Я - против!

Пётр Григорьевич Беликов сидел в последнем ряду большого зала для совещаний, куда его направили, так как председатель участковой избирательной комиссии ушла в декретный отпуск. Теперь он должен был слушать эту трескотню. Как всё надоело! Всё это напоминало ему недалёкое прошлое. «Под знаменем Ленина…».

Председательствующий что-то говорил о последних решениях, о том, что теперь Думу будут избирать на пять лет, а Президента на шесть… И это есть торжество демократии…

Пётр Григорьевич устал слушать эту чепуху. Какое к чёрту торжество демократии?! И чего здесь сидит? Лучше бы операцию Новиковой сделал. Заждалась, бедолага…


Пётр Григорьевич – хирург больницы скорой помощи. Работы там – не продохнёшь. Но вчера главный вызвал и уговорил его войти в участковую избирательную комиссию.

– Занят там ты будешь немного… Пойми, не пошлю же я туда алкаша Сердюкова! А Матвеев совратит председателя вашей комиссии. Он не пропускает ни одной движущейся цели. Нам не хватает только этого!

– Так она же в декрете. А областную возглавляет мужик.

– Он найдёт кого совратить! Гангстер, мать его…

– Но я же далёк от политики. Моё место у операционного стола! Да и больных много…

– Ничего. Молодые подсуетятся. И так до меня доходили сведения, что не даёте молодым оперировать. Им учиться нужно… Короче, иди! А за это…

И главный стал обещать златые горы и реки, полные вина. Но Пётр Григорьевич давно разучился ему верить. Не мальчик уже. Понимал что к чему.

И вот он сидит на очередном совещании и проклинает тот день и час, когда малодушно согласился и пошёл в эту комиссию.

Пока совещание не началось, какая-то белобрысая фурия стала громко разглагольствовать, что она видела в Америке, откуда недавно вернулась.

– Можете мне поверить, Модест Карпович, – обращалась она к соседу, но говорила так громко, что её все слышали, – американские ценности бедны нравственно! Да, да! Именно нравственно! При этом о стариках там заботятся!

– Если бы у нас не воровали, и у нас было бы не хуже, – буркнул Модест Карпович.

– У нас честный человек скорее исключение, чем правило, – вставила полная дама, сидящая сзади.

Пётр Григорьевич подумал: скорее бы началось, а то весь день коту под хвост! Как было хорошо, когда он никуда не входил и ни в чём не участвовал!

– Они думают, – продолжала  фурия, – что в США баксы валяются под ногами.

– А грамотность населения?! – поддержал разговор сосед слева. – Мы потеряли то, чем могли гордиться! А сейчас! В школе не могут даже научить грамотно говорить. Наши люди неразвиты! А ведь мы были самой читающей страной! Книги у нас печатались миллионными тиражами!

– А мне они абсолютно чужды по духу, – продолжала белобрысая, что-то ища в своей сумочке, – я насквозь русская. Конечно, приятно, что тебе все улыбаются, что кондуктор в электричке говорит «спасибо», когда берёт мой билет, и вообще все люди доброжелательны и никто тебя не обматерит! Конечно, приятно жить без хамства! Но, не поверите, я так тосковала по России! Считала дни…

– И я то же чувствовала, когда была в Испании, – поддержала её дама, сидящая сзади. – Тосковала по русскому языку, по нашим просторам, по нашей земле. Да, да! Там и земля какая-то другая! Это еще классик сказал про «дым отечества» – лучше не скажешь!

– Я всё же думаю, – резюмировал Модест Карпович, – что негатив этот преодолим, верх возьмет если не здравый смысл, то хоть инстинкт самосохранения. Впрочем, тише, Юрьев идёт.

Председатель областной избирательной комиссии, невысокий тщедушный мужчина с седой шевелюрой и низким скрипучим голосом, сразу перешёл к делу:

– Похоже, началась вторая фаза перестройки: если на первой демонтирован СССР, то сейчас перед нами стоит задача укрепить демократию и при этом сохранить наше государство сильным, чтобы людям в нём жилось хорошо! Сегодня делается всё, чтобы обеспечить права человека на счастливую и безбедную жизнь…

«Ну, всё. Это надолго, – подумал Пётр Григорьевич. – Вот влип, так влип!»

– Сейчас силами президента и его команды выстроена уже весьма жёсткая вертикаль власти, – продолжал председатель, – те, кто её строил, имели, надеюсь, самые добрые намерения по отношению к своей стране и народу. Но вот вопрос: кому достанется этот сверхмощный, а потому и сверхопасный инструмент?! В чьи, не дай бог, грязные лапы попадёт эта секира? Изменение срока полномочий Президента обеспечит преемственность выбранного страной курса. Разве это плохо? – вещал председатель областной избирательной комиссии. – Это необходимо объяснять населению. Народ требует от нас продолжить курс, выполнить план…

– Так, может, вернуть власть прежнему и объявить его пожизненным, – попытался разрядить напряжение молодой парень с ярко-рыжими волосами. – Чего тратить миллионы на выборы. Кризис…

– Сергеев, не умничай, это тебе не идёт, – прервал его председатель. – Здесь решаются серьёзные вопросы, а тебе бы только позубоскалить!

– А что?! Вручить кормчему руль, и в путь к победам демократии! – не сдавался Сергеев.

– Ты хоть понимаешь, что страна наша огромная. Не Грузия, не Латвия… Четырёх лет мало!

– А в США населения вдвое больше нашего. И если из этого исходить, то в Китае должен быть пожизненный срок. Нам до них как до неба!

