Хормвард 2. Глава 2. Чёрный глюк и трепуны

   Уже в пути, сменив, не задерживаясь на разных станциях  четвертое письмо, Тряня обрел ненадолго покой. К нему пришла мысль, из тех,  что ставят точку в долгих историях. Тонкая линия между светом и тьмой разделила жизнь его на «до» и «после». После Лаши прошлое  никуда не ушло, оно стало меньшей частью в Тряне обновленном. Новый груз данный ему кем-то требовал сил огромных, а их не было. Увидев впереди  мигающий огонек, Тряня выскочил из письма и оказался на очередном узле. Слабость овладевала им и требовала одного – усни.  Но он шел вперед, как будто знал, куда должен идти.  Багровая пелена перед  глазами сменилась почти непрозрачным молочного цвета туманом.   И чувствовал юный хоммер, как всё вокруг мерзостно и ничтожно. Он поднимался по извилистой лестнице, и взгляд постепенно обретал ясность. На последней  ступеньке сидел гнусного вида хоммер и держал в руках толстую палку вонючей колбасы, откусывал и жевал, жевал.  И лишь злобно посмотрел на Тряню, но не убежал, не перестал  жевать.
     Впереди в центре круглой площадки возвышался камень, темный по большей части черный. Усталый путник подошел  к камню, прикоснулся к его теплой  поверхности и словно увлекаемый потоками воздуха полез по нему вверх, цепляясь за редкие и скользкие выступы. И уже наверху увидев беловолосого хомма, Тряня удивился не  тому что кто-то здесь был, а своему состоянию и как легко  стало ему дышать,  усталость растворилась в чистом воздухе. Стало свободно и покойно.
   Беловолосый странно посмотрел на Тряню:
– Премиленький сюрпризик. Хоммеры боятся этого камня.
– Но вы, же здесь.
– А где мне еще прикажешь быть. Но я скоро уйду, присаживайся. Дорога смотрю, нелегкая была. И кто же на твоей красной головушке черную отметку сделал.  И как вас именовать хоммер молодой?
– Тряня.
– Замечательно, а я Словесник был и остаюсь впредь до одра смертного. Такое мое проклятие. Но благодарствовать буду проклявшего меня. И ныне и присно и вовеки веков.
Присаживайтесь милый мой. Извольте полюбоваться куполом над камнем, он особенный. И послушайте бредни старого дурачка. Вам это и ни к чему. Молодые боятся перегрузки. Самый малый груз младым в тягость. Жить хотят легко и умереть легко. Как не живут так и не умрут.
    Тряня присел, отвечать не хотелось, да и смысла не было. А Словесник продолжил речи свои не спеша с редкими остановками:
– Давно по меркам нашим, жил я в месте одном интересном весьма и о других местах не помышлял. Делом занимался увлекательным и дела другие были мне не соблазнительны. Языки я изучал друг мой юный. А языков  тебе, друг мой юный, скажу превеликое множество. И естественных и искусственных и мертвых. Разные все, но много общего. И  главное, всякая общность обретшая язык старается вместить в его границы всё сущее. А это в принципе невозможно. Но изо всех сил стараются и так бывают изобретательны в своих стараниях.
   Да языков я знаю,  и считать не будем и наших и юзерских.  Особое место в этом списке занимают мертвые языки. Главным моим достижением  безусловно, является восстановление одного из древнейших языков Хормварда. Хочешь услышать, как на этом языке звучит имя Вана.
   С лицом Словесника  особенно с его ртом  и губами стало твориться невообразимое.  Тряня смог услышать  только несколько шипящих и свистящих звуков.
   Словесник  сделал несколько глубоких вздохов, восстанавливая дыхание.
– Я произнес 214 звуков, но ты услышал не более десятка. Если перевести  дословно на язык современный тебе знакомый получится примерно следующее, – Тот, кто был, когда ничего не было. Тот, кто  присутствует во всем что существовало,  существует и может существовать. Тот, кто будет, когда ничего не будет существовать.
  А  само звукосочетание Ван, или иначе Уанн, прижившееся у нас, пришло из другого мертвого языка, не столь древнего, как предыдущий. Было там не 3 звука, но со временем остальные выпали, и древний смысл был потерян. А означало то слово в дословном переводе на наш язык, – Тот, кто имеет власть над любой властью.
    Получается как вроде Ван в этом языке уже другой, чем тот более древний требующий 214 непростых звуков. Курировал я и работу с языками юзерскими. Опасное и вредное это занятие. Многие юзеры  понапридумывали сказок, верили в них сами и принуждали веровать других,  словно каждый из этих сказочников или сын божий или Джабраил его посетил.
     Расскажу я тебе, малыш, сказочку юзерскую. Когда-то ничего не было кроме ничто, нигде и никогда. И ничто породило свое отрицание нечто. Нечто и его отрицание породили первейшее слово. И это не было слово в нашем понимании не звуки и знаки, а сила великая и вечная. Первейшее слово разорвало нечто и антинечто и появились материя пространство и время. Первейшее слово из материи породило жизнь и наделило ее силой  двуединой, любая жизнь порождает из себя жизнь и несет в себе смерть. Первейшее слово отразило себя в жизни, породив разум. Разум не единственное из  отражений первейшего слова  есть и иные.  Существует ещё  антижизнь, абсолютная смерть. И самое сложное из отражений слова, обладающее силой великой, но отрицающее власть  породившего ее самое. Это то, что несет добро и зло, хаос и порядок.
Такая вот сказочка. Просто сказочка и никаких намеков.
    Знания, маленький хоммер, больше чем сила, настал день и миг и понял я, что еще шаг и перейду  черту разделяющую нас и вечных. Познаю нечто никем  до меня непознанное и не смогу вернуться. Но не пересек я  черту. Ушел и странником стал. Покинул хормы большие и искал упокоений в хормах малых. Тщетные надежды.
   Жил я у юзера благополучного. Писатель райтер успешный. Только  однажды погасли и иссякли в доме моем все потоки. И так долго было тихо,  что  я готов был в спячку хоммерскую впасть. Но вернулся хозяин мой и не узнал я его. Столь велики и печальны были в нем изменения. Казалось, живы в  человеке только правая рука, глаза и часть лица. Писал он медленно и иначе чем прежде. И что все это значило:
– Нет хороших, нет красивых, нет живых. Они только в книгах, фильмах и на картинах. Мы создаем иллюзии, но нам верят, что это  отражения. Зеркала лгут, льстят.  Никто не сможет создать правдивое отражение. А если и создаст. Никто не поверит, не поймет, не увидит. Потому как не способны. И в молитвах наших мы лжем. И молитвы наши корыстны. Лишь в боли большой мы искренни. Но это боль не лжет, а не мы.
Мы такие, какие мы есть. Мы мгла и мрак мерзкий. И лишь искорка в нас малая. Душа.
  Словесник замолчал, откинулся и лег рядом с Тряней. Малыш забыл о странном соседе. Он обо всем забыл. Огромные волны поднимали его и сбрасывали с себя, одна за одной. Страх и волнение превратились в восторг и возбуждение. И когда  синяя волна подбросила его и  ослепила белой пеной, Тряня открыл глаза. Он все также лежал на горячем камне, и купол  смотрел на него красным бесформенным глазом, и тут Словесник напомнил о себе:
– Подожди, пока красный свет погаснет и уходи.  А я уйду сейчас. Погуляю по низам, вспомню древние молитвы. И столько молитв в памяти  храню. Но своей нет,  редко кто свою молитву находит хлопотно это  и больно. Лучше и проще чужое проверенное:
– И только в Боге успокаивается душа моя…
Очень согласитесь сильно.
   Купол над юным хоммером выключил все красное. Забрал у Тряни последнее, что было плотью, а кровь стекла в камень по маленьким трещинкам. Малыш и сам не понял, как оказался внизу. Он чувствовал боль, но она радовала. Жизнь продолжается и у него хватит сил, чтобы его там не ждало. Тряня улыбнулся, из груди вырвались  дикие звуки, и он сотворил  сложный  кульбит,  о способности к такой акробатике малыш и не догадывался. Остановиться в своем возбуждении он не мог и спустился по лестнице колесом и тут в его светлую радость плеснули помоев. Странное сочетание мерзких запахов и красивой музыки, музыка показалась знакомой, но аранжировочка, мягко говоря, оригинальная. И Тряня пошел на зов мелодии, прикрывая нос рукавом. Вышел он к большой огороженной полуразрушенными стенами площадке, и там были развалины множества колонн. Среди них и собралась компания не маленькая, но премерзкая.         
    Хоммиты. И  у этого сброда был главарь и восседал он, ну можно сказать на троне. Вокруг него сидели и стояли с десяток хоммитов напоминавших весьма ифритов, но не ифриты, хуже. Недалеко расположилась еще одна группа хоммеров ублюдочного вида, они и выдавали концерт.  Музыка затихла, главарь почесал бородавку на щеке, поковырялся в ухе и заговорил:
–  Во оно как,  гляди уроды, такая бура выходит. Этот мундила юзерский Альбиони сгнил уже хрен знает когда, а   его мутотень живет и как дерет хренство, левую сиську дергает и во всем пузе  свербит.
   Ифрито-хоммиты закивали,  а один из них с торчащим из левого угла рта клыком выдал свое мнение:
– Мне как-то ближе творчество Рахманинова.
   Главарь посмотрел на Клыка, потом замотал головой, еще раз посмотрел и решил что послышалось. Милостиво махнул рукой, – Валите муданы.
   Музыканты попрятали инструменты по карманам и тихо скрылись, не покидая пределов площадки. Главарь закачал головой:
–  Расслабуха конечно  дело доброе, но пора и о хлебе насущном. Забедало дерьмецо жрать.
 Он наклонил голову и после паузы тяжко выдохнул:
– Водочки мазуфаку вашу суки хочу во..
   Но  прервался на полуслове и выдал такое сочетание звуков в дикой тональности, что изобразить буквами не представляется возможным, ну если только нотами.
   Тряня увидел, как с разных сторон площадки появились 3  хоммера в красно- оранжевой   униформе. В руках у них были брандспойты и большие баллоны со шлангами. Хоммиты начали сбиваться в кучу вокруг главного. И тут началось, с 3 сторон мощные струи холодной воды, хоммиты орали, грязно ругались, но не двигались с места. Воду сменила вонючая жидкость из баллонов. И снова вода. Хоммиты казалось обессилили,  главарь злобно плевался. Клык встал и  оскалившись, прямо по телам пошел навстречу униформистам.  Остановился в шагах в десяти,  потряс левой штаниной, оттуда вывалился большой кусок дерьма. Уборщик поморщился, смыл подарочек. Его напарник обдал Клыка липкой жидкостью и снова напор воды, что должен был сбить хоммита, но Клык упрямо стоял, лишь рычал и плевался. Уборщики быстро покинули площадку. Ушел и Тряня. Ему было смешно и ничуть не жаль помытых хоммитов. Все знают, сами виноваты. Купол светлел и стал почти голубым, почти потому как некоторые пятна были ближе к синему цвету. Тряня вышел на небольшую площадку, где никого не было и решил сделать то о чем просили все его мышцы.  Вспомнить чему его учили Хань и Гард. Упражнения для тела и  вроде как духу в помощь. Этим и занялся. Каждая мышца, косточка и жилка радовались. Но недолго. Горячая волна неприятно прошлась по коже, когда он был в полете. Тряня опустился на камни и обернулся. У малыша был зритель, некто сидел на  сером камне и  взгляд сего субъекта был полон нескрываемой издевкой. Издевка присутствовала и  в его  шумном  выдохе, он  похлопал в ладоши:
– Миленько, пошленько, скучненько. Шаолинь и гений карате. Короче дерьмо мамонта.
