Белые акации Вавилона - глава 5

СТАЛИНАБАДСКАЯ СИМФОНИЯ
(Продолжение. Начало http://www.proza.ru/2012/07/25/250 http://www.proza.ru/2012/08/01/300 http://www.proza.ru/2012/08/08/316) http://www.proza.ru/2012/08/15/288)

ЧАСТЬ I: БЕЛЫЕ АКАЦИИ ВАВИЛОНА

ЭКСПОЗИЦИЯ 5.

Дни летели за днями… Репетиции у себя в Лахути; репетиции и съемки у Ярматова; репетиции с «менглетовскими», занятия по вольтижировке у Рогге, чарльстон вечером на танцплощадке ДКА… И главное… главное – общение с людьми, о которых раньше могла только в книжках читать!
- Знаете, Лев Исаакович, - встретившись с провизором как-то случайно, на Ленинской, взахлеб рассказывала она, - они такие интересные, такие увлечённые… Пастернака Жора Менглет с Олежкой Солюсом вслух читают, песни под гитару поют… Особенно красиво Шура Бендер «Скажите, девочки» исполняет… Да-да, не улыбайтесь, у нас есть свой Бендер…
Она сказала « у нас» и «свой», даже не заметив этого… Зато заметил Лев Исаакович:
- Они, правда, уже для Вас свои… - внимательно глядя на нее, печально констатировал он.
Даша потупилась, вдруг осознав, что он ревнует к новым её друзьям. И немудрено. Где-то месяц назад, признавшись себе, наконец, в тех чувствах, которые невольно ему внушает, она сознательно от него отдалилась - в киоске с тех пор не бывала, да и на встречи соглашалась редко.
- Милый, дорогой, Лев Исаакович… Простите… А знаете? Завтра после репетиций я постараюсь забежать за Вами и пойдём обедать в столовую ДКА - там прекрасные свиные отбивные! Или, даже лучше, прямо туда подходите. Ладно?
- Договорились, - с натянутой улыбкой на губах ответил он.
Обожгла догадка, что, приглашая его, девушка руководствовалась лишь жалостью. «Но почему?!», - с горечью в сердце подумал он.
* * *
НА СЛЕДУЮЩИЙ  ДЕНЬ они так и не встретились. О том, что занят (неожиданная ревизия), Лев Исаакович, не сумев дозвониться в театр, передал с оказией: на выходе записку вручил вахтёр, дядя Изя. Бегло пробежав ее глаза, Даша практически тут же переключилась на другое: «ну что ж, занят - так занят… бывает»…
Потом жизнь снова завертела её в вихре событий и дел...
Однажды ей пришлось репетировать какую-то эпизодическую роль с Менглетом. Солнечный луч бил прямо в окно, золотя светлые локоны ее распущенных волос и нежный пушок на коже…
- Вы прямо как сочный персик! – шепнул ей на ухо партнер то ли комплимент, то ли признание.
Прозвучало оно настолько интимно, что она залилась краской. Стало вдруг горячо не только лицу, но и телу. Ее рука в его ладони дрогнула…
- Ох, Дашенька… - прижав её на миг к себе, выдохнул он.
- Что, Георгий? – не смея взглянуть ему в глаза, пробормотала она.
Он не ответил… Эпизод они отыграли в полном молчании…
«Что это было?!» - сидя в гримерной, вновь и вновь воскрешает она в памяти тот момент близости. Кровь еще пульсирует во всем теле… Как будто не её вовсе, а чужая, неуправляемая, дикая кровь… Это - не просто ощущение чужого желания… Это - нечто большее… «Что?!», - лихорадочно стучит в висках…

