33. Как Ванина свита за правое дело билась

         
   В ворота тихо постучали. Посмотрел Бравыр в экран, а снаружи никого не было: ни чёрта, ни лешего, ни колёсного, ни пешего.

   – Кто там? – спросил чертяка, подойдя к воротам. – Ты что ль, Сильван?

   – Да я, я... Отворяй-ка давай! – ответствовал голос лешаков почти шёпотом. – А то тут в воздухе летуны появились. Меня они не видали, да как-то всё ж учуяли. Пришлось малость попетлять... Открывай, тебе говорят!

   Мигом Бравыр дверь отворил и в сторону отступил, после чего стало слышно, как в прихожую некто невидимый ввалился. Только поступь тяжёлых ног свидетельствовала, что зашёл Большеног.

   Снаружи-то ночь была и не видать было ни рожна. Лишь на берегу остроё Бравырово зрение уловило какое-то шевеление: словно там тени некие сновали.

   Все же дружиннички той порой вокруг столпилися и к лешему-невидимке нетерпеливо обратилися:

   – А где Яван?

   – Он что, ранен?

   – Убит?

   – Пропал?

   – Да не темни ты, Сильван!

   – Вот же ещё болван-то, право!

   – Недотёпа!

   – Во-во!

   И тут стало видно, как на стоявшем у стены диване вмятина образовалась – то диван Яванаво тело принял. И через короткое время появился словно из ниоткуда взявшийся Сильван, по инерции ещё крутящийся и тормознуться стремящийся. Вот он наконец остановился, над диваном наклонился и с Ваниной головы шапку-невидимку сорвал. Пригляделись все к возникшему Явану – и ахнули. Не, Яван был конечно не мёртвый – он дышал. И не раненый он был и по-прежнему молодой, только вот...

   – Батюшки-светы! – присвистнул Делиборз. – Да он же весь седой!

   – Точно! – поддержали его остальные ротозеи. – Снега он белее!

   – Белее молока!

   – Вроде луня!

   – Во, значит, как!

   – Как зимой ласка!

   – Довели парня, заразы!

   Сгрудились глазеть любители над своим предводителем, осмотрели его внимательно, ощупали, сердцебиение оценили, потом встряхнули его, по щёкам побили – но не добудились.

   – Бесполезно его ныне будить, – стоявший в сторонке Сильван пробубнил. – Всё равно никто ничего не добьётся. Навряд ли и через день он проснётся...

   И добавил, вздохнув, на вопрошающие взгляды отвечая:

   – Спит наш Яван богатырским сном. Видать, уморился он чрезвычайно. Хоть шпарь его теперь, хоть режь – не отверзнет он вежд.

   И Сильван вкратце о своей вылазке стал докладывать: как до пирамиды добрался, как в купол прокрался, как спящего Явана отыскал, да обратно подался. Особенно же он своих преследователей живописал, кои были в жутких светящихся масках, в золотых касках и в золотом сверкавших латах...

   – Да это же хваты! – перебил лешего Бравыр. – Отборнейшая наша рать! Вот, значит, кому приказано нас порвать... Н-да, худые дела. Я-то думал, что придётся мочить биторванов, а теперь нам точно хана. Да ещё без Явана...

   – А кто такие эти хваты? – вопросил его кто-то.

   – Самые крутые солдаты. Я ведь и сам хватом был ранее, да переаттестацию не прошёл – не выдержал испытания.

   И по лбу себя огрел ладонью:

   – То-то я гляжу –  движуха на бережку, а это, выходит, хваты биторванов меняют!

   Все, конечно, встревожились, расспрашивать принялись старого вояку – чего, мол, да как?

   А тот им отвечает:

   – Обстоятельства для нас сложились неблагоприятно, так что о том, чтобы победить – мечтать не надо. Противостоять нам будет ударная борзагада «Трон Гада»! Каждый из этой кучи головорезов родную маму зарезал бы, коли она бы у него была. Вот такие-то, люди, дела...

   В воздухе повисло тяжёлое молчание.

   А потом скромняга Давгур пропихнул вперёд свою фигуру, товарищей притихших взором обвёл да речь и завёл.

   – Братья! – воскликнул он с экзальтацией. – Нам ли, мертвякам грешным, смерти бояться?! И не мы ли обещали за Явана горой стоять?! Не он ли нас вызволил из капкана адского?! Так что спокуха! Паниковать не надо.
 
   И он паузу краткую сделал, а потом воскликнул рьяно:

  – Так постоим же в битве последней за правое наше дело и за всё чистое и светлое! И дадим все обет – поборемся до конца за нашу победу! И назовём мы ватагу нашу – нет! – у чертей борзагада, а у нас будет... боригада – да!  Боригада «Бей Гадов», вот! Соединим же ради этого наши руки, создадим необоримый круг!

   И, шлёпнув с силою, на стол ладонь свою положил.

   А следом за ним и Ужор к столу подступил.

   – Правильно молвил, Давгур! – твёрдо он заявил. – Врёшь! Нас и с хреном не сожрёшь!

   Да тоже сверху по Давгуровой ладошке – шлёп!

   А за ним и Упой не замешкался.

   – Они думали, что мы как крысы разбежимся! – воскликнул он решительно. – Нет уж, ядрёна вошь – нас и водой не разольёшь!

   И тоже свою длань на Ужорову поклал.

   Далее Делиборзова очередь подошла, и он добавил к символическому кругу свою руку.

   – Мы им не лохи! – рассмеялся он задорно. – С нами шутки плохи!

   Потом и Бравыр со своего боку прибавил лыко в строку:

   – За Явана Говяду готов драться хоть с целым адом! Либо хватов побьём – либо все тут умрём! А иному не быть!

   – Так тому и быть! – взгремел напоследок Сильван. – Верно Бравыр сказал!

   И своей громадной лапой ладонное соединение покрыл как лопатой.

   Разношерстнее трудно было представить себе компанию, коя обет дала драться за Ваню. Но боригада получилася знатная – вратная, не превратная! – и впрямь этакий круг, где каждый каждому стал другом.

   Ну а вскоре и утро наступило. Вновь запалило адское светило, и едва только по-настоящему рассвело, как незваного гостенька к ним занесло: по мостику ни шатко ни валко приплёлся не кто иной как Ужавл. Выглядел прохиндей жалковато: грязным был, мятым да нечищенным, вокруг глаз у него были кружищи, да вдобавок со скрюченной шёл он фигурою и рожею дико хмурою. Даже его ро;ги посерели, кажись, от броги.

   Подойдя же к вратам, он на месте потоптался, вокруг поозирался, а потом в дверь постучал и хрипло прокричал:

   – Отворите ворота, подопечные! Впустите горемыку увечного!