   Тряня молчал и внимательно смотрел на того, кто так  откровенно провоцировал его, но на что и зачем. Это был явно глюк. Только глюк не пёстрый. Черный глюк. Тряня и подумать не мог, что у черного цвета столько оттенков.
  Черный глюк встал,  подтянул к верху халат, подвязал поясом цвета антрацита, открыв глюкачие туфли с загнутыми носами, откинул капюшон, от черных кудрей спускалась длинная белоснежная косичка.
  Глюк развел руки в стороны:
– Не спорю, тренинг вещь  до ужасти пользительная молодым организмам, да и нам развалинам не повредит встряхнуться.  Вы как насчет перейти на ты и  потанцевать.  Только простите, ноу контакт. Понимаете, я брезглив с некоторых пор.  И избегаю фулиша контактикуса.  Мы мало знакомы.  Так что не приближаемся менее чем на 972 ангстремчика.  Летас быгын.
 Тряня кивнул.
– А ты молчальничек. Респектик. И еще  ничего такого.
 Глюк провел над головой:
– Простая кукольная механика. Ньютончик сэр Исаак и никакой новомодной фызики.             Тряня ничего не понял, но согласительно пожал плечами.  И понеслась, глюк умел, то чему Тряню не научили ни Хань, ни друг Гард. Так что скучно не было и закончилось развлечение нестандартно. Глюк просто исчез.
– Ну не двоечка, но еще и не троечка.
  Тряня обернулся на голос, и увидел только руку, точнее ладонь, каждый палец был украшен  разнообразными колечками в количестве от 2 до 7. Исчезла и рука, Тряня рассмеялся. Так весело ему давно не было. Он решил спуститься вниз поближе к площадке портала. Площадку предваряла немаленькая площадь, где тусовались хоммеры маленькими группками.  Жизнь им портил знакомый уже малышу глюк. Он не орал, не корчил рожи. Но пугались они и при его появлении и при исчезновении.  И Тряня вздрогнул, услышав у левого уха:
– А мой спарринг френдик.  Одна не тривиальная рожица. Может прогуляемся вместе. Обещаю не исчезать в ближайшие,  не знаю точно, часы потерял, единиц времени.      
   Они гуляли по площади и остановились ненадолго напротив портала. Глюк проворчал:
– Им то хорошо, приходят и уходят, некоторые даже знают, куда и зачем. Нам с тобой юный драчунишка сложнее с этим. Пошли отсюда  наш звоночек не сегодня.
  Группа хоммеров у одной из лестниц оживленно беседовала. Выделялся среди них один, своей нижней челюстью длинной и заостренной. И выражался он сплошной нецензурщиной:
– Да что мне эта  Юзма,  хренотень ей козе в ротень. Да видел я ихних молодых, уё на уё и уё погоняют. А юззи эти. Ох фыфы. Трахтрахен их плохо. Не трахен еще хуже. А мужики. Да нет  там мужиков. Вымерли и выдохлись. Шудаки и гейпарад сплошняком.
– Почему он так злобствует, – спросил Тряня у глюка.
 –А что ему еще делать, коготки вырвали, зубки ядовитые выбили.
– И за что и кто его так?
 – Не поделился, заныкал добычку. Малыш грабить, убивать и беззаконничать нельзя. Если ты один и сам  по себе. Надо быть с кем-то, за кем-то или кем-то.
  Зазвучала негромкая мелодия. Глюк достал небольшую коробочку:
– Да дела сорры.
     Развел руками и исчез. Тряне не спалось, и он пошел бродить без всякой цели по известному принципу, куда глаза ведут. Юный хоммер  ходил по каменным лестницам и тропинкам и часто менял направление движения.  И когда шел по полуразрушенной лестнице вниз  случайно увидел в стене, что справа не то щель, не то  трещину и полез в нее.   Почти застрял, но пролез. На другой стороне его ждал сюрприз, еще одна лестница. И пошел Тряня по узкой винтовой лестнице вниз. А мог пойти вверх.   Стены сужались,  и казалось,  скоро сомкнутся. Было темновато, но чем ниже, тем светлее. И свет исходил от стен мягкий и теплый. Стены сомкнулись на закрытой двери. Тряня толкнул дверь, та не пошевелились. Он огляделся. Справа на высоте почти недоступной для юного хоммера виднелся рычаг. Тряня с большим усилием потянул его вниз,  ручка рычага повернулась на 180 градусов  и  далее уже не двигалась.  Дверь вздрогнула и медленно стала вдвигаться в правую стену.  Тряня прошел дальше. Услышав шорох, обернулся. Дверь уже закрылась. Юный хоммер оказался на  большой площадке закрытой  сверху и со всех сторон каменными стенами. Только впереди виднелся свет. Площадку с этой стороны ограничивал парапет, сложенный из необтесанных камней. Тряня подошел к краю площадки, за парапетом начинался резкий спуск. Можно   при желании продолжить путь, но лезть бы пришлось по камням  с  острыми краями и  множеством торчащих шипов.  Желание призадумалось. Внизу  хорошо  освещенная новая площадка в форме почти идеального круга. За ней клубился  не то дым, не то густой туман темно-синего и фиолетовых цветов. Слух юного хоммера беспокоили странные звуки негромкие, но ритмичные.   Тряня вздрогнул и весь напрягся, когда в противоположных точках круга появились два световых столба, разных цветов. В левом от хоммера столбе играли лучи из красной гаммы, а в правом  переливались ярко-голубые. И непонятно откуда шел свет, сверху вниз или наоборот. Звуки становились громче, а свет в столбах переходил к более темным тонам своей гаммы, казалось, он умирает. Столбы исчезли также неожиданно, как и появились.  Ужас прилетел оттуда снизу схватил Тряню и попытался вместе с ним убежать как можно дальше и там спрятаться и забыть, забыть увиденное. Ужас убежал, а Тряня остался, и  он возбужден, можно сказать зачарован. Внизу на месте погасших столбов стояли двое. Юный хоммер никогда не видел ничего подобного и не слышал ни от кого, что такое возможно. Чудовища. Монстры. Демоны. Да  если  это все соединить в одном существе, так таких два существа и стояли  там внизу. Демоны, Тряня решил остановиться на этом часто слышимом в раннем детстве слове.  Огромные страшные и появились они тут явно не для дружеской беседы и танцев под дивным светом купола. Началась потеха с забавной разминки. Чудовища издавали жуткие звуки, били себя в грудь и выпускали разноцветный дым изо рта и ноздрей. Красочное зрелище.  Бойцы просто разогревались и закончив разогрев ринулись враг на врага. Столкновение грудь об грудь и началась рукопашная. Поначалу тупо кулаками. Знакомые Тряне удары, уходы, блоки. В хоммере появилось подозрение предсказуемости действий. Он и сам бы дрался также, напряжение в его теле подсказывала необходимые движения. Подозрение не исчезло и когда в ход пошло холодное оружие самое разнообразное колющее рубящее дробящее и прочее. Оружие появлялось мгновенно и также исчезало опробованное. Бой затягивался и  никто не понес урона. Нулевая ничья. Впечатление представления усиливалось подсветкой идущей от купола. Судя по всему, у этого зрелища был еще, как минимум один зритель кроме Тряни.  И пошло в дело горячее. Два огненных шарика вылетели из ладоней монстров и столкнувшись подлетели вверх. Оба демона упали вниз мордами и закрыли головы руками. Тряня инстинктивно спрятался за парапет и закрыл глаза. Когда выглянул из своего укрытия, понял, что все изменилось. Предсказуемость и работа на публику кончились. И были посланы очень далеко правила. Демоны выпустили своих демонов. Свобода мать ее. Балетная красота боя сменилась живым очарованием настоящей драки и не до первой крови. А кровь и урон  видны были уже явственно. И всё же бойцы были равны. Но равны в общей совокупности своих сил и умений. Абсолютное равенство невозможно.  Да и не бывает неутомимых.  Демон в чьей окраске преобладали синие цвета начинал выдыхаться. После очередного столкновения он неудачно приземлился и тут же едва увернулся от маленького огненного шарика. Правая сторона головы синего демона обгорела. Красный монстр воспользовался мгновениями болевого шока противника и ринулся на врага, выпустив свои когти, шипы и клыки. Дальше Тряня испытал  сильнейшее удивление. Не было картинки поверженного синего демона. Синий боец непонятно как оказался за спиной красного монстра. И даже не за спиной, а на спине и впил свои клыки тому в шею. Еще мгновение, и рогатая голова оторвана и летит высоко вверх. Безголовое тело еще с десяток другой секунд сопротивлялось, но было разорвано на части. Победитель стоял твердо,  и гордо  издал несколько пронзительных криков. За его спиной вспыхнули черным цветом большие крылья. Потом было зрелище не для слабонервных. Победитель пожирал побежденного. Неспешно, растягивая удовольствие. На десерт синий демон оставил голову. С ней он поступил особо. Его глаза  засветились и оттуда вышли два красных луча. Мертвая рогатая башка задымилась и обугливалась, только после поджаривания с явным, чересчур смачным чавканьем была съедена. И снова пронзительные звуки, и крылья поднятые вверх. Потом тишина и полумрак. С демоном что-то стало происходить. Он менялся медленно, но неожиданно. Монстр постепенно терял свой грозный вид. Вместо страшного огромного чудовища стоял большой жалкий нелепый урод с бледной кожей, даже рога,  разные гребни и шипы куда-то втянулись.  Демон  опустился на одно колено, наклонил голову, вытянул вперед и немного вверх мощные лапы и скрестил их в запястьях, опустив вниз пальцы с когтями кинжалами. И было их двенадцать. Пораженный Тряня глядя в смиренную спину демона, не знал что ожидать.  Купол напротив смиренного монстра начал меняться там появилась спираль и начала медленно раскручиваться  в плоскости, а затем начала движение вперед. В центре спирали что-то происходило. Но от частого мелькания ярких пятен там малыш невольно закрыл глаза. А когда открыл, демона уже не было. Спираль втянулась обратно в купол и погасла. Тряня почувствовал чье-то присутствие.
–  Хреново, ох как хреново то.
   Это был черный глюк. Он положил руку малышу на плечо:
–  Нет, конечно, ничего не скажу, махач классный. Только вот интересно кому и для чего понадобился этот супердемон гурман.
  Тряня удивился,  супердемон понятно, но почему гурман. Глюк словно услышал мысли юного хоммера,  усмехаясь, пояснил:
– Жареная голова врага изысканный деликатес. Лучше только копченая. Но не всегда есть время и подходящий уголек.   Пошли обратно.
  И они двинулись не оборачиваясь. По дороге глюк кое-что обьяснил Тряне:
– Демоны самые опасные сволочи и у нас и не только. Но в свое время тут это племя усмирили и на цепь посадили. Иногда используют, но редко. Демон победивший и сожравший другого  демона становится намного сильнее.
