Кавалер золотой звезды

В первых числах апреля одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года над столицей Советской Татарии стоял густой туман. Пробиваясь сквозь него и не прекращаясь ни на мгновение, падал на землю тяжелый мокрый снег…

…Как правило, умерших пациентов особой казанской психиатрической больницы, проходивших по ведомству внутренних дел, закапывали в вымоинах на склоне близлежащего оврага. Но порой, если погода не благоприятствовала или земля уж слишком промерзала, не закапывали вовсе: сбрасывали вниз на камни и присыпали ветвями и мусором. Место на отшибе, для посещений закрытое, а природа и бродячие собаки своё дело сделают быстро. Им-то всё едино. Да и покойничку – проще, пожалуй, чем в земле годами гнить.

 Ну а санитары, работой земляной не утруждённые, на радостях «мерзавчик» за помин души бедолаги опрокинут и корочкой ржаной занюхают.
 Вот как давеча – за отмучившегося доходягу. Покойник – плюгавый морщинистый старичок с землистыми впалыми щеками и почерневшими остовами выбитых некогда зубов, – при жизни неприятностей персоналу не доставлял. Тихий был мужичонка, забитый. Всё писал что-то в толстую замусоленную тетрадь. И под подушку прятал. Поговаривали люди – в прошлом лётчик-истребитель. Герой Советского Союза! То ли за политику пострадал, то ли за бабу свою, стерву. Только уж больно не похож был на героя. Может и врали, насчёт Золотой Звезды. У нас же соврать – недорого возьмут.

…Свой первый двухмоторный «Юнкерс» младший лейтенант Щиров сбил в первую неделю войны. Ещё на стареньком поликарповском И-16. Успешно вступал на нём в бой и с истребителями. Хотя понимал – скорости и маневренности против «мессера» прославленному в довоенных фильмах боевому трудяге-«ишачку» катастрофически не хватает. Оставалось надеяться лишь на лётное мастерство да на удачу. А ещё на бронеспинку кресла, под которой после боя бортмеханик собирал сплющенные крупнокалиберные пули.

Зато когда пересел на «Як», быстро довел счет личных побед до полутора десятков. И это не считая сбитых «Me-109» и «FW-190» в групповых боях. Так что ордена на груди заслуженно теснились. А в декабре сорок второго уже капитан Щиров получил Золотую Звезду Героя Советского Союза. И вторую шпалу в петлицу. Имя его тогда не только на Юго-Западе и на Северном Кавказе прогремело. По всем фронтам авиаторы учились бить врага по-щировски. Так про это в брошюре инструкций по технике пилотирования в воздушном бою написано было. Даже будущие знаменитые ассы Покрышкин и Кожедуб его опыт с благодарностью перенимали.

Хороший был пилот Сергей Щиров. Отважный, знающий. Специалист по слепым полетам. И биография для героя подходящая. Шестнадцатого года рождения. Коммунист. Сам из крестьян: акимовский, из-под Запорожья. Там, на освобожденной территории, и мать до сего дня проживает. В конце двадцатых в сельской школе учился, в ФЗУ, потом в Мелитопольском аэроклубе. С тридцать второго года в рядах РККА. А осенью тридцать восьмого в Качинскую авиационную школу поступил. Числился среди лучших курсантов. В одном звене с Василием Сталиным. Даже приятельствовал с сыном вождя.

 Может, простоват был как человек – лоску и фасону особого не имел. Так откуда ему у сельского парня взяться? Да и не нужно ему это вовсе. Дело истребителя ведь – господство в воздухе поддерживать, а не в штабах околачиваться да по паркетам в тяжелые для страны дни хромовыми сапогами шаркать. Так что когда понадобился лётчик для выполнения особого секретного задания, выбор пал на него.

 В конце сорок третьего сдал майор Щиров полк и отбыл в распоряжение Главного Штаба военно-воздушных сил. Только задание получал не от авиационных генералов, а от самого наркома безопасности. А товарищ Берия, в свою очередь, приказ Верховного Главнокомандующего выполнял.

Задание непростое: вывезти в Москву руководителя югославских партизан Йосипа Броз Тито. Партизаны тамошние уже давно в окружении бьются, силы против немцев неравные, а руководителю коммунистического сопротивления в плен попадать никак нельзя – можно ведь проиграть сражение, но никак нельзя проиграть войну. Так партия учит. Это ничего, что партизанская армия почти разгромлена. Будет жив лидер – и армия найдётся. А верные делу Ленина-Сталина вожди на Балканах ещё понадобятся. И против немцев. И против англичан тоже. Те сегодня хоть и союзники, но на Балканах свой интерес имеют.

