Случайная встреча

Промозглым осенним вечером я возвращался из  филармонии домой. Концерт был скучным, и настроение моё соответствовало погоде. Чтобы хоть как-то развеять его, решил чуть усложнить свой обычный путь к автомобильной стоянке – не по тротуару, а через парк, расположенный за театром Горького. Совершенно неожиданно у дерева увидел её. Раскачивающийся на ветру фонарь вдруг осветил продрогшую невысокую фигурку.

Она стояла в тени огромного дерева и кого-то поджидала: подругу или приятеля. Но тот, видимо, задерживался, и она, должно быть, уже порядком продрогла.

Я неспешно приблизился. Мне показалось, что она плачет. Ее прекрасные глаза блеснули из темноты на мгновение и… погасли. Прижавшись к стволу дерева, она, такая беззащитная, такая хрупкая в этом мире чёрных теней, пыталась, кажется, слиться с ним, защититься от ветра.

«Бедняжка! Похоже, одинока, как и я.  Хотя… какая же хорошенькая! У неё должен быть кто-то… Тогда почему она здесь одна? Её обидели!  – В голове разом промелькнули, цепляясь друг за друга, несколько мыслей. – Есть ли у неё семья? В такой поздний час,  и никто её не хватился…. Не ищет…  Как же жесток мир!»

Я подошёл и остановился напротив. Она не отошла. Лишь молча взглянула и отвернулась. Хотя, наверное, ей было не очень приятно, что оказалась в таком жалком положении. Природная гордость не позволила заговорить первой. Чтобы хоть как-то  объяснить ей, да и самому себе, своё поведение, проговорил несмело:

– Сегодня холодный вечер… Долго так не выстоять… Смотрю, вы уже давно здесь. Кого-то ждёте? Могу я чем-то помочь?

Она не ответила. Лишь просмотрела на меня, и еще ниже опустила голову. Но мне показалось, что в этом её взгляде не было неприязни, скорее даже промелькнуло что-то похожее на пробудившееся доверие и благодарность. Во всяком случае, я, осмелев и стараясь говорить как  можно теплее, предложил:

– А давайте-ка пойдем ко мне? Я – такой же неприкаянный, как и вы. А вместе нам будет веселее.  Вы не смотрите, что на мне не бог весть какой плащ. Но, как мне кажется, в такую погоду он вполне уместен. Слякотно ведь и грязно на улице. Вы согласны со мной? Думаю, да. Женщины – народ практичный. Так вы принимаете моё приглашение? Здесь недалеко моя колымага… Ну, пойдёмте…

Признаться, торопливо произнося последние фразы, я не очень-то рассчитывал на успех. Однако мне показалось, что она всё же сделала движение в мою сторону. Но… нет, она снова гордо отвернулась.

- Что ж, как говорила моя бабушка: «Моё дело предложить…». Мне показалось, что вам одиноко. Хотелось помочь. Должно быть, ошибся. Простите… – проговорил я, и не без грусти двинулся в сторону своей машины.

Сделав несколько шагов, оглянулся. Она… шла за мной. Она приняла решение! Мы молча двинулись по аллее.

– Вот и моя «Антилопа-Гну»! Ты, конечно, не читала Ильфа и Петрова. Жаль… Классика! Когда-то зачитывался ими настолько, что знал наизусть целые главы!

Я открыл машину и предложил ей сесть. Она бесстрашно повиновалась. Видимо, ей уже приходилось ездить с малознакомыми людьми. У меня даже мелькнуло какое-то чувство ревности, но я промолчал.

Дорога нам предстояла на Северный. Это через весь город, к чёрту на кулички, если телепаться в общественном транспорте. На своей машине, конечно, не так утомительно.

Она всё время смотрела в окно. Лишь изредка, мельком, когда ей казалось, что моё внимание занято дорогой, бросала на меня быстрые взгляды. Её, судя по всему, привлекла неоновая реклама над одним из домов, потом она рассеянно стала рассматривать проплывающие мимо деревья, дома, людей. Да-а-а, молчаливая оказалась особа. Пауза явно затянулась. Чтобы скрыть свою неловкость, я заговорил:

– Понимаете, дело в том, что в нашем оркестре умер дирижёр. Он был истинный мастер своего дела. Одно слово – маэстро! Вы не слышали о нем: Равиль Мартынов. Ученик гениального Мравинского, жил в Питере, по миру активно ездил. У нас бывал  наездами. Глыбина был, а не человек. В последнее время он сильно болел. Астма замучила. Да и пил не хило! Но когда становился за пульт, – всё прощалось, забывалось… Когда его не стало, – всё наперекосяк пошло. Полный раздрай. Объявили конкурс. Нас никто не спрашивает. А ведь оркестр и дирижёр – одно целое! Сами подумайте, что получится, если голова будет, скажем, бегемота, а туловище слона?! Вот каждый вечер и примеряем на себя то одну, то другую голову.

