Сон в летнюю ночь, 4-1

АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Там же.

(Спящие Лизандер, Деметрий, Елена и Гермия.)

(Входят Титания и Боттом, Душистый Горошек, Паутинка, Мотылёк, Горчичное Зёрнышко в сопровождении других эльфов. За ними наблюдает невидимый Оберон.)

ТИТАНИЯ:
Приляг со мною на цветочную кровать,
Щеками ослика моих коснись ланит,
Я уши длинные готова целовать,
Мне сердце нежное ласкать тебя велит.

БОТТОМ:
А где же Душистый Горошек?

ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК:
К услугам вашим.

БОТТОМ:
Мне голову скорее почешите. А где же Паутинка?

ПАУТИНКА:
Здесь я.

БОТТОМ:
Милейшая на свете Паутинка,  сетями крепкими опутайте пчелу, что разместилась на цветке чертополоха и принесите мне её медовый клад. При этом будьте очень осторожны и  мёд не растеряйте по пути. Не гоже паутинке быть в меду. Куда же Зёрнышко Горчичное девалось?

ГОРЧИНОЕ ЗЁРНЫШКО:
Готов к услугам вашим.

БОТТОМ:
Отставим церемонии месье, мне вашу лапу протяните.

ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНЫШКО:
И что же вам угодно?

БОТТОМ:
Особого, скажу вам, ничего. Всего лишь – помощь оказать проворной Паутинке и почесать затылок. С моей лохматостью мне нужен парикмахер. Осёл такой чувствительный, как я, всё время должен где-нибудь чесаться.

ТИТАНИЯ:
А не хотел бы, милый, музыку послушать?

БОТТОМ:
Да, ухо музыкальное моё особо уважает крик ослиный.

ТИТАНИЯ:
А не желает ли любезный мой откушать?

БОТТОМ:
И в самом деле, не мешало бы овса немного пожевать. И сена свежего пучок отведал бы сейчас с огромным аппетитом.

ТИТАНИЯ:
Проворным эльфам дам задание орешков принести из беличьих запасов.

БОТТОМ:
Мне б впору горсточку сушёного гороха. А, впрочем, я устал от ваших эльфов и, похоже, засыпаю.

ТИТАНИЯ:
Засни, любимый. Обовью тебя руками.
А вы же, эльфы, удалитесь прочь.
(Эльфы уходят.)
Как вьются нежные побеги, дуб лобзая,
Как плющ в объятия укутывает вяз,
Так я  безумно обожаю вас.

(Оба засыпают.)
(Входит Пак.)

ОБЕРОН (Приближаясь):
Не правда ль, зрелище достойное вниманья?
Любовь слепая вызывает жалость.
Я наблюдал, как бережно она
Для монстра этого сбирала благовонья.
И проклял всё, когда она осла
Цветами этими любовно убирала.
Роса на этих дивных лепестках,
Которой я всё время восторгался,
Теперь была подобна не алмазам,
А слёзам горьким, вылитым бедой.
Над нею вдоволь посмеялся я,
Она ж – прощенья попросила.
Тогда-то и потребовал ребёнка.
Она немедля эльфам приказала
Ребёнка отнести в мои покои.
Теперь, вернув себе мальчишку,
Могу я порчу с глаз её убрать.
А ты, мой верный Пак,
Верни обличие афинскому невежде.
И пусть же он со всеми остальными
В Афины в прежнем виде возвратится,
А приключенья дивной этой ночи
Запечатлеются в их памяти, как сон.
Но прежде я сниму с царицы чары.
(Касается её глаз цветком.)
Будь той, которою была,
Смотри на мир, как прежде.
Власть Купидона отцвела.
Цветок Дианы, отвори ей вежды.
Проснись, Титания, проснись же, королева.

ТИТАНИЯ (просыпаясь):
Ужасный сон мне снился, Оберон!
Осёл мерещился влюблённый.

ОБЕРОН:
Взгляни-ка на осла. Не он ли?

ТИТАНИЯ:
Как всё случилось? Просто не понятно.
Смотреть на эту мерзость неприятно.

ОБЕРОН:
Минуточку внимания, друзья.
Сними-ка, Робин, ты с него ослиный образ.
А ты, Титания, дай музыке прекрасной
Всех пятерых сильнее смерти усыпить.

ТИТАНИЯ:
Играй же, музыка, чаруя всех уснувших.
(Звучит тихая убаюкивающая музыка.)

ПАК:
Дурак, проснувшись, остаётся дураком.

ОБЕРОН:
Играй же, музыка, дай руку, королева,
Нет более меж нами ни вражды, ни гнева.
Оставим спящих в колыбели бытия,
Отправимся к Тезею во дворец и ты и я.
Благословим чету на долгие года,
Чтоб счастье – в дом, а из дому – беда.

ПАК:
День долго ждать нас не заставит:
Я слышу жаворонок утро славит.

ОБЕРОН:
Коль день уже не за горою,
Пора лететь нам за ночною мглою,
Нет равных нам в печальной тишине,
Ни дню за нами не угнаться, ни луне.



ТИТАНИЯ:
Лететь с тобою я готова,
Но намекни хотя бы словом,
Судьба какая занесла
Меня в объятия осла?

(Уходят.)
(За сценой слышны звуки охотничьих  рожков.)
(Входят  Тезей, Ипполита, Эгей и свита.)

ТЕЗЕЙ:
Найдите мне лесничего. Обряд наш завершён.
Начало дня ознаменую тем, что музыкой собак
Невесте предоставлю вдоволь насладиться.
В долину западную всех собак спустите
И не забудьте мне лесничего прислать.
(Посыльный уходит.)
А мы, красавица моя, поднимемся на горку
И будем слушать, как собак гоняет эхо.