Так что приказано было майору Щирову, вылететь с советской авиабазы на итальянском побережье Адриатики, ночью, в сложных метеоусловиях, при отсутствии наземных ориентиров выйти в горном массиве на цель, осуществить под обстрелом посадку на наспех приготовленную площадку-«пятачок» и забрать пассажира. При таких вводных задача практически невыполнимая. Только ведь потому и поручалась ассу. А отказ не принимался. Не те люди задачу ставили, чтобы отказы выслушивать.

Выполнил приказ лётчик Щиров. Вывез важного пассажира. А по маршруту им проложенному, даже наладили впоследствии постоянный воздушный мост. Припасы необходимые партизанам отправили, оружие. Вскоре прорвали партизаны кольцо окружения на речке Неретва. Разбили немцев. Вырвались из ловушки на равнину.

В сентябре сорок четвёртого в Москве маршал Тито представил Сергея Щирова к званию Народный Герой Югославии. А советское командование – к внеочередному воинскому званию. И ко второй «звезде» Героя.

Назначили подполковника Щирова инспектором в Главном штабе ВВС. Опыт ведь огромный, пусть передаёт молодым. Да и негоже героями попусту разбрасываться. Не сорок первый – ещё чуток и дожмём врага в его же логове. Найдётся и без него кому полк в бой вести.

Закружила странная столичная жизнь. Шумит вечерняя Москва, словно и нет никакой войны. В дорогих ресторанах и в театральных ложах штатских мало. Всё больше штабные офицеры, фронта не нюхавшие. Орденами увешаны, в парадных габардиновых мундирах. С большими звёздами на погонах.

А рядом с ними юные весёлые красавицы в шёлковых и крепдешиновых платьях. Пьянящий нектар хванчкары и пузырящееся золотистое шампанское в хрустальных искристых бокалах, крахмальные тяжелые скатерти, серебро столовых приборов, вальсы и танго не под патефон, а под живой оркестр, яркая помада на губах обворожительных чаровниц, аромат незнакомых духов.

А ещё стойкий запах любимого табака вождя «Герцеговина Флор» и хорошего армянского коньяка.

И бездонные черные глаза первой столичной красавицы Софии Вольской, благосклонно дарящей его вниманием. Они и вправду были замечательной парой. У многих перехватывало дыхание, когда он со сдержанной страстью вел её в вальсе. И когда придерживал в театральном гардеробе, нарочито падающую с её оголенного плеча, невесомую шубку из черно-бурой лисы.

Свадьбу сыграли седьмого ноября. А через три дня он улетел на фронт. В командировку. Только на неделю.

Вернулся, а в их квартире на Тверской-Ямской пусто. Словно и не жили тут все эти дни. Места себе не находил от тревоги и неизвестности. Курил одну за другой папиросы у окна. Лишь под утро во двор въехал блестящий лаком бронированный черный «паккард». Какой-то полковник с кавказской внешностью помог выбраться из авто его жене. Она, пьяно покачиваясь, пошла к парадному.

 Объяснения Софии были путаны и нелепы. В них просто невозможно было поверить. Она – любовница наркома безопасности. Уже неделю. Со дня его отъезда на фронт. И лишь на следующий день, когда в квартиру без разрешения вошёл вчерашний полковник и, не обращая на Щирова внимания, заявил, что Софию ждут по известному ей адресу, он понял, что жена сказала правду. «Мне надо ехать» прошептала она. А он, фронтовой лётчик, впал в ступор.

 Что делать? Выхватить пистолет и застрелить если не обидчика, то, по крайней мере, его наглого порученца? Не пускать жену? Там, на фронте, четыре года всё было просто и понятно, а здесь, в Москве, он оказался не готов воевать за своё счастье с тем, чьё имя было написано на знамёнах, с которыми он, коммунист Щиров, ежедневно шёл на смерть. Только и сказал: «Если через час тебя не будет – меня не увидишь никогда».

Просидел весь час, обхватив голову, за обеденным столом, на котором лежал блестящий наградной «коровин». Позор мог прекратиться мгновенно, если бы он так не презирал самоубийц. О многом передумал, да так и не нашёл решения неразрешимой задачи. Через час жена вернулась. В квартиру больше никто не приходил. И наркомовский «паккард» под окнами не останавливался. Но звонки по телефону, после которых жена уходила из дома, не прекращались.

Он предложил развестись. Она со слезами умоляла его не делать этого. Вскоре его вызвали в Управление кадров и вручили приказ о присвоении звания генерал-майор авиации. Он наотрез отказался принять новое звание и потребовал отправить его на фронт в полк.

