Первая кровь

Аллочка опять вернулась домой в ужаснейшем настроении. Ее снова обозвали «неформатом». Уже пару месяцев, как она ищет издателя для своего романа о нежной, чувственной любви. И постоянно слышит, что слишком много секса в этом «шедевре распутства», что нельзя такое издавать!  Вот, если бы она вырезала все эротические сцены, то, возможно, то может быть…
Как же ее, все это, уже бесило! Неужели они не понимают, что в эротике раскрывается человек, так, как может раскрыться только в экстремальной ситуации?!
На самом деле, экстремальная ситуация была у Аллочки, последние полгода. А может дольше? Скорее всего, дольше…
Хорошая девочка из хорошей семьи, воспитанная, утонченная, ласковая, нежная…
«Здравствуйте!», «Будьте добры!», «Окажите любезность!» - ее бесили эти жеманности, но она не могла найти в себе силы и послать к чёрту всех, кто видел в ней безупречную маленькую леди!
Она ненавидела, когда в детстве ей приходилось выразительно рассказывать стихи любимого Есенина, Ахматовой, Цветаевой гостям и друзьям родителей.  Мать знала, что 9-летняя Аллочка впечатлена этими поэтами и запоминала их стихи очень быстро. Мамочке очень хотелось похвалиться своей доченькой и произвести впечатление на тех, кому, в общем-то, было плевать и на Аллочку, и на ее родителей. Это были просто случайные люди, которым было абсолютно все равно, чем восторгаться: китайским сервизом 19 века, английской мебелью, рижской сборки или хорошей памятью слишком задумчивой, для своего возраста, девочки с неизменными пышными бантами.
Аллочка ненавидела своего мужа, который, подобно окружающим, начал ее воспринимать, как куклу с миленьким личиком и хорошенькой фигуркой. Она ненавидела, что ей приходилось быть всегда и со всеми вежливой. Как же ей хотелось всех послать далеко-далеко, да такими выражениям, чтобы гильдия сапожников аплодировала, стоя!
Но Алла молчала, улыбалась или говорила то и так, как все ожидали, как все уже привыкли.
Алла нашла отдушину в творчестве. Она начала писать о том, о чем вслух никогда не посмеет сказать. Она писала о том, что чувствует, что пережила, о чем мечтает, что хочет. Удивительно. Но даже находились читатели… Конечно, во всемирной паутине…
Аллочке казалось, что если ее рассказы, романы будут читаемы, популярны, то она сможет быть счастливой. Это было, вроде, протеста…
И вот, который раз, ей заявили, что она – не формат, что ее записки не будут интересны и продаваемы. Настоящая Алла была никому не нужна.
Как же ей хотелось, чтобы все эти надутые индюки прочувствовали на своей шкуре ее отчаяние и боль!
Но она опять мило улыбалась, извинялась за беспокойство и отнятое время и уходила…
А дома…
Дома Аллочка хватала листы белой бумаги, карандаши, гуашь и рисовала, как уничтожит всех, кто, не понимая, не замечая, уничтожал ее.

В тот день, она просто не успела нарисовать уничтожение очередного врага. Неожиданно появился муж и сообщил, что через час они выезжают на пикник. Алла ненавидела друзей мужа, но всякий раз им улыбалась и оставалась любезной, несмотря на их попытки, из спортивного интереса, вывести Аллочку из себя и заставить сорваться, показать истинное лицо.
Забавно, что многие хотят увидеть чье-то истинное лицо, подразумевая, что хотят увидеть то, что хотят, отличное от того, что им показывают. Они полагают, что именно это и есть истина, которую они знают.
Аллочка была зла. Она с трудом сдерживалась, чтобы не нагрубить, поддевающим остротами, друзьям мужа. Тонкие намеки, издевки, пошлые шутки медленно рвали маску благости Аллочки. И это становилось очевидным для нападающих.
- Ой, Аля, давай уже скажи, чего тебе хочется на самом деле! Все же люди, все поймем! Давай! Что бы ты хотела увидеть, попробовать, вкусить такое, о чем твои сны, но не решаешься сказать вслух! Скажи! А вдруг, я смогу осуществить твою заветную, сокрытую мечту! А?! – откровенно намекал на секс Гриша.
- Заветную? Григорий, Вы же понимаете: на то она и сокрытая и заветная, что о ней не говорят. – попыталась отшутиться Алла, однако ближе придвинувшийся Григорий, не отступал.
