Услуга

Он намеренно притворил дверь за собой со стуком. Пусть старик думает: врач ушел.
Но он ещё не ушел. Нет. Он стоял на лестничной площадке и, сняв очки, распахнув ворот, обмахивался платком, раз за разом промакивал взмокший лоб.
Чего он, собственно, так взволновался? Ну, чего?
Старый, немощный человек — его пациент — попросил об услуге. Совершенно пустячной. И он поступил, как поступил бы любой и каждый: исполнил просьбу. Вот и всё.
Месяца полтора назад он отправлял старика в стационар. То было последнее средство помочь ему. Но таких подолгу не держат. Увы.
Снова безнадёга этот дома, снова один. Один-одинёшенек. Заходит соседка из квартиры напротив, чего-нибудь сварит, покормит. Её муж — покойный, увы — и старик приятельствовали, было время. Всё сидели, как она говорит, войну вспоминали. Ту, большую. Свою... Но доброй женщине самой уже передвигаться трудно, сама нуждается в помощи.
Есть, правда, у старика сын. Семейный, понятно, занятой. Приезжал к нему на Победу, поделился старик. Привез торт, бутылку вина, пробыл с отцом целый час... Не без совести, словом.

Минуты этой старик, разумеется, ждал. И как только врач стал прощаться, проговорил одышливо, с хрипотцой:
— Доктор!.. Не сочтите за труд... Сам не смогу... Придвиньте к стеллажу стул... Вон там, наверху... желтые томики...
— Сказки «Тысячи и одной ночи»?
Врач готов был улыбнуться. «Однако!..»
— За томиками — шкатулка...
«Вот оно что!.. Тайник, тайничок... Старые письма, фотографии, ещё что-нибудь в этом роде... А вовсе не развлечься...»
Шкатулка из дерева. Хорошей работы, сразу видно. Но... даже плотно набитая письмами, она была бы гораздо легче... Загадочная шкатулка.
Зажав её пятерней, он спустился со стула и как-то неловко шагнул. Шкатулка выскользнула из пальцев, упала на коврик возле постели больного, раскрылась. Рядом шлепнулся...
Пока врач сквозь очки присматривался к выпавшему предмету, старик — не без усилия наклонясь — поднял его, оглядел. И положил себе под подушку.
— Пистолет?!
— Да, доктор... Пистолет системы браунинг... Неплохая машинка.
Старик произнес это так тускло, буднично, словно речь шла о пустяке сущем. О безделице.
Помолчал — ему требовалось отдышаться. Продолжил неторопливую речь:
— Комбат подарил когда-то... Тебя, сказал, надо бы ... золотым оружием наградить... Золотого у меня нет... Возьми трофей на память.
— С той поры вы его храните?!
— Храню... Это не просто подарок... не просто оружие... Это — память.
— И у вас есть... — врач осёкся, браня себя мысленно за бестактный вопрос, пусть и недосказанный.
Старик понял. Он прекрасно всё понимал. Из стороны в сторону повел своей почти безволосой уже головой.
— Нету... Зачем мне разрешение... на память?
В тот момент и почувствовал доктор, как в ушах у него застучала кровь. «Что я несу?!. Старик со мной — в открытую, нараспашку, а мне вроде бы невдомёк?..»
Впервые такое за всё время его уже немалой практики... Заявление о намерениях? Похоже. И неважно, что вынужденное, что в силу обстоятельств. Значения не имеет. Важен сам факт.
Неуютно стало под взглядом блёклых, выцветших глаз. Очень внимательных.
Как быть? Как ему, лечащему врачу, вести себя?
Попытаться отговорить? Что — в общем — логично, естественно, правомерно... А найдет ли он убедительные аргументы? Сумеет ли выстроить цепь рассуждений — и нигде не сфальшивить? Фальшь будет тотчас замечена. Непременно. Пациент возразит: что вы, доктор! Ни сном ни духом! Всего лишь для собственного спокойствия. Я ж тут один, да притом лежачий... Или ещё что-нибудь такое скажет — вящей убедительности ради.
Не хватало ему, уважающему себя врачу — да и уважаемому, как он знает, оказаться в нелепом, двусмысленном положении. Обнаружить свою неуверенность, уронить себя... Нет, только не это. Нет, нет!
С тем он и вышел от старика. И какое-то время — в растерянности, смятении — простоял на площадке.
Всю дорогу до поликлиники, где его ждал каждодневный приём, он думал о старике, желал ему стойкости. Вспоминал отца.

Отец тоже в прошлом — солдат, фронтовик. Только машинки стреляющей у него не было... Страдал, терзали боли. Жаловался: плохо сплю. Добудь, просил, мне побольше снотворного... Хотел уйти без надрыва, хотел просто уснуть. А он — его сын, врачеватель, всё это видевший — тянул, тянул. Страшился стать пособником суицида, то есть самоубийства... Отец обошелся без посторонней помощи. Выбросился с балкона.

Как-то в руки ему попал переводной роман. История одной семьи. Там была сходная ситуация: погибал отец, страшно мучился. И сын его — тоже врач — нашел в себе мужество ускорить развязку, приблизить финал. Избавить тем самым родного человека от излишних страданий.
Вымышленная, вероятно, коллизия. Придуманная. Не тот вымысел сокрушил ему душу.
Теперь вот — обреченный старик, бедолага. Ему-то — вольно или невольно — он помог, поспособствовал. Пусть и самую малость.
Так чего же казниться — если помог? Зачем себя сечь? Спрашивается: ну зачем?..
Как ни старался доктор, как того ни желал, найти утешения в этой спасительной вроде бы мысли не удавалось.