  Они прошли мимо трещины, в которую не так давно протиснулся малыш, и поднялись наверх.  Это была башня. Вокруг царил  непроглядный туман. По наружной винтовой лестнице спустились к подножию башни, там тумана уже не было.
– Как все любят париться и усложнять, – Глюк извлек из цилиндрика, что висел на его шее небольшой сверточек и развернул  листочек из гибкого металла Тряня  увидел множество мелких, но непонятных знаков. Глюк вернул  свиток на место:
– Тут написано как можно легко уничтожить всё сущее. Сложность только одна никто не смог это прочитать. Пока.
    И тут же исчез.   Юный хоммер  осмотрелся.  Вниз вела лестница. У ее начала с разных сторон кто-то когда-то установил 2 изваяния. У каждого 8  разных лиц со своим знаком на лбу.  Тряня ходил вокруг статуй и вглядывался в каменные маски.  И его то  тянуло подойти ближе, то словно  гнали прочь.
–Уходи, – Услышал он тихий уставший голос.
   Никого рядом не было. И это не был голос глюка. Тряня послушался и пошел вниз, не оборачиваясь. Вскоре  оказался у  площадки портала, но не поднялся на нее. Там стояли 2 хоммера. Один повыше и с длинными волосами, другой раза в 2 пониже, на спине рюкзачок. Рядом пара чемоданчиков на колёсиках.  Оба хоммера внимательно смотрели на купол. Длинный вопрошал указуя тонким стержнем на пятна купола:
– А как вы бы назвали  этот цвет, а какие слова найдете для этого?
  Ученик отвечал. Учитель кивал:
– Неплохо, неплохо.
   И только когда  тот сказал коротко, черный, Длинный возмутился:
– Дружочек запомните. Нет черного цвета, черный цвет миф и еще нет белого, это мечта.
 Подождут  нас небеса и место повыше твердей небесных, мы иноки гармонии и слуги красоты.
   Оригинальная парочка исчезла в портале за ними проследовали еще двое унылых хоммеров, один из которых на ходу распевно читал нечто стихоподобное:
– Не знаю что будет не помню что было забываю себя пусты зеркала в доме моем и ветер гоняет по полу слова…
   Его попутчик перебил декламацию:
– Банальность. Уже нет границы между литературой и нелитературой. Инеторатура  убила настоящее искусство.
   Малыш постоял еще у портала, но желания уехать не возникло. Ничто снаружи его не звало и не толкало изнутри. 
   Кажется, у всех путешествующих были веские причины не сидеть на месте:
– И какого тебе Дрог, юзера самаритяне подобрали?
– Малолетка вроде, не то юзяра-чушара, то ли юзунька-чунька.
– Да какая в попу разница, мальчик девочка. Лишь бы место грело, много отдал агентству?
–  Что  имел.
  Всем куда-то и зачем-то надо. А что нужно ему. Да и кто он? И почему,  кажется, что на этом узле его ждет что-то важное. Ладно, не сегодня так завтра, но обязательно уедет, и возможно будет знать куда.  Пока неплохо и тут существовать. 
   Темнело, но спать малышу не хотелось. Он бродил по узлу, временные обитатели которого почти все спали.  В одном месте Тряня услышал подозрительные шорохи, подойдя поближе, расслышал и голоса:
– Чепушило харе на купол зырить. Зависли тут как винда у ламера.
–  Не пойму что за хрень этот купол. Вот же рядом вроде, а сколько к нему не иди, не дойдешь. Или сядь на летучую машинку и вверх,  упадешь, но не долетишь.
–Трепушило  ты, а не Чепушило. Кончай череп морщить. Пошли до кучи.
– Щипач, давай тут добычку  зашкерим.
– Ну, ты и придурок. Голова узнает, подголовникам свистнет.  К зачуханцу в гости отправишься мигом.
– Сука боцман по уху заехал, те грит дух по сроку службы жрать не положено.
– Да он на всех так, чуть что годкуешь дух или борзеешь карась.
– А что с зачуханцом?
– Ты не врубился, откуда бярочка взялась?
– Сдали суки на мясо. Кому не слышал?
– И слышать не хочу.
– Да и тут есть любители тухлятинки вживую.
– Ладно, потащили до кучи. Как думаешь, хозяева не проведают?
– От большого немножко не грабеж, а делёжка.
   Хоммиты пошли в одну сторону, а Тряня в другую. Полумрак еще не мрак все меняет, но не скрывает.
–  И что это, почитаем, почитаем, – на лестнице, прижавшись к резным перилам, сидел один из уборщиков. Он держал в руке пластинку и  увлеченно водил по ней тонким штырьком при этом разговаривал сам с собой:
– Так-так еще один шизофрений  корчит из себя гения непризнанного. За свое ничего всего и побольше.
  Уборщик замолчал и длинным острым языком слизнул сопли текущие почти без перерыва  из его кривого носа:
– Нет, нет, не то.  За все хотя бы что.  Понятненько, умный и смелый, но потом. Все важные ситуации в реале просрал, а теперь пытается переиграть, но на виртуальном фронте. Так юзик, вот твое место, тут тебе будет не одиноко. Много вас героев вирта.
А перлы то какие. Пафос, да еще и с надрывом, – Когда умирает последняя мечта…
Ну, померла так померла,  туда ей и дорога. А это уже  полное джмо:
–   Но было же в моей жизни мгновение равное вечности. Было…
 Опаньки. Ноль две палки лежачая восьмерка.  Попал. То что надо. Бинго. Ентер. И полный йес.
   Сопливый хоммер   нарисовал штырьком на  пластинке какой-то знак, потом решительно перечеркнул и убрал все в карман. К нему подошел другой  уборщик:
–  Пошли Сопля, надо убраться в восьмой галерее, а то уже вонять начало.
  И протянув напарнику большую швабру, добавил:
– Ох, узнает босс о твоей подработке, вздрючит, мало не покажется.
   Сопля рассмеялся:
– Думаешь, он не знает.
   Уборщиков растворил сгущающийся мрак. Все затихло.  Тряня решил немножко подремать. И удивительный сон увидел. Словно ему дали заглянуть куда-то или в когда-то. Он словно был сверху, но спускался, с одной сторона был виден город и река, а с другой поле  и это поле готовилось стать полем битвы.  Со стороны города выстроились мохнатые великаны. В руках они держали щиты, сплетенные из ветвей и разнообразные дубины. Навстречу им двигалась лавина. Их враги восседали на быстроногих существах. Ног было всего по две. На острые клювы были надеты насадки, а всадники в кожаных доспехах  с металлическими вставками, в руках держали круглые щиты, луки и дротики. И началась битва. Всадники были  раза в 2 меньше великанов.  Двуноги были злобны и шустры, они наносили удары железными клювами и уворачивались от дубин. В великанов летели стрелы и дротики. Но множество всадников были сокрушены дубинами громил. Падали в лужи своей и чужой крови мохнатые гиганты. Тут  Тряня увидел, что враги великанов подкатили разные орудия и выстроили их в ряд, сначала в великанов полетела с огромной скоростью  туча из дротиков. Великаны  попытались атаковать, но тогда кроме дротиков в них полетел град камней.  Уже больше половины гигантов погибли в бою. И тогда над полем раздался трубный звук. Великаны отбиваясь начали отступать, но скоро их отступление превратилось в бегство. Противник не стал вести преследование. Победители  шумно радовались,  Тряня разглядел их узкие глаза, острые заросшие шерстью уши, у некоторых с кисточками на конце. Великаны подбежали к реке. Там лежали огромные слегка обработанные бревна. На них великаны при помощи весел поплыли  на другой берег.  Они вышли на берег острова, там стояла крепость, их впустили. Поредевшая  армия великанов прошла через крепость, гарнизон молча смотрел на них. Гиганты по разводному мосту через протоку или канал  проследовали в город. Город был большим и окружен высокими стенами.  В стенах было восемь врат разного цвета. Великанам открыли черные врата. Израненные бойцы шли по улице мимо молчаливых горожан. Почти у всех лица были закрыты тканью, видны были только глаза, огромные, чистые, светящееся. Великаны вышли на площадь перед величественным дворцом.  Там стояли в ряд по 3, воины в островерхих шлемах. Прошло время, великаны ждали. Жительницы  города молча, подходили к ним и  поливали их раны из маленьких фляжечек. Гигантам было больно, но они терпели, урчанием благодарили женщин. Капли голубой жидкости падали на кровь, та вспенивалась, белела, появлялся дымок. Но потом раны затягивались. Послышалась негромкая, но грозная музыка. Гиганты выстроились возле лестницы дворца, высокие двери распахнулись, первыми появились 8 сановников в черных одеяниях. Затем вышел тот, кого и ждали гиганты.  Весь в серебряном и золотом. Серебряный островерхий шлем украшали 12 золотых лепестков короны. За ним шли 8 слуг и несли большой сундук. Процессия остановилась в 5 шагах от великанов. Те, что были в черном, один за другим доставали ключи и открывали замки на сундуке. Наконец сундук открылся. Коронованный извлек оттуда камень на цепи. И отдал предводителю гигантов, вождь поднял лапу  и прорычал. Из толпы вышел другой гигант, предводитель надел на его шею камень. Тот прорычал и отошел в сторону, из толпы отделилась группа и присоединилась к нему. Так повторялось еще 8 раз, толпа великанов разделилась на 9 групп, у каждой группы свой предводитель и свой непохожий на другие камень. Слуги унесли большой сундук и поднесли ларец.  Обладатель короны достал ключ, открыл ларец и извлек еще один камень, абсолютно черный как полированный,  в нем  не было дырки. Узкая цепь разделялась на 4 ветви и обвивала его. Предводитель гигантов одел его на свою мохнатую шею, от криков радостей великанов можно было оглохнуть.  Счастливое племя гигантов выстроилось в колонну по три и ушли из города, их выпустили через белые ворота. Они двинулись по дороге вымощенной темными камнями в сторону гор. Тряня видел невысокие горы, а за ними виднелась каменная стена, уходящая ввысь,   хотелось посмотреть вверх, но не смог. Его взгляд вернули в город на крепостную стену. Он увидел коронованного и его воинов. Все  смотрели за реку. Тряня словно пронесся над рекой и оказался над ордой узкоглазых. Они уже успели построить башню из камней и деревьев и даже водрузили на нее огромный рупор. Некто  одетый в красные и черные меха, наверно вождь остроухих поднялся и начал что-то кричать. Тряня увидел, как защитники города вытащили свои мечи и начертили в воздухе косые кресты.  Их враги, увидевшие это казалось, сошли с ума. Они изо всех сил кричали явно какие-то грубости и проклятия, и кидали в сторону города камни и комья грязи. Трянин взгляд перенесся дальше в поле. По нему двигалась стадо шестиногих зверей.  Они медленно тащили большие лодки на колесах. Зверей украшали острые прямые бивни сзади хвосты с шипами разной длины, у некоторых хвостов не было.  В их ноздри были вставлены кольца и за эти кольца привязаны веревки и за них зверей вели погонщики. На спинах шестиногов, заросших густой шерстью стояли корзины с плодами разного цвета  и формы. Погонщики доставали плоды острыми крючьями и протягивали зверям, те  брали их длинными языками и потом неспешно жевали. На ходу шестиноги не только ели, но и удобряли поле. Вдали виднелось еще одно стадо. Что тащили они, Тряня не разглядел. Его вернули в город. Он увидел тронный зал дворца, в центре стоял коронованный, слуги одевали на него черный балахон. Перед ним стояли 4 неизвестных, уже одетые в такие же мрачные одеяния. На троих что стояли впереди висели на цепях золотые символы, на одном 12 конечная звезда, на втором 6 конечный крест и на третьем треугольник с вписанным кругом. На последнем, он стоял чуть в стороне, ничего не было. Потом слуги бесшумно удалились, и все пятеро один за другим покинули тронный зал. Они шли по узким,  коридорам, освещенным лишь редкими чадящими факелами.   Трянин взгляд следовал за ними, и у него  было состояние дежавю.  Оно усилилось, когда они  попали в грот, это было так похоже на место, где он наблюдал битву демонов. И похоже и непохоже. Тряня остался наверху и словно стоял у того же парапета. Только спуск вниз не был усеян острыми камнями, а покрыт гладкими плитами. Он видел, как по узкой лестнице вниз спускались 5 черных фигур, они встали на нижней площадке. Только перед ними не был провал, а водоем с синей водой, оттуда шел голубоватый свет. Все стояли неподвижно. И ждали, стена за водой начала светиться. Тогда трое  сняли  символы и положили  у края воды, коронованный снял и корону и меч положил рядом. Все встали на колени кроме 5-го. Он стоял как изваяние. Прошло время. И в стене появилось белое пятно, вспыхнул свет. И оттуда медленно выплыла белая фигура и зависла над водой. Прошло еще время. Трое в черном сняли свои балахоны, другой одежды на них не было.  2  женщины, чьи красивые головы, гладко выбритые, кто-то искусно изрисовал черной краской, и мужчина, его черные волосы были заплетены в 7 кос,  начали входить в воду по ступеням, погрузились полностью и не вернулись. Тот, кто снял корону, не вставая с колен, опустил голову, вода начала волноваться.  Другой, до этого  неподвижный, подошел и взял меч, прошло несколько мгновений и он отсек голову бывшему венценосцу, поток крови хлынул в воду, та забурлила, закипела. Фигура над водой стала темнеть и почернела. Убийца скинул накидку, и его одеяния светились серебром и золотом. Он водрузил на голову корону и долго стоял подобно статуе, прямо не склоняя головы.  Издалека, по крайней мере, новый венценосец был очень похож на убитого им. Свет погас.
