Спасать консервы
В общем, надо было срочно спасать дочь от безответственных педагогов. И я уже полчаса сижу здесь, в холле самой лучшей в нашем районе школы № 123. Сижу, гляжу по сторонам.
Вот стенд с фотографиями: дети в музее, дети возле храма, дети в классе. Вот дети в народных костюмах. Все точно хором решили стать фотомоделями – старательно позируют, улыбаются. Вот стенд с грамотами и кубками: за победу в мини-футболе, в настольном теннисе, от УВД за отличное знание правил дорожного движения. Вот грамоты: директору, педагогическому коллективу, еще раз директору, учителю старших классов Сидоровой В.В. Какая правильная школа!
А я совсем неправильная мама: у меня обостренное чувство опасности. Сижу, жду аудиенции у директора Кузовлевой М.Б., заслуженного учителя. Прямо на меня приветливо смотрит камера наблюдения. Такие же пристальные глазки над входной дверью, возле столовой и в раздевалке.
Мне повезло: сегодня как раз приемный день. Может быть, М.Б. Кузовлева, словно добрая фея, взмахнет палочкой, и отгонит от моего ребенка ангину и амблиопию. Хотя, по правде говоря, я что-то не верю в добрых волшебников, добрых электриков и учителей физкультуры. Я ловлю себя на мысли, что фамилия директрисы кажется мне знакомой. Как будто я где-то слышала ее.
В моем собственном детстве мы почти не позировали перед фотоаппаратом. Так, если только иногда. Наверное, поэтому у меня так мало фотографий. На одной я стою на Ярославском вокзале с рюкзаком весом в 18 кг. Мы с ребятами из районного пионерского штаба идем в поход в Архангельскую область. Мне двенадцать лет. Я буду наравне со старшими пробираться по тайге, петь песни под гитару, отгонять мошкару и мечтать о привале.
В дверь выглянула секретарь:
- Марина Борисовна освободилась. Вы можете войти.
Грузная дама пенсионного возраста мельком взглянула на меня и стала читать вслух:
-Так… Окно. Лампы. Физкультура на полу. А что, собственно, вас не устраивает?
Я замялась. Меня не устраивает всеобщая безответственность, или попросту, пофигизм. От пофигизма взрослых происходят катастрофы и болеют дети. Безответственность по отношению к моему ребенку – частный случай всеобщего пофигизма.
- Меня не устраивает окно, лампы и физкультура лежа на полу.
- Сядьте! – Директриса указала мне на стул. - Я сама сейчас все проверю.
Кузовлева достала амбарную книгу и стала неторопливо ее листать.
- А вы, мамаша, большая жалобщица! Вот, вы к завучу уже насчет этих ламп приходили. Вот вы записку оставляли на вахте. Вот тут у вас опять конфликт. Как это вы умеете создавать конфликты на пустом месте! И ведь дочь этому учите, вот в чем проблема. Вот ваша жалоба на учительницу рисования. Слушайте, это уже переходит все границы!
Немигающий взгляд Кузовлевой напоминал глазок видеокамеры.
- Я приходила жаловаться на учительницу рисования, потому что она кричит на детей, заставляет их по пол-урока стоять и настежь открывает окно во время занятий. Моя дочь стала болеть и не хочет ходить в школу.
- Послушайте, мамаша! – Кузовлева глядела на меня с недоброй ухмылкой. – Откуда вы таких слов набрались? Да детей, если хотите, надо в ежовых рукавицах держать. Да-да! Поверьте, уж я-то знаю. Иначе они натворят такого, что вас потом прокуратура так унизит и оскорбит! У меня в школе железная дисциплина. Все должны присутствовать на уроках. Если ученик пропускает урок, то родители пишут объяснительную записку. И обязательной фразой: «Всю ответственность за жизнь и здоровье ребенка за время пропущенных занятий возлагаю на себя». О тех родителях, кто позволяет своим детям нарушать дисциплину и не пишет объяснительных, мы сообщаем в органы опеки. Так что садитесь, моя дорогая, и пишите три объяснительных – за восьмое, пятнадцатое и двадцать второе октября. И не забудьте приписать, что во время пропущенных занятий вы полностью отвечаете за безопасность своего ребенка. Пишите!
Кузовлева протянула мне три листа:
- Вы еще женщина молодая, неопытная. С ребенком может случиться все что угодно. Не забывайте об этом.