   Ну, Сильван его впустил, а Бравыровы замечания мимо ушей пропустил. Ввалился чёртик в переднюю и первым делом попросил водицы испить. Воды ему конечно дали, так он, каналья, с перезасоху целый кувшин вылакал и спасиба даже не сказал. А напитавшись живительной жидкостью, моментально показал свою швыдкость, обвёл мутными глазёнками окрестности, на Бравыра метнул ядовитого взора стрелы, да тут же и лежащего Ваньку узрел.

   – А чего это Яван с утра у вас почивает? – спросил он недоумевающе. – На дворе-то давно день, а он вона – лежит словно пень.

   И добавил как бы оправдываясь:

   – Меня мои господа послали узнать, как там у него с заданием – думает ли сполнять его Ваня?

   Сначала подрастерялась боригада, не смогла осечь гада, а потом выручил всех весельчак Делиборз.

   – Ты чего тут гонишь? – сказал он. – А ну-ка ша, чертячья душа! Дай человеку поспать, а то он за ночь умаялся, задание выполняя, чего надо достал, вот и подустал. Порешил часок поваляться, чтобы силушек набраться.

   А Ужавл-то к Явану – шасть, глазёнками на него зыркнул, как крысёнок с подполья, да пристал ещё более.

   – Эге! – он удивляется. – Да никак Яван поседел? Это от каких же дел?

   Ну а Делиборз ему:

   – Какую тебе седину?! То ж это... белая краска. Чтобы стать баским… Взял и побелился. А чё? И впрямь ведь ничё!..

   – А-а... – протянул чёртик понимающе. – Тогда мне ясно. Не будем его будить, хотя и случилось много всяких событий.

   И собрав вокруг себя всю компанию, привлёк Ужавл вот каким рассказом их внимание:

   – Меня недавно царь приказал разыскать и пред очи его представить. Ну, сыскать-то меня в городу, как плюнуть козлу на бороду;! Вот во дворец я являюсь и вижу – царь на троне сидит и волчарой на меня глядит, а затем до себя зовёт и таку речь ведёт: так и так, говорит, гнусяра, сей же час в Борьянину халупу вертайся и без Явана не возвращайся!.. Ну, я во прахе пред ним лежу и от страха дрожу. Не извольте, заявляю, сумлеваться – ужо я не премину расстараться... А сам вокруг успеваю поглядывать. И вижу, что с княжной Борьяною чего-то не так. Сидит она в кресле недвижно, рожею вся скисла, подозрительно безмолвствует да молчит, не телится и не мычит... Я, естественно, ухи навострил, от трона отползаю, а сам слушаю, о чём вокруг базарят. И, оказывается, вот что произошло: на Бяшку после Ванькиного ухода словно что-то нашло. Устроила она скандал разбойный и потребовала себе  воли. Царь тогда осерчал и повелел дочку раскураженную унять дворцовой страже... Ох же и началась там катавасия! Борьянка-то известная забияка, а тут ещё и распалённая, как начала она бузить – чуть ли всю стражу не взгрела на фиг... Насилу с ней управились, когда она приустала и не так зло лягаться стала. Тогда её схватили, на пол свалили и пенною обдолбенью опоили. Насильственно, конечно, не добровольно – воронку в рот ей торкнули да зелья в утробу плеснули. Хе-хе! Зело яра была Бяшка, да стала как деревяшка!

   И он по обыкновению своему мухоморному вдарился в умору, крекать стал да похохатывать; только злорадствовать гаду не дали – зашикали на него да заорали.

   Осёкся пройдоха, поохал, пострелял вокруг хитрым оком, согнал с хари выражение глумления и такое сделал заявление:

   – Вы, господа хорошие, на меня не серчайте, а лучше отвечайте – сразу во дворец пойдёте, али на потом поход отложите?
 
   А боригадцы чуток помолчали, головами покачали и вразнобой закричали:

   – Ни хрена никуда не пойдём!

   – С места не сойдём!

   – Ишь нашёл дураков!

   – Нам и тут неплохо!

   – Да пошёл ты кобыле в зад!

   – Во выманивает, гад!

   – Достали уже ваши заморочки!

   – Здеся будем – и точка!

   Чёртик сначала даже опешил и побледнел со страху, а потом красными пятнами весь пошёл, распарился да разошёлся.

   Развернулся он к столу и как треснет по нему кулаком.

   – Правильно! – возопил он в энтузиазме. – Вам к царю идти не след – враз обманет мироед! О-о, он ведь тот ещё подлюга, – да вам всем каюк, коли попадётесь на его крюк! Всем вилы – никого не помилует!.. Я вам ещё вот чё раскрою: тут везде затаились хваты, только выйдете, а они вас – хвать! И не просто убьют, а замучают. Тута сидите лучше и из крепости носу не кажите... Хе-ге! Мы ещё повоюем! А там видно будет, как оно будет...

   Чёртик неожиданно всхлипнул, слезу из глаза пустил и таку фразу изо рта испустил:

   – Я и давеча за вас болел. Вот ей-ей! Я аж даже употевал, до чего у меня к вам развилась симпатия. Вы все такие милые, что... готов я обгадиться... Ага! Верьте мне, братцы!


   И такую сердоболь на физиономии отобразил, что, глядя на его рожу, не поверить ему было невозможно.

   – Ну ладно, хватит сопли тут распускать, – пробасил успокаивающе Сильван.

   – Ушивайся отселя ко всем ангелам! – зато рявкнул Бравыр-атаман. – Скатертью вон дорожка!

   Тот себя дважды просить не заставил,  а живо развернулся и к двери метнулся. Но подойдя к ней, остановился и вот с какой просьбой к Сильвану обратился:

   – Нет, получится худо, если я просто так уйду. Не будешь ли ты любезен, Сильван, меня сгрести да из ворот вымести. Ну, будто бы я здесь отважно приказ сполнял, да вы мне не вняли и звездюлей мне наваляли.

   Что ж, ладно, Сильвану доброе дело сделать – что два пальца... Бравыр-то ворота открыл, а лешак сгрёб охальника одной рукой за шкварник, а другой за штаны его ухватился, да ка-а-к швыранёт его через проём в водоём!

   Сажён двенадцать, отчаянно крича и ногами суча, пролетел по воздуху Ужавл, после чего, тучу брызг подняв, в пучину он канул, а спустя времечко невеликое, поплавком на поверхность выпрыгнув, проворно до моста он доплыл, мгновенно на нём оказался и вприпрыжку восвояси помчался. И побежал он, подстёгиваемый пронзительным свистом, весьма быстро. Скоро с глаз боригадцев он скрылся и тут только остановился.

   Но отдыхать шустрику не пришлось, ибо откуда ни возьмись пара золотых воев там появилась. Подхватили они чёртика под микитки и пустились бежать, завернули затем в просторный двор, а там, в окружении воинов, восседал на походном кресле сам Управор. Сидел он, в кресле развалясь, очень важно, вытянув ноги вперёд и сцепив руками живот. Всё его могучее тело, точно змеиная чешуя, покрывала огнём посверкивающая чёрная броня, голову же его и ручищи красные шелом и перчатки украшали, а из шелома толстые рожищи наружу торчали.