– Парень, парень счастье проспишь.
   Тряня замотал головой и проснулся. Его тряс за плечо остроухий добродушный хоммер. Он повторял:
– Ты че, ты че. Не видишь портал закрылся. Источник понимэ источник.
   Тряня ничего не понимал.
– Ой,– покачал остроухий головой:  – Да ты не в курсях. Наверно и чеплажки нет. Ладно держи у меня много, – он вытащил из сумки фляжечку и протянул Тряне.
– Пошли, а то не успеем. Закроется, не дай какая сука пожадничает, или отопьет раньше времени.
  Они встали в очередь. Длинная очередь двигалась быстро. Остроухий учил:
– Постарайся не перелить, закрой фляжечку и держи так,  пока портал не откроется.
   Тряня увидел струю бьющую из стены.
 – И не пей из струи и не касайся ее.
  Тряня набрал фляжку и вышел на площадку, там сидел глюк. Он своими длинными пальцами строил разные фигуры, резко прервал свое занятие, вытянул ладони перед собой и туманными глазами посмотрел на малыша.
–  Минералочки захотелось. Напрасный труд, – потом взглянул на купол:
–  Халява финита.
    И 3 раза щелкнул пальцами. Тут же засветился портал и раздался шумный вздох огорчения. Глюк развел руками:
–  Таков закон, большинство всегда в пролете, – и ушел от портала.
   А Тряня остался. Недалеко от него вскоре собралась в ожидании  своего транспорта небольшая, но интересная группа хоммеров. В центре  находились 8 разнообразных и весьма беспокойных субъектов, Тряня сразу назвал их безумцы, им не сиделось, они то вставали, то ложились, говорили, смеялись. По большей части речь несвязная. Понять можно было только одного,  того что был обмотан грязной тряпкой вместо одежды. Он кружил на месте, таращил глаза, кивал головой и всем улыбался.  И говорил, говорил, начинал тихонько почти шепотом, потом речь обретала ясное и нормальное звучание, но снова срывался на астматический шепот:
–  Стал я кладбищем идей, ни одна так и не сработала. Мертворожденные. Во мне сияли и звенели, в миру погасли и не зазвучали. Пора, давно пора перестать обманывать себя. Это нужно только мне. И награда в содеянном, но не за содеянное. За содеянное кара. Но лучше кара от Бога, но не милости от лукавого.
  Нет, поверьте, он хороший был. Добрый жалостливый не завистливый. Не было в нем зависти, зависти не было. Невезучий. Дурачок.  Хорошим там плохо. А где хорошо.  Ногу ему  отрезали выше коленки. А потоми паралич. Успокоиться ему бы, да нет. Квартиру продали, в махонькую переехали, только бы сыну помочь. Жену сократили, а до пенсии еще 3 года.  Пошла на почту и полы мыла, на его инвалидку не прожить. А домик мой продавать не стал и просил покупать карточки по одной в месяц за 2 сотни или хотя бы за одну. Сидит, набивает потихоньку, а смотрит туда за окно на улицу. И стыдно ему, что не мужик, а камень у жены на шее.  Набьет он текстов разных, отредактирует. Выйдет на четверть часика в сеть. Письма отправит. Ответы проверит. Только входящих или нет или не то, спам один и тот редко. И ушел тихо. Сидел на кресле стучал потихоньку. Потом гляжу, затих, смотрит на ящик, а там передача про девочку масенькую без рук, без ног родившуюся. Мать от нее отказалась, но потом покаялась и забрала. А хозяин мой глаза закрыл, слеза покатилась, и он отошел. Жена сидела рядом вязала что-то внучичку. Потом подскочила, давай его тормошить кричать. Звонить. Только поздно, они уже пришли. Он не сопротивлялся, обернулся только, посмотрел мне прямо в глаза, улыбнулся, кивнул, как будто всегда знал, что я у него есть.
    Болезненный хомм замолчал, вздохнул и снова начал свой рассказ почти теми же словами.  Его перебил воплем другой калека:
–  Фирдза уйди, изыди.
–  У путаны жил, блудница неугомонная. Он у нее сомнамбулой заразился. Ночью встал сел в письмо и укатил, проснулся, когда его ифриты  дубасить начали. Рука вон левая  отсохла и глаз правый вытек. А главное память отшибли.
    Вокруг калек с разных сторон сидели 4 хоммера, одетые в бирюзовую  униформу с вышитыми спереди белыми косыми крестами, такие же кресты видел Тряня у безухих молчунов в своем сне.
   Один из них и объяснял поведение своих подопечных, сидевшему рядом  безволосому круглолицему хомму. На том была надета синяя рубаха с черными драконами. Он  закивал головой и заговорил о своем прошлом:
–  А помню, гостил у такой  юзищи. Вот послушай, ну дура же.
 Хоммер сменил голос на противно писклявый, омерзительно кривляясь, начал кого-то изображать:
–  Проснулась среди ночи в его объятиях.  Руки нежные, мягкие сильные. И слезы и сладость во всем теле. Я уплыла, улетела от его ласк, потеряла плоть свою. И явь сквозь забытье, он проводит кончиками пальцев по изгибам моего тела, прикасается не касаясь.
Господи я знаю, что будет. Забери мою душу. Сожги в аду, но сохрани мои мгновения вечности.
   Дура, конкретная дура.  Только к таким ненормальным дракоши и прилетают. Ну, я то смылся, а хомм ее остался. Сгорел со всем домом. Любовь, да на кой хрендондень она нужна.
 Хоммер замолк, шмыгнул  носом и сменив тему, спросил у послушника,  так они себя называли:
–  Ну а что вы их к источнику не повели. Стикер,  кажись, подцепил вот тот бедолага.
–  Источник помочь может только при недугах телесных, еще от паразитов избавить способен.
– Это  да, а от душевных болезней только ваш доктор помогает,  другие доктора не могут, так что ли.
–  Врачей много, а доктор один.
–  Ну а чем, как он лечит?
–  То тайна великая. Мы все это прошли. Но жизнь наша началась с момента, когда вывели  меня или его в сад камней сняли повязку и  сказали, можешь идти, ты свободен, но можешь остаться и помогать страждущим. Мы бродим, ищем безнадежных. Этого говорливого на глухом полустанке обнаружили, угасал в спячке. Его из дома синие биззи выгнали, а дом по частям на продажу.
–  А  где эта клиника?
–  Очень далеко.
    И тут одноглазый калека словно взмолился:
– Подальше, подальше от Юзмы.
   И слова эхом повторились  в Тряне, –  Дальше  от Юзмы…
   Малыш отвернулся и пошел не оглядываясь. Одиночество на недолгое время, давшее ему передышку, навалилось с новой силой. Хотелось завыть,  заорать, или хотя бы подраться. Тряня остановился, сжал кулаки и заорал:
– Нет.
– Ну, так сразу и нет. Да и зачем так громко. Нет, так нет. Никто и не спорит.
  Тряша обернулся на голос и у него почти вслух  вырвалось:
– Вот так урод!
    Да хоммель был редкостным уродом внешне, и это даже шокировало. Но шок сразу же сменился светлым удивлением. От этого урода шла мощная волна обаяния. Тряня непроизвольно улыбнулся. Хоммель покачал своей лохматой головой:
– И какие же нехорошие козлики довели молодого хоммера до такого ора?
    Малышу стало стыдно, и за свой крик и за идиотскую улыбку, от которой оказалось не так просто избавиться:
– Извините. Все нормально.
– Конечно, нормально и именно все. И это тоже норма.
  Обаятельный уродец взял и просто поднялся немного, на высоту своего роста всего лишь. Тряня рассмеялся и сделал тоже самое. Хоммель изобразил удивление:
– Однако, однако. Но стоит ли так рисковать. Непоймутс.
   И медленно опустился. Тоже сделал и Тряня. Хоммель молчал и даже отвернулся.     Малышу стало неловко, он начал глазеть по сторонам. Его окружала стена замкнутая в круг. Точнее это помещение было почти идеальной полусферой. Возможно даже идеальной, но не это волновало Тряню. Где он? Как сюда попал? И главное, где выход?
И он решил спросить у хоммеля:
–  Вы не знаете, куда я попал?
  Уродец рассмеялся и очень тихо ответил:
– А ты не догадался еще? Вроде не в первой.
  Тряне стало холодно. Причем весьма. Но малыш попытался рассмеяться:
– Я в ловушке, и это вы меня поймали?
  Хоммель печально  вздохнул:
– Ты прав примерно наполовину.
