15. фальшивая справка в народный суд

Ты на самом краю пустыни, там, где застыл в летаргическом сне удивительный, средневековый, когда-то вольный Ганзейский город…

     В центре у тебя срочное неожиданно возникшее дело. Смутно ты понимаешь, что оно может окончиться даже тюрьмой, а для приятеля Бори К., к которому направляешься, обернуться неприятностями по службе, но… когда идешь среди бодро шагающих на зеленый свет, когда все спокойно привычно вокруг и город только что прорисован свежими красками, не очень веришь в плохое.

     Бородатый, в очках, как и подобает ученому (Боря – ученый-экономист) он вышел из дверей министерства:

   - Ну, приве-ет, рад тебя видеть! Ну, что же такое стряслось? Ты так быстро и сбивчиво говорил, что-то там объяснял в телефон, я ничего толком не понял. Итак, у тебя был развод. Твоя жена подала на алименты, а ты, вроде, не ожидал?..

   - Конечно, не ожидал! Мы же с ней согласились на том, что я буду давать ей минимум полсотни в месяц, как, скажем, даешь своей ты, ты же мне сам говорил, но она вдруг «пошла на принцип». Она заявляет, что ей не столько нужны мои деньги, хотя они тоже, конечно, не помешают, сколько хотелось бы ей меня ущемить. Ей никогда не нравился мой образ жизни… ну, и т.п…

     Да, мы согласились, договорились, она это прекрасно помнит, поначалу она так и думала и хотела так поступить, но потом побеседовала с кое-кем из подружек (а та сказала: «дура, ты дура»), да еще то ли судья, то ли какой адвокат присоветовал: «Да что Вы будете верить кому-то на слово, - то есть мне, - зачем Вам все это нужно, зачем Вам потом снова и снова мотаться в суд, и строчить заявления, когда можно сразу оформить и все»… То есть им-то легко советовать, говорить, выдавать, так сказать, среднее арифметическое, они же не понимают, что у меня совершенно особый случай, что я не совсем обычный для них человек, что мои занятия, то есть мои писания, требуют определенной свободы, мне нужен настрой… и я просто не понимаю и ненавижу всякие эти сказки приказные, всю их возню с их дурацкими документами, потому что у меня и без них голова занята, и у меня у самого горы бумаг!.. И еще она никак не поймет, что если с меня будут высчитывать по суду, то это непропорционально уровню жизни и жутко мало, и что даже и в этом случае я все равно ей буду доплачивать. Да я просто должен буду доплачивать!.. И когда я ей сказал то же самое, она не зная уже, что ответить, вдруг заявила тогда, что всегда хотела меня ущемить. И я на нее не очень-то обижаюсь – женщина, что возьмешь, сегодня одно – завтра другое… Но то, что она сделала… Кстати, она до сих пор не понимает сама, чего она натворила…

     - Слуш-шай! – несколько раздражаясь перебил Боря, - я сочувствую тебе, но это ваши дела. И причем же здесь я?!

   - Когда мы собирали документы для развода, мы договорились, что отнесет их в суд она, потому что я должен был уехать в Н., потому что… я должен был уехать в Н… Когда мы собирали документы для развода, потребовалась одна справка, справка с места работы. А я тогда как раз уволился. Решил, что хватит мне таскать сдобные булки в буфет – я работал на «Таллинфильме» - что нужно найти, наконец, что-нибудь близкое к своему… занятию. Устроиться редактором в журнал, например, или журналистом в газету… но больше, конечно, хотелось в журнал… Ну, чем я хуже этих мышиных кабанчиков, которые там шляются по коридорам, этих ребяток в шарфах небрежно наброшенных на твидовый или замшевый пиджачок, откинуты длинные волосы и затуманенный гениальными мыслями взор… А я упираюсь тут со своими булками, со своими ящиками с колбасой, со своими такими ядовито-зелеными термосами-бачками армейского образца, в которых суп-туфта и какой-нибудь «мульги-капсат». Меня уже тошнило от этих бачков. Согласись, что это довольно далеко от искусства… Короче, я так решил и уволился. Да, поступил, может быть, опрометчиво, тем более вот уже неделя прошла, как я вернулся, обегал весь городок, все ноги, можно сказать, истоптал – и ничего за это время я не нашел, и никуда не устроился, но речь не о том. Главное, что тогда потребовалась справка с места работы и я, не долго думая, или как еще сказал бы какой летописец, «ничтоже сумняшеся», заполнил некий пустой и очень красивый бланк, который когда-то давал мне ты. Не мог же я в самом деле из-за пустяка – тогда я думал, что это пустяк – откладывать необходимую мне поездку и с нетерпением ожидаемый развод… Нас разводили перед тем два раза, почему-то не хотели развести, мы надеялись на третий, поскольку, кажется, уже действительно надоели друг-другу, измучились совершенно… Повторяю, если бы она не подала на алименты, справка так и осталась бы незамеченной и пролежала бы тихо сколько-то лет, сколько там хранят документы, и потом бы сгорела, сгнила, к примеру, на свалке. А теперь - фигурирует… Пришла бумага, в которой бывшей моей сообщают, что исполнительный лист направлен по месту работы…