   Без промедления двое хватов ухваченного ими Ужавла к главнокомандующему доставили и в грубой форме на карачки его поставили.

   – Ну, низподеян надзырь, – чуть шевеля нижней губой, Управор процедил, – доложи-ка, чего ты в терему назырил. И почему эту банду наружу не вывел, а?

   Хотел было чёртик отрапортовать бодро, да от страху перекосило ему морду, закашлялся он, задохнулся и слюною поперхнулся. Тогда один из хватов по заднице ему ногой лягнул, чем в норму прийти подмогнул.

   – Вот провалиться мне в душемолку, – затараторил Ужавл без умолку, – а я тут не виноват, ваша ярость! Уж я и так и эдак их охмурить старался – ни в какую не повелись! Упёрлись прям как ослы – чё им царёвы послы!.. Ух, доложу я вам, и оскорбительно эти бандиты о царском величестве выражались. И об вас тоже вякали всяко-разно. Хе-хе. А под конец они и меня, невзирая на статус посла, посмели побить сильно! Да-да, и даже пытали и в озере утопить пытались!

   – Хорош тут базлать, ёж твою в душу рать! – рявкнул Управор свирепо и по подлокотнику кулачищем огрел. – Где Яван, а?! Сколько их там? Чем они, мерзавцы, занимаются? Отвечай, урод, оглоблю тебе в рот, ну!!!

   – Я-я-ва-ва-ван та-та-там, – заикаясь, проблеял надзырка. – С-с-спит-почивает на диване. А все прочие бодрствуют, поганые рожи. И сей… как его... Бравырка что ли – с ними он тоже.

   – А этот ещё откуда там взялся?! – рявкнул чертяка. – Грязная скотина! Безмозглый нахал! У, проклятые биторваны – ну ничего поручить им нельзя!

   Потом он ругаться вдруг перестал, выпучил и без того бывшие навыкате глаза и... расхохотался.

   – А впрочем, – заявил он, ещё более в кресле развалясь, – может, это и к лучшему. Все мышки в мышеловке. Теремочек к ангелам раскурочим – и всю эту сволочь в душемолку! Ха-ха! Так-так, – потёр он руки, – Надеюсь, я не умру тут от скуки... Эй, начальник Нахренавр – ко мне мухой!

   Огромный чертяка, чеканя шаг, вышел в тот же миг из рядов хватов и, сияя золотыми латами, прошествовал к князю, где склонился пред ним ниже грязи.

   – Я весь ваш, мой княже! – прохрипел он. – Слушаю и повинуюсь!

   Управор тогда поближе его к себе подозвал, за плечи великана приобнял и, притянув до самого лица, принялся о чём-то поучать молодца. Тот же, покивав головою, выпрямился верстою столбовою, чего-то рявкнул, каблуками о мостовую брякнул и двинул прочь со двора в сторону гостювальни.

   – А ты ещё чего здесь торчишь?! – взгремел князь, взглянув на Ужавлика. – Тоже мне, идейный нашёлся воин! Да ты, дружок, и чина надзыря, по-моему, недостоин. Вот же ещё гнусь… Пшёл вон, бестолочь – я ещё до тебя доберусь!

   Подскочил Ужавл, словно ужаленный, страшно растерялся, на месте заметался, а потом опять князю в ноги бух, и воплем привлёк его слух:

   – Не велите казнить, ваше злодейство – велите мой язык для слова задействовать!

   Князь аж скривился и на вопящего с неохотой покосился.

   – Ну-у, чего у тебя там важного? Небось, опять какая лажа? Говори.

   – Я ж, ваше велико, не всё успел доложить-то, – торопясь, Ужавл заблажил. – Про Явана-то Говяду... Он, по-моему, того... не дюже ныне ладен. Полудохлый какой-то. Должно где-то надорвался, седой весь стал, спит не просыпаяь, сам чуть дышит и ничего не слышит.

   – Вот! – подскочил Управорище с места. – Вот добрая весть, ну, наконец-то! Сиё известие и впрямь лестно... О, дорогой мой надзырь Ужавл!.. Нет-нет – ты достоин большего звания за сообщение о немощи Явановой!

   И, подойдя скорым шагом к лежавшему во прахе Ужавлу, он быстро наклонился, поднял чёртика на воздух за плечи и некоторое время с сияющей рожей созерцал его, потерявшего от такой чести дар речи.

   – Но... нет, – словно чего-то вспомнив, произнёс, ухмыляясь, Управор, – не могу я тебе высший чин присвоить, увы, права не имею. Ты ж не мой слуга, а Двавла, вот пускай он тебя и возвышает. Жаль, жаль... Ну да ладно, я тебя тоже милостью не оставлю. Награждаю я тебя, Ужавл... княжеской благодарностью!

   И, притянув к себе окаменевшего от обиды прохвоста, дважды в уста его он поцеловал аж взасос, а потом на ножки поставил, от себя развернул и... ножищей в зад саданул!

   Помчался обманутый зряка прочь враскаряку и далеко впереди на камни шмякнулся. А вокруг издевательский хохот громыхнул звучно. То ржали золочёные хваты над унижением хилого чинодрала. Ну а ушибленный больно Ужавл повалялся чуток, повалялся, со стонами на ножки поднялся и поплёлся согбенно прочь, стараясь оскорбление превозмочь.

   И в это время смех неожиданно перестал, как будто он хватам поперёк горла стал, и послышались позади Ужавла возгласы удивления. Оборотился он туда, глядь – что такое?! – поднялось над озером сияние странное: разноцветная полукружная дуга.

   Радуга то была, радуга!

   Никто и никогда в сих богом забытых краях её не видывал и слыхом о таком чуде не слыхивал. А тут, то ли после дождя, то ли ещё по какой причине, она над Борьяниной гостювальней и взошла. Взошла и воссияла и опешившим чертям собою знак передала.

   Всё вдруг понял Ужавл. Появление солнечной гостьи он связал с Яваном, лежавшем в беспамятстве в «Красном Маке», и увидел в том предостережение чертям не чинить драки, что было несомненным проявлением божьей воли. А также кристально ясно и во всём своём подлом убожестве осознал Ужавлишка свою предательскую в этом деле роль и... заплакал.

   Но ничего изменить уже было невозможно. Предал чёрт Явана, собственной рукой вырвал он из души своей росточки чего-то нового, лучшего, уничтожив их в угоду натуре своей сучьей. И поплёлся он к чертям собачьим с серым и мёртвым лицом, ощущая себя последней гадиной и конченным подлецом.