   Но малыш потерял интерес к своему собеседнику. Он увидел синеватый свет, идущий из небольшой щели в стене, то появляющийся, то резко исчезающий и пошел на этот свет. Маленькое  треугольное отверстие находилось слишком высоко для юного хоммера. Так что увидеть он ничего не смог, зато кое-что услышал. Из-за стены доносились голоса.  Один из них строгий и спокойный вопрошал:
– Кто ты?
– Я имеющий право уйти, –  отвечал другой голос, пытающийся быть смиренным, но явно привыкший повелевать.
– Чем ты можешь подтвердить свое право?
– Тем, что  стою здесь перед вами.
– Этого недостаточно.
– Я собрал 9 монет, прошел 8 точек, набрал 8 бонусов.
– Сколько  призовых фишек путник готов оставить нам.
– Все.
– Правильное решение.
– У меня осталось 2 ключа.
–Этого мало  и к пифии ты пройти не сможешь.  Имеешь право на 2 вопроса и один секрет.  Можешь  спрашивать,  но прежде кинь ключи в колодец.
– Последняя монета  это плата тем, кто ждет на последней точке и проведет меня через Врата?
– Нет. Через Врата ты пойдешь один и это бесплатно. Монету ты отдашь привратнику. Это мы бы тебе поведали и так потому как обязаны. Ты напрасно истратил один вопрос.
– И это называется единственно честный путепровод. Выкладывайте все, что обязаны.
– Не нужно делать ошибок и глупо обвинять в них других. Это затруднит твой путь.
– Стало быть, прибавится еще веселья. Я слушаю внимательно вас.
– Девятая монета плата за выбор. Привратник даст тебе возможность выбрать оружие. Подсказок от него не жди. Молчи и не смотри в глаза привратнику, когда прибудешь на девятую точку. Смотри вниз или не открывай глаза, пока не услышишь колокольный звон.
Следуй за привратником он проведет тебе по последней тропе, но не будет защищать тебя от того кто ждет тебя на ней. Тропа изгнанных приведет к Вратам. Последнее что сделает для тебя привратник, даст знак, когда врата откроются. Возможно, придется долго ждать. Это все что мы обязаны сообщить уходящему. Можешь задавать второй вопрос.
– И зачем мне понадобится оружие?
– Чтобы убить привратника с той стороны Врат.
– Опаньки, убивать нам не привыкать.
– Убийство убийству рознь. А сейчас пройди в мясную лавку и отдай свои бонусы мяснику. Он отмерит  тебе корма для зверя. Мы будем кормить пса, пока еда не кончится. Когда зверь опять проголодается, мы отвяжем цепи и пустим его по твоему следу. И если ты все еще будешь на этой стороне. Уверен, ты все понял.
– Да что тут непонятного. И что за секрет еще мне положен?
– Любой, но один. Видишь 10 кнопочек. Тебе надо нажать 9 раз в любой последовательности.   Слушай выбранный тобой секрет. Эта точка – точка возврата. Все очень просто, прыгаешь в колодец, куда кинул ключи и вернешься в твой поворотный момент и еще познаешь истину.
– Истина. Да знаю я, что такое истина.  Обман, как и всё, что говорили, говорят и будут говорить, но тот в который верят бараны.
  Прошло немного времени, послышался скрежет потом глухой металлический стук.
– Ушел.
– Скатертью дорожечка.
– Да. Формальности соблюдены.
– Не все. Пошли псину кормить. Скотина уже 3 цепи из 7 перегрыз.
– Проблема   не наша.
– Это точно.
– Ой,  как нехорошо подслушивать. Любопытство конечно не порок, но если вдруг неожиданно начнешь хрюкать, не удивляйся, – это уже хоммель прошептал прямо в ухо Тряне.
   Малыш рассмеялся:
– Вы не знаете, что там происходит?
   Хоммель пожал плечами:
–  Но  как  скажи малыш, я могу знать, что происходит там, если нахожусь вместе с тобой с этой стороны стены. И не те вопросы ты задаешь сокровище. Ну, где же философский вопрос о выходе?
– А что в нем философского?
– Да почти во всем, с какой стороны не подойди. Скажем, в бесконечном разнообразии ответов на сей  кажущийся чисто практическим вопрос. Уверен, никто не удосужился  сообщить тебе простую истину, из любой бесконечности имеются, как минимум два выхода.
  Из уст уродца хоммеля всё это звучало не более чем забавно. Тряня молча улыбнулся.
– Скажем, если тебя  закрутит по одной нескучной и совсем не плоской кривой, то пусть с небольшой, но не равной нулю вероятностью на одной из точек  экстремума ты сорвешься, слетишь с траектории  и вылетишь через Врата Изгнания. Другой вопрос, а куда? Но мы не будем задавать лишние вопросы.  Предположим кое-кого судьба-злодейка загнала на другую  не прямую трудно определяемую линию. Сей вариант менее вероятен, скажем на порядок, и более хлопотен, порядка на два. Но и в этом случае одно из решений системы дифуров позволяет мне заявить, что имеется весьма возможный исход. И он заключается в падении на камень.
– Просто камень.
– Самые сложные вещи весьма просты с виду и не нуждаются в труднопроизносимых наименованиях.
– А ваша философия поможет нам выйти отсюда?
–  О свет очей моих, отрок Тряша, последнее, на чью помощь стоит рассчитывать в критической ситуации. Так это философия. А про помощь ты вовремя заговорил. Запаздывает,ф1, запаздывает.
    В этот момент малыш услышал громкий хлопок и невольно зажмурился. Почти сразу же открыл глаза и от удивления открыл их еще шире. Всё изменилось. Не было никакой твердокаменной полусферы над ними. Они стояли на одной из верхних площадок узла. Чуть ниже копошились хоммиты. Рой вопросов пронесся в тряниной голове:
– Куда все делось? И что это было? И откуда взялся это страшный карлик напротив. Он так похож на черных гномиков. Нет повыше. Точно раза в полтора.
   Хоммель заговорил с этим карликом тоном начальника:
–  Припаздываешь Банг, припаздываешь. В привычку это у вас сударь начинает входить.   –  Пардоньтес. Дороги, пробки, менты. А ты, Шард без наездов никак не можешь.
–  А чтобы ты хотел?
–  Спасибки с полбанки. И немного налички.
– А безнал тебе уже никак по хорошему курсу? Ты же меня знаешь?
–  Кто тебя Шард знает? Тебя никто не знает. Да и ненадежно. Тут кризис, там кризис.
– Ну, будь по твоему. Считай, что получил благодарность  с занесением в личку. Лаве забери в старом месте. Пирожок не трогай, не тебе приготовлен. Пошли  малыш, проводишь сокамерника. Оттянули мы с тобой свой срок, пусть и небольшой. Это еще как считать.
   Озадаченный Тряня молча кивнул и пошел за хоммелем. Вопросов было много, но не было смысла их задавать.  Перед лестницей обернулся, карлика и след простыл. Что-то во всем происходящем было нехорошее и даже опасное. Идущий чуть  впереди уродливый хоммель негромко с ним заговорил, но погруженный в свои мысли Тряня начало речи не расслышал:
–  … и вечно голодный дядюшка Тао не схавал, подавился. Слабину дал, неверный ход и невовремя, отправил на красную дорожечку, а в игре со временем, если не выиграл, то извини банкрот. Изжогу в ауте лечит, скотинушка. К Грани подходил, но проклятие отбил. Теннисист, да и только.
   Они шли к порталу и хоммель продолжал в треть голоса брюзжать. Он явно был чем-то недоволен:
 – Юзеры мир свой поругивают,  еще ад какой-то измыслили. Они много, что измышляют, законы например наизмышляют, и всё под те законы подгоняют, пока подгоняют, бац законы рассыпаются, они новые придумывают. У них даже есть рецепт всеобщего счастья. Древний и простой. Надо  убить всех плохих и тогда всем будет хорошо. Короче, какой никакой, но порядок.   Другое дело Хормвард. Как не извращаются Ордер, Орден и прочие Академии, ну нет на Хормвард законов. Взять хотя бы время в Юзме, все понятно время и есть время. А тут в каждом хорме свое  время, а в каналах даже синих, это же уму никакому непостижимо. Никто не постигает. Зачем. Хормы страна Лимония чудес и беззакония. А потрепаться любят, вот пропал хоммер, грят в бездну упал, а что за бездна никто не объяснит. Или еще в любом большом хорме расскажут про Хосста, но что это за хрень, и не пытайся спрашивать.
   Не жалко никого не жалко и их не жалко. И правильно. Жалостью погублено больше чем жестокосердием. Кто считает. Да есть счетчики  и мерщики. Помочь не помогут, но сдадут всего со всем багажом.
    И что господа хоммеры парятся. Нет тебя и все дозволено. Аксиома. Но если существуешь, то получай по полной, обязанности, правила, законы, регламенты, протоколы сопряжения. Ты в тюрьме, тюрьма в тебе.
 Хоммель заговорил чуть громче:
–   И сошлись два мира и соприкоснулись. И было мгновение, и всякий вошедший в него уже не вышел, а вышли иные. Иные в Хормварде, иные в Юземварде. Но никто не чего не понял, не помнит, не знает. И не стало памяти, ибо прошлым стала небыль. А то, что было никому не ведомо.
–  Но вы же знаете, ведаете.
– Я, да ничего я не знаю, не знал, и знать не желаю. Я байки баю. Ничего не знаю. И своих путей не ведаю.
  Он достал откуда-то  невероятно длинный голубой шарф и начал наматывать на свою рыжую голову.
– Не знаю, может мне в моби податься. Там уж точно никто и никогда. Или снова поискать Врата Изгнания. Только к ним по почтовому каналу не подъедешь.
  И заговорил, так как когда-то наставник псалмы читал:
 – Взойду я на гору высокую. И не будет того кто бы был выше меня. И будет мне хорошо и будет всем плохо. И будет всем плохо потому как мне хорошо. И будет мне хорошо потому как всем плохо.
  Тряня заморгал часто и не мог ничего понять,  на том месте, где сидел собеседник никого не было, но рядом с ним появился черный глюк. Он громко щелкнул пальцами. К глюку тотчас подскочил уборщик, что ходил вокруг с метелкой и совком, только в руках у него был ящичек. Оттуда он достал коробочку, из коробочки черную пластиночку, и протянул с поклоном глюку. Тот держал ее на ладони и пальцами наигрывал на глянцевой поверхности. Там мелькали картинки. Глюк провел две диагонали пальцем, все погасло. Вид  у  тряниного приятеля был серьезный, он выдержал паузу:
– Тема не закрыта.
   И вернул пластинку уборщику. Хоммер в униформе бережно спрятал ее в коробочку, а ту в свою очередь в ящичек и с поклоном отошел, спрятал ящичек в сумку и продолжил уборку. Тряня тихо спросил:
– Этот хоммер в чем-то виноват?
   Глюк не глядя на Тряню усмехнулся:
–  Ну, хотя бы в том, что он не хоммер.
  Тряня не хотел продолжать, но всё же очень тихо спросил:
– Он говорил про какие-то Врата Изгнания.
 Черный хоммер подбросил вверх что-то круглое, поймал, посмотрел на ладонь, и спрятал кругляшок в потайной кармашек. Потом зачем-то громко хлопнул в ладоши,  вздохнул  и назидательным тоном произнес:
– Дядя бредил. Дядя бредун знаменитый. Но скоро свое отбродит.
