Муза

Говорят, великий Стивен Кинг сидел на кокаинчике с пивом в свое время и нормально писать без этого не мог. Не было вдохновения. Как бросил, так поначалу сильно мучился. Но потом ничего, пошло, да куда лучше прежнего.
О кокаинчике с пивом писать ничего не буду - другие пристрастия, да и не на литературном поприще я творчеством занимаюсь, если честно. Хотя и этим тоже, но речь не об этом.
Речь о главном для любого поэта-художника-музыканта, то бишь о музе. И об отношениях с нею. И о ее качествах, а скорее даже о качестве. Ну да, о качестве как объективном показателе годности товара. Первый, второй, третий сорт...
Муза, посещавшая меня этим летом, казалась мне самой прекрасной на свете. Чудо в двубортном пиджачке. Маленькая умница с самым прекрасным на свете голоском. И на лице - улыбка, широкая, шикарная, обворожительная.
И боже, как я ее любил! Всю ее - ненастоящую, эфемерную, призрачную, но такую красивую, милую, постоянно улыбающуюся и живую...
Ах, это меццо-сопрано и курносый носик! Это чудесное молодое лицо женщины из прошлого века, которой она и была... Да, всего лишь образ женщины из прошлого века, не стареющий, но и не живущий, призрак, полупрозрачные очертания на фоне июльского заката... и кажется, постепенно угасающие.
Солнечное приведение - так я ее и прозвал.
Тогда я решил взяться за то, что умею лучше всего. Понимаете, я волшебник, но пока еще достаточно молодой и недостаточно опытный. Тем не менее, кроме того, как колдовать, пускай и весьма посредственно, я ничего больше не умею.
И я решил сделать ей тело. Какое-никакое. Лишь бы она была со мной.
Я взялся за работу. Шла она медленно, ведь по части художественной магии я слабоват. Зато функциональность у меня неплохо выходит.
Я долго провозился с чертами лица и, в конце концов,  остановился на довольно милом, но не слишком сильно похожем на лицо моей девочки личике. Надо сказать, что моя муза не красавица в привычном понимании - у нее широкий рот и вздернутый носик. Но разве это имеет какое-то значение, когда ты слышишь, как она поет?
Этот солнечный голос...
Поначалу я даже и не понимал толком, в чем его особенность. Как, в принципе, не понимал и главной особенности ее самой, этой ослепляющей солнечности, пронизывающей и наполняющей всю ее. Мне просто все это очень нравилось. И только потом мне сказали.
Вся твоя солнечность, проворчал один знакомый мне житель горной пещеры, это не более чем отсутствие полутонов. Это серость. Это скука.
Оказалось, что так думают многие, а не только существа из Скандинавии, которых я, в принципе, никогда и не жаловал.
Как-то вечером я сидел на скамейке в старом парке, а маленькая бестелесная красавица расположилась у меня на коленях. Завороженный, я смотрел, как переливаются в лучах заходящего солнца ее удивительные волосы.
- Хей, парень, какие таблетки пьешь на ночь? - крикнул мне проходивший мимо эльф-подземник. - Это же обычное привидение! К тому же, оно уже скоро растворится... Какой прок от этих никому не нужных созданий...
Я ничего ему не ответил. Но в тот вечер я так и не смог продолжить работу над телом. Дурные мысли и сомнения одолевали меня.
Муза будто жила в ином мире. Она никогда не грустила. На ее лице я почти всегда видел улыбку. Глаза светились счастьем. Она была счастлива. Всегда.
Отсутствие полутонов... но разве солнечность - это серость?
И есть ли смысл оживлять тело? Ведь призрак может угаснуть и внутри живого сосуда, если тот искусственный, - все зависит от того, в каком состоянии пребывает дух.
Она сияла, и ее сияние по-прежнему ослепляло меня. Но я начал бояться за нее, тревога одолевала меня, работа шла все хуже и хуже, пока не остановилась совсем.
Я стал прятать ее от незнакомых глаз. И продолжал любить.
Иногда я пытался вернуться к работе, но как только я садился за алхимический стол, моя голова наполнялась гулом голосов, твердивших разные вариации одной и той же фразы: "Обычна... посредственна... не нужна". И ведь эти голоса не были выдумкой моего больного воображения - то гудели пещеры Норвегии и глухие леса России, вспомнившие нежданно о душах тех фей, которые не ведали полутонов.
Мир, в котором я живу, быстро затирает все ненужное. И чистая солнечность никогда не считалась в нем особенностью. А может быть, никогда ею и не была.