   ...А в это время ровным уверенным шагом к «Красному Маку» приближался начальник Нахренавр, посланный туда бугром Управором ради важного разговора. В деснице своей бравый хват держал белый плат, которым он поминутно встряхивал и небрежно помахивал, показывая всем своим видом, что хотя он и явился сюда с миром, но роль миротворца до глубины души, и даже глубже, он презирает и на указания вышестоящего начальства, приславшего его сюда, не слишком-то и взирает... Подойдя по мостику почти к самой площадке, Нахренавр, для себя неожиданно, упёрся вдруг в полевую защиту, которую атаман боригады Бравыр перед тем врубил.

   – Эй, в гостювальне! – нетерпеливо заорал нахрапистый вояка. – Выходи на переговоры! Я посланец от князя Управора... Давай выползай, Бравырка! – добавил он с подковыркой. – Я знаю, что ты тут, со швалью этой спутался. Вылазь-вылазь, не боись, пред очами бывшего своего командира явись.

   Не стал Бравыр под сенью терема таиться, а двери отворил и не замедлил на свет появиться. Подошёл он к раззолочёному чёрту весьма уверенно, руки на груди сложил, сожалеющий взгляд в верзилу вперил и с ног до головы его измерил.

   – Ну? – вопросил он глухо. – Слухаю...

   Ухмыльнулся Нахренавр нагло, со свистом в белый платок высморкался, в комок его смял и отшвырнул от себя подальше, а потом на  Бравыра наехал по полной программе:

   – Ты, я вижу, безрогий ко;зел, совсем тут оборзел. На колени, раб!.. слабак!.. ангелов козопас! А ну-ка живо защиту отключай и мою особу впущай! Ну-у!!!

   Ни на волос атаман не ворохнулся, и ни один мускул на лице его не шевельнулся. Всё так же задумчиво Бравырище на чёрта глядел и даже рта открывать не хотел. Потом ручищу свою он поднял и известную всем фигуру из трёх пальцев под носом у начальника образовал.

   У того даже челюсть – бамс! – вниз отвисла, и вроде язык к нёбу прилип. Побурел на морду рыцарь блистательный и не нашёлся вначале чего сказать. А потом всё же он оклемался и угрожать козяку принялся... После долгого перечня пыток и мук, он в оконцовке упомянул и душемолку, где такому «гнусному предателю» всенепременно предстоит испытать полный облом...

   Только, удивительное дело, гневное вразумление ни малейшего впечатления на атамана не возымело. Не моргнув глазом, выслушал он всё ему сказанное, а потом, когда разъяренный чёрт уже не мог и добавить ничего, а только дёргал лицом и пучил буркалы, Бравыр покачал головой и вот чего своему бывшему сослуживцу сказал:

   – Слушай, Нахренавр... я ведь с тобой вместе немало повоевал, ты меня знаешь – я не трус и угроз твоих не боюсь. Я лишь душемолку, как и все мы без исключения, ужасался до помрачения. И вот не так давно я наконец попал в её пресловутое преддверие – в клетку для обречённых. Стоял я там, раздавленный жутью, слушал доходящие до моего слуха чудовищные звуки, и думал... Вся моя жизнь непутёвая предо мною, как на экране, прошла, и ничего-то светлого моя душа в ней не нашла. И ужаснулся я увиденному по-настоящему и даже о душеломке позабыл кричащей. Увидел я страшный маховик зла, нами, чертями, на свете раскрученный, и испугался стократ сильнее, чем за судьбу особы своей ничтожной… Вот тогда-то я и покаялся в своём безбожии. Я молил: «Отче мой, Ра дорогой, дай мне возможность хоть чуток пройти прямою дорогой! Дай мне силу правде хоть чуть-чуть послужить!» И было мне видение, и пролился в мою душу свет, и воссияла в ней заря отрады – и явился вскоре Говяда Ваня и освободил меня для искупительной брани.

   Замолк тут Бравыр, тяжёлым взглядом врага окинул и таки слова ему кинул:

   – Я более не чёрт, Нахренавр. Из-за черты зла я вернулся и к Ра душой повернулся. Запомни это и пойми... А теперь ступай прочь и передай своему господину, чтобы на нашу сдачу не рассчитывал – мы будем драться. Это говорю тебе я, Бравыр Козопас, по-вашему дурак, но Ра более не враг.

   – А и впрямь ты, Бравырка, дурачина, слюнтяй и не мужчина! – едва дослушав, наехал Нахренавр бывшему чёрту на уши. – Да ты глянь – на кого ты нас поменял! Это же людяшки, тушки и мешки, посевной народ, наш огород... А мы – черти! Господа!!!

   – Ерунда, – отчеканил козяк. – Горды уроды, которые из народа делают огород, да только грай не грай – а будет им край. Ха!

   Непоколебимость бывшего соратника немало уже достала спесивого хвата.

   – Послушай, Бравыр, – горячим шёпотом сказал Нахренавр, – да кинь ты эту шайку на... Главное, я чего пришёл-то? Мне же Управор сказал тебе передать, что он это... тебя прощает, ага. Так что не дури – возвращайся. Только защиту отключи – и тикай.

   Не сразу разомкнул уста Бравыр. По-прежнему с каменным спокойствием глядя на господина начальника, усмехнулся он криво, да тому и отвечает:

   – А я перед этим подлецом на коленях не стою и о пощаде не молю, так что и прощать ему меня не за что. Мне и на него, и на всю его рать наплевать и нагадить!

   Тут уж терпения у Нахренавра не осталось ни хрена. В бессильной злобе заскрипел он зубами, не нашёлся более что сказать, размахнулся да в рожу Бравыру кулаком – хвать!

   Только вышел у наглого туза конфуз: о защите-то незримой он позабыл – вот кулачище свой и отбил. Аж неблагим матом чёрт завопил да, схватившись за помятую длань, начал извергать изо рта отборную ругань.

   И в Бравыра в бешенстве плюнул, ему грозя:

   – Ну погоди у меня, козяк – я сёдни лично башку тебе срублю! Погоди-погоди – ещё и душеломка ждёт тебя впереди!

   Растеклось чертячье харковинье по полевой стене невидимой, а Бравыр лишь усмехнулся и уж было назад идти повернулся, да тут остановился и вот чего напоследок гаду сообщил:

   – Эка, нашёл кого пужать. Да мне и так её было не избежать. А покуда я ещё живой, то я вам такую козу устрою, что офонареете. Ну – до скорой встречи в последней сече!

   Повернулся и пошёл степенно в открытые Сильваном двери.

   А обозлённый донельзя Нахренавр живо от терема отбежал, на мосток плашмя брякнулся и что было силы заорал:

   – Огонь! Огонь! Пли! Зажарьте их внутри!

   И в тот же самый миг множество отовсюду вспыхнуло бликов. Быстрее мысли к терему понеслись огненные лучи, да только все как один натолкнулись они на невидимый щит, и будто пылающим куполом убежище боригадцев вдруг покрылось. Загудело бушующее пламя, завыло, сиянием адским глаза заслепило, но, как оказалось, разрушить поле оно не имело силы.