   Глюк   посмотрел на малыша с нескрываемой издевкой и просто исчез.
   Тряня стоял как оплеванный и его добил уборщик:
– Малый та чо такая дурочка, всё на верочку принимаешь. Так и залететь можешь как целочка малолеточка.
   Да не зря еще Иргудеон учил его помалкивать и не высовываться. Очень хотелось обидеться. Обида стояла рядом дергала за рукав и жалостливо приговаривала:
–  Ну что ты. Давай. Вместе веселее.
   Тряня просто отмахнулся. Ушел на верхнюю галерею, нашел укромное местечко и прикорнул. В его сне играла музыка добрая и умиротворяющая. Это была песня,  слов не разобрать, но явно о чем-то хорошем и красивом. Проснулся, вокруг почти ничего не видно, да и в голове ясности не прибавилось. Можно встать и погулять или даже уехать, а почему нет? Но почему-то нет. Или вернуться в свои сновидения.
– Заснуть и спать. И видеть сны. Остаться во снах и не вернуться, – голос доносился откуда-то снизу.
  Некто  исповедовался, типа самобичевался. Изображал глумление над собой, пытаясь скрыть мольбу пожалеть его или хотя бы услышать:
– Сластолюбец. Самодиагноз, дигноз для внутреннего пользования. Для всех по-прежнему добрый малый, милый субъект.
   Сластолюбец на уровне самой примитивной физиологии, что-то другое недоступно закрыто.  Я никто. Мыслю, но существую ли? Верую, но грешу. И что за вера во мне, если мне близка строгость и беспощадность к иным Ветхого завета, но как не стараюсь, не могу принять вселенской любви и всепрощения Завета Нового.  Так и всех простят и примут все. Педерастия уже и не грех, а как боролись то. Боролись, а верхи в своей среде культировали. Так гляди и педофилов реабилитируют. Судя по тому, как типа борются, наверняка там, где особые, процветает сие свинство. Мне то, что не педераст, не педофил, но отсутствие одних грехов не помогает в прощении других.
 Я прожил немного
Но больше чем мало
Познал и рай и ад
А что еще надо
И если поставят мне точку
Кто проводит в вечные сны
Нерожденная дочь
Похороненный сын…
  Голос замолчал, но слышалось монотонное шипение. Затем заговорили другие:
– Наш?
– Наш.
– Какой вариант протокола?
– Уточним на месте.
– Предполагаете осложнения?
– Все слишком идеально.
– Вы никогда не ошибаетесь, если что-то подозреваете, почему предварительно не отправили команду зачистки, или хотя бы толкового нюхача.
– Брат мой, вы не понимаете моих действий, и признались мне в этом. Я рад. Вы были одним из лучших исполнителей, но ныне вы помощник вершителя. Ваше знание протоколов и регламентов безукоризненно. Вы прошли все круги серого
пути, и вел вас первый постулат.
– Нет смерти, нет небытия.
– Да прибудет с нами сила вечного Гуру.
– Ведет нас свет Учения.
– В путь брат мой, в путь.
  Что-то внизу зашумело, загудело, но быстро затихло. Неприятные воспоминания вплыли из тряниной памяти. Он поднялся и пошел в сторону портала. Но перед лестницей его остановили легким прикосновением к плечу. Тряня обернулся, сзади стоял уборщик, что еще недавно обидел его и отрицательно мотал головой. Малыш не пошел дальше, просто стоял и смотрел вниз. Купол освещал  пространство насыщенным красным светом. Все попрятались и лишь двое стояли у самого  входа в портал. Вспышка света и они уехали. Малыш успел их разглядеть. Не мелкие и белые одеяния необычного покроя.
–  Слышь пацанчик,  – негромко заговорил криворотый уборщик:
 –  А не ты ли к нам всяку нечисть притягиваешь.  Вот только что оборотень улизнул. Не пойму, а чего он тебя не схавал. Ну, явно же голодный был. Они ж не церемонятся, раз и нету. Может ты не съедобный, на вид аппетитный. Опять же энти красавцы. Когда ж путепровод закроют, так и до беды недолго.
–  А кто это были там?
–  Кто, кто. Вампиры.
–  Вампиры, я в одном хорме вампусов встретил.
 – И не покусали гаденыши. Да что вампусы, шпана, хоммели Гранью подпорченные.
Тут дела посерьезнее.
– Какому-то хормеру угрожает опасность.
– Хормеры им не интересны.   Кто-то же инфу Сопле скинул. Оно конечно хормеры хозяев люблять, Грань, проклятие и все такое. Но от любви до ненависти один шаг. Причем в любую сторону.
 Тряня спустился вниз, долго смотрел на вход в портал. Огоньки бегали один за другим словно играли в догонялки. Как же много там неведомого. Хормы , Гермы, Юзма, какой-то Олдсвард.
–  Да паренек, нельзя объять необъятное, но потрогать то можно.
   Уборщик, до этого словно приклеенный к малышу,  собрал свой инвентарь и ушел. Тряне стало легко и даже весело. Жизнь продолжается и скучно не будет.
   Он ушел от портала, проигнорировал широкую лестницу, поднялся по самой узкой.  Из почти разрушенной стены местами торчали факелы. Малыш присел на камешек и уже хотел упереться в стенку и расслабиться, но помешал глюк.  Тот появился у края  площадки, стоял спиной к Тряне:
– И как оно дружок освоился на этом осколке?
   Малыш подошел и встал рядом с глюком:
– А это осколок чего?
– Ты меня удивляешь. Так много дано и ничем не пользуешься. Не знаешь, но можешь. Узнаешь, сможешь ли?
   И тут же почти истерически рассмеялся:
– Только не это. Явный же перебор.
    Из портала   по одному появились 12 демоноподобных существ. Немного погодя вышел еще один покрупнее остальных и страшнее.
    Глюк с явным презрением произнес:
–  Веселье начинается. Пьеса абсурда.  Трепуны, с этими клоунами все понятно. Но Кобур, этот, зачем под пошлого урода косит. И кто же автор сего нонсенса?
    Казалось, узел вымер. Но из темноты галерей появился Словесник. Он шел, высоко подняв голову, и трепуны пропустили его. Словесник  что-то негромко сказал Кобуру, тот рассмеялся. Словесник поднял вверх руку с растопыренными пальцами. Он сгибал пальцы один за одним и  говорил. Кобур взбесился, выхватил меч интересной формы. Тряня таких еще не видел. Разрубленный пополам Словесник рухнул, голова отвалилась и откатилась, пораженный Тряня смотрел и не верил увиденному. Голова открыла глаза и что-то сказала Кобуру. Тот взбешенный пнул ее как мяч и захохотал, трепуны  хохотали еще громче,  не прекращая веселья, развернулись  и пошли с площадки. Волна гнева подхватила юного хоммера и он полетел по лестнице вниз. Прихватил старый факел, торчавший из колонны,   им  и сшиб первого же трепуна. Остальные пропустили его не снимая с морд уродливых улыбок. Горячая волна остановила Тряню, он уронил факел. Кобур возвышался перед ним в пластинчатых доспехах, маска на голове украшена золотом и камнями. В прорезях темнота.  Великан выставил вперед кулак, на пальце малыш увидел странный белый перстень.
–  Как мило.  Прелестный горячий мальчик. Парни кто хочет сыграть на его попку.
     Трепуны окружили  малыша. Впереди стояли 3 шестируких. Другие образовали второй круг.  Тряня не чувствовал страха. Он спокойно смотрел в черные глазницы маски и тихо сказал:
–   Дяденька. У меня много вопросов и вы мне на них ответите.
   Маска ответила тихо как бы извиняясь:
–  На твои вопросы тебе и отвечать.
    Нарастающий шум заставил обернуться и Тряню и всю  кампанию у площадки портала.
   В это невозможно было поверить. По центральной лестнице на них бежал  точнее летел глюк, а за ним  неслась толпа вооруженных чем попало  хоммитов. Их глаза горели.
  Малыш вспомнил:
–  Хоммитам нечего терять. Да и не жизнь это, дырявой ложкой хлебать чужое дерьмо.
   Кобур хохотал:
–  Ну и потеха мальчики, горячее мясо с душком. Давно не лакомились. Порвать в клочья. 16 секунд. Черного пропустите мне, не лишайте папочку удовольствия.
 Трепуны с гиканьем бросились навстречу пестрой толпе. Глюк перелетел и их и Тряню, опустился недалеко от Кобура. Тот встретил его как старого приятеля:
– Подойди поближе обнимемся. И улыбнись Зунн, красавчик. Плохо когда глюк так серьезен.
 Зунн стоял молча и неподвижно.
– Не пугай старого Кобура. Это не твоя игра. Не молчи. Хоть слово скажи. Не молчи.
 Его никто не обидит. Ему наши игры понравятся. Он наш.  Не молчи.  Ты же видишь.
  Кобур протянул меч и перстень:
– Ты же не дурак. Ты все понял.  Улыбнись. Зунн тебе меня не победить. Я тебя в черный шар закатаю. Ты был мне другом. Не молчи. Я закопчу твои мозги и скормлю трепунам.
   Зунн молчал и изменил свое одеяние, готовясь к бою. Подвязал балахон в поясе, открыв туфли с гнутыми носами.  Закатал рукава, открыв налокотники с лезвиями. И извлек из-за пазухи витой красный шнурок с двумя шариками на конце черным и белым. Глюк начал накручивать шнурок перед собой.
   Кобур рассвирепел, выставил перед собой кулак с перстнем и занес над головой меч. Он рычал  по-звериному, но сквозь рычание  прорвались слова:
–  Зунн, я любил тебя.
   Глюк присел пропустив волну идущую от перстня. Тряня пошатнулся, но устоял. Еще секунда и меч должен был рассечь черного глюка.  Он  мгновенно оказался за спиной врага, но и тот  обладал завидной реакцией. Это можно было назвать битвой большого грома и черной молнии.  Зунн уклонялся и от силы перстня и от лезвия меча. При этом не переставал крутить свой шнурок. Тряня открыл рот, он видел, как  красный круг рассек меч Кобура в 2 местах. Пораженный враг Зунна замер, не веря  в произошедшее. Он выпустил меч из руки и протянул ладонь  как бы умоляя:
–  Как, Зунн, как? Это же хаш. Не молчи. Что происходит?
  Кобур упал на колени и опустил голову. Зунн взмахнул пару раз своим оригинальным оружием и казавшийся несокрушимым монстр,  рассыпался  на мелкие части. То, что было великаном, скукожилось и соединилось, в итоге получился черный шар. От него отделилось синее облачко и исчезло в портале. Зунн поднял останки Кобура и грустно пошутил:
– Хороший шарик для боулинга, –  и бросил его в портал.
   Отвернулся и расхохотался, искренне и даже удивленно радуясь. Тряня обернулся, и его глаза отказывались верить. Хоммиты добивали последнего трепуна. Они уже оборвали 6- рукому все конечности и на глазах малыша  оторвали и страшную голову.
   Да хоммиты пришли сюда не за жизнью и не жизнь сберечь. Что их жизнь. Кто их жалел. Сами виноваты. Каждый знает,  с ним такое не случится. Хоммиты пришли за смертью. И за своей. Многие ее получили. Последняя радость погибнуть в бою, а не сдохнуть на помойке и не сгореть в мусорной печи заживо.
