётся эта ясность и четкость памяти.
   Так вот, для маленького городка тех лет это событие, необычное и красивое. Здесь и те, чьи дети сегодня спустятся с неба на глазах всего города. Мои родители сказали, что наблюдать будут со своей улицы. От нашей калитки видно небо над аэродромом. Мама сказала, что смотрела всех до последнего – значит, видела и меня.
    Поднимать в небо парашютистов будет один самолет - ЯК12А, моноплан с крылом над трехместной кабиной, темно зеленого окраса с большой красной звездой на хвосте. Когда и как я попал на аэродром - не помню. События в памяти начинаются с одевания парашютов и с того, что все мы долго сидим на траве, вытянув ноги, откинувшись на «основной», и сложив руки на запасном парашюте. Прыгать будем парами, и все ревниво следят за тем, с кем тебя объединят в эту пару. Среди нас есть девчонки. По-видимому, это как-то влияет на наши предпочтения. Первый раз я прыгал с парнем, имя которого, почему-то, не сохранила память.
   Я в самолете. Места для парашютистов сзади летчика на двойном сидении. До прыжков на сидении были кожаные, пружинные подушки. Как в автобусе. Их убрали, и мы сидим на перемычках из труб и облокачиваемся на парашюты.  Сижу у двери.  Дверь, это условное понятие, потому, что саму дверь сняли, и сижу я на краю бездны, отгороженный от неё невысоким бортиком. «Бездны» - это когда в воздух поднимемся, а пока подо мной трава аэродрома. Такая близкая и уже такая далекая.
   Трясучий разбег и неожиданно быстрый отрыв от земли. Первый раз в твоей жизни «отрыв от земли». Это уже не прыжок с забора и не хождение на ходулях. Земля стремительно уходит вниз, расширяясь и приобретая незнакомые формы, напоминающие карту. Она такая же зеленая, но уже незнакомая. Вот под меня внизу полетели, удаляясь, квадраты огородов и белая пена цветущих садов. Вот белые с разноцветными крышами домики, вдруг сразу превратившиеся в одинаковые кубики, разбросанные не очень старательной рукой, сложились в кривые, пересекающиеся под разными углами улочки. Самолет качнулся и, приподняв одно крыло, с набором высоты стал разворачиваться над городом. Земля ушла резко вниз, и её место заняли голубое небо и бескрайние сугробы белоснежных туч. Они стали приближаться медленно и величаво, доступные, будто рукой можно потрогать. Самолет выровнялся, продолжая набирать высоту, и открылся вид всего города сразу. От края и до края. Помню, что нашел свою улицу, но никого на ней не рассмотрел. Спешил увидеть как можно больше.
   Те ощущения впоследствии, во взрослой жизни, уже не сравнятся ни с чем. Судьба, по жизни, предоставила возможность пересекать всю страну на самолетах различных марок и назначения. Летать на пассажирских лайнерах, грузовых самолетах и полярной авиации. Но того ощущения полета, какое было в том, первом в жизни полете над родным городком, на трескучей «этажерке» у края кабины, когда встречный воздух упруго давил тебе в лицо, а тучи проплывали на расстоянии десятков метров, и родной домик и улица с друзьями мальчишками далеко внизу - уже никогда не случилось. Это был полет из детской сказки во взрослую жизнь.
   Неожиданно быстро прилетели в точку выброса. Пилот крикнул – «приготовиться», и я перенес ноги за бортик, стал на ступеньку. Я уже сидел на бортике и держался за края кабины. Впоследствии, когда прыгал с АН-2,  понял разницу, чем отличались прыжки с этого ЯК-а от  прыжков из самолета с закрытой дверью. Я весь полет был в воздухе, потому, что сидел практически в открытом пространстве. Парашютист не выпрыгивал из самолета, он просто шагал вниз со ступеньки. Так было и в тот первый мой прыжок – я шагнул. После команды пилота «пошел», я шагнул вниз, к земле, к своему, лежащему внизу городу. Я забыл, что хотел разбросать руки-крылья и полететь.
    Хлопнул, прошуршав купол парашюта, меня мягко потянуло сначала вверх, как мне показалось, и я «полетел».
   Многие, говорят, поют, когда первый раз оказываются в воздухе под парашютом. Да и не первый раз. Ощущение захватывающее. А если вы, хоть слегка впечатлительны и сентиментальны – запоёте обязательно. Я пел. «Расцветали яблони и груши…» - точно помню. У нас были парашюты ПД-47, большие квадраты белого парашютного шелка. Под ними было устойчиво и надежно. Спускались они медленно, но нам казалось очень быстро. Не успевали насмотреться.
   Смотреть было на что. Вверху уплывал в сторону, клюнув носом, наш самолетик. За новой партией смельчаков. Рядом висел на стропах товарищ. А вокруг простиралась до таящей в дымке бесконечности земля, ставшая вдруг огромной и не знакомой. Под ногами зеленело поле аэродрома, на котором видна была не такая уж большая кучка людей в месте посадки самолета. От этой кучки отделилось несколько человечков муравьёв, которые бежали к месту твоей посадки. Это были, конечно, кто-то из друзей, или просто любопытные наблюдатели.
   Поворот на стропах для посадки лицом вперед выполнил по правилам, стал на ноги и пробежался. А потом, когда опал парашют, помню, точно помню – упал на спину и лежал, смотрел в небо. Думаю, что жаль было с ним прощаться. С небом. Помню густой запах трав. И гул …нет не самолета, гул летающих вокруг майских жуков. Их было много. Они летали и где-то рядом с ухом и выше, над головой. И совсем уж высоко, я видел движущиеся с блеском крылышек точки на высоте нескольких метров. Возможно в тот момент я им позавидовал. Они продолжали летать. Но, ведь несколько минут назад я летал еще выше! И буду еще летать.
  И, действительно, я продолжал прыгать. Я прыгал уже будучи курсантом мореходного училища, пока новая профессия не забрала окончательно. Небо, просто так, не отпускает человека.