   А Бравыр той порою, не корча из себя героя, в ворота заскочил прытко.

   – Эй, боригада! – вскричал он зычно. – Только огонь погаснет, мы по ним хряснем! Целиться точно, стрелять быстро, не жалеть сволочей, не терять выстрел!

   Все тотчас по местам разбежались и за огнемёты похватались. А пламя вокруг погорело-погорело да и погасло.

   На берегу появились золотые фигуры. Это высунулись из своих шхер хваты, чтобы узреть пальбы результаты.

   – Огонь! – рявкнул боригадный командир, и сам первый через бойницу выстрелил.

   С пронзительным зудением к берегу огненная линия метнулась и без промаха в некоего хвата воткнулась. Показалась красная вспышка, и в том месте, где он торчал, пустота образовалась: хват пропал!

   – Один готов, – пробубнил деловито Бравыр и далее не смолчал, –  но это только начало...

   Больше, правда, с первого раза никто в цель не попал: не те они были умельцы, не научились ещё целиться. И тут же в ответ на выстрел Бравыров целое море огня на «Красный Мак» накатило; тонкие огненные лучи на него налетели, точно вспороть защиту хотели, но защита была хороша, ладно она держалась, хотя от пламени чуток поужалась.

   – Заметили, откуда стреляют? – заорал атаман. – Туда и пали, как утихнет!

   И едва только опять пламя угасло и сошло на нет, как сразу же получили черти ответ: не только Бравыр в пару врагов стрелы ринул, но и Делиборз своей цели не минул.

   – Ура! – шустрец радостно заорал. – Неужели я тоже попал?!

   И опять берег огненными иглами ощетинился, и снова всё вокруг заполыхало. В тереме жарковато стало, потому что жара и сквозь защиту помалу проникала. Трижды черти стреляли и все три раза купол полевой поджигали, но едва лишь они остановились, как врубили наши по ним изо всех стволов, и не досчитались хваты аж полдюжины голов.

   Так и продолжалась эта перестрелка около часа, и не было чертям от метких выстрелов спасу, хотя они и прятались, и залегали, и с места на место перебегали, да в придачу с неба ещё палили, и даже с воды. Да нашим-то не было беды: спасал их защиты невидимый щит, который не падает и не трещит. Правда, с каждым разом всё ближе и ближе к дому он сжимался, словно от жара подтаивал.

   – Жаль! – глядя на это упущение, сказал Бравыр с сожалением. – Силоёмкости не хватает. Ещё часа полтора, и пиши пропало... Как там Яван – ещё не оклемался?

   – Нет!

   Ну, значит, как Бравыр и предсказывал, так оно всё и оказалось. Около двух часов ещё наши отбивались, потом обливались, но, несмотря ни на что, стойко на рубежах держались.

   Наконец, сгорели внешней защиты последние остатки, и пришлось тогда боригадцам несладко: пали смертью героев Упой с Ужором. Не сумели они себя уберечь, через окошки хватам подставились и на божий свет переставились. И на том месте, где бойцы лежали, рассыпалась по полу горячая зола.

   В ту же минуту спохватился атаман Бравыр и все ходы и выходы задвижками перекрыл. Это чтобы черти внутрь не попали. Кликнул хриплым голосом клич командир и оставшуюся, хотя и уставшую, боригаду возле себя сплотил.

   Собрались ватажники вокруг, сами потные, грязные, тяжело дышащие и от грохота плохо слышащие; стали они командиру внимать, а тот вот чего не преминул сказать:

   – Ну, братва, кажись, мы своё пожили... Да и сражались ведь не зря – эвона сколько супостатов положили!.. Ну-ну, хвосты держать трубой – давать мы не будем отбой. На их вопросы у нас ещё есть ответы.

   И к экрану обернулся немедленно.

   А там такая видится картина. Огонь палить перестал, и черти наглыми стали; по мосту, не таясь, к гостювальне они подвалили и ворота долбить принялись, да ещё с воздуха целая толпа их на крышу высадилась. Зашуршали они, загремели – наверное, пробуравить крышу хотели. Ну а Бравыр, глядя на эту борзоту, хитро себе усмехнулся и к пульту вертанулся. «Я, –говорит, – им счас устрою чучу, по крышам их лазить отучу!»

   И в кнопочку красную пальчищем ткнул.

   В тот же миг звякнула крыша, брякнула и всю осевшую на её поверхности шайку-лейку с себя шваркнула. Полетели лихие захватчики кто куда – к чёрту на провода! – да кулями в воду попадали. Крепенько им досталося: мало кто в живых остался.

   Ну и взлютовали тогда нападавшие. Много их возле входа набралось, да ещё и на мосту немало скопилось, а в придачу терем с воды и неба они окружили.

   Со всех сторон, короче, обложили!

   – Ну вот, пришёл и мой черёд, – промолвил Бравыр и к ватажникам обернулся. – А не осталось ли у вас того бутылька с дурноваром, что я Явану давал? В самый раз пригодился бы...

   Делиборз тогда, лишку не говоря, в Явановой котомке пошукал и действительно бутылку с пойлом тем отыскал. Подаёт он её Бравыру, а тот довольным сделался, прямо не передать. Это, говорит, как раз то, что мне надо. Пробку зубами вытащил и, невзирая на шибанувшую оттуда вонь, опустошил содержимое до последней капли.

   Да и заявляет:

   – Опа ля! Теперь я для огня неуязвим. И пришло мне время с мечами порезвиться!

   А сам к стенке-то шасть, и вытаскивает из ножен тесных два меча чудесных. Ладные были те мечи, боевые, а клинки их оказались ярко-голубыми. Как почал рубака мечами играть, так от его играния пошло вокруг голубое сияние.

   – Таких мечей и у хватов нету! – воскликнул довольно атаман. – Ну прямо сами летают! Хоп, хоп – ха! И где это Борьяна такие достала?

   А кругом него сверкало всё и свистало.

   – Отворяй живо ворота! – Сильвану Бравыр приказал. – Да затворяй их за мною, а я вылазку совершу да хватов покрушу. Покажу, гадам, как воевать надо!

   Открыл двери лешак в самом скором режиме, заскочили они в стену точно на пружине, и в тот же миг Бравырище буйным тигром наружу выскочил. Блесканул он своими чудо-мечами молниеносно и всю кодлу золочёную с площадки снёс. Не ожидали такого налёта расслабленные хваты и как снопы  тама попадали. А как опомнились обалдевшие вояки то, мечи повыхватывав, бросились тут же в драку. Да только как им было использовать свой перевес, когда Бравыр на узком мосту дрался? Медленно, но неуклонно на толпившихся чертей он наступал и крошил их немилосердно, а у тех мечи были словно с изъяном – перерубал их атаман как деревянные.

