Испорченная Королева

Он протягивает ей свою полную сильную руку. Зовет в свое царство. Несмотря на то, что слепой, все его естество дышит прямо-таки силой, пахнущей сырой землей.
Могильщик, прячущий секреты этой зимы в глубинах промозглого ада. Из-за его спины слышится тихое всхлипывание - матушка рыдает, проливает свои святые слезы над потерянным ребенком. Ищет свое дитя по полям, по лугам, в лесах, городах - но не знает, что малютку занесло в преддверие преисподние, и сам дьявол приглашает её внутрь, чтобы она стала там королевой. Самолюбивая, влюбленная в собственную красоту, милосердная затем, чтобы ослушаться приказа, спасающая полумертвых, потому что запрещено... Дерзкая выскочка, считающая, что за её пушистые ресницы и прелестные кудри можно все простить.
Отчаянный плач матери пугает, и она зажимает, что есть мочи, уши, дабы не слышать. Бежит прочь, отталкивает неожиданно крепкую руку слепого владельца могильной мглы и спешит туда, к крошечной солнечной точке. Узкий выход из жилища тьмы манит свободой за завесой из застывшей в рассветном мареве пыли, но в руки не дается - отдаляется, в насмешку даря вместо желанной такой воли полные горя судорожные вздохи родительницы, не родившей её.
Не человек, не зверь, рожденная в выросшем из земли цветке - и в земле же будет похороненная.
Сама темнота стягивается, уплотняется и превращается в бледную полную руку слепого Могильщика - он хватает её за плечо и разворачивает к себе. Хмурит лоб, и сиплый от вечных покашливания голос делает выговор. Невесте не пристало сбегать из собственного дома перед самой брачной ночью.
А невеста с отвращением отталкивает его, надменно глаза суживает - хотя жених то слепой, ему все равно - и в ответ выплевывает кислотой, что не желает оставаться наедине с таким уродом.
Последний хохочет, берет её под руку почти ласково и по-отечески насмешливо сообщает, что новоиспеченная женушка может быть покойна - одни они не останутся. Ни на минуточку.
Осознание приходит почти в мгновение, но хитрый в своих расчетах Могильщик уже успевает увести её от опасного искушающего солнечного света. Брыкайся, пинайся, кусайся - нет никакого толку, дьявол держит фарфоровую ладошку своей королевы железной хваткой. А вокруг - миллионы глаз. Мертвецкий холод, царящий в узких коридорах, почти осязаем, как и изучающий взгляд этого подземного Легиона. Они оценивают новоявленную королеву, избранницу своего повелителя - и будут оценивать до конца. Пока она до самого конца будет пытаться вырваться из цепких объятий ненавистного мужа. Когда её прекрасное лицо исказится от ужаса и гадливости - но муж терпеливо объяснит ей, что и ему это не совсем в удовольствие, но так надо: как же так, уважаемый господин, а жена - девчушка совсем еще, любви не обучена, невинна и долга своего не знает. Пока еще "девчушка совсем" прикроет лицо ладонями, скрывая от множества наблюдателей свои слезы: какой стыд, какой позор, на глазах у всех!
А более всего плакать хочется потому, что мучитель слепой. Был бы зрячим - ни за что бы не позарился на чистый цветок, не посмел бы и мысли допустить, чтобы обесчестить её на глазах у своих подданных!
Но Могильщик не знает, какое счастье он себе прикарманил. Он все разменивает на деньги - она малого стоит, на другую бы в сто крат больше потратил. Главное теперь, чтобы товарищи-подчиненные оценили.
Когда неожиданно теплые - почти живые - пальцы прикасаются к продрогшей своевольнице, последняя даже немного подается вперед. Злые слезы застилают сверкающие, словно звезды, глаза, узкие коридоры не дают отстраниться, а могильный холод гонит к источнику живительного огня, и почти-уже-не-девочка сама первая целует своего мучителя. Вокруг - внимательные взгляды, вокруг - крики матери, которая ищет заблудшую украденную дочь, которая не знает, что эта самая родная-неродная дочь уже готова и темноте отдаться, покориться уродливому скупому слепцу, лишь бы и самой стать слепой. Лишь бы не видеть, в отличие от множества наблюдателей вокруг, как её красоту, данную лунным светом и отцом-тюльпаном, будут разрывать на кусочки - этих же наблюдателей и кормить.
Только в последний момент уже женщина просыпается от могильного дурмана - оглядывается вокруг в ужасе, душераздирающе кричит и наконец-то вырывается из зловонного плена. Обнаженная, уставшая, с бегущей по исцарапанным белым ногам кровью, она бежит на свет, потому что узкого коридора мало, чтобы наполнить легкие, спертого воздуха мало, чтобы голова окончательно очистилась.
На мгновение дневной свет ослепляет её...

... а затем оказывается, что это вовсе не дневной свет, а ночник. Но комок в горле уже не остановить, и тонкие стены дрожат от ошметков крика. Молодая женщина с диким выражением на лице озирается, пытается понять, где находится. А рядом что-то внезапно двигается - лицо оказывается в чьих-то приятно пахнущих ладонях, и перед ней высокий лоб, широкие скулы и невероятные неземные глаза. Обеспокоенные.
- Что-то случилось? Кошмарный сон? - он так прекрасен, когда волнуется. - Может, выйдем, ты подышишь свежим воздухом?
И вдруг она вспоминает, что этот невероятный неземной мужчина - её муж. Король эльфов, цветов и всего прекрасного. Тот, кто сделал её своей королевой и женщиной.
От урода и его подземного царства её спасла Ласточка. Спасла...
Королева резко встряхивает головой. Её этим больше не обмануть.
- Да, пожалуй, я выйду. А ты останься, хочу побыть одной, ладно?
Но он не слушает, нежно отпускает её лицо и встает, галантно подавая ей руку.
Лампа падает на пол, разлетаясь во все углы. Рука сама находит осколок покрупнее и, что есть силы, вонзает прямо в этот отвратительный рот, который посмел целовать её, который посмел говорить ей, что она принадлежит ему и только ему.
В темноте мягко светятся его изумленные глаза. Осколок входит очень точно - сначала в один зрачок, а потом во второй.
- Дюймовочка... - её имя вырывается из его разорванного горла предсмертным хрипом, но и это недозволенно, кто разрешал ему?
Она никому не принадлежит, она ничья, а они все хотят присвоить её, хотят забрать себе её свежесть, её юность, её прелесть... Дюймовочка с отвращением смотрит в развороченное лицо её мужа - и напоследок пронзает ему грудь, проворачивая самодельное орудие, чтобы причинить как можно больше боли.
Гордецы, забравшие её из дома, все только и думают о любви, о её теле, о том, чтобы забрать вдобавок её солнце, её луну и волю! Все одинаковые, все недостойные, грязные и гадкие!
Наружу, на воздух, к свободе! Там ведь Ласточка, которая любит Дюймовочку, она поймет, обязательно поймет, заберет и отнесет обратно, обратно, домой...

К матери, которая до сих пор ищет свою испорченную дочь.