Не отрекаются любя, или Утро накануне события

Вечер накануне восьмого марта вот уже много лет с завидным постоянством я провожу в обществе одной дамы. Причем каждый раз ее неожиданное приглашение к ужину застает меня врасплох. В этом году мы лишены возможности увидеться, но вчера вечером я получила сообщение, при открытии которого чуть было не уронила телефон и едва оправилась от шока, вызванного сопровождающей послание похоронной мелодией. Смысл прежний: мне плохо, мне очень-очень, плохо. «Чем же я могу помочь тебе, девочка? - думалось мне. - Чем?»

***

Будильник зазвонил как всегда в семь утра. Лениво высвободив из-под одеяла руку, она грациозным жестом вытянула её в сторону, любуясь длинной, тонкой, изящной кистью, на которой уже со вчерашнего вечера блестело ручной работы золотое кольцо, украшенное просто и нехитро переливающимся на свету бриллиантом. «Все-таки у него есть вкус».
Солнечный зайчик отразился в зеркале и ярким лучиком блеснул на руке, переливаясь в камне сияющим маленьким сокровищем. Она прикоснулась к нему губами, сжала руку в кулак и еще раз, уже с близкого расстояния, внимательно присмотрелась к своему недавнему приобретению. Камень был великолепен: многочисленные стороны ограненного алмаза излучали холод таинственных глубин горных пород, из которых был извлечен томившийся ныне в золотой оправе драгоценный пленник, и вместе с тем веселыми бликами расходилось по комнате мягкое, нежное, ласковое тепло, отражаясь в ее глазах задорным весельем удовлетворенной, холеной, красивой, знающей себе цену, женщины. Так же, не торопясь, появилась из-под простыни вторая рука, которой пока что не чем было похвастать, только что разве безупречным ярким маникюром искусственно наращенных ногтей. «И не надо. Рядом с этим все старые побрякушки будут выглядеть полной безвкусицей».
«Сегодня восьмое марта – день, который по праву принадлежит лени, удовольствиям и красивому безделью. Можно будет съездить на ежегодный молодежный сейшен в уже по-весеннему позеленевшую, распускающуюся рощицу. Димка будет там, обязательно. Нужно созвониться заранее, чтобы не вздумал опять удрать на дачу к своей вечно прилипающей к нему, чересчур заботливой сестренке и многочисленным надоедливым родственникам. Слишком уж домашний и преданный, не пообщаться ни с кем, ни выйти никуда, сразу ревнивый взгляд вслед, упреки и недоверие. Димка…» Она непроизвольно вздохнула и сразу же убрала руку под одеяло, кольцо перестало её забавлять.
«А что Димка? Будущий хирург, лекаришка обыкновенный, в каком-то там колене наследственный врачеватель, ни ума, ни фантазии, ни смекалки. Работа, дом, работа, дом, так всю жизнь, отпуск на даче, среди огурцов и черешни, бр-р-р…» Она поддернула плечами, как будто почувствовала прикосновение чего-то холодного, затем вытянула под простыней, не обнажая, во всю длину ноги и полюбовалась их соблазнительными формами. На душе потеплело, и неприятные думки мгновенно улетучились.
«За Димку можно было и на первом курсе выскочить, не велика задача, он за мной лет с пятнадцати бегать начал. Скукотища, сил нет». Зевнула, кокетливо прикрыв при этом рот ладошкой с бриллиантом. «Прелесть», - невольно опять подумалось ей. Оценивающе прищурив глаза, повернулась вполоборота к лежавшему рядом мужчине, чтобы лучше рассмотреть его, слегка приподнялась на локте и, подперев рукой голову, стала уже в который раз примерять товар.
«Ну что же, вполне заслуженная победа», - гордо выпятив подбородок вверх, женщина прочно зафиксировала положение в несколько неудобной, но зато величественной, как казалось самой, позе, после чего скривила губы в иронической усмешке: «Мог бы уже встать, все-таки восьмое марта, сопит, как хорек. Какой все-таки он нескладный по сравнению с Димкой. Пяток килограммов не мешало бы скинуть до свадьбы, как минимум. Свадьба…», - мечтательно закатив глаза вверх, улыбнулась. «Подружки второй день телефон обрывают, буквально силком навязывают свою помощь в приготовлениях и завидуют, наверное, жутко, это не скроешь, по глазам видно. Еще бы! Все прошло, как положено, без задоринки, вот оно колечко, и весь мир у ног, стоит только захотеть. Нет, ну правда, проснулся бы уже…»
Мелькнула мысль о цветах. Некстати вспомнился огромный букет чайных роз, в прошлом году доставленный рано утром смущенным влюбленным мальчиком в нелепом альпинистском снаряжении прямо через окно на пятом этаже. «Эх, Димка, Димка… Что же будоражишь ты мне голову так особенно мучительно сегодня? Все, поздно, завтра я к чертям посылаю весь отдел, устраиваю им попойку, и с послезавтрашнего дня никакой отчетно-сметной документации теперь уже надолго даже во сне не предвидится, а с тобой что? Ясли-сад, стирка, уборка, грязные вещи под диваном…» Взгляд упал на пару тонких темных мужских носков, крест-накрест бесцеремонно кинутых аккурат посреди комнаты.
«Все они одинаковые, только за этим прислуга будет ходить, а не я, боже упаси от такого счастья. Испорченная я девка, совсем испорченная, да уж, видно, на роду написано за него выйти, а не попался бы тогда на глаза в больнице у перевязочной, стирала бы сейчас пеленки, был бы у нас пацан с Димкой, ведь чувствовала, что это мальчик был, так сердце говорило, а оно не обманывает в таких случаях. Что это у него так брови густо растут, как у цыгана, кошмар какой-то, зато губы пухлые чувственные», - она снова поморщилась, нахмурилась и бесшумно выскользнула из-под одеяла. «Нужно привести себя в порядок».
В ванной, на полу рядом с раковиной, стоял таз, в котором плавало бесчисленное количество крупных лилий. «Понятно, чтобы утром не вставать, цветы с вечера купил, практичный донельзя, на все согласится, лишь бы поспать лишних полчаса. А может, я дура, может ну его…»
Посмотрелась в зеркало, втянула живот, выпрямила грудь, потянулась довольно: «Хороша! Нет уж, хирург, не для тебя столько сил во все это великолепие форм вложено, не для тебя». Она весело выпорхнула из легкого кружевного халатика и, не переставая подглядывать за собой в огромное во весь рост зеркало, приняла душ.
«Сегодня божественный день, день моего триумфа», - мысли и терзания растаявшей ночи исчезали, не оставляя от себя даже дымки сожаления по несбывшемуся счастью. Уже через несколько минут после того, как махровое полотенце нежной поверхностью оплело вокруг ее легкий, воздушный, гибкий стан, она, счастливо улыбаясь, резвясь и заигрывая сама с собой, делала в дальней комнате, приспособленной под библиотеку, несложные спортивные упражнения, больше для того, чтобы оттянуть время, чем для того, чтобы серьезно размяться. Возникла мысль включить музыку, но перед этим следовало пойти на кухню выпить чего-нибудь прохладного.
Проходя по коридору мимо входной двери со стаканом апельсинового сока в руке, она услышала чуть еле слышные звуки шлепающих по лестнице ботинок, и практически сразу же мелодичной трелью прозвенел звонок. Сердце дернулось навстречу в непонятном предчувствии. Воображение моментально нарисовало замершего на пороге с виноватой улыбкой недавнего поклонника. И букет, большой букет чайных роз. «Ну, конечно, он всегда так же нелепо, по-медвежьи неуклюже, топает по лестницам».
Уже не сомневаясь ни в чем, она широко распахнула входную дверь и отшатнулась от неожиданности. Заспанный дворник бесцеремонно ввалился в комнату:
- У вас все в порядке со светом? Проверьте, на первом этаже серьезные проблемы со щитком, нужно вызвать аварийную службу, разрешите от вас позвонить.
- Да, пожалуйста.
Несколько минут после этого досадного недоразумения она слабеющим голосом, невпопад, объяснялась с надоедливым утренним посетителем, пытаясь быстрее выпроводить его вон. Когда она закрывала за ним двери, взгляд случайно упал на играющий солнечными бликами даже в сумраке коридора камень. Она еще раз внимательно присмотрелась к нему и равнодушно, без всякого интереса, бессильно уронила руку вниз. Блескучие веселые серебринки погасли, потеряв всю свою бриллиантовую привлекательность. Медленно потягивая апельсиновый сок из витиеватой трубочки в высоком хрустальном бокале, она задумчиво посмотрела на украшенную медными львами под старину дверную ручку и, как будто все еще не до конца веря себе, вновь открыла входную дверь. На лестничной площадке никого не было.