Меня удивляло её умение слушать. Она только вздыхала, и в её глазах я явственно различал и сочувствие, и понимание, и искреннюю заинтересованность в том, что говорю. Ей было всё это интересно.

– А теперь не знаю, что и будет. Сегодня, например, еле дождался конца. Такая скука, просто не передать словами. Все наши оркестранты вдруг из музыкантов превратились в обычных лабухов. Играли из рук вон плохо. Лишь бы, лишь бы… Я, правда, не знаю, может, они так хотели насолить этому конкурсанту, претендующему на должность главного дирижёра? Ведь на репетиции всё звучало более или менее нормально, а на концерте – не приведи Господи! И напрасно этот маэстро так пыжился. Нужно уметь видеть, что коллектив его не хочет! Ведь правда же, это просто неприлично, когда тебя не хотят, а ты – человек, претендующий на роль толкователя Музыки, этого не понимаешь… Ну и дорога сегодня… Вот так всегда, когда хочешь поскорей оказаться дома, что-то обязательно будет мешать.

Мы стояли в пробке. Но моя новая знакомая не проявляла никакой обеспокоенности. Она с любопытством разглядывала стоящий рядом автомобиль.

– Конечно, это – не наша колымага. Но я свою «копейку» ни за что не променял бы на этого высокомерного иностранца. Один только сервис стоит столько, что никакой зарплаты не хватит… Ну, наконец, тронулись…

При резком повороте её сильно качнуло в мою сторону, и она, словно извиняясь, отодвинулась ближе к двери.

– Ничего страшного, – проговорил я смущенно. – И… извините, что пришлось резко повернуть. Здесь только успевай крутить руль. Ну, ничего, скоро мы уже будем дома. У меня тепло, уютно. И в холодильнике есть чем вас угостить. Мы с вами выпьем немножко за знакомство… Правда, после того издевательства, которое громко называется «концертом симфонической музыки», я уже выпил пару кружек пива. Люблю, знаете ли, пиво, особенно если с вяленой рыбкой или раками. А сегодня в буфете даже раки были! Как правило, выпившим за руль не сажусь. Но сегодня я бы просто до машины не дошёл, так был удручён и  вымотан.

А дом у нас большой. Живу в панельной девятиэтажке на четвёртом этаже. Зато у меня из лоджии взгляд не упирается в соседнее строение. Есть перспектива. Прекрасный вид на скверик. Много зелени… Вы сами всё увидите.

Сегодня в зале было не более сотни слушателей. Как вам это нравится? Сотня на наш зал, это примерно столько же, сколько волос на всю мою лысину. Говорят, люди боятся взрывов… Все напуганы… И что? Их тоже можно понять. Хотя, чтобы на земле царил мир, нужно обрести мир в своей душе! Разве я не прав? А что как не Музыка помогает этому обретению мира в душе?! Впрочем, вот мы и дома… За разговорами с приятными спутниками время летит быстро…

Я остановил машину, и, стараясь быть как можно более вежливым, открыл дверцу:

– Прошу вас. Кстати, давайте сразу перейдём с вами на «ты». Правда, если вы против, полагая, что я переступаю допустимую черту, то скажите. Но, поверьте, это не фамильярность. Так как-то проще, согласитесь.

Моя гостья доверчиво взглянула на меня и, как мне показалось, кивнула. В её кротких глазах мелькнула благодарность. Отчего мне сделалось неловко. Откуда в ней столько доверчивости в наше непростое время?!

– Ты, надеюсь, на меня не в обиде? Ты мне действительно нравишься, и я от всего сердца приглашаю тебя в свой дом…

Мы вошли в подъезд, вызвали лифт и поднялись на четвёртый этаж.

Пока я открывал дверь, она, видимо, ощущая неловкость от того, что вот так, запросто, пришла практически к незнакомому мужчине, стояла в сторонке, потупив взор.

Мы вошли. В квартире было тепло. Когда мы удобно расположились на кухне, я первым делом предложил гостье поесть. Она и не скрывала, что была голодна. Ела с большим аппетитом.

Я открыл холодильник, хотел было предложить незнакомке рюмочку, но она с таким осуждением посмотрела на бутылку, что я отказался от первоначально затеи.

– Ну, как хочешь. А я выпью! Отчего-то хочется выпить… Со мной такое редко случается. Вот этот коньячок  стоит уже с месяц. Никак не допью. Знаешь, это последнее дело, когда приходиться пить в одиночестве. Ты всё молчишь. Знаешь, а это здорово! Одна моя подружка болтала даже в постели, даже в самые сокровенные минуты близости. Можешь себе вообразить, каково мне с ней было… Слушай, а я тебя ещё не заговорил, ненароком? Нет? Ну и хорошо… Я против словоблудия. Так и в музыке! Иногда одна фраза, всего одна фраза всё разъяснит и расскажет. Способна родить Красоту, которую иначе как божественной и не назовешь. А этот мальчик, претендующий на роль дирижёра, кажется, ни о чём таком и не догадывается, словно мы говорим на разных языках! Он, видимо, забыл, что Бог должен говорить на всех языках! А кто есть дирижёр в симфоническом оркестре? Бог! Кто же ещё?