Любовь - иррациональное чувство, говорил я себе, допивая пятый по счету бокал вина и с тоской глядя на мертвенно-бледное тело молодой женщины, неподвижно лежавшее в окружении многочисленных склянок. Какая разница, что думают о таких, как она, горные тролли и подземные эльфы? Какая разница, если ты ее любишь? Когда-то она была феей, солнечной феей, а в мире, населенном, в основном, троллями, подземными и лунными эльфами (признанными ценителями минора), солнечность - вещь скучная и посредственная. А может быть, и в самом деле, такая. С какой-то объективной позиции.
Но не для солнечного эльфа, который, вне всяких сомнений, был одним из моих дальних предков и чья кровь, пускай и в ничтожно малом количестве, текла в моих человеческих жилах.
Милая, шептал я ей, потерпи. Я приду в себя, я дам тебе жизнь!
Но она лишь задирала кверху свой курносый нос с большими ноздрями (этакая обезьянка, думал я всякий раз, когда она так делала) и добродушно смеялась. Она никогда не разговаривала со мной - призраки и люди испокон веков плохо друг друга понимают.
Но иногда она пела. И когда пела, я хотел быть с ней еще больше.
Полутона...
Зачем, зачем они нам? Ведь я солнечный эльф, я не хочу никаких полутонов? Или я себя обманываю, пытаюсь оправдаться, оправдать ее посредственность...
Какая-то навязчивая слащавая фея из далекого прошлого. Это правда?
Не знаю. Я не жил тогда. Может ли это означать, что я просто свободен от предвзятости?
Или все то, что происходит со мной, не есть настоящая любовь? Не любовь мужчины к женщине, нет, не о ней тут речь, а именно не любовь человека к явлению? Ведь моя девочка - это именно явление, дававшее мне творческие силы столько времени. Сотворив ей тело, оживив ее, я мог бы выйти на качественно новый уровень владения волшебством...
- Все просто, - улыбаясь, сказал один мой приятель, лунный эльф. - Именно полутона, оттенки придают какую-то глубину личности... или, по крайней мере, позволяют ее, эту глубину, ощутить. Личность без, собственно, измерения личности, вызывает недоверие. И не запоминается надолго.
Солнечность, плоскость...
Я смотрел на золотистое свечение, исходившее от ее рук, и недоумевал: неужели этот свет может кому-то не нравиться?
- Слишком яркий свет раздражает, - пояснил эльф.
Яркий свет... кто бы знал, как он меня согревал в свое время...
И сейчас, сидя за алхимическим столом и вяло потягивая остывший чай, я думаю уже не о своей вменяемости и не о своем вкусе, а о том, как мне снова взяться за работу. Муза будто почувствовала мои сомнения и стала появляться все реже. Иногда я плакал, зовя ее, но она не откликалась. И не приходила.
- Вернись, - шепчу я. - Мне так не хватает... именно тебя.
Да, она поняла, что я сомневаюсь в ней. Каким-то образом, сквозь туман разделяющих нас измерений ей удалось это прочувствовать. Возможно, первоначально она ощущала огонь горящей во мне экзальтации и летела на него, подобно мотыльку. Любовь, которой я пылал, казалась безграничной мне самому. До тех пор, пока во мне не поселилось сомнение.
И именно сомнение ее и отпугнуло. Оно зажглось во мне отдельным, довольно тошнотворным огоньком.
Я чувствовал себя ослабшим. Без нее у меня уже ничего не получалось. Работать над телом, не имея возле себя души, я не мог.
Наверное, вы осудите меня. Скажете, что, если бы я ее и в самом деле любил, то не позволил бы себе ни в чем сомневаться. Да, наверное. Любовь сомнений не знает. Она видит все таким, какое оно есть на самом деле, но принимает это. Любовь мудра.
Тогда почему же я так и не принял?
Все просто. Моя муза была существом,в самой природе которого отсутствовали полутона. А я... а я всю свою жизнь был человеком, который этих полутонов ни в чем не видел. И сейчас, как и в юношестве, черно-белость мира очевидна для меня.
Именно поэтому мы и встретились. Именно поэтому я так тянулся к ней. Меня не волновали оттенки - большую часть я попросту не замечал, а те, что замечал, больно били по мне. Я не понимал их, по крайней мере, не наслаждался ими так, как наслаждаются эльфы всех пород, кроме солнечной...
И именно поэтому она и ушла от меня. Ее слишком очевидная однобокость, мой болезненный, но бессмысленный страх за нее и факт неприятия ее другими стали тем оттенком, который я не смог нормально воспринимать, а мое сомнение - тем эмоциональным полутоном, который спугнул ее.
Но я не хотел, чтобы она уходила. Все же... я любил ее. Ее улыбка, смех, голос, внешность - все, что так раздражало остальных, все это я любил.
А теперь... что мне делать? Ведь я тоскую по солнечности. И по-прежнему не вижу полутонов...