   - Подожди-подожди. Я кое-что начинаю соображать, - проговорил Боря. – Значит лист они послали по месту «твоей работы», то есть моей работы, поскольку бланк был мой, как ты говоришь? Возможно, тебя уже стали искать, но, конечно же, не найдут там, где ищут, и не сегодня-завтра справку отправят обратно в суд. Да еще и припишут, что такого работника у них нет и не было никогда. В суде заинтересуются, и очень возможно все выяснят, и на тебя заведут уголовное дело, во всяком случае могут вполне завести. А там и до меня доберутся… Бланк, кстати, очень солидный, у нас все бланки солидные, из Министерства Финансов…

     Боря тут замолчал. Переживал случившееся. Наступила минута, которую ты ожидал, которую ты оттягивал и которую с содроганием представлял: как он побледнеет (он, впрочем, не побледнел), и обиженно заморгает за стеклами сильных очков (а это и было как раз)… потому что Борю ты знаешь давно, еще со школьной скамьи…

   - Но что ты делал раньше, почему не предупредил? Ты же неделю уже как приехал?

   - Хотел выкрутиться сам, - ответил ему… - Ведь получилось, что я тебя предал, подвел. Боялся показаться перед тобой в дурном свете, что ли… Надеялся… до сегодняшнего дня.

   - А откуда ты взял бланк? – когда Боря волнуется, он дергает головой.

   - Ты же мне его дал, я же сказал. Однажды увидел у тебя целую пачку, и попросил всего один лист, и ты мне его дал. Да еще сопроводил таким широким жестом, мол, бери, если нужно, для друга не жалко… По-моему, в тот день у тебя были какие-то посиделки, и мы тогда неплохо выпили и закусили…

   - Не помню. Убей не помню! – он дернул еще раз головой, будто что-то с трудом проглотил. – Но там есть хоть печать?

   - Там есть все. И печать и подпись. Правда, откуда мне было знать, кто там у вас инспектором кадров…

   - Подпись! Ты же придумал подпись и фамилию инспектора кадров!.. В исполнительном листе обращаются к организации, но если позвонят из суда и назовут конкретно фамилию, все выяснится моментально. Подделка документа… Но я скажу, что ничего тебе не давал… Нет, я вообще ничего не скажу, потому что я ни при чем… Я знать не знаю… и ведать не ведаю, - соображал Боря вслух, - а все равно заподозрят меня… Там они кое-что смекают уже… Нет, и без меня у них там хватает всего… И недавно из параллельной структуры чуть не погорели изрядно, чуть до скандала не докатились… И как бы стало уже затихать… Ты тоже – жил где-то молча, ни слуху ни духу, и на тебе – объявился… Этого мне еще не хватало.

   - Я написал, что работаю грузчиком в филиале, который на Ленинградском шосссе.
   - Грузчиком в Министерстве Финансов?..
   - Ну мало ли что… может у них там буфет, и такие же, как на «Таллинфильме» бачки… По-моему, нужно просто поехать туда, в тот филиал, и попытаться изъять исполнительный лист.
   - Поехали, - согласился Боря, - моя машина на площади… А как ты собираешься его изымать? Что ты будешь им говорить? Или думаешь, что это сделаю я?

   - А почему бы и нет? Скажешь, что тебя послали забрать злополучный лист, потому что произошла ошибка. Тебя знают, наверное, в филиале. Зайдешь, скажешь, возьмешь, и до свидания… Если сделать все быстро, никто не поймет. А как устроюсь, сразу сообщу в суд, где работаю, и пускай уже потом они шлют туда свой исполнительный лист.

   - Мне бы, вообще-то, не очень хотелось, - замялся Боря, - иметь к этой справке какое-то отношение… в смысле, чтобы кто-нибудь видел...