Моя гостья поела и молча слушала, иногда согласно кивая головой. Я же налил себе ещё, выпил, и продолжил:

– В одной очень мудрой книге сказано: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете;  стучите, и откроется; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворяют. Но куда только мы не стучались, где только не искали понимания, кого только не просили?! Все глухи. А я совершенно убеждён: в нашем городе должен быть не просто хороший, а один из лучших симфонических оркестров. Но нам, действительно, не хватает хозяина, настоящего художественного руководителя. Музыканты же, можешь мне поверить, у нас прекрасные! Правда, многие вынуждены бегать на подработки. Играют кто где: кто в ресторанах, кто на свадьбах, вечеринках там всяких корпоративных, как сейчас говорят…  Преподают в музыкалках… Иначе как! Разве на нашу зарплату можно прожить?

Я, правда, свожу концы с концами: подрабатываю в консерватории. Да и один, как видишь, аки перст. Бывает, придёшь домой, а не с кем и поговорить. Вот, если ты согласишься остаться, я буду рад. Правда-правда. Ты мне сразу понравилась. Ещё там, в парке это понял. Иначе не остановился бы, прошёл мимо…

Мы перешли в комнату. Обстановка её была скромной. Диван, в одно мгновение превращающийся в двуспальную кровать. Старенькое, конца девятнадцатого века, чёрное пианино «Bekker» с прикреплёнными бронзовыми подсвечниками. На нём стопка нот. В углу стеллажи с книгами…

– Проходи, вообще будь как дома. Ты любишь музыку? Впрочем, о чём это я? Как можно не любить музыку. Не знаю, как для тебя, а для меня музыка, точно воздух. В беззвучной тишине я задыхаюсь. Мне чего-то не хватает. Недавно принесли ноты симпатичного романса. Сочинение нашего доморощенного композитора. Впрочем, кто сегодня не пишет музыку?! Всякий, едва научившийся держать в руках гитару, уже воображает себя выдающимся музыкантом. Но этот романсик, на удивление, ничего. Даже, можно сказать, вполне. И название, ты только послушай какое – «Благослови свою любовь!» Слова некой Елены Монаховой. Сыграть? Ты только послушай!

Я подсел к инструменту и взял первые аккорды.

Какая бы в душе не крылась боль,

Благослови свою любовь!..

Гостья, к моей радости, проявила заинтересованность. Она внимательно слушала мелодию, и мне даже показалось, что в какие-то моменты она пыталась подпеть внутренним голосом, трогательно вытягивая шею, покачивая в такт головой. Так мы музицировали некоторое время. Потом я сел на диван и пригласил её сесть рядом.

– Знаешь, я ведь, понимаю, что ты не сможешь полюбить меня сразу. Любовь, это как вдохновение. Случается, оно приходит сразу, как, например, у меня к тебе. Тебе же нужно какое-то время. Ты должна привыкнуть… Но, можешь мне поверить, я постараюсь, чтобы тебе со мной было хорошо, и ты не пожалела, что согласилась остаться в моём доме…

Ты обратила внимание, что у меня даже нет телевизора? Не люблю этот ящик. Человек просто перестаёт жить, уткнувшись в него. Сериалы, глупые и бестактные программы – «Большая стирка», «Принцип домино»… Нет, без него мне легче дышится… Есть свободное время, которое я могу потратить так, как этого хочу я! Любуюсь природой, читаю, наконец, сажусь к инструменту и наигрываю что-нибудь из любимого…

Не знаю, почему, но ты вызываешь у меня не только чувство доверия, хочется открыться тебе, исповедоваться. Ты первая женщина из всех, с кем я встречался в жизни, умеющая  так слушать. Откроюсь: я ведь играю в оркестре на контрабасе. А какая игра на контрабасе?! Бум-бум, бум-бум, и всё искусство! Поэтому дома я отвожу душу. Ты не очень меня презираешь за то, что я далеко не первая скрипка в оркестре?

А ещё я люблю встать под душ после тяжёлого дня, и стоять так подолгу под холодными струями воды… В эти мгновения мне кажется, что я обретаю крылья. Могу летать. Каждая моя клеточка поёт!

Впрочем, чего это я всё говорю-говорю? Поживёшь у меня, всё увидишь сама, поймешь… Ну, иди ко мне, сядь рядом. Дай, я тебя обниму!

Она доверчиво села рядом и прижалась ко мне. Я обнял её хрупкое тельце, положив руку на её мохнатую спину, и она в благодарность лизнула мою руку.