   Хоммиты пришли убивать.  И убили непобедимых.   Хоммиты победили. И пусть далее все что угодно. Они победили.
 Зунн подошел к Тряне улыбаясь и обнял нежно за плечи:
–  Трепунов потрепали.
  Но  улыбка погасла мгновенно. Он обернулся в сторону портала. Подхватил Тряню, бережно прижал к себе и вознесся на верхнюю галерею.
 Они подошли к краю и молча, смотрели на происходящее внизу. Из портала появились 2 десятка контов в синей униформе и голубых касках. Последним вышел каменнолицый в черной форме и серебристой каске.
–  Миротворцы. Обычно они в такие дыры не заглядывают. Что-то здесь не так.   Нам с ними  не стоит здороваться. Для их же блага,  погуляем в другом месте.
 Тряня спросил.
–   Скажите, пожалуйста, а чем вы тот меч и Кобура?
 Зунн усмехнулся:
–  Убить Кобура грех небольшой.  Он и сам  не знает, сколько у него жизней. Не то 156 не то 723. Знает тот, кто этого чудика смастерил и в игру запустил. В какую игру. Да много их. Как началось с больших игроков так и не останавливается.
 Кобур  ладно, а вот за хаш мне могут и  ата-та по попке. Может это  и последний. Три их мастер сделал. Мастера уже нет, так что осколки собрать некому, надеюсь.
 Непонятно только кто хаш и Соль Олдсварда дурику этому доверил.
  Глюк посмотрел вниз покачал головой и усмехнулся:
 – Так и думал.  Знаешь, власть не любит когда пипл за нее работу делает.
   Он опять взял Тряню за руку и повел  еще выше, остановился на промежуточной площадке, она упиралась в стену, где в полумраке Тряня разглядел 2 двери. Точнее дверью можно было назвать ту, что была справа от них широкая высокая – почти ворота. Слева был узкий не выше половины тряниного роста люк. Туда глюк и потащил малыша. Он лез вслед за своим проводником и было ему весьма некомфортно. Тряня не выдержал и спросил:
–  Что тут так темно, сыро и воняет?
 Глюк рассмеялся:
– За вонь извини. Проблемы с пищеварением. Избыток желчи. Хочешь комфорт, надо было направо. Там хорошо эстетически все оформлено. Пахнет чистотой и свежестью.  Истинно дорога в светлое будущее. Только нет светлого будущего. Есть лестница  в никуда. 2 максимум 3 шага и ууть, сделал последнее, но доброе дело, накормил собой мудрого нага.  Хороший способ избавиться от надоевшего друга. Да мы уже и добрались.
   Они вылезли на узкую  почти не освещенную площадку.  Глюк водил по сторонам головой и дергал носом принюхивался:
–  Давно, однако, не был.
  Он схватил малыша и просто вместе с ним прошел сквозь стену. Тряня не успел ни испугаться, ни даже вздрогнуть. Внутри было мерзко, цвета красные, коричневые, зеленые и в таком сочетании.  А запах. Но глюк прошептал:
– Потерпи скоро пройдет.
   Прошло, нос, словно замерз, потеряв чувствительность. Малыш спросил:
 – Где мы?
 – Я обычно называю это шоппа. Другие вагина, клоака, анус или чрево, ну слов много смысла никакого. Не грузись маленький, и поумней тебя не разобрались.
   Бугор что виднелся впереди, зашевелился и Тряня увидел нечто подвижное, может даже живое. Глюк почти удивился:
–  Шаонц, ты что ли фекалия  воздушная. Не понял, тут же вроде червяк обитал.
 Шаонц подполз поближе и зачавкал, так оно наверное смеялось:
 –  Съели червячка, схавали приятеля твоего.
– И за что не в курсе. В чем провинился змееныш.
–  Да ни в чем. Какой кайф есть виноватого. Не вкусно. Будто не знаешь, истинные гурманы едят безвинных.
 –  Стало быть, и его очередь пришла.  Ладно, нет, значит и не было.  Ты за малым пригляди. Мне прогуляться надо одному. Главное лишнего не болтай. Знаю  я тебя. 
–  Не более чем я тебя, ладно вали мисс элегантность.
  Глюк не прощаясь, удалился. Шаонц положил одну свою конечность неопределенной формы Тряне на плечо, малыша заранее передернуло, но он почти ничего не почувствовал. Словно это был кусок ваты или пуховая подушечка.
–  Малыш будь добр покажи ладошечки.
  Тряня протянул руки, Шаонц провел несколько раз по его ладоням  своими невесомыми культяпками. Существо, живущее в месте со столь лаконичным названием, долго молчало. Надуваясь и сдуваясь  и тяжко заунывно вздыхая.
–  Интересная у тебя хиромантия, –    почти плача:
 – Врагу не пожелаешь.
 Но тут же рассмеялся, – Только  самому лучшему другу.
 Тряня убрал руки за спину и спросил:
–  А куда глюк пошел?
–  Зунн?  Маленький тебе туда пока ни к чему. Но если очень хочется, иди, ты пройдешь. Но не советую. Пусть все идет, как идет. Главное в удовольствии оттяжечка.  Думаешь, что друг твой по желанию туда ушел. Позвали, пошел, он то свое отгулял ох, как и погулял. Я его  давно знаю. Какой красавец был. И сейчас смотрится, особенно если знать о его нынешней уникальности,  всегда ну уж слишком особенным был.  А ты не понял, почему черный такой дружок.
 И прошептал:
 – Проклят, –  и еще тише повторил:
 – Проклят.
 Тряне стало жутковато. Он тихо спросил:
– Вам тут не страшно?
 Шаонц захихикал:
–  Нам,  а чего нам бояться. Кому мы нужны?  Мы последняя субстанция жизнедеятельности. Герои сюда не заглядывают и злодеям в падлу. Только глюки  низких уровней иногда шкерятся. Ну и, – Шаонц сделал паузу, – бывают и нескучные гости, но они  транзитом. Скучновато тут. От скуки и безобразничаю изредка. Слеплю из местного материала  фокус и выброшу на свежий воздух, а чтоб не расслаблялись. Мне можно не все, но  гадости мелкие  не запрещал никто, у кого право есть мне запрещать. И сказки люблю. Хочешь сказочку.
  Малыш кивнул. Голос Шаонца изменился на завораживающий.
– Давно во времена веселые жил глюк молодой. И наставником у него был. О да. Величайший из великий  Абыгым.  У Абыгыма много учеников бывало. Но инстинкт наставничий зверю этому в писю не брякал. Многие сгинули по слабости. Но если кого любил, то любил до полного беспредела. И эту свою способность и многое другое передал сынку. Высоко ох высоко ученичок поднялся, уровень почти последний. Но зарвался. Выше всех себя возомнил. Самым свободным. Но нет свободы. Нет нигде и никому. Ловушка.
   Они бродили среди странностей и необычностей временного убежища, но Тряня не очень во все вглядывался, увлечен был рассказом Шаонца.
– Как он крутился. Это уже классика. Триллер. Поймать никто не мог. Но устал. Решил передох себе дать. Принял личину чужую. И спрятался в тихом местечке на Кордоне. Но сам себя в ловушку загнал. Должен был  знать дурачок,  что если одел на себя шкурку хомячью то извини, но проклятие  Грани теперь твое. Знал, но гордыня я особенный мне всё ни по чем.  Раз особенный то и получай по особому счету. Знаешь, конечно маленький. Кто из хоммеров заглянул за Грань Микрона и узрел там юзера ему назначенного, то  наказан будет и наказан будет любовью. Шутка создателя. Но ничего, хоммерам простым страдания сии только на пользу. Уровень то первый даже полпервого. Что они могут. А герой наш не пустячок и юзер ему достался особенный. Женщина. Юззи  все они с секретом. Но какой же ей надо было родиться чтобы  так пронять глюка такого уровня. И как он бедолага бесился,  что только не вытворял только бы от заразы этой избавиться. Но, –  Шаонц заговорил еще тише еще завораживающе:
  – С напастью этой чем больше борешься тем она сильнее. Всё у тебя забирает. Всё потерял свое глюк. Только одного желал её.  Всё стало ничем. В безумии своем создал он чудовище виртуальный клон. Только величайшие из глюков  способны на сие преступление. Создать образ мужчины единственного, что  был  этой женщине назначен. Даже наставник его  так не шутил. С извращенцами разными милое дело, почему нет, но так …
   Ох, как ненавидел свое создание глючара, ревность съедала последние крохи его разума. Он должен быть с ней только он. И никто другой. Но как, как соединиться с ней. Ей сюда нельзя. Есть  способ, но ему нужна она вся, а не часть ее. Но и ему как всякому с этой стороны Грань смерть верная.  Невозможно. Все знают и самые хитрожопые глюки. Но только, –  Шаонц заговорил  загадочнее уже и некуда:
 –  Глюк этот  был уже на том уровне, где ведают, что и невозможное возможно, но цену тоже знают и продавца что товаром  нужным торгует.
 Бесформенный уже почти шептал, что-то совсем непонятное:
–  Смерть. Договор. Ей грех великий. Сама. Но это глюки такие могут. Они и туда способны на многое. Но и ему дорожка особая. Нюансы.
 Шаонц замолчал и молчал невыносимо долго. Тряня тихонько спросил:
–  Дальше, что дальше было?
 Чудо подленько рассмеялось:
–  Это же просто сказочка. А ты ушки то, как навострил. Сказка глюкачья пусть тебе глюк и дораскажет. Но лучше не надо. Забудь.
Тряня обиделся. Но промолчал, потом спросил:
–  Что-то Зунна долго нет.
–  Не волнуйся. К тебе он точно вернется. Должок у него превеликий. И другого выхода ему как отработать нет. Может тогда пустят и ключик дадут.
  Куда пустят и ключик от какой двери. Тряня спрашивать не стал. Понятно же что не ответит.
  Шаонц странно как чужим голосом заскрипел:
–  Уникум Зунн. Такие глюки на вес золота и дороже намного дороже. Если поймать. Но поймать полдела. Абыгыма поймали, а толку.  Ничего, они не спешат. Могут и со временем поиграть. Но играют они только наверняка. Ой что то мы далековато забрели. Не нравится мне, тихо слишком, того и гляди…
  Шаонц зашипел потом шумно и нервно зачавкал. И было от чего заволноваться. В одном месте бурая и рыхлая стена тоннеля начала светлеть и растворяться. В одно мгновение оттуда хлынул и ослепил Тряню белый свет. Когда же он открыл глаза, удивление быстро сменилось восторгом. В появившемся окне он увидел  великолепный меч. Более прекрасного оружия и представить невозможно. Меч парил, словно невесомый излучая яркий свет. От клинка шли белые острые лучи, от камней на рукояти красные и синие.
– Чей это меч, – невольно спросил  малыш.
  Шаонц ответил, но лучше бы промолчал. Ответ был неправильным, не по существу:
–Это не меч.
Тряня возмутился:
–Что?
   Непонятно что и  без формы пыхтело и суетилось, стараясь переползти и занять место между окном и Тряней. На ходу задыхаясь, он ответил:
–Ключ.