   - Ну тогда зайду я и скажу, что явился из Народного суда, что произошла ошибка. У меня вид нормальный, портфель-«дипломат» в руке…

   - Могут все-таки не поверить. Да и скорее всего не поверят, а то и проверят… Знаешь, я думаю мы сначала проконсультируемся с одним типом. Он мой хороший знакомый и большой проходимец. Он в этих делах лучше нас с тобой разбирается.

   - Это случайно не Ахмет Виденков?
   - А ты его знаешь?
   - Близко не знаю, но… слышал о нем и еще видел как-то раз у тебя. Помнишь, я попросился переночевать, когда в очередной раз разругался с женой? И я в кабинете твоем почивал, а вы с Ахметом в гостиной сражались в карты против каких-то абреков. Пара на пару.

   - Да, - улыбнулся Боря, - мы их тогда здорово накрутили… Приезжали к нам на конференцию... Один был даже доктор наук…

      Скользкий тип Ахмет Виденков. Кожа смуглая, но блеклая, глаза смотрят прямо, но не видят. Шевелюра потрепанная… Учился в эстонской школе. По-русски тоже говорит без акцента. По специальности математик, числится где-то в ученых. Кроме того, он, как и Боря, маклер по размену квартир… Что дает, конечно, весьма ощутимый побочный доход.

   - Думаю, что напрасно мы к нему едем, могли бы спокойно справиться сами, - не унимался я, хотя и сам уже понимал, что разработал не то чтобы план, а нечто сродни  налету на учреждение…

     Боря молча давил на педаль, работал рулем, рычагом передачи.

   - Да ладно, ты не переживай, - наконец, сказал он, - все будет нормально, все образуется. Как-нибудь обезвредим ту справку. Ты лучше расскажи как живешь, как дела – мы же не виделись года два?.. Или три?..

   - Что тебе рассказать?.. Привез из Москвы двадцать картин художника В… И в Доме печати, с одним парнишкой, Сережей Сер-ко, позавчера развернули персональную выставку, а вчера мы ее свернули, потому что комиссия из Министерства Культуры выставку нашу прикрыла… В той комиссии было восемь засранцев: одна литовка, с очками на кончике острого носа, какой-то ватный уютный улыбчивый мужичок, остальные – эстонские бабы, по-виду – кухарки или домохозяйки. Со мной говорила художница по фамилии Болт, она объясняла, что им не нужны эти кричащие картины, что они слишком странные, написаны красками по бумаге, без рам (!) – «это не эстетично»…
     Я ей объяснял, что в этом как раз и вся соль: то, что она видит – это техника авангарда, а выбор материала, потому что такое время. Картины делают быстро, легко, по наитию, подобно тому, как японцы рисуют тушью – концентрация и выражение очень быстрые, и точно также нужно следить, чтобы не потекла краска, не вздулась бумага… А потом картины в рулон и на квартирную выставку. Идут «представители органов» - картины в рулон и бежать. Московский стиль…
     «Вот вы возьмите их и сверните, - говорила мне Болт, - и, если честно, то мы просто боимся, не нужны нам ни эти «мутанты», ни «большие терроры», мы любим все делать тихо и по порядку»… В Доме печати редакции всех ведущих газет и журналов. В одном эстонском журнале, эстонцы же мне и сказали: «Не волнуйся, твоя выставка состоялась, сделаем публикацию». Зато в русских газетах, в «Советской Эстонии» и «Вечернем Таллине» только чего-то невнятно хрюкали, разводили (как тараканы) лапками, только скулили и тухли…

   - Проклятье! – ругнулся Боря. – Знак проскочили. Вчера же его здесь не было!.. Делать им больше нечего, этим гаишникам, как только разные знаки ставить…

   - Там у меня еще есть картинка, - продолжал ты, - правда она выбивается из общего ряда, она из более ранних, что ли, работ, так она, по-моему, как-будто бы по заказу, отлично подходит к нашей, к моей, теперешней ситуации… Там, представляешь, пустырь, три-четыре раскидистых дерева, фрагменты домов и заборов, и один дурак сидит на суку (морда у него точно дурацкая). Приставляют лестницу, чего-то грозят, и, кстати, машут какими-то справками, и чего-то кричат. Короче, тот самозабвенно сидит на суку, а толпа, которой до всего имеется дело, эта толпа его достает… Да и называется соответственно: «Вот мы тебя достанем»… Динамика и, между тем, абсолютный покой. И у каждого своя роль…

   - Да знаю я художника В… Он друг сыночка политика Л., они, как и мы с тобой, в одной школе учились… А в доме политика Л., в Москве, на Ленинском проспекте, жила Марина… Ты помнишь, - спрашивал Боря, - как мы с ней появились у тебя в Коктебеле, ты работал в туристическом ресторане, разносил туристам еду? Мы тоже у тебя питались подпольно, ты нам здорово тогда помогал… Помнишь, как мы плавали в теплом море, а потом ты говорил: « Ну, ребята, у меня перерыв закончился – я поплыл на работу»?..