СКЕРЦО*

Равномерный стук колес успокаивает и навевает сон. Нина, которая к концу пути думает об ожидающих ее загадочных Памирах без прежнего страха (просто притерпелась!), опускает голову на корзину с немудрящей поклажей и уже было начинает задрёмывать…
- Миль пардону, мадам! – разрывает легкую пелену сна приятный баритон.
Девушка открывает глаза. Над ней склонился щеголевато одетый молодой человек. В руке он сжимает алое… с кулак величиной… яблоко. Таких у себя на Тамбовщине она никогда и не видала!
- Смотрю вот девушка одна сидит… скучает… Дай, думаю, яблочком угощу!
- Да не одна я вовсе… Наши в другом конце вагона…
- Ну, вот я и говорю, одна. Они там – вы здесь…
Мужчина приглаживает и без того безупречно набриалиненные волосы.
- Ну, так что? Яблочко будете кушать? – глядя ей прямо в глаза, повторяет он, протягивая «заморский» фрукт.
Глаза его Нину почему-то сейчас пугают: что-то проглядывает в них чужое… необузданное что ли… Яблоко, однако, она берет. Просто потому, что отказать не смеет.
- Спасибо, - односложно отвечает она, пристраивая угощение в корзине поверх вещей.
Ее попутчик как-то криво улыбается.
- Ну что ж, не хотите сейчас, потом скушаете. А мы пока поговорим. Не возражаете?
Возражать Нина опять-таки не посмела. Она молча кивнула.
- В гости едете, или как? – начал «светскую» беседу он.
- По распределению. Я – учительница русского языка…
- И куда распределили-то? По крайней мере, не в кишлак?
        - ???
- Ну, в деревню, - увидев недоумение собеседницы, пояснил он.
- В Сталинабад.
- В Сталинабад – это хорошо! Ну и как? Не боязно в новый-то край ехать?
- Еще как боязно! – вдруг прорвало ее (вопрос мужчины задел «за живое»!). – Я совсем не знаю эти Памиры… таджиков не знаю… - неожиданно для самой себя, выпалила она.
Странный попутчик рассмеялся:
- Ну, какие же Сталинабад «Памиры»?! Где они, а где он! Да… с географией у Вас не ахти…
- Нас по ускоренному курсу обучали. И потом… география всегда была моим слабым местом, - устыдившись своей откровенности, ответила она и опустила голову.
Глядя на густой румянец, заливший при этом ее лицо, мужчина хохотнул:
- Да… Вот насмешили-то! Ну и что же Вам про «Памиры» эти порассказали, что Вы до сих пор при их упоминании дрожите? – улыбаясь, спрашивает он.
- Что рассказали – то рассказали, - огрызается она, по-прежнему красная от стыда еще и за свою безграмотность («учительница, тоже мне!»).
- Да, ладно, не дуйтесь! Давайте знакомиться лучше. Лев. Для вас, можно просто – Лева… А Вас, простите, как?
- Меня Ниной зовут, - ответила она, вертя в руке духовитое, красное яблоко.
- Да, Вы кушайте, кушайте, - заметив ее жест, поощряет новый знакомый.
Она робко кивает и улыбается - теперь он уже не кажется ей таким уж страшным...

ЭКСПОЗИЦИЯ

Мира озабоченно смотрит на телефон: час назад трещавший не умолкая, он вдруг подозрительно затих…
«И что это молчат военные? Не случилось ли чего? - тревожится она. - Пора уже  отчитываться начальству: «разрешат ли участвовать в параде самолетам-разведчикам?», «как и когда сбросят листовки?», «выведут ли на площадь танки?», «какая еще техника пройдет мимо трибун?»…
Этот парад  - особенный, юбилейный, и потому ходом подготовки аж с самого «верха» интересуются. Мира это хорошо знает. Как знает она и то, что сейчас ее сообщения с нетерпением ждет секретарь Горкома, чтобы, в свою очередь, отзвониться в ЦК.
«И почему связь с гарнизоном поручили именно мне?!», - с тоской глядя на молчащий телефон, думает девушка.
Звонкая трель разрывает тишину…
- Да-да… Штаб?!  Горком слушает! – кричит она в трубку.
- Не штаб это. С Осоавиохима звонят. Вы поняли меня, барышня? С кем можно поговорить насчет колонн «ворошиловских стрелков» и «ворошиловских всадников»?
- Я - не барышня вам, а инструктор Горкома. Со мной и можете поговорить. Так что вы   узнать хотели?
- Хотел уточнить по количеству участников.
- От Вас должно быть две колонны по сто человек, - сверившись со списком, отчетливо произносит она в хрипящую трубку. - И чтобы обязательно были в форме с эмблемами своих обществ!  Ваши колонны пойдут сразу за футболистами «Динамо».
- Есть, товарищ инструктор!
Мира кладет трубку на рычаг. Вновь тянутся минуты томительного ожидания. И это уже  не первый день.
« А во второй магазин Горторга мебель завезли… в магазине Главширпотреба – швейные машинки реализуют (мамина старая давно  на ладан дышит!)… предпраздничная торговля… опять же – пряники, колбаса, вино… Э-эх ничего не успеваю! Скорей бы, наконец, парад прошел! Сил нет!», - вздыхает она, глядя на часы. Большая стрелка упирается в двенадцать… По полуночи, конечно…