ИППОЛИТА:
Однажды с Кадмом Геркулес на Крите
Оравою спартанских псов в лесу медведя дикого травили.
Я прежде гаммы голосов таких, пожалуй, не слыхала.
Кричали все: и небо, и земля, и звери голосом единым.
Да, какофонии прелестней  ухо не знавало.

ТЕЗЕЙ:
Мои собаки – тех спартанских псов потомство:
Выносливы в ходу и масти той же самой.
Ушами длинными росу сбивают с трав.
Как у быков Фессалии их груди широки,
А ноги – тонки и изящны в беге.
Быть может, не преследуют так быстро, как хочу,
Но голос каждый, словно, колокольчик,
Который в гамме остальных – особый звук.
Рожок охотничий ни Крита, ни Фессалии, ни Спарты
Не возбуждают так охотничий инстинкт.
Постойте! Что за нимфы здесь?

ЭГЕЙ:
О, господи, да это ж – дочь моя.
Лизандер рядом и Деметрий.
Вот и Елена – старого Недара дочь.
Что делали они, собиравшись вместе?

ТЕЗЕЙ:
Согласно древнему обряду поднялись с зарей,
И совершив его, уснули, чтоб затем
Своим присутствием обрадовать всех нас.
К тому ж, Эгей, сегодня день, когда Гермия
Выбор свой должна нам объявить.
ЭГЕЙ:
Вы правы, государь.

ТЕЗЕЙ:
Пойди-ка прикажи охотникам трубить,
Пора нам молодежь будить.
(За сценой слышен шум и звуки охотничьих рожков Лизандер, Деметрий, Елена и Гермия просыпаются и встают .)
Святого Валентина ночь уже прошла
И озарилась добрым утром.
Пора настала просыпаться.
Не время ль птичкам пароваться?

ЛИЗАНДЕР:
Простите, государь.

ТЕЗЕЙ:
Прошу всех встать.
Я двух соперников здесь вижу,
Но нет вражды меж ними никакой.
Как можно, ревностно друг друга ненавидя,
Спокойно рядом находиться,
Чем объяснить такую перемену?

ЛИЗАНДЕР:
Я в полусне каком-то пребываю, государь
Как оказался здесь, поведать не могу.
Но думается мне, в том кроется вся правда,
Что мы с Гермией убежали из Афин,
Боясь возмездия закона древних афинян.

ЭГЕЙ:
Всё ясно, государь, как белый день!
Прошу судить по строгости закона.
Намеревались эти двое:
Лишить Деметрия жены,
Меня ж – отцовской воли
Судьбою дочери своей распоряжаться.

ДЕМЕТРИЙ:
Об их побеге мне поведала Елена,
Сказав, что укрываются в лесу.
Я в бешенстве последовал за ними,
За мной влюбленная Елена устремилась.
Теперь же, государь, не знаю, от чего:
Любовь к Гермии растворилась,
Как талый снег в весенний день,
Как старая игрушка,
Которой в детстве восхищался,
А теперь забыл.
Отрадою души моей,
Очей моих очарованьем
Сегодня, и надеюсь навсегда,
Останется прекрасная Елена.
Она, мой государь,
Была моим кумиром до Гермии,
Но был я, как болезнью, заражён другою,
Теперь же исцелён я от недуга,
На всю оставшуюся жизнь
Нашёл себе любовь и друга.

ТЕЗЕЙ:
Фортуна вам благоволит, счастливчики мои,
О всех подробностях расскажете мне после.
Твое желание, Эгей, осуществить не смею,
Поскольку в храме молодых навеки обручат.
Коль утро миновало – нам не до охоты.
Три пары следуют а Афины
Торжественно отпраздновать финал.
Идем же, Ипполита.

(Тезей, Ипполита, Эгей и свита уходят.)

ДЕМЕТРИЙ:
Всё вижу я в каком-то мираже: то ль гор далёких снежные вершины, то ль облако на фоне голубом.

ГЕРМИЯ:
А я смотрю и вижу вдвое больше.

ЕЛЕНА:
Деметрий, словно, камень драгоценный для меня. Владею им, а обладать не смею.

ДЕМЕТРИЙ:
Похоже это всё на сон. Не бредим ли мы с вами? И был ли государь здесь собственной персоной, и приглашал ли нас идти на пир?

ГЕРМИЯ:
Не только государь, но и отец мой.

ЕЛЕНА:
И даже Ипполита.

ЛИЗАНДЕР:
Нам государь велел во храм явиться.

ДЕМЕТРИЙ:
А коли так, то мы уже не спим и следовать обязаны указу, а по  дороге перескажем сны друг другу.

(Уходят.)

БОТТОМ (просыпаясь):
Когда наступит очередь моя, то я  отвечу репликой такою: «Прекраснейший Пирам!»
Куда-то все запропастились!
Квинс Питер!
Флют скорняк!
Портняжка Старвелинг!
О, господи, похоже, все покинули меня, пока я спал. Приснился мне довольно странный сон. Я видел сон, но разум человека осознать его не может. Такое лишь ослу под силу. Казалось мне, что был не человек я, а осёл, и по-ослиному свой сон воспринимал.
Глазами слышал, а ушами видел, руками пробовал на вкус,  пытался языком понять, а сердцем разобраться в том, что видел. Придётся Квинса попросить балладу написать. И именем моим балладу назовём. В ней смыла столько, сколько у осла забот. На радость герцогу балладу пропою над Тизбою почившей.

(Уходит.)