   - Марина носила на пляж английскую книгу. Марина – девушка томная и говорила она нараспев: «Сижу под баобабом и ем манго… И вдруг налетает сумасшедший орел и ворует мое манго прямо из рук… Я испугалась ужасно»…

   - Потому что в детстве она жила в Уганде, - улыбнулся Боря, - а мы с тобой в том детстве жутко любили марки этой страны… Помнишь: «Кения, Уганда, Танганьика»?

   - Конечно! И собирали почти исключительно фауну-флору…

     Приехали к Виденкову. Тот понял все с полуслова. Говорили на кухне. На столе какие-то технические каталоги – наверное, пользуется, раз лежат…

   - Что же ты наделал?! – выговаривал Виденков. – Подать фальшивую справку! Куда?! Прямо в суд, в самое пекло! Да нам бы с Борей такое бы никогда и в голову не пришло!Я не знаю, не представляю, каким нужно быть остолопом, чтобы так поступить… Да, мы тоже при случае манипулируем подобными бланками, но очень, и очень осторожно. А ты - мало того, что вляпался сам, еще и нас за собой потянул…  Да за такие шуточки морду бьют!.. (я посмотрел на него, хиловатого, но... притушил слегга взгляд, хотя такому хватило бы хука...)... Ты понимаешь, отдаешь ли себе отчет в том, что это тюрьма? Статья «за подделку документов»? Хорошо, если все проскочит, да, скорее всего, так и будет, не ахти уж какой и проступок… хотя как сказать! А если и вовсе уцепятся, станут копать, попадется какой-нибудь буквоед, фарисей, дотошный товарищ? И начнет он просто с того, что свяжется с Бориным руководством, а там заработает свой механизм, свои схемы, движения, заморочки. Кое-кто ох, как обрадуется… Мы же не ангелы и хотим просто жить. Да я бы на твоем месте, - вдруг обратился к приятелю Боре, - я бы и пальцем не повернул, и ничего бы делать не стал. Какая такая справка? – Понятия не имею! Не знаю я ничего!..

   - Но ты все-таки поконкретнее, - заметил Боря, - нам, кажется, надо спешить... и дернул слегка головой.

   - Конкретно вот, что я предлагаю. Ехать сейчас в филиал, забирать оттуда исполнительный лист – нереально и глупо. Мы только привлечем к себе внимание. К тому же, никто документ просто так не отдаст, потому что он документ, и пусть они им подавятся. По-моему, выход один. Надо прямо сейчас, тебе, - наставил на тебя палец, свой тонкий ухоженный палец, - устроиться на работу…

   - А что, ты и в самом деле не можешь подыскать себе что-нибудь? – задал Боря вопрос.

   - Получается, что не могу, - ответил ему, - обещали в одной газетенке, называется «Рыбак Эстонии», но просили еще подождать…

   - Поэтому, - продолжал Ахмет, - ему надо устроиться на работу. На любую. И как можно скорее, думать и ждать нам некогда. Устроиться, взять оттуда настоящую справку, а наш человек отнесет ее в Народный суд и там подменит. Он , между прочим, юрист, все сделает лучшим образом, но, сам понимаешь, потребуется некоторая сумма… И девочкам в канцелярии шоколадки купить, и за риск… Я думаю, что рублей пятьдесят…

   - Согласен.

   - Еще бы ты был не согласен, – ворчал Ахмет, - сейчас мы запихнем тебя на завод, на самую черную работу, узнаешь как законы нарушать и мешать честным советским людям жить, -переглянулся с Борей. Тот хмыкнул.

     Виденков звонил на завод:
   - Позовите Егорова, замдиректора… Это Ахмет. По твоему размену дела продвигаются. Цепочка получилась очень уж длинная… Да-да, выпадают, подлецы, но результат намечается. Нужно обговорить варианты… Слушай, тут заодно не мешало бы орла одного на работу устроить… Да, срочно… А чего срочно? – Так надо… Да, лично я заинтересован… Подожди минуту, сейчас спрошу:
   - У тебя есть трудовая книжка?
     Ты достал из портфеля и протянул ему книжку. Ахмет полистал и сказал в телефон, что «документы в порядке». Сказал, что подъедем к заводу минут через тридцать…

     В машине, когда она неслась по автостраде, соединяющей новый район с остальным городом, он повернулся к тебе, сидящему на заднем сиденье:
   - А чего у тебя трудовая книжка такая потрепанная и такая пестрая? Ты и там был, и там. Что тебе не сидится?.. И в самом деле, что ли, не можешь постоянно пристроиться?