   Вскоре не выдержали такой сечи черти, и поскакали ближние из них в воду, а те, кто подале стоял, на бережок дали ходу. И только мосток от лишней чертячьей нагрузки освободился, как некий рыцарь на него с берега ступил. Был он высокий, могучий и бравый, и шагал он навстречу Бравыру смело и прямо.

   То был начальник хватов нахал Нахренавр!

   Не доходя чуток до своего противника, он два пламенно-красных меча из ножен вынул и таки слова атаману кинул:

   – Ну, безрогая гнусь – сейчас я до тебя доберусь! Что встал, козячья какашка! А ну – ко мне марш!

   Да сходу как почал мечами своими лупить, что пришлось нашему козяку даже отступить. С великим лязгом красные и голубые мечи сшибались, но ни те, ни другие от ударов не перерубались. Воистину нашла коса на камень, и высекался из лезвий горючий пламень...

   Через минуток пару надоело Бравыру отступать, упёрся он твёрдо да и пошёл неотступно вперёд. И как Нахренавр ни отбивался, а всё ж таки назад он попятился: явно, тать, стал уставать...

   А козяк тут вдруг изловчился, по мечу красному своим – звяк! – тот и переломился. Ну а с двумя мечами куда как орудовать было сподручнее против одного верзилиного. И минуты не минуло, как грешная чертячья душа дородное тело покинуло: пронзил Бравыр мечами тулово начальника, и рухнул поверженный господин с шумом в воду.

   Отомстил-таки Бравыр ему за народ!

   Пробежал по берегу, где притаились черти, ропот удивления, и по Бравырищу из огнемётов они принялись палить остервенело. Только получилось у них странное дело – ни одна стрела не задела Бравырова тела: причудливым образом смертоносные лучи его огибали и в воду попадАли. От такого мощного нагревания озеро вокруг атамана вскипело, и поднялась над мостком туча пара, а над тем паром снова показалась радуга, пугая собой безбожного врага.

   И когда Бравыр хотел уже под защиту терема отступить, настала очередь ещё одному чёрту на мост ступить. То мягкой львиной походкой пёр на нашего героя Главный Вор Управор!

   Не стал Бравыр с поля боя бежать, не стал он и в крепость отступать. Порешил он с самим главнокомандующим встретиться лицом к лицу и вознамерился дать бой этому подлецу.

   – Ну что, Бравырка, – с угрозой вскричал упырь, – опять ты у меня стоишь на пути? Добро – стакнемся! Да уж теперь-то некому тебя спасать – Явашка ныне не вояшка!

   И вынает он меч из ножен не спеша.

   О, что это был за меч! Удивительный меч! Поразительный меч! Совершенное оружие сечи! Слышать о таком чуде Бравыру доводилось, а вот видеть его ни разу не приходилось. Горел клинок обнажённый пламенем чёрным, – и таким насыщенным был этот цвет, какого нигде  в природе нету. Аж глаза слепила чёрной бездны жуткая сила!

   Зажмурился Бравыр, рукой от слепящей черноты заслонился, а Управору-то хоть бы хны: он ведь забралом был укрыт.

   И начался у них поединок. Первым на козяка упорного напал стервец Управор. Словно камень с горы налетел он на предводителя боригадцев, а тому-то некуда было деваться – только к терему отступать... И не выдержал лютой атаки ослепший атаман – дал-таки он тягу на попятный. И уж до самых ворот в замешательстве добежать он успел, как вдруг на площадке остановился и к ворогу оборотился.

   И стал на рубеже том мёртво козяк наш упёртый.

   А Управор шёл по мосту не спеша, в правой руке меч держа. Вот он подошёл, усмехнулся, поднял меч и размахнулся. Да и свистнул им сплеча, норовя бунтаря обезглавить и душу его в душемолку отправить.

   Только и Бравырка лыком был не шит – успел поднять меч он на защиту. Лязгнули мечи со страшным звуком, и стал вдруг Бравыров меч плавиться, как свеча, и стекать раскалёнными струями ему на руку. Вскрикнул атаман от дикой боли и, не имея сил сопротивляться более, назад быстро подался, отчего с головою пока не расстался. Выронил он оплавленное оружие из левой руки и другою рукою её, обжаренную, схватил. Боль, видать, он испытывал жгучую.

   А тут и вот уже она – смертушка неминучая – в лице гадского князя пред ним стоит и сквозь забрало на него глядит!

   – Это, предатель, только начало, – злыдень пробурчал. – Тебе ещё не конец, козопас. Я тебе и душемолку ещё припас.

   И расхохотался издевательски, к обессиленному врагу отнесясь наплевательски.

   Окаменел Бравыр, затвердел взглядом, желваками взыграл и, сжав в деснице меч остатний, кинулся точно раненый барс на вражину – в последнюю свою сечу бросился пружинно! Быстрее молнии блеснул голубой его клинок, целя Управору в открытую глотку – да не достал. С проворством невероятным князь-предстоятель в сторону увернулся, и бывший ярбуй мимо шибанулся.

   Вжик! С тонким свистом пропел свою жуткую песню чёрный меч, и голова козопаса безрогая покатилася с плеч. А тело воителя обезглавленное ещё несколько шагов вперёд пробежало и с плеском в озёрные воды упало.

   Поднял отрубленную главу над собой чёртов князь и, воздев вверх меч, запел хвалебную речь:

   – Вот так я всех несогласных со мною урою! Смерть предателю! Смерть изгою! И так будет со всяким, кто пойдёт против нашей власти! Да здравствует Световор! Да здравствует Чёрный Царь!
 
   И со всех сторон недобитая его рать принялась орать:

   – Слава Управору!

   – Слава Главному Вору!

   – Управор лучший!

   – Он всех наикруче!

   – Он Главный Злодей!

   – Бей подлых людей!

   А Управор тогда свою статную фигуру к терему развернул и, размахнувшись, голову Бравырову в ворота метнул. Прямо в середину умудрился он попасть, и от мощного удара раскололась башка атаманская на мелкие части.

   – Вперёд, бравые хваты! – указал торжествующий Управор на ворота пальцем. – Ломайте скорее дверь!

   А сам меч черноогненный в ножны вложил, забрало поднял и, уперев руки в бока, гостювальню осматривать стал. Высилось пред ним Борьянино обиталище опалённым, но до конца не покорённым. Людишки ведь внутри остались, и от борьбы они не отказались.

   – Живо, канальи – шевелись! – рявкнул князь, негодуя. – Надо спешить, пока клятый Явашка спит!

   Ну, те и навалились. Прибежала куча хватов с долбёжными и сверлильными агрегатами, приволокли они какие-то резаки, к дверям подступили и к работе приступили. Дело у гадов пошло на лад: и получаса не минуло, как на пять шестых у них задание продвинуло. Осталось совсем чуть-чуть – и готов в теремочек путь.

