Часть 3. Что снится котам

Небеса молчали. Наверно, они просто забыли, что по средам идет дождь. И по четвергам. И по пятницам. И в любой другой день недели.

В городе все равно ничего не менялось. Из подъездов выходили люди в черных плащах, натягивали капюшоны, раскрывали зонты, лениво втягивались в толпу точно таких же черных силуэтов. Никто не поднимал взгляда. Все спешили, бормотали что-то себе под нос, бросали нервное «извините», когда наступали кому-то на пятки или задевали прохожих тяжелыми сумками.

Время текло лениво, движения казались более медленными, чем обычно. Напряженное ожидание вязким серым туманом кружилось чуть выше скорчившихся деревьев, на которых причудливыми охапками висели пожухлые листья.

Наконец, все замерло, движение растворилось, напряжение достигло своего зенита, и первые холодные капли осторожно коснулись сухих зонтов. Причудливыми змейками предвестницы грозы струились по тонкой ткани, спускались вниз, падали на чужие плащи, так и не достигнув асфальта. Громыхнуло. Прохожие синхронно вздрогнули – словно очнулись ото сна – и продолжили свой путь.

Свернувшись на подоконнике пушистым клубочком, Боуи наблюдал через стекло совершенно другую картину – природа жила. То тут, то там тяжелые дождевые капли ударяли по земле, достигали ее, как можно быстрее, впитывались, вливались, растворялись в ней, становились ее частью, пробуждали ото сна. Деревья клонили головы вниз, тянулись к земле толстыми ветками. Редкие желтые листики жадно ловили живительную влагу, дышали, возрождались.

Очередная капля ударила по стеклу прямо перед носом у Боуи. Кот устало выдохнул и отвернулся. На душе у него было неспокойно. Джек уехал к отцу и вернется только вечером, его мать ушла на работу. Кот был предоставлен самому себе и чувствовал себя одиноким. Чувствовать себя одиноким и быть одиноким – это два совершенно разных состояния. И если со вторым из них можно было как-то смириться, то первое душило, терзало своими острыми когтями, не настолько сильно, чтобы кричать, но достаточно, чтобы терять рассудок.

Зажмурившись, Боуи наблюдал за синими звездочками, которые то тут, то там, появлялись в темноте его сознания. Их можно было заметить только в том случае, если не концентрировать взгляд. С самими важными мыслями тоже так. Пока ты отвлечен, их слишком много, но когда пытаешься поймать их в руки, они ускользают и лопаются, как мыльные пузыри.

В детстве Боуи безумно любил гоняться за огромными мыльными пузырями. Прозрачные, они блестели на ярких солнечных лучах, пропускали через себя теплый свет, растворяли воздух, дыхание, но не взгляд черного кота. Как только два желтых блика отражались в блестящей поверхности мыльного пузыря, он тут же лопался, забрызгав все вокруг холодными каплями.
 Боуи морщился, отряхивался, бросался к очередной призрачной мысли, но она вновь рассыпалась на сотни, тысячи осколков.

Где интересно сейчас тот человек, который пускал мыльные пузыри? Он обещал всегда быть рядом с Боуи, но его нет. Он только снится иногда, говорит, что приходит только тогда, когда он действительно нужен. Но он нужен всегда.

Вместе с ним обычно снятся эти его особенные мыльные пузыри. Боуи их не ловит, только незаметно наблюдает, ждет, пока их теплый свет впитается в его шерсть, ответит на вопросы без ответов.

В холодные ночи ему снятся тысячи единорогов, а в звездные – оркестр сов. Но есть такие ночи, когда ему снятся молочные сны. Они вязкие, как тоска, пустые, как стакан из под выпитого молока, и бесконечные, как дорога, которая никуда не ведет. А может и ведет, просто по ней никто никогда не ходил. Она ведь в никуда.

Наутро молочные сны забываются, только мелькают призрачные образы недосказанных фраз, красок, которые даже еще не брал в руки усталый художник с мозолями на руках, названия глав из книг, которые никто никогда не прочтет.

Дни  после таких снов проходили как в тумане, вязком, подобно тоске. Все слова были пустыми в такие дни, а ожидание заката – бесконечным. И Боуи все не решался сделать первый шаг по дороге в никуда, потому что боялся слишком длинного пути.

Иногда снился свет и тепло настольной лампы. Чьи-то теплые руки гладили ласково, совсем невесомо, а может черному коту это только казалось, он все не решался обернуться и проверить, только сильнее жмурился, замирал, напрягался, надеясь сохранить это ощущение трепетных прикосновений. Как будто само солнце гладило его черную шерсть, но не обжигало. Боуи надеялся, что этим солнцем был человек, пускающий для него в детстве мыльные пузыри – близкий и далекий одновременно.

Снились пустые космические корабли, потерянные среди звезд и грустно наблюдающие за истинным солнцем – не греющим, но обжигающим, подвижным, но не закатно-рассветным. Не-таким солнцем.

Снились дикие леса, укутанные, как пуховой периной, запахом хвои, спрятанные среди скал от холодного северного ветра. По каменному туннелю пробирались в этот лес аметисовые поезда без окон и остановок, провозили подобранные на дорогах звезды, много звезд покрытых свинцово-серой пылью разрушенных надежд, несбывшихся ожиданий, сотен «я не могу» и тысяч «я не смогу».

Послышался звон ключей из коридора, скрип двери, легкие детские шаги.

- Боуи, ты спишь? Я пообедаю и вернусь, ладно?

Котам снятся ошибки, пронзающие их острыми беспощадными копьями, одно за другим. Их ошибки, чужие, прошлые, будущие, несовершенные, еще даже не обдуманные. Снятся все самые злые помыслы, самая черная зависть. Все самое плохое, что может быть, снится черным котам. Разрывает их одинокие мыльные души на части, словно спрашивает: «Ну как ты там, еще держишься? Еще не сломался?». Насмехается, чуть хрипло, с придыханием, усиливает давление, рассказывает о том, чего не помнят и о том, чего не запомнят. И снова: «Ну как ты там, не готов еще сдаться?». Делает очередной шаг в пропасть, но в этой пропасти - ошметки мыльных пузырей, пустые баночки из под акварели, вырванные страницы самых дорогих книг.

Черные коты молча собираются в пушистый клубочек, нервно дергают хвостом, прячутся от этого ненасытного чудовища, который окутывает их безнадежностью, словно паутиной, но чем больше они сопротивляются, эти коты, тем легче их опутать.

- Боуи, я вернулся, - голос Джека привычно разрывает самые прочные кошмары.

- Я слышал, - никаких эмоций. Не поднимать взгляд. Не дергать хвостом.

- Что-то случилось? – мальчик спрашивает осторожно, будто и не надеется на ответ.

- Нет, все в порядке, - Боуи резко поднимает взгляд, спрыгивает на пол и потягивается всем телом. От ушек до кончика хвоста пробегает мерзлая дрожь как напоминание о лопнувших мыльных пузырях.

- Ты обещал сказать, что снится котам, - сидя на кровати и подтянув под себя ноги Джек выглядел таким невинным и таким родным. К черту эти мыльные пузыри, пусть лопаются, лишь бы он, этот мальчик, не менялся, не вырастал.

- Конечно, - Боуи кивнул. Несколько секунд прошло в молчании. Кот на мгновение вернулся в прошлое, но за это мгновение перед его взглядом еще раз пролетели все ночные одиночества.

- Котам снится море, - чуть склонив голову и глядя прямо на Джека, ответил Боуи.