Сергеев, словно подсмеивался над председательствующим. Но здесь вступила в разговор его соседка, эффектная блондинка с размалёванным лицом. Она давно уже заседала в этой комиссии и хорошо знала: всё будет, как сказал председатель. А он-то уж знает что говорить. У него сведения верные…

– Какая разница? – сказала она, обращаясь к возмутителю спокойствия. – Результат выборов известен ещё до выборов! Все эти сроки – формальность! Это как в жизни: сколько бы у меня ни было мужей, а всё равно есть и любовник!

– Как вы не понимаете, увеличения срока потребовал народ! Инициатива исходит снизу! – долдонил председатель.

– Да слышал я, – отмахнулся Сергеев. – Популизаторы кричали и о пожизненном сроке… Ведь нужен срок, чтобы исполнить всё что понаобещали…

Пётр Григорьевич слушал этот спор и наблюдал за спорщиками, как наблюдают за пинг-понгом. Подача, приём подачи, удар, отскок… Подумал: «А что? Больший срок – больше свободы и демократии? Реализовывать свою власть народ может только на выборах! А здесь наоборот: чем реже выборы, тем больше власть народа! Чепуха!».

– Люди не ходят на выборы потому, что всё предсказуемо. Это не выборы, а назначение… – продолжал Сергеев.

– Ты говори, да не заговаривайся, – прикрикнул на него пожилой мужчина, представляющий в комиссии старую гвардию, привыкшую к строгой дисциплине.

– Нет, в самом деле, – не унимался тот, – чего ходить на выборы? Неопытный народ чего доброго не за того проголосует. Что важнее: хорошая жизнь с хорошим президентом или честный подсчёт голосов? Арифметикой сыт не будешь! Но нашим умельцам несложно доказать, что дважды два – пять! Несложно, если сделать только маленькое допущение…

Председательствующий не хотел резко прерывать это словоблудие, чтобы не возбуждать против себя противников. Поговорят-поговорят и забудут… Выборы такие какие есть, и мы их не изменим. Ничто не изменится, если даже в какой-нибудь участковой комиссии проголосуют не так как нужно. Только неприятностей будет много…

– У сильного всегда бессильный виноват… – тихо проговорила блондинка с размалёванным лицом. – Не будьте ягнёнком, а то уволокут в лес…

– Уволокут… – сказал рыжий и на какое-то время затих.

Председательствующий продолжал:

– У нас таких горлопанов – хоть отбавляй! Требуют по всякому поводу референдумы. Говорят, что это и есть демократия. А того не понимают, что каждый такой референдум, каждые такие выборы – это сотни и сотни миллионов народных денежек.

– А в Швейцарии ежегодно три-четыре референдума! Что решат – то власть и исполняет. Плохо исполняет – её переизбирают.

– Сравнил Швейцарию и Россию!

– Нет, вы мне скажите, – не унимался рыжий. – Увеличение срока полномочий – это польза или вред?

– По нашему убеждению – польза! Чего ты сравниваешь нас со Швейцарией?!

– Почему только со Швейцарией. В Соединённых Штатах конституции более двухсот лет, а у нас за сто лет – уже седьмая! В США – сорок четвёртый президент. У них правители меняются, а Конституция остается. А у нас правители остаются и меняют Конституцию.

Пётр Григорьевич подумал: «Стабильность разная бывает. Стабильно растущая опухоль скоро становится неоперабельной».

Председательствующий стал терять терпение. Этот спор несколько затянулся. Нужно было с самого начала прервать демагога! Остальные члены комиссии безучастны. Опытные. Знают, что проголосуют так как нужно. А этот… Откуда он? Кажется, из какого-то института… Гнилая интеллигенция!

Между тем Сергеев продолжал:

– Но когда мы сравниваем себя с Америкой, то забываем важнейшее. Мы стартовали не вместе. В момент образования США у нас была тысячелетняя культура – театр, поэзия, Академия наук, роскошные дворцы Петербурга и фонтаны Петергофа – на дворе был Золотой век Екатерины Великой. Америка начала с нуля: дикари, ковбои, рабы, суд Линча, грабежи и золотая лихорадка.

– Да, но на нашей земле было столько войн!

– Войны были и у них. Отчего ж они нас обогнали? Не оттого ли, что нами последние три века правили пожизненные владыки? Под их властью людей у нас погибло больше, чем от внешних агрессоров.

– Но разве не является прекрасным доказательством нашей демократии то, что партии, преодолевшие пятипроцентный барьер, будут допущены в Думу? Теперь здесь будет представлено большее число избирателей!

– Не смешите! Что за милость такая? Два депутата даже слова никогда в Думе не получат! К трибуне прорываются только члены фракций. Зато они получат личный комфорт, приличную зарплату, неприкосновенность… и будут создавать видимость оппозиции. А что стоит закон о партиях, когда государство вмешивается в их жизнь и диктует, сколько лет можно руководить партией! Ведь лидер партии – идейный вождь, а не государственный служащий!

– Ну, хватит! Поговорили, и довольно. Вы можете говорить что угодно, а я знаю, что там, наверху, всегда правы!

Председательствующий решил прекратить спор и спросить своих коллег, поддерживают ли они предложения Президента.

– Всегда правым бывает только Бог… – грустно резюмировал Сергеев.

– Правильно. А Бог правит вечно! Я надеюсь, что мы все поддерживаем намеченные преобразования и дополнения в Конституцию?

Он внимательно оглядел присутствующих и остановил взгляд на Петре Григорьевиче, всё заседание не проронившем ни слова.

– Я – против! – сказал Пётр Григорьевич и добавил: – Понимаю, что моё мнение мало кого интересует, потому считаю всё здесь происходящее – словоблудием и больше не хочу участвовать в этом. Прошу меня освободить от обязанностей члена участковой избирательной комиссии. У меня времени нет заниматься этим. Мне нужно к больным…