***
Я знаю эту женщину уже много лет. Она бесцеремонно обращается с мужчинами и большую часть своего времени тратит на то, чтобы соответствовать тому яркому образу, который нарисовало ей воображение когда-то в молодости. Нет, она не стала рабыней не вещей, ни привычек. Меня удивляет и радует стройная логичная система взаимоотношений, выстроенная этой гордой дамой в семье, мне импонирует ее поведение в обществе, меня притягивает загадка, таящаяся в уголках ее глаз, когда она печально улыбается в ответ на заботливые хлопоты фортуны сделать с помощью нечаянных подарков судьбы ее душевное состояние хоть сколько-нибудь уравновешенным. Она сделала себя сама, такой, какую видела когда-то в девичьих грезах: уверенную в себе, гордую, смелую, независимую, породистую и…холодную. Холодную, как тот бриллиант, который вот уже столько времени хранится в малахитовой шкатулке, забытый и заброшенный, вынимаемый только один раз в год, в день помолвки, до сих пор отмечаемый обоими супругами, как особенное торжество.
И я могу восхищаться ей до бесконечности, верить ее мудрости, учиться у нее искусству построения отношений и контролю над собой. Но только я так и не научилась ее успокаивать, когда она плачет, вспоминая, заново переживая давнишнюю сердечную трагедию, быть может, единственную действительно серьезную, роковую, судьбоносную ошибку в спокойной, светской, вполне удавшейся, по мнению многих, женской судьбе. И мне хочется предостеречь тех, кто, может быть, стоит сейчас у распутья, мне хочется поделиться откровением. Требуются огромные совместные усилия, неимоверное самопожертвование и героический труд, прежде всего над собой, тому, кто хочет пронести любовь через всю свою жизнь, но нельзя заставить любить себя насильно, и никакие сокровища в мире не обогатят душу однажды уже тронутую предательством.