Мешанина

1.
Это было невыносимо. Стоило Борису приступить к работе, проклятая дверь начинала скрипеть. Час назад он смазал её петли машинным маслом, за которым специально сходил к соседу. Отмыл руки от склизкого масла, заварил чай. В доме вновь стояла идиллическая тишина. Допив чай, писатель снова столкнулся с проблемой. Грифель внутри карандаша надломился и вывалился из деревянного остова. Пришлось искать ручку.
– Ну, вот теперь-то я наконец закончу его! – радостно подумал Борис, найдя в пыли под столом шариковую ручку.
Он сел, придвинул поближе пепельницу, закурил, вдохновенным жестом уже прижал стержень к бумаге, но невыносимый писк тысячей канареек уложил орудие творчества на стол. Глубоко вздохнув, Борис подошёл к двери: сосед пришёл вернуть себе маслёнку, на что имел полное право. Докурив с ним в подъезде и отключив звонок в дверь, писатель вернулся к работе.
Четыре абзаца синего цвета родились на бумаге, испещрённые пометками и помарками. К шестому абзацу пометок стало вдвое меньше, а к восьмому они и вовсе исчезли. Ручка плясала по листам бумаги, как умелая танцовщица. Борису это весьма нравилось и помогало войти в некое медитативное состояние на грани реальности, сближавшее писателя с текстом. В руках его текст постепенно оживал, наполняя комнату запахами, образами и мыслями.
Через три абзаца непонятный звук ворвался в комнату, разгоняя по углам туман творчества. Через минуту истеричный звон сбил ритм танца ручки, поселив на листах семейство помарок. Ещё через пять секунд звон дошёл до мозга Бориса. Надо было ответить на звонок.
– Алло, да мама!.. Да, хорошо.. Уху, котлеты, ну, как всегда сытый..  – соврал уже немолодой человек, доевший котлеты два дня назад, – плохо слышу... да... да.. всё хорошо... ужасно слышу, давай завтра я тебе позвоню?.. отлично!.. пока! – и положил трубку.
В очередной раз вздохнув, Борис достал из-за уха сигарету и вернулся к своей шариковой подруге. На первом же такте визгливый звон вновь сбил едва начавшийся танец. С раздражением писатель вырвал провод из аппарата, прекратив истерику. С холодным наслаждением отомстившего приступил к работе.
Через пятнадцать минут в комнате зажужжало. Сначала неуверенно и даже немного мило. Но, постепенно звук набрался сил и храбрости. Соседи решили продолжить ремонт. Лицо писателя изобразило немыслимое страдание, щеки слегка побледнели – он всё ещё хотел сконцентрироваться.
Через полчаса помарок, исправлений и пометок стало больше, чем новых слов. Ручку пришлось отложить до окончания похода к холодильнику. Три глотка вина слегка умиротворили и дружески согрели Бориса. Ещё пять глотков вежливо доказали, что уже поздно и пора спать. Смирившись, он  расстелил постель и лёг спать. Магическое жужжание прекратилось на двадцать третьей овце, а к тридцать пятой бедняга уже уснул.

2.

Будильник утром не сработал, и режим дня сдвинулся на два часа. После завтрака работать было нельзя: сантехники чистили трубы и должны были зайти к нему в квартиру с минуты на минуту. Но почему-то не заходили. Через полчаса ожидания Борис всё-таки сел и взял в руки ручку. В дверь постучали. Писатель открыл дверь и стоически переждал технические работы.
Закрывать дверь не пришлось, по лестнице уже поднималась недовольная на вид женщина. В левой руке её висело новое мусорное ведро, в правой сумка с продуктами. Как всегда мама догадалась, что Борис запустил квартиру и ей требовалась тщательная уборка.
– Господи – подумал Борис – это же на весь день, а она ещё ночевать останется!
– Привет, мамочка – фальшиво протянул он – давай помогу, а зачем ведро?
– Надо же куда-то собрать весь мелкий мусор, который ты как всегда расплодил! – разворчалась старушка.
И так догадки подтвердились. Отвертеться от этой уборки было нельзя. Но можно было дезертировать из квартиры.
– Черт побери, как бы сделать это повежливее – мелькнуло в его голове. – Мама, давай я оставлю тебе ключи, мне очень нужно сейчас уходить – заторопился мужчина, осознавая неудачное начало побега.
– Куда это ты? Опять к своей что ли? Ну, как там её... – праведно завозмущалась мать.
– Нет, не сегодня. Я … ( что бы такого придумать? А, точно!) в церковь хотел сегодня зайти(тьфу, ты ж. Как я не люблю врать!). Нужно собраться с мыслями, упорядочить впечатления – неуверенно врал Борис.
  – Ох, молодец какой! Иди-иди скорее, а я тут без тебя даже лучше управлюсь со всем. – закудахтала мать – давай скорее ключи и скорее, а то батюшка ещё поедет куда-нибудь хоронить!
– Ффух,ну, хорошо, я пошёл. Да! Не забудь включить телефон, я его, эээ,  на ночь выключил
– Давай-давай, иди уже! Без тебя разберусь!