   И в это время, когда Управор совсем уже заждался и в нетерпении возле ворот топтался, откуда-то сзади, с бережка, пронзительный свист достиг вдруг его ушка.

   Оглянулся туда князь в недоумении, и аж застыл от удивления. Поодаль на горке, вперившись вперёд зорко, стоял себе не кто иной, как сияр-бояр Орёл-Буривой! Новая белоснежная одежда на его теле развевалась, седые власа на темени чубом вздымались, а в руках сверкал верный его Крушир.

   Одумался-таки дебошир!

   – Эй, Управор! – поднял витязь ор. – Осади свою осаду! Разговор есть...

   А почитатель драконов уже в себя-то пришёл и до базара с человеком снизошёл.

   – Это как прикажешь тебя понимать, Буривой?! – точно конь, вскинул он головой. – Что ещё за разговоры у тебя с Главным Вором?!

   – А так и понимай, Главный Вор, – ответствовал воин не без уморы, – что забирай-ка ты свою свору, да чеши отселя прочь! Или в этом вам помочь?

   – Ха-ха-ха! – рассмеялся предстоятель. – Да ты, я гляжу, борзоват, приятель!  Тебе лучше в чужие веси с указаниями не лезь! Тут ведь хозяин я, и воля будет моя! Так что единственный раз тебе предлагаю: уходи, не мешай! Я тебя покамест прощаю...

   Только Буривой уходить явно не собирался.

   – Коли я сюда пришёл – значит, дело здесь нашёл! – крикнул он весьма решительно. – Мне туда надо, где вам не рады!

   – Э-э-э! Хоть ты мне, чубатый, и нравишься, но будешь дерзить – в душемолку отправлю! Правда, ты человек Двавла, не мой, но, клянусь головой, доберусь я до тебя, Буривой!

   – Тьфу ты! Какого еще Двавла? Я такого не знаю. Не знаю, и знать не желаю!
 
   Удивился чертище.

   – Что за ерунда?! По моим данным Двавл тебя давеча завербовал, и ты договор с ним подписал... Разве не так?

   Задумался чуток Буривой, а потом затряс головой:

   – Ничего я подписывал. Пьяный был, балдой и вообще... я страдаю головой: как выпью, так всем всё обещаю, а как протрезвею, так обещанное прощаю.

   Стал Буривойка господину чёрту надоедать, так что тот терпение принялся терять.

   – Как так?! – вопросил он возмущённо. – А договор кровью разве ты не подписывал, старый ты лис?!

   – Какой ещё кровью? Ты чё?! У меня и крови-то нету. Хэ!

   – Ух, мерзавец! – пошипел Управор, скрипя зубами. – Скотина тупая. Ну, погоди, я те хвостом-то повиляю...

   Но, взявши норов свой в руки, обратился он к бывшему правителю как словно друг:

   – Слышь, Буривой, ты ж в нашу чертовскую компанию кандидат чуть ли не первый! Да точно – первый и есть, клянусь честью! Подумай и вали к нам – будешь доволен и рад!

   – Да иди ты в зад, чёртов поганец!

   –  А ты не боишься, что предателем останешься в Явановой памяти? – пошёл Управор своим последним козырем. – Сдохнешь ведь сейчас, и никто не узнает, что ты к своим возвертался.

    Но Буривоя было не остановить.

   – Я сын Ра! – он взгорланил. – Перед ним и ответ буду держать. Бог наш не микишка – он всё видит!

   – Убирайся к ангелам, наглец! – прорвался в чёрте стервец. – Считаю до трёх, и если после того не слиняешь – пеняй на себя!

   – Хе-хе! Да считай хоть до скончания века. Я вернулся к своим – там мои други. А ну вон, черти, с округи!

   И сам меч повыше поднял и, сделав шажок вперёд, боевую стойку принял.

   – Стреляйте в него! – взревел Управор яро. – Сожгите дотла этого негодяя!

   Несколько десятков огневых стрел в тот же миг в Буривоя полетели, да только эти стрелы, видать, попасть в него не хотели – непостижимым образом их все Крушир притянул.

   Ахнули черти, а предводитель их побледнел как смерть. Наверное, испугался, что залп не удался. И то сказать, верно – и второй удалец первому оказался под стать: адского огня не боится.

   Диковинная Орёл птица!

   А тут и того пуще учинился случай: изошёл с Круширова наконечника блистающий шарик, пошумел он, поискрился, потрещал, порезвился, а потом – бах! – взорвался и стрелами в чертей разбросался. И все до единого, кои в Буривоя стреляли, без следа там пропали.

   – Не стрелять! Прекратить огонь! – спохватился Управор. – Мечами эту сволочь порубать! В клочья его искромсать!

   Повыхватывали свои мечи бывшие на берегу хваты и кинулись со всех сторон на старого вояку. Дюже яро, надо заметить, они метнулися, с остервенением, да только вышло врагам посрамление. Буривой-то нападавших дождался и с такой быстротой Круширом размахался, что уследить за его выкрутасами было делом напрасным – ничё почти было не видать, как почал витязь вражью силу рубать!
 
   И минуты даже не минуло, как чертячья рать поле боя покинула. Кои недобитые, те в панике прочь бежали, а кои убитые, те вповалку на бережку лежали.

   Тогда прошествовал лихой вой Буривой на мосток да и пошёл себе навстречь сановному гаду, и дотоль белая его одежда стала красная как закат.

   Шибко такому обороту Управорище был не рад. Подручные-то  его, что на мосту стояли, все до единого в воду посигали, а князю бежать по-заячьи было западло. И оставалось ему одно: показать, что он есть мужчина и принять бой один на один.

   Ну что ж, чего-чего, а смелости адскому вожаку было не занимать. Опустил чёрт на глаза забрало и вынул из ножен чёрного меча жало. В тот же миг адских глубин колдовская сила удалому Буривою очи ослепила. Он даже невольно рукой заслонился и в сторону поворотился.

   – Что, бывший царёк, не нравится? – усмехнулся тёмный князь. – Ничего, глазки у тебя сейчас болеть перестанут: я тебя полечу – от борзости отучу!

   Тогда Буривой руку в карман запростал, красный платок оттуда достал и, не теряя времени даром, глаза им повязал. Потом головою туда да сюда поводил и стало очевидно, что он таким образом за Управоровым мечиной следил.

   Наконец пришло время для дела. Сошлись единоборцы посередь моста, совершенно недвижно друг против друга встали, что, казалось, будто они там заснули – и вдруг разом мечами полоснули! Белый огонь с чёрным сшибились, словно в вечном поединке встретились свет и тьма, и потряс окрестности неслыханного грома удар. Снопище пламенных искр высекся из скрещённых мечей, являя собой зрелище не для беззащитных очей; воздушный смерч над бойцами взвился, с безоблачного неба огненный дождь пролился, а озёрный водоём волнами покрылся.