СКЕРЦО

- Ша, братва! Идет, кажись, кто…
- Да не… Показалось с темени!
- Не… Точняк! Ша, ребята!
Все замирают, сховавшись за деревом.
- А ну-ка, фраерок, глянь, не завалялось ли чего в пинжачке? –  через мгновение заступают они дорогу неторопливо (несмотря на позднее время) пересекающему аллею нового Фрунзенского парка незнакомцу.
В глубоком рву неподалеку маслянисто поблескивает среди камышей вода.
- Ой же ш, держите меня впятером: напугался до немогу! – отвечает тот издевательски тот и резко останавливается. Затем неторопливо достает из кармана часы-«луковку», открывает крышку и при помощи невесть откуда скользнувшего в руку фонаря освещает циферблат. – А время-то, гляди, детское… Шли бы спать, сопляки!
- О-о-о, у нас бимбар  есть?! Сгодится! – поигрывая кастетом, подступает к нему вплотную, светло-русый парень в скрипящих прохорях  и кепке-восьмиклинке. – Какое у нас правило, Сэмэн? А ну-ка озвучь для дядечки!
- Как с фильму… Гоп, стоп, что везешь? Дерьмо! Сваливай — мне все равно! – цедит сквозь зубы Сэмэн и сплевывает.
- Это мы шо ли сопляки, фраерок?! – бычится третий, в тюбетейке с кисточкой.
Фикса на его правом верхнем зубе при оскале бликует желтизной. В руке поблескивает сталь финки.
- О-ох, якие ж мы серьезны! Охолонись-ка, малец, - мгновенно выбивая нож из руки парня, бросает разоруженному бандиту мужчина.
Еще несколько секунд… и вся обезоруженная кодла сидит на земле.
Незнакомец аккуратно одергивает щеголеватое пальто из редкого по тем временам немецкого драпа.
- Ну, что? Успокоилась, шпана? – спрашивает он, обводя всех жестким взглядом (те под ним невольно съеживаются). – А теперь слухай сюды. Сегодня вы большую, можно сказать даже непростительную для себя, ошибку сделали: вы, падлы, на жигана  хвост подняли; Леву Марсака  не признали!
- Да кто же знал?! – пристыжено бормочет изумленная «кепка», отряхивая пыль с купленной намедни  рубахи. – Не сказывали, что приехать должон…
- Не сказывали, - передразнивает «авторитет». - А то что бы? Встречу организовали?! Вы вот сейчас так и сделали!
- Прости. Говорим же, не признали, - меняет тон парень в ковровой тюбетейке.
- Ладно… Покудова ошибку вспоминать не буду. Ведите к главному. Гутарить будем…

                -------------------------------------------------
                * Скерцо - инструментальная пьеса в быстром темпе

Ирина и Виктор ДУБОВИЦКИЕ


(Публикуется в сокращении. Интернет-вариант текста, размещенного 22августа2012
на страницах столичной таджикской газеты «Вечёрка» в рубрике «Книга в газете».

В коллаже использованы фото из коллекции Г.Ольховой, а также архивные снимки О.Кузина)

                Продолжение http://www.proza.ru/2012/08/29/310