Мерцающий

Кафе когда-то построили на возвышении – чтобы проезжающие машины не мешали посетителям любоваться прибоем.
До шумящего моря было несколько десятков метров -  гранитный парапет, полотно шоссе и тротуар.

Официант в белоснежной рубашке застыл в ожидании.
Уже смеркалось, фонари ещё не зажгли, и его рубашка светилась ярким пятном на фоне сумерек, медленно ложившихся на платаны.
Я достал из пачки сигарету.
Официант щёлкнул зажигалкой и вышколено поднёс огонь…

*
- Мужчина, что с вами?
Произнёсшая эти слова пожилая дама приятных округлостей, лет пятидесяти с хвостиком, была из тех, кто постоянно спасает на улицах всех сердечников, ревматиков и диабетиков. Объект её внимания, мужчина примерно тех же лет, прислонился к стене между витриной и дверью магазина.
Он тяжело дышал, лицо побледнело.
- Сердце? – участливо спросила она, тревожно вглядываясь в его глаза.
В надежде отвязаться от неё он слабо кивнул.
- Сейчас, милый, сейчас, - женщина торопливо расстегнула сумку, - Вот, валидольчик…
Она вложила таблетку в слабеющую руку.

*
Рассудок имеет свойство привыкать. В этой своей роли сознание желает ощущать тело, в котором оно ютится. Но тело стесняет его свободу, словно японский кувшин, в котором тысячу лет назад выращивались уродцы на потребу императору. Жизнь сознания протекает в неустанном ощущении/осознании потребностей, удовлетворяющих прихоти тела. На чистое же осознание не остаётся места.
И только смерть освобождает его.
Тело умирает и более не связывает душу, которая и есть сознание, на грубую толику состоящее из личности.
Если она имела место быть, конечно.

Он отчаянно, изо всех сил напрягал мышцы. Они буквально лопались, тотчас оседая, осаждаясь слабостью, и снова – до боли наливаясь энергией. Но расстояние не сокращалось ни на йоту. Напротив, нить Брамы истончалась, и он отдалялся всё дальше и дальше.
Над комнатой, над железной ржавой крышей дома, над кронами деревьев.

…Парит ласточка.
Облака.
Голубой воздух, приятное ощущение.

Тьма.
Тьма.
Но это был не тоннель, какие описывают журналисты, побывавшие в реанимации и опросившие вышедших из комы пациентов. Пространство – не подходит.
Пожалуй, Ничто.
Ноль.
Глубже вакуума.
Ещё сильнее, в тысячи раз.
Представить космос без звёзд, без предела, бесконечность, возведённая в степень пустоты. Без опоры, ЭТО сходило на него волнами всех цветов радуги, выстраиваясь в пирамиды, горки, рассыпаясь на кольца. Кольца катались, наталкивались друг на друга, совмещались, разбегались. Наконец, всё покрыла чернь, она разверзлась перед ним пропастью….
Темнота была вкруг.
Его охватил животный страх – словно кролика перед удавом. Он парализовал его почти полностью, остался лишь маленький уголок сознания, который ещё жил. Остаться в одиночестве в обществе – это жалкая пародия на страх, это спекуляция на собственной жалости.
Здесь было иное.
Страх действительно, реально оставшегося в одиночестве от всего мира. Нет, мир умер, а он остался жив. Отделившись от  тела, когда сознание ещё хранит связь с ним, но его – нет! Нет даже материи, и намёка на неё. Но он ощущал себя так же, как и прежде, человеком – вот весь ужас ситуации.
Он не понимал, летит ли он сквозь эту тьму с субсветовой скоростью, или находится в недвижности. Временами казалось, что он медленно вращается, но не было никакой силы, опоры, относительно которой можно было делать предположения.

Подул ветер.
Подобно песчинкам, сносимым струями воздуха с плит тротуара, отсутствие изображения стало размываться.
Я сидел на берегу реки, поросшем густой изумрудной травой. Самой реки не было видно – всё скрывал туман. Но я знал, что река есть.
Туман колыхался, как пар над горячим чаном.
Я заметил приближающуюся фигуру.
Стоило подумать о ней, как человек оказался прямо передо мной. Его перемещение было мгновенным, как во сне.
Но это был не сон.
- Здравствуй, сынок.
- Здравствуй, папа…
- Пойдём, я тебе кое-что скажу.
- Нет. Говори здесь…
- Это невозможно, ты же знаешь.
- Почему? Ну почему ты не можешь сказать это здесь???

Таблетка упала на асфальт.
Дама отшатнулась, словно увидела нечто ужасное. В её глазах застыл страх. На губах мужчины возникло подобие улыбки, он отрицательно покачал головой, он словно желал сказать ей что-то.
Но женщина торопливо ушла, осеняя себя крестом.

Нить Брамы сделалась толще. Теперь она напоминала светящуюся ленту, состоящую из тысяч цветных линий, переплетённых меж собой.
Он хорошо знал, что происходит сейчас. Энергия, из которой соткано его тело, стремительно покидает его. Усилием воли он сам забирает её в сознание.
- Что ты делаешь? Ты же сдохнешь сейчас, просто сдохнешь! – кто-то кричал прямо в ухо.

- Ну что ты решил? – спросил отец.
- Я иду.
Он подал мне руку.
- Молодец, сынок. Ты помнишь правила?
- Да, помню.
Я двинулся за его фигурой в туман. Теперь он сменил цвет на бледно-бежевый, переходящий в персиковый.
- Ты с ума сошёл, – не унимался голос, - нет никакого отца, он умер восемь лет назад! Проснись, опомнись, слышишь?

*
- Мужчина, что с вами?
Человек примерно тех же лет, что и вопрошавшая его дама, сидел на тротуаре, прислонившись к стене. Его тело мерцало, как кадр кинопроектора. Дама, не мигая, смотрела сквозь него, она отчётливо видела за ним кирпичную кладку стены и трубу водостока.
- Боже, – тихо воскликнула она и перекрестилась.
Между тем изображение быстро менялось. Оно то появлялось, то растворялось вновь в прохладном воздухе. Вскоре от него остался лишь абрис, неясная бледная тень…
Но женщина этого уже не увидела.

Как красный гигант схлопывается в чёрную дыру, так его сознание уменьшилось, сжалось до размеров точки. Нет, пожалуй, чуть больше. Чуть меньше грецкого ореха. Клочки тумана неслись сквозь него, мимо него, порождая образы, которые были ему неизвестны. Энергия поменяла знак, вывернув всё наизнанку, изменив течение мыслей, и, наконец, остановила их вовсе. Образы перестали существовать, абстрагируясь в действие. Теперь оно заменило весь мир, обвивая линиями Брамы всё то, что осталось от его «Я». Точка наполнилась невообразимым количеством движения, стирая память и заменяя её на…что-то, чему нет названия в привычном синтаксисе. Восьмое, девятое, двадцатое чувство ощущения «я»-пространства без самого пространства…
Его объяло ощущение блаженства и абсолютного знания. Сколько прошло времени – он не знал. Может быть, несколько часов.
Нить Брамы вибрировала, теперь она напоминала стальную струну.
«Я не хочу возвращаться» - чуть было не подумал он, но отточенная до совершенства воля сработала, как предохранительный клапан.

Пора…
Стрелки часов сделали оборот вспять.

…Зажигалка была нестандартная, заведение держало марку.
Я прикурил.
- Принесите счёт, пожалуйста.
- Сию минуту.
Я не помнил, что именно заказывал.
Последнее время это случалось довольно часто.