Память бабушек

                Память бабушек

   На бывшей базарной площади Коврова стоит несколько храмов.  Христорождественский, построенный в 17-м веке, Спас-Преображенский, стоящий на  взгорке, и, наконец, почти незаметная, притулившаяся у входа в парк Пушкина церковка - храм Ивана Воина. К чему я это?
Просто замечательное, символическое название.

   Не раз и не два приезжал я к бабушке Шуре, которая жила на большой станции  Волосатая или посёлке Новый быт, что расположен по железной дороге Ковров-Муром.
Интересное название дали старой станции при Советской власти. Домики всё те же, древние, деревянные, улицы не мощёные, а быт всё тот же - дрова, вода в колодце,   скотина, огороды.

   Приедем на неторопливом поезде, зайдём в старую избушку, принеся с собой какие- нибудь ненужные в городе предметы - кирзовые сапоги, ватные брюки, старые куртки,  а в обмен получим банки с солёными грибами, мешок картошки, морковь и лук.

   Хороша была морковь у бабушки. Крупная, вся какая-то могучая. Хозяйке уже далеко за 80, а она, шустренькая, маленькая, побежит в огороде, надергает сочных   корнеплодов и прямо-таки всучит нам, пытающимся отказаться от даров.

   Недавно, в очередной раз находясь в гостях у бабушки Шуры, мачехи моей матери, очень хорошо мы поговорили с ней и её подругами.
Какие замечательные, просто выдающиеся люди! Все они уже перевалили за 80, но ещё довольно крепкие и разумные.

   Одинокие нынче, они  живут в старых домишках, топят печи, варят немудрёную пищу и вспоминают. Вспоминают тяжкую жизнь, погибших мужей, сокрушаются о   пьянствующих детях, и самое главное - живут, живут.
Что ж, дай Бог им здоровья. 

   Беседую с ними, истинными свидетельницами /сказать жертвами, язык не повернётся/, нашей кровавой и все же славной истории. Сразу же мелкими, ничтожными представляются наши хлопоты, наши будни. Помнят старые крестьянки многое, и  многое могут рассказать.

   …Часто слышу голоса 40-50 летних людей, наблюдающих нынешние беспорядки, сокрушающиеся о Сталине. А вот бабушки, дочери раскулаченных, ограбленных тружеников, о нём не жалеют.
   Возмущаются некоторые сытые людишки, привыкшие к спокойным окладам и отбытию рабочего времени «от сих до сих». Говорят - опять о Сталине, сколько же можно, хватит ворошить прошлое, пора и о нынешнем подумать.

   А Ленина трогать совсем не позволяют. Да, Ильич умел признавать и даже исправлять свои ошибки, но какова же цена - бросить и измолоть 15 миллионов в  гражданской мясорубке, чтобы через пять лет реставрировать капитализм под скромной вывеской «нэп».

   ПС /В конце 80-х я считал тогда именно так, но теперь понятно, что разжигание  гражданской войны во многом лежит на лидерах и идеологах белого движения, не  имеющих программы, не желающих позаботиться о широких и глубоких слоях народа, но  желающих лишь возвращения привилегий/.

  Споря иногда с ветеранами в глаза и заочно, бывает трудно. Всё-таки они воевали, многое, даже слишком многое видели и пережили.
Недавно один из них сказал мне, когда я пытался доказать, что Россия до революции  была сильнейшей и богатеющей Державой - ты, мол, начитался.

   Да, публикуют нынче многое, даже слишком. Начитаться можно вполне, но вот как же быть с фактами, известными со школьной, как говорится, скамьи? Конечно, гражданская война страшное и противоестественное дело.
Но дело защиты Родины совсем иное. 

  Возьмём несколько эпизодов Первой Мировой. Даже из школьного курса ясно, что Германия, несмотря на все усилия, не смогла продвинуться даже за нынешнюю границу  Союза. /Это было написано в 1988 году/.

  Причём на стороне Германии воевали в составе Австро-Венгрии нынешние Австрия,  Венгрия, часть Польши, Босния, Хорватия, Словения, Чехия, Словакия. Союзником Германии на Восточном фронте являлись Болгария и Турция. Фронт был огромен по протяжённости. И всё же Россия устояла.
Итак, где шли основные бои. В Галиции и в районе Мазурских озёр. Долгое время героически сопротивлявшийся Перемышль - нынешний польский Пшемысль. Мазуры сейчас  тоже во владении Польши.

  Выходит, отсталая, почти нищая страна держала фронт против сильнейших армий германских государств почти не границе. Только в 1917 году была оставлена Рига.

  Зато в 1941-м мы отступили до Москвы и Ленинграда, хотя страна была индустриальной и армия механизированной и относительно прекрасно вооружённой. 

  Я отвлёкся, чтобы доказать то, что можно мыслить самостоятельно, применив элементарную логику, вернее, здравый смысл, основываясь даже на скудных данных учебников и атласов, а не только на сенсационных жареных фактах, подвластных  гласности.