Стремительно застегнув рубашку, прижав к груди блокнот и ручку, Борис вылетел из квартиры, но двумя этажами ниже его догнала и остановила запыхавшая мать.
– Ффух – напряжённо выдохнула старуха – полетел-то! Вот тебе записочки, одни за здравие, другие за упокой. Смотри не перепутай.
– Да. Мама, конечно – раздосадовался писатель – вот смотри: за здравие в левый карман к блокноту, за упокой в правый к ручке.
– Точно запомнил?
– Да, точно, куда уж проще? – уверенно отчеканил Борис и обнял растрогавшуюся мать.

Выбежав из подъезда,  вне себя от внезапной свободы, он прошагал несколько кварталов. Затем, отыскав двор потише, устроился уже было на лавочке, но зловещая бабка, словно из под земли возникшая, схватила его за рукав.

– Куда прёшь? Не видишь, окрашено, не сидят здесь, милок! Так бы и без брюк остался – ворвался в уши трескучий противный голос.
– Спасибо, спасибо, бабушка. – заторопился Борис и примостился на одном из спортивных снарядов, достав из карманов блокнот и ручку.

Через полчаса, когда писатель уже было слился с блокнотом во дворе появились двое. Изрядно подвыпившие и нелегко идущие, они громогласно орали:

– Эээх, вааааленки, и-ик, – тянул первый
– Да, валллееекни  – ловил следующий,
– Не поаадшиты, уухх, – продолжал первый
– Сссыытареньки, ээээх – дотягивал второй.

Блокнот, Борис и ручка, словно упорядочиваясь, с минуту застыли в одном положении. Наконец, блокнот стал блокнотом, ручка ручкой, а Борис Борисом. Нервно встав и разложив по карманам вещи, он кинулся в дверь подъезда ближайшего дома. Отпрыгав пять этажей и ещё несколько ступеней перед чердаком, писатель очутился на крыше. Лишь голуби сидели на проводах и неспеша квохтали. Отдышавшись немного, он сел на липкую заплёванную поверхность и вернулся к работе.
Час спустя, ему перерезали горло три грязных гражданина странной наружности, достали из кармана кошелёк, забрали ботинки, а блокнот пустили на самокрутки.

3.

Очнувшись в раю, Борис сперва обижался на Бога. Как же это он так, позволил ему настолько бестолково умереть. Через хор из умерших младенцев, писатель вышел на Его секретаря и записался на приём для выяснения отношений.
– Пусть покраснеет передо мной! – возмущалась его почти праведная душа.

В лучшем своём костюме, приняв душ и даже побрившись, Борис вошёл наконец в Его чертоги.

– Молчи, сын – услышал писатель суетливый голос матери – ты умер не просто так. Он миловал тебя. За такие дела тебя надо было отправить кое-куда! А ты ещё возмущаешься.
– Но как же так? – восликнул Борис – я ведь так и не закончил последнюю свою повесть?!
– Перечитай её повнимательнее – нежно велела старуха.

Час спустя, Борис уже смеялся и подпевал краснощёким младенцам.

–  Зачем же писать про любовь зелёной пивной бутылки к проржавшей нефтяной цистерне?  – усмехался писатель – Тю! глупость какая, действительно за такое стоит поджарить! – рассказывал он перед сном одному из младенцев – вот, кстати, держи, у меня остались – достал записочки из левого кармана – вот это за упокой, –  покопался в правом – а это за здравие. Смотри не перепутай!