   И пошли противнички что было мочи рубить. Никто не хотел и пяди моста уступить.

   Долго они там билися и посечь супостата стремилися, а всё ничья сторона не одолевала: равные соперники на сей раз попались. Управор-то явно Буривоя был посильнее, да тот-то оказался ловчее, сноровкою брал, не наскоком, а со сноровкой-то поболее проку... Вот час бьются они, вот другой, и наконец через времечко изрядное стал наш герой-вояка наседать на этого хряка, а тот, приуставши явно, шаг за шагом назад стал подаваться. А над ними уже буря настоящая ревела и клокотала, и пенная волна на мосток набегала.

   Вот Управор назад-то шагнул, да в воду чуть не ступнул. Поскользнулся он, зашатался, равновесие потерял, а наш-то Буривой мужичок был удалой: как даст упырю по мечу, тот вжик – из руки швырк и в волну – юрк!

   Потонул мечина, сгинул и хозяина на произвол судьбы кинул!

   Шлёпнулся чёртов гад на зад и уж к смертушке приготовился неминучей, да помог ему тут случай – и Буривоеву ногу волна окатила и на пятую точку его усадила.

   А пока он подымался, Управор во всё горло вопить принялся, да странные-то слова:

   – ХАРК!

   – АХУРЗАР!

   – ЕИНЕШУРК!

   – ЕИНЕШУРЗАР!
 
   И едва лишь он сиё чародейское заклятие проорал, как ударила в остриё Крушира чудовищная молния, прямо из ярилы адской исторгнутая! Страшнющий раздался гром! И в месте том, где только что стоял Буривой, серая его фигура лишь застыла, прогоревшая насквозь как головня. И даже огненный меч его не спас, а тоже сгорел и погас.

   Тут же буря ярая вмиг шуметь перестала, крутая волна утихомириваться стала, и раздался в наступившей тишине громогласный хохот чёрта уцелевшего. Он всё ещё на заднице сиднем сидел и на испепелённого противника глядел. А как он вволю насмеялся, то воздуху тогда в грудь набрал, да как дунет на статую. И от того дуновения рассыпалась Буривоева фигура прахом, и тот прах по-над озером полетел, где на воду осел.

   – И так будет с каждым, кто на меня переть отважится! – возгласил победитель чванно.

   А затем на ноги он встал, оставшихся хватов до себя призвал и двери им доламывать приказал. Да повелел ещё в воду слугам нырять, дабы мечик свой утерянный со дна достать.

   Ух же взбешенный князь и ругался, когда эдак распоряжался! Ведь как он там ни петушился, а всё ж унизила его сия коллизия. Подчинённые-то были не дурни, видели они, что их предводитель в честном бою дал слабину, и, ежели бы не вмешательство могучих сил, фиг бы он там победил... Но, как бы там не было, хоть чертей осталась лишь третья часть, но именно им выпала победная участь: они теремок осадили, они же и лучших его защитников погубили. А через несколько минут открылся им и внутрь путь: ворота прочные упали и ограждать людей перестали.

   – Вперёд! – рявкнул главный мордоворот. – Всех в капусту порубать, а Явашку живым взять!

   А сам в сторонку отступил на всякий случай, посчитав тактику сию наилучшей.

   Ринулась группа хватов для произведения захвата, вломились они через проём в дом, а там-то их уже ждали: Давгур с Делиборзом с огнемётами в руках стояли. Неча сказать, встренули вражью силу они достойно, и не один хват канул в свой ад, да только как они ни старались, как метко ни стреляли, а всё же не сдюжили они вскоре и пали под ударами мечей смертью героев.

   И, казалось бы вот она, победа, у захватчиков уже в кармане, вот он, беспомощный сонный Яван лежит на диване, да тут вдруг из-за угла – шасть! – Сильван! А в ручищах у него не финтифлюшка какая-нибудь, а – палица Яванова.

   – Куда прёшь?! – громовым басом лешак взорвался – А ну Явана не трожь!!!

   Да как маханёт палицей изо всех сил – вмиг с полдюжины гадов загасил.

   Насели хваты тогда на лесового бояра, мечиками своими тырк-тырк, швырк-швырк... Поранили его, конечно, умелые мрази, но не прикончили сразу.

   – Ах вы так! – взревел Сильванище пуще прежнего. – Ну, держитесь у меня, невежды!

   И хоть палица была для него тяжеловата, стал он хватов хвалёных из дому выметать. Не помогли чертям ни мечи вострые, ни ухватка, и пришлось им оттуда тягу давать.


   Всех до единого рассвирепевший лешак из прихожей вымел, на открытый проём шкаф кинул и рёк:

   – Будет вам урок! А и поделом – не суйтесь туда, гады, где почивает сам Говяда!

   И тут огромный шкафина от двери отскочил, как мячик. А это его Управор с той стороны ногой захренячил. Да с аспидным своим мечищем в руках в прихожую сделал шаг. И видит он – стоит лешак-богатырь, весь в ранах, а в ручищах у него чудо-палица, от которой черти валятся.

   – Уйди с дороги, образина! – заорал главарь повелительно. – Убирайся в лес, обезьяна облезлая! Ну-у!

   Но только не на того он напал. Сильван палицу над головой поднял и вот чего отвечал:

   – Только через мой труп! Яван мне брат и друг!
 
   И уж отвёл своё оружие для удара могучего, да Управор ждать не стал, – меч он вперёд бросил и пронзил исполинскую грудь насквозь.

   А после выдернул клинок спешно и произнёс с усмешкой:

   – Через труп, так через труп... Окажу я такую услугу для Явашкина лепшего друга...

   Постоял мёртвый Сильван, покачался, назад подался да, палицей влекомый, на спину рухнул. А его убивец, то видя, опять расхохотался и за бока, веселясь, взялся.

   Только ядовитый его хохот у него поперёк горла встал, когда вдруг он увидал, как из-за павшего Сильвана Яван восстал. А это, оказывается, палица его боевая, из рук лешего выпадая, по груди его саданула, чем от сна к яви вернула.

   То узрев, Управор аж назад шатнулся да, зацепившись за чей-то труп, на полу растянулся.

   – А-а-а-а! – только и выдавил он из себя.

   А Яван постоял-постоял, пошатался-пошатался, мутным взором на чёрта взглянул, икнул и опять на диван завалился – видно, последних сил лишился.

   – Ха-ха! – нервно хохотнул чертяка. – Ах-ха-ха-ха!

   Возликовал удаче своей, мерзавец.

   А потом смеяться он перестал, на ноги прянул и принялся орать:

   – Эй, все сюда! Этих убрать! А Явашку в цепи заковать и во дворец доставить в железной буде! Я, князь-предстоятель Управор, триумф свой праздновать буду!

   И сызнова расхохотался, ублюдок.