- Ну же, скажи мне… А я скажу о чем мечтаю я… - горячо, с придыханием шептал он.
Алла попыталась встать и уйти от неприятного собеседника, но тот грубо схватил ее за руку.
- Ответь! – Алла оглядывалась в поисках спасения, но все были заняты своими делами и совершенно не обращали внимания на них.
Позвать на помощь кого-то было, для нее равносильно расписаться окончательно в своей беспомощности, слабости.
- Больше всего на свете, сейчас, я хочу твоей крови! – выдавила она, сквозь зубы, пристально глядя в его глаза.
- Да? Странное желание…
- ТЫ ожидал услышать другое?! – с тихой злостью, она уже мысленно разрезала его на кусочки.
- Брось! Ты напугаешься! Тебе нужна не моя кровь, а…
- А ты проверь! – перебила Алла.
Лицо Григория на мгновение изменилось. Он испытал страх. Он явно не ожидал такого поворота. Он знал, что Аллу, за спиной все называли «единственной железной леди». Все говорили, что эту женщину проще убить, чем поставить на колени.
- Насколько сильно ты хочешь моей крови?! Если скажешь об этом на коленях, то я покажу тебе свою кровь! – он был уверен, что получит пощечину и разговор будет закончен.
Но Алла опустилась на колени и громко повторила свое желание, тем самым, обратив внимание компании на забавный спектакль… Конечно, она догадалась, что их заметили, что, скорее всего, все перешептываются о причине, опустившей «Железную Леди» на колени перед Гришкой. Алла встала, Гришка отпустил ее запястье.
- Я хочу твоей крови, прямо сейчас! – громко повторила она, сохраняя каменное лицо, - Или слабо выполнять свои обещания?
Григорий молчал, он был шокирован, впрочем, как и собравшиеся зрители, шепотом выясняющие между собой, что же происходит.
- Что происходит?! Железная Леди встала на колени перед мужчиной, а встала перед трусливым мальчишкой. Что происходит?!  Ничего! Абсолютно ничего!
- Аля, ты пьяна? Тебе не хорошо? Гришка тебя обидел? – спросил кто-то смелый из толпы.
- Я? Нет! Я не пьяна! И мне чертовски хорошо! А на детей не обижаются!
- Ты сама это сделаешь или хочешь, чтобы это сделал я? – четко, отрывисто раздался голос Гриши.
- Брось! Мы оба знали, что ты этого сделать не сможешь! Ты же мастер языка! 
- Нож! Дайте нож!
- Лучше иголочку, а то вдруг поранишься!
- Я сказал - дайте чертов нож!
- Ну, все хватит! Ребята, это уже не смешно!
- Действительно! Гриш, не смеши публику!
- Алька, хватит его поддевать! Успокойтесь уже оба! Что на тебя нашло?!
- Действительно! Достаточно! Приятного всем отдыха! – Алла не торопясь, направилась к машине, стоявшей в 20 метрах от импровизированной театральной площадки.
Повернула ключ в зажигании, включила радио и начала потихоньку выворачивать на дорогу. Гриша встал перед машиной. Алла остановилась.
- Мы не договорили!
- А мне показалось, что все слова уже сказаны и возможные поступки совершены.
- Я словами не бросаюсь!
- Конечно, нет! но и поступками ты не кидаешь, как я заметила! Не задерживай меня! Занавес! Зрителей нет, спектакль окончен! Там еще остались дамы, которые с удовольствием выслушают твой треп и… - договорить Алла не успела, Григорий резанул по ладони ножом, невесть откуда взявшимся.
Тонкая струйка стекала по руке, капая  на раскаленный от солнца, капот авто.
Алла заглушила машину и вышла.
- Не слабо! – равнодушно произнесла она, - Больно? Знаю, что больно!
- Тебе нравится?
Вместо ответа Алла указательным пальчиком поймала красную струйку и попробовала на вкус кровь недруга.
- Обычная кровь дурака… Может, отойдешь? Ты мне загораживаешь проезд.
Спокойно, неторопливо, Аллочка села в машину и объехав, растерянного Григория, с раскроенной ладонью, поехала домой…
А вечером, того же дня, опять мило улыбалась, попивая Джин-Мадрас в одном из ночных баров города дураков и умников.