В углу директорского кабинета, под потолком, прямо на меня смотрела еще одна камера.
Я отчаиваюсь сделать последнюю попытку и достучаться до сердца директора:
- Простите, Марина Борисовна, ну почему вы так не доверяете детям? Есть угрозы реальные и мнимые. Угроза реальная – это сквозняки, перегоревшие лампы и сидение на холодном полу. И их в вашей школе не так много, и с ними не надо бороться, их надо просто устранить. А мнимых угроз может быть сколько угодно, а бороться с ними можно всю жизнь!
Я протянула исписанные листы бумаги. «Ответственность беру на себя!»
Кузовлева внимательно прочитала все три листочка, вложила их в отдельный файл и вставила его в скоросшиватель. Затем она не торопясь прочистила горло звучным кашлем:
- Детям нельзя доверять. Их нужно постоянно контролировать, иначе не избежать беды. Меня этому на всю жизнь научил собственный горький опыт.
Она сделала внушительную паузу и затем продолжила:
- Вам это будет полезно послушать: на будущее пригодится.
Я не против: пусть рассказывает. Может, ей просто некому излить душу.
- Мне тогда было где-то лет двадцать, - начала Кузовлева. - Я тогда в пединституте училась на вечернем и работала инструктором в районном Доме пионеров. Вы знаете, какой у меня педагогический стаж?
Я качаю головой.
– Тридцать лет! – с гордостью говорит она. – Я уже десять лет как на пенсию могу уйти.
- И почему же…не уходите? – не выдерживаю я.
Кузовлева смотрит на меня, как на дурочку. Действительно, кто же в наше время отказывается от стабильной и высокооплачиваемой работы?
Вместо ответа она продолжает свой рассказ:
- Когда я была совсем молодым педагогом, то была полна самых дерзких планов. Походы, костры, гитары… Вам случайно в Архангельской области не приходилось бывать?
- Нет, - легко соврала я и для убедительности покачала головой.
- А мне вот довелось. Как-то пошли мы с группой пионерских активистов в поход. В группе была одна маленькая девочка – лет двенадцать. Бойкая такая. Прямо знаете, шило в одном месте. А маршрут у нас был очень сложный - не каждый взрослый выдержит. Как-то раз надо было переправляться через речку на плотах.
Кузовлева помолчала, потом продолжала, глядя в окно:
- Наверное, мне тоже хотелось почувствовать себя старше и значительнее, чем я была на самом деле.
Она вздохнула. Я закивала. Когда тебе всего двадцать – хочется казаться старше, а когда без пяти минут пятьдесят – то моложе. Вот ведь парадокс!
- Так вот про девочку, - опытный педагог продолжала свой рассказ. - Я уже, честно говоря, и не помню, как ее звали. Так вот, она решила тащить плот наравне со взрослыми ребятами. А я как-то завертелась, отвлеклась…А она столкнула плотик в воду и поплыла с ним к другому берегу. И вдруг меня как током ударило: плывет плот по течению, а рядом с ним – ее кепочка. А речки там быстрые, с водоворотами. Как мне удалось ее вытащить – теперь уже и не представляю себе. Рюкзаки с консервами, конечно, пошли на дно.
Кузовлева подалась вперед и, глядя мне прямо в глаза, отчетливо произнесла:
- С тех пор я взяла себе за правило: дети должны быть под присмотром! В школе их обязаны контролировать учителя, дома – родители. Чтобы не было никаких ЧП! Если вам, мамочка, что-то у нас не нравится, поищите-ка другую школу. Так будет лучше и для вас, и для вашей дочери.
Она вздохнула и неодобрительно покачала головой:
- Только вряд ли вы убережете ее от беды. А насчет ламп и форточек, не беспокойтесь, я распоряжусь.
На улице мне вдруг стало плохо. Прислонившись к столбу школьного забора, я ловила воздух ртом. В голове шумело, к горлу подступала тошнота. Казалось, еще секунда, и из меня хлынет поток мутной воды. Никакой благодарности к женщине, спасшей мне жизнь, я не испытывала. Наоборот, перед глазами стояло ее усмешка тридцатилетней давности: «Ну что, слабо?» Словно пожелтевшие от времени фотографии, в памяти запрыгали лес, речка и отвязавшийся самодельный плот. На нем бы весь запас консервов на две недели вперед. Надо было спасать их, во что бы то ни стало.
Свидетельство о публикации №212082201830