Искал смерти. Безразлично стало, что так и не дали вторую звезду Героя, что не награждают больше боевыми, а не паркетными и постельными орденами. Рвался в бой. И только лоб в лоб с фашистом. Умереть – так с честью. В небе, которое единственное не предало. Потому что на земле растоптаны в прах и честь офицерская, и любовь, и душа, и жизнь. Счёт сбитых немцев уже давно перевалил за три десятка. Но война закончилась. Он ещё год обучал в Югославии лётчиков маршала Тито. И только в сорок шестом по приказу вынужден был вернуться в Москву.

Ему снова предложили повышение, и он снова отказался. София умоляла сохранить брак. Ему показалось, что если они с женой уедут из Москвы, о них забудут. Тем более, что после того как в санчасти МВД СССР Софии сделали аборт, нарком оставил её в покое. Щиров добился перевода в Армению. Командиром истребительного авиаполка. София поехала с ним. К несчастью, отстраиваемый почти год по кирпичику непрочный семейный очаг, разрушился в считанные минуты: Берия прибыл в Тбилиси на встречу с избирателями и послал за Софией в Ленинакан самолёт.

…Нарком вновь захотел чаще видеть Софию. Щирова перевели в Москву. А он, не готовый смириться с произволом, написал заявление в партком, требуя привлечь к ответственности коммуниста Берию.

Штабные генералы схватились за головы. Строптивого безумца, не понимающего особых кремлёвских правил, отослали подальше от Москвы. В Ташкент. Начальником аэроклуба. Теперь уже он уехал один. София наотрез отказалась покидать столицу.

Ещё казалось, можно начать всё с начала. Жизнь не закончена. Он молод. Хорош собой. Герой. Орденоносец. Такому любая будет рада. Только в кровоточащем сердце занозой саднит она. Единственная. София. Забыть её не помогают ни шумные загулы, ни водка. Душевное смятение приводит на грань нервного срыва.

…7 апреля 1949 года его в лётной парадной форме под кожаным регланом со всеми восемнадцатью боевыми орденами на груди задерживает пограничный наряд на границе с Турцией. Арест. Допросы в Ереване и в Москве в МГБ. Он пытается привлечь внимание к истинной причине, побудившей его к «переходу» границы, и требует занести его показания в протокол. В ответ – зуботычины. Следователи получают с самого «верха» указание Щирова не щадить. На первом же допросе ему выбили все зубы. Со второго едва живого уволокли волоком. О всесильном министре он уже не вспоминал. А через месяц избиений и пыток подписал все обвинения, выдвинутые против него следователем.

Суда не было. Особое совещание при министре госбезопасности утвердило максимально суровый приговор «изменнику»: двадцать пять лет лагерей строгого режима. Воркута, Инта… Новые обвинения уже в лагере,скорый трибунал и новый срок. Попав в жернова, выбраться из них оказалось невозможным. Даже после смерти Сталина и Берии.

 В пятьдесят четвёртом судимость снимут, но звание и награды не вернут. Навсегда отберут небо. Ни служить, ни работать, ни даже жить в Москве ему не разрешат. Последний, самый тяжёлый удар нанесла она, София. По прежнему неотразимо очаровательная столичная красавица. Успешная и благополучная жена генерала госбезопасности. Она даже не пустила в свою генеральскую квартиру амнистированного зэка. Лишь выбросила ему на лестничную клетку потрепанную раскладушку.

Осенью пятьдесят четвёртого года из общего вагона на станции Акимовка вышел щуплый человек с бледным, изможденным лицом в засаленной кепке, старом офицерском кителе и серых в полоску брюках, заправленных в стоптанные кирзовые сапоги. В руках он держал тощий сидор и связанную веревкой раскладушку. Наверное, не таким думали увидеть Героя немногочисленные встречающие сельчане и родственники.

Мать умерла. Не дождалась освобождения сына.В её хате жили другие люди. Так что поселился Щиров теперь на квартире у тётки. Работал фотографом на базарной площади. А по ночам писал письма маршалу Победы Георгию Жукову. Просил вернуть ему возможность летать. А ещё записывал в толстую тетрадь свои воспоминания. О войне, о любви и предательстве, о лагере. С этой тетрадью его и увезли в госпиталь. Сперва в Одессу. А затем и в далёкую Казань. Благо диагноз «спорадический психоз», поставленный как раз вовремя, позволял изолировать от общества носителя столь неприглядной, порочащей устои государства информации…

В сорок лет Сергей Щиров умер в психиатрической больнице Казани. Было это 7 апреля 1956 года. С высокой трибуны двадцатого съезда уже прозвучал знаменитый секретный доклад о жертвах режима…но до полной реабилитации Героя Советского Союза подполковника авиации Щирова Сергея Сергеевича ещё оставались долгие тридцать три года и одна полная неделя.