   Аморфная масса колыхалась перед глазами хоммера, испортив впечатление от волшебства. Окно снова быстро затянуло бурой стеной. Шаонц зашептал:
– И за что мне  такие канделябрусы.  Проведают, порвут же на затычки. Малыш не надо глюку рассказывать, и пойдем обратно, пойдем скорее место опасное.
  Долго они шли моча и наконец из красноватого тумана появился Зунн.
–  Ну что болтун все секреты выдал.
–  Ни одного шалили немножко.
–  И много куколок налепили. Ты мне мальчика испортишь урод.
–  Ну, урод, но малолеток не порчу.
–  Да ты у нас мальчик невинный. И в попку не давал и целок не срывал.
 –  Мои грехи при мне, а тебе твои вернули?
  Зунн так  посмотрел на Шаонца, что вся эта масса, не имеющая живого веса, задрожала и затряслась.
–  Ох, напугал.  Спасибо. Друг. А то скука.
–  Скучай  без нас и жди гостей.
– Что съедят?
– Не мечтай. Брезгливые. Вопросы будут задавать.
–  Накормить лапщицей.
– Корми, но на один вопрос ответишь.
– На какой.
–  Поймешь и дорожку покажешь.
–  И за что им награда.
– Заработали. До конца дойдет один.
–  Кто.
– Тебя не касается. Свой предел не забыл.
– А если забыл и дальше пойду. Что будет?
– Ничего.
– А это ничего чем лучше?
– Не спеши,  дела тебе еще назначены нескучные.
– Жду не дождусь.
  Зунн схватил Тряню  и быстро зашел в темно коричневое пятно возникшее слева от них. От неожиданности малыш закрыл глаза и открыв увидел,  что находится  возле знакомого ему камня. Где кажется так недавно, развлекал его покойный уже Словесник.
 Тряня подошел и коснулся камня, тот явно стал горячее. Да и темное пятно в куполе над ним казалось, тяжелело и грозилось рухнуть.
– Не тот камень, не то время, – усмехнулся глюк:
– Пойдем, ничего хорошего тут не дождемся.
  Они молча спускались по лестнице. Тряню тяготило предчуствие какого-то финала.
–  Все хватит. Уезжаю. Не жду ни знаков, ни приглашений, не слушаю никого. Будь что будет.
 Глюк рассмеялся:
–  Прогуляешься  со мной малыш по краюшку Бездны.
   Предложение было конечно неожиданным, наверно надо было насторожиться и не рисковать. Все-таки  глюки не лучшие попутчики для любого, а друзья вообще никому.
Но снова остаться одному по дороге в неизвестность.
– Можно, а куда.
– А куда-нибудь. Куда Ван пошлет. Навестим  сэра Эмзета. Этот неадекват устраивает нетухлый рейв для свободного андерграунда. Но если твои кишки предпочитают рафинад, то сэр адекват Эмзет устроит тебе прослушивание в Консерваторию.
– Хорошо.
– Замечательно, подожди меня внизу. Я одно дельце по бырому округлю.
 Тряня гулял по площадке у портала. Совсем вроде недавно тут  прошла битва, а ныне уже трое хоммеров  в униформе собирали останки погибших в том сражении, складывали  это в мешки, а мешки кидали на тележку.
–  И куда вы это увозите, –  спросил добродушный хоммель. 
–  Это. Ну, к дырке и вниз, –  ответил криворотый   хоммер с темно-зеленым лицом.
 – И давно вы тут.
–  Мы. Ну, я давненько. А эти салобоны не очень.
–  И много вас.
–  Нас. Да вот и все. Трое сейчас. И хозяин.
– А уехать не хочется.
– Не. Нам не надо. Уже не надо.
 Хоммеры уборщики потащили тележку. Тряня задумался:
–  И тут какой-то порядок и даже хозяин.  Что же такое Хормвард. Что он об этом знает. Может знает и больше многих, но что проку от таких знаний. Хормвард получается состоит из множества хормов больших маленьких и очень разнообразных. И все они связаны путями каналами. И главное и самое  непонятное. Хормвард связан с Юземвардом. И связь эта чувствуется не только на Кордоне, но далее.
  И зачем ему столько вопросов. Кто такие Большие. Что такое Бездна. Да и с осками ничего не ясно. А Хорм и Герм. Это что два в одном. Или не 1+1, а 1-1, но не 0, если этот самый – не пересекать.
 Тряня смотрел на уходящих уборщиков. У них то вопросов  нет. Надо не надо, хозяин велел. Главное найти свое место и своего хозяина. Может и он Тряня ищет своих,  где он не чужой. И гоняет его, не даёт покоя судьба, или некто взявший на себя ее функции.
 Малыш увидел лежащую неподалеку голову Словесника. Подошел, встал над ней, и поддавшись внезапному непреодолимому порыву, достал фляжечку и вылил всю воду на останки мудреца. Голова Словесника почернела, пошел удушливый дым, потом  череп побелел, рассыпался в пепел, но и пепел растаял.
– Эх, парень, знал бы ты, куда его отправил, –  осуждающе качал головой все тот же пестрошерстяной хоммель.
   И тут же засуетился и исчез в портале. Немногочисленная публика на площадке замерла. Все осуждающе смотрели на юного хоммера.
   Ну и что. Сделано то, что должно быть сделано. А правильно или неправильно. Всем не угодишь.  Вот они никогда не пойдут против своего страха. Может только в момент полного отчаяния.
  И откуда  опять в нем этот страх. Развернуться и дать бой пусть и безнадежный. Но кому. Кто враг. И некому помочь. И где пропал глюк.  Но зачем он Зунну. Да и нужен ли ему Зунн.
   Тряня стоял в двух шагах у мерцающих врат. Такой игры огоньков он еще не видел.  За спиной нарастал в размерах страх. Опасность.
– А почему нет, – усмехнулся хоммер и прыгнул, услышав звоночек. Один.
  И в тоже мгновение перед пыхнувшим красным огнем порталом появился черный глюк, на лету развернулся и опустился на краю площадки портала. Скинул  капюшон и  замотал своей лохматой головой, сбросил с волос свинцовую цепочку. Расхохотался, как еще ни разу не хохотал над своими глюкачьими шутками:
– Забавно получилось. И кто же. Или сам. Нескучный поворотик сюжета.
  Портал тревожно задребезжал и  на площадку плотненько нарисовались знакомые Тряне 4 черных гномика. Каждый по мере своих ротиков широко, но подленько улыбались. Большеротый низко поклонился:
– Счастье то какое. И кого нам недостойным дано создателем улицезреть. Самого великого Зунна. И в момент то какой. Великие и падают по великому.  Позвольте милостиво приблизиться и передать вам послание и не казните гонца.
   Гномик  подполз на коленях  передал глюку небольшую круглую золотую пластинку и  отполз обратно:
– Тут вся ваша кредитная история.
  Зунн посмотрел на исписанную   мелкими значками  пластинку на своей ладони, сжал  ее,  помял, скатал в шарик и щелкнув пальцами отправил в рот одного из гномиков.  Тот стал дергаться и корчиться. Этим же почти синхронно с ним  занялись и остальные карлики. Большеротый корчась, засмеялся как от щекотки:
– Грубо очень грубо. Оригинально с юмором, но грубо. Благодарствуем за развлеченьеце. И покорнейше просим простить, мы отвлечемся, порученьице имеется у нас.
  Гномики быстро собрали в белый мешок осколки хаша. Но продолжали рыскать, и  косились на молчащего и неподвижного Зунна.
 Наконец тот тихо спросил:
– Соль Олдсварда ищем?
  Гномики подскочили к нему, их колотило мелкой дрожью. Большеротый затряс головой и отшатнулся:
– Нет, ты не мог. Нет. Что ты сделал. Ты отдал соль им. Зачем, им то зачем. Не их игрушка.
– А осколки хаша твоим зачем?
– Нет, парень ты точно вне игры.   Ты же не идиот. Не мог ты отдать им то, что и тебе помочь могло. Почему им. Темнишь черный.  Что они дали тебе. Да чтобы не дали. Поздно. Он близко и за тобой. Может, облегчишься. Отдай нам тяжести свои. Нам не привыкать и не такое относили. Ты нарушал все договоры и клятвы предавал. Нет закона тобой не нарушенного. На что надеешься. Близко он. Оставь тайны свои. Тебя не будет. Силы твои работать будут. Мы знаем, как сохранить и кому отдать.
  Большеротый отшатнулся и заорал:
– Нет, Зунн нет.
  И тут же веселую четверку как ветром сдуло в портал. А ветер не замедлил.  Глюк поднял руки и закричал. Буря торнадо. Если чего Зунн и хотел, то всё разрушить и всех лишить жизни. На  свои силы, без остатка, смерть и разрушения. И разрушил, но немного и убил, но только двоих. Хоммера печального вида, тот рассыпался в стеклянную пыль и грязного безносого хоммита, расстаяшего в  вонючую лужицу.
 Зунна затих, сил хватило на шепот:
– Прости
   Потом шевелились только губы.  Если кто умеющий читать по губам понял, то удивился. Два слова и от глюка. Но это не было актом отчаяния и бессилия. Зунн отправил послание по  очень оригинальному каналу связи. Этому каналу нет расстояний границ и других формальностей. Соединяет он двоих. И где бы не был тот, кому отправлено послание, получено будет вне времен и пространств. Прекрасный канал и у каждого есть право на него, но только один раз.  И тарифы уж очень кусаются.
   Глюк поднял голову, скинул свой шутовской балахон. Купол оживал и таял в одном месте. Яркий  свет прорезал твердь и выпустил в мирок белую фигуру. Зунн видел в лучах света точнее за ними  очертания то одного лица,  то другого и так далее. Фигура света протянула вперед руку. Черный глюк поднялся вверх. Но если бы кто видел происходившее, то не назвал его  черным и точно не назвал бы глюком. Впрочем, зритель один был. Хоммитоподобный урод  тот, что сидел на ступеньке лестницы и жевал колбасу, когда Тряня шел к камню.
  Теперь он расположился, прислонившись спиной к камню. И когда купол погас, и по нему снова забегали серые и коричневые пятна, злыдень рассмеялся. Достал из сумки фляжку. Отхлебнул и закусил тухлым яйцом. Поднял вверх руку помотал, выражая так свои мысли и сказал, стукнув кулаком другой руки по камню:
– Дурак. Там же ничего нет.
  На площадку у камня поднялся один из хоммеров уборщиков:
– Хозяин, они пришли.
 Сидевший у камня вздохнул, но строго сказал:
– Ну, пришли, ну проводи.
 Уборщик извиняясь замотал головой:
– Это другие. Таких давно не было.
  И протянул своему хозяину янтарную пластинку. Тот взял и потер несколько раз ее пальцем:
 – И что сегодня за день.  Дезодоры взял.
 Уборщик протянул бутылочку. Хозяин отглотнул из нее, пополоскал рот. Надо было наверное сплюнуть, но он проглотил.  Потом долго поливал себя  из спрея.
– Ну и уроды. Сами через такое место пойдут, а мой запах им не нравится. Чистоплюи хреновы. Ладно, пойдем к гостям дорогим. Не вздумай желать им удачи. Их удача – многим беды.