доминиканская бухта

Ты появился из дверей гостиницы, как из подъезда. И вроде бы все необычно - и "Рэддисон роял" и куча охранников, как в банке. Солнце слепило глаза, заставляя зрачки сужаться. И ты, мятный - мятный выходишь, чуть в развалочку - о, черт, только не подходить близко - а сердце бьется чуть чаще и борьба широты зрачков уже становится болезненной и в глазах пустыня Сахара.

Безумный бег, разговоры, разговоры. Пустые, бесполезные слова камешками падают на асфальт и разбиваются. Хрупкие камешки из льда. А потом - взрыв. Первый раз чужая кредитка успевает раньше руки, первый раз я стою и смотрю на человека, который вдруг резко стал мне омерзителен.

"Я ему должна" - мысль бьется пойманной в черепную коробку птицей. - "Я ему должна себя." Натянутая улыбка, сжатые зубы, а в голове крутится слово из шести букв алфавита, стоящих далеко, но образующих единое целое.

Первая ссора, стоящая за преданностью нравов и крутые повороты, "мерзость", как диагноз самой себе. А потом карандаш в руках прыгает по желтой бумаге, рисуя профиль и кусочек лица. Отколотый грифель врезается в бумагу оставляя на ней отрывистые линии. И кажется, что вот он - финиш, запретная черта, которую ты перебежала. Побег от себя как смысл жить? И сотни вопросов, неловкое "о, черт, я не могу", поддавки, чувства, Амели на мели и немного подруги - потому что нервы закаливает.

А как описать нежность? Двумя странными, такими глупыми словами : ты мир. И в этих словах тепло щеки, щекотка от ресниц, вкус кожи и ощущение пальцев на ребрах.

Москва, вечереет, трое.


Рецензии