   Ну хорошо, допустим, я начитался, насмотрелся, наслушался, как и все мы, но как же бабушка Шура, не имеющая в избе телевизора, не читающая газет и тем более  журналов и книг, всю жизнь проведшая в трудах и заботах, а также в молитвах, как  же она рассказывает о 29-30 годах, словно посмотрев недавние фильмы об ужасном диком времени раскулачивания:
  - Свели корову со двора, лошадь, поросёнка в сани кинули, вещи раздали. Отца   моего полгода в тюрьме держали, пока в колхоз не согласился вступить. –
Долго лежало на них клеймо «кулацкие дети». Даже после того, как они выходили замуж в другие деревни и за бедных парней, долгонько ещё попрекали и обделяли их.

   Спрашиваю: «Баба Шура, скажите, а как во время Первой мировой, «германской»   войны, нормально было?
- Ничего, жить можно, словно её и не было, тогда ведь в деревне 60 коров держали.  Да и другой живности не перечесть.
- А в гражданскую как было?
- В гражданскую похуже стало, а когда «кулачить» начали, так совсем невмоготу  стало.
   У одной бабёнки муж инвалид, да ещё трое детей, кормить-то их надо, вот и пойдёт она по кустикам, да по неудобьям травки покосить. Бригадир заметит, велит  в колхоз сдавать. Слёзы. Горе. И жаловаться некому.

- Баба Шура, а когда Сталин умер, жалели его, плакали?
- Нет, не было этого, помню, что даже ругали его.
…До чего же надо было довести русских крестьян, чтобы после смерти ругать «великого и гениального вождя». А у нас ведь принято о покойниках хорошее.
- А когда Ленин умер, сожалели?
- Вот тогда плакали.

   Здесь для меня загадка. Кажется, гражданская бойня, прошедшаяся кровавым  колесом по всей стране, продразверстка и тому подобные ужасы и страдания, должны  бы возмутить людей. Впрочем, не мне, да и не прочим разглагольствующим 50-60 летним об этом судить.

  - Нет, погоди, давай расскажу тебе о брате моём Иване - говорит гостья бабушки   Шуры со слезами на глазах.
- Ранило его в войну, позвоночный столб повредило и отнялись у него ноги. Лежит лежмя, а трудится - валенки подшивать наловчился. Жить-то надо. Пенсию, правда,  платили, а с продуктами плохо. Вот положат его в телегу и повезут к начальнику в  район, в НКВД, чтобы помог с продуктами. Дадут немного и то, слава Богу. Это теперь ветеранов не забывают, а тогда не больно баловали.
- А теперь хорошо - вступила в разговор баба Шура - пенсия у меня стала 100 рублей, за мужа погибшего получаю. Да я таких денег сроду не видела.
- А любила его молодёжь. Бывало, как праздник или посиделки, все парни к нему. - Пойдём - говорят - к Ивану раненому.
Не в честь ли в память таких беззаветных и неизвестных героев земли Русской от поля Куликова до наших дней стоят и будут стоять на нашей земле горькой храмы   Ивана Воина. 

   После гибели мужа бабушка Шура, оставшись с 6-ю детьми, стала жить с моим дедушкой Гришей, вдовцом, тоже имеющим 4-х  детей. Итого - десять детушек на  2-х.   
До сих пор жива славная память о дедушке Грише, хорошем портном с улицы Лизы  Чайкиной. Но о нём в следующий раз…

   А пока я сижу в избе у бабушки и слушаю в оба уха её жизнь.   
Разве забыть им годы Великой Отечественной. Детей помогала им вскармливать «жвара» - отход от переработки картофеля на паточном заводе в Новлянке. В ушах и в душе до сей поры звучат слёзные мольбы родимых о хлебе.

   - Пойдём за «жварой» - повествует баба Шура - наберём её, тащим мешки, а она   сырая, тяжёлая, быстро не побежишь. Сторож увидит и дубинкой по спине огреет.  Я-то ещё худенькая была, бегу, уворачиваюсь, а подруга полная. Сторож её лупит,  а она только кричит: «Дяденька, не надо!»
А потом уж наловчились. Пойдём за «жварой», да захватим с собой серпы. По дороге   травы нажнём и конюху дадим. Он нас на завод и проведёт.
Ох уж, эта «жвара». Тоже еда не больно здорова. Порой у  ребят сильно от неё  животы болели, но всё-таки все выжили.-

Бабушка Шура, как это ни удивительно, пытается писать  стихи.
               

   *  *  *
Я ходила в огород.
Разгоняла скуку.
Я садила в огороде
Много моркови. Луку.
А теперь я стала
Очень-очень старой.
Не могу работать.
Я уже  устала.
Ноженьки не ходят,
Глазоньки не видят.
Расскажу я вам, граждане.
Какие стали дети.
Тяжело нам, матерям,
Жить на белом свете.
Матерей они ругают,
А отцов не почитают.
Видно, много выпивают.

   Да, кое-кто из детей бабушки крепко выпивал, но некоторые жили крепко и ладно.  Например, её дочь Клавдия не только трудилась в пекарне. К слову сказать, какой  хлебушек пекли в этом поселковом пищевом предприятии, пышный, ароматный.

  Семейство тётушки Клавы занималось ещё и охотой. Добывали они ондатру, которой  много водилось в окрестных болотах и речных поймах.
В 80-е годы в моде были шапки из ондатры и нутрии. 

   
Постскриптум.

Весной 1996 года бабушка Шура умерла в возрасте 89 лет.


                1988-2010