Размышление о смерти

Для некоторых эта ночь была последней. Каждый об этом думал, но каждый все-таки надеялся, что он наверняка останется живым. Я, например, никогда не представлял, что меня могут убить. Допускал, что могут ранить. Но чтобы убить! Нет! Это  я не представлял. Даже то, что я потерял в боях много товарищей, не могли переубедить меня. Я вспомнил, какое угнетённое  настроение было у Плотникова еще в Бирске. С какой неохотой он шел. Как он плакал, расставаясь с семьей. Мне тогда сразу показалось, что он не вернётся домой.
 С Плотниковым мы служили на действительной службе в Житомире. Он был в гаубичной батарее, я в пушечной. Правда, я потом был в учебном дивизионе. Мы часто там встречались. Хороший, весёлый был парень. Он после работал в Бирском горкомхозе печником. Когда меня направили собственным корреспондентом в Бирский куст, ему поручили сделать печку в нашей квартире. Здесь я его впервые встретил после Житомира.
С началом войны его как подменили. Как чёрным пологом покрыло его и всё, что представлялось ему впереди.
Сначала он завидовал мне, думая, что я останусь, не пойду на фронт. Но когда и я получил повестку, и мы были на приёмном пункте, и он увидел, что я пошёл тоже рядовым, тут он перестал завидовать. Тут он только стал жалеть себя. На приемном пункте он плакал как женщина. Хотя казалось, ему нечего было очень убиваться о семье. Он имел свой дом, большой сад и огород. Имел скот. У меня положение было более тяжёлое. Четверо маленьких ребят и ничего, чтобы обеспечить жизнь. У него, кажется, двое ребят уже подростков.
Мы были в одном подразделении, но его не покидало угнетённое состояние. Он ждал смерти и, наконец, дождался её. Если всё время думать о смерти, то она непременно будет.
Южнее города Белого, когда наша группа была окружена. Немецкие автоматчики часто большими группами просачивались к нам и делали налеты. Они были хорошо вооружены автоматическим оружием: автоматами, пулемётами, и налетали на наши подразделения. Так наскочили они на наш взвод. Все вскочили на коней и подались. Прискакал на место и его конь, правда раненный, но его не было. Тогда положение было очень тяжёлое.
И еще я помню одного человека, который так же глубоко переживал мобилизацию в армию во время войны. Это наш комсомольский вожак службы движения, когда я работал на железной дороге в Уфе.
Это был молодой, хороший, инициативный, жизнерадостный парень.
Нехорошее впечатление он произвел на меня, когда вместе с Лёшей Кузнецовым заехал ко мне в Бирск в начале войны. Это, пожалуй, первый военный призыв в армию. Он тоже ревел как белуга. Не знаю, что случилось с ним в дальнейшем. Но по его тогдашнему состоянию мне кажется, что он погиб или должен был погибнуть. Этот комсомолец держал себя, как слюнявая баба. Он плакал, что ему придётся идти на войну. Как будто бы не наше дело защищать Родину. Кто же должен был идти, если не мы?
Я уже упоминал здесь о Федулове, который также тяготился ратным трудом, находя, что в нём нет романтики. А ведь нам нужна не романтика, не красивость. Нам нужно было освободить нашу Родину от захватчиков и бить их без романтики: “А просто бить и в хвост и в гриву.”
Был ещё один мелеузовский. Сейчас позабыл его фамилию. Он в 76-ой кавдивизии работал на полевой почте в нашем полку. И умер просто так, не за понюх табаку, от одних мыслей. Не побывав даже ни разу на передовой. Тоже считаю, сам себе смерть напророчил.
Политсостав пытался восполнить этот пробел, но не всегда удачно.
Однажды к нам приехал один работник видимо политотдела, в довольно крупном чине. И собрав всех нас, парт и политработников и командиров, рекомендовал свой метод работы с бойцами. Боец стреляет, а ты ложись рядом и старайся возбуждать у него ненависть к врагу до тех пор, пока он действительно не озлобится.
Мы его спросили, где он применял этот метод, на каком участке фронта и каковы результаты. Он сказал, что, к сожалению, он ещё не был на фронте, то есть не принимал участие в бою.
Это хорошо, а то таким методом можно получить в зубы прикладом. В бою народ не стесняется, будешь ему мешать, можешь вгорячах, получить. Ведь каждый боец знает, что он должен уничтожить врага, или иначе враг уничтожит его, и тут уж ему не мешай, у него злости хватит.