   - Ну, интересовали человека впечатления, - сказал Боря, - характеры в разных проявлениях…

   - Вот мы с Борей, - продолжал свою мысль Ахмет, - нашли себе каждый по хитрой конторе, чтобы не слишком обременяться ни графиком, ни работой, получаем по двести с лишним, и не рыпаемся… Кроме того, еще крутим свои дела… Правда, мы для этого сначала учились. А у тебя есть образование?

   - У него есть образование, - заметил Боря. – Твои вопросы не очень тактичны. Ты забываешь, что он писатель. И такого склада, что ему нужно самому все испробовать, ощутить. Я знаю даже, что он иногда сознательно идет на конфликт… Наш случай, конечно, сюда не относится, но кто знает, кто знает…  Может быть, и это когда-нибудь пригодится.

   - И все-таки никто не дает право писателю или кому бы то ни было совершать подлости, втягивать других номальных людей в свои сомнительные дела, - ронял веско Ахмет. – Пусть совершает свои махинации, но без меня… Впечатления… Нафиг они нужны? В литературу надо пробиваться через знакомства… Я бы с самого начала стал бы работать редактором, что бы, как говорится, сидеть  у руля. Печатал бы сам себя… И другие редакторы, из других изданий, печатали бы меня на правах обмена… Я бы делал бы что-то им, они бы делали что-то мне… Потом бы стал членом Союза писателей…  А ты знаешь, Боря, - вдруг безо всякого перехода, и заерзал удобно в кресле, - у меня теперь есть один знакомый, благодаря которому я могу доставать пропуска в пограничную зону.

   - Ну, это и я, и каждый, наверное, может, - солидно отозвался Боря, - он вглядывался в шоссе, снижая скорость у светофора,  - написал заявление и жди в течение двадцати дней. Не сложно.
   - Но я, - возразил Ахмет, тоже солидно подчеркивая каждое слово, и даже приподнимая указательный палец, - я могу сделать так, что пропуск выдадут раньше. Значительно раньше. Усекаешь разницу? – он самодовольно рассмеялся…

     Подкатили к нужной вам проходной. В ее застекленных дверях, ломая отражение унылой дороги и притормозившего автомобиля, скрылся Ахмет Виденков.

     Влево вправо тянулись сплошные стены. Вы с Борей проехали еще с полкилометра, свернули за угол, и опять долгая бетонная стена до пересечения улиц. Там, на углу, он тебя высадил, а сам деловито отчалил в сторону прилегающих к промышленной зоне, в основном, деревяных, затаивших свое буржуазное эстонское прошлое тихих кварталах…

     Ты гулял по аллее, продуваемой, малосолнечной. Толстым слоем листья каштанов. И зачем-то даже взял несколько листьев с собой. Приложил их к своим справкам и документам… (и когда открывал и закрывал свой портфель одна очень важная бумажонка чуть даже не улетела)…

     «Интересно выходит, - думал, разглядывая природный узор, - жила себе Марина в Москве… Познакомилась с Борей… Приехали отдохнуть в Коктебель. Потом подъехал туда же сын политика Л… Через них ты познакомился с художником Димой В… Через политика Владимира Петровича Л. с Давидом Самойловым… Но если бы не писал -  не познакомился бы с поэтом Давидом Самойловым, не занялся бы издательством… потом таджики… потом драка с кавказцем… потом девушка Маша, потом индус по имени Рам, имя которого в переводе, как он сам тебе говорил, означает «мир», но не в значении "земной шар", а в значении «мирный», и он этому полностью соответствует… потому что из кожи вон лезет, пытаясь внести во все эти дурацкие твои отношения, и во всю эту запутанность и непонятность, именно мир… он пытается устроить все так, чтобы жизнь твоя стала размеренной и нормальной, совершенно не понимая всей глубины раскола, не понимая, что это уже невозможно… Похоже, что это тот самый  завод, где протекает его учеба, вдоль стен которого ты расхаживаешь сейчас, на который пытаются тебя запихнуть… - увидел выезжавшего Борю…

   - Все в порядке, - сказал он. – Этот парень, к которому ездил, юрист, все сделает за сотню рублей. Когда ты мне их передашь?

   - Передам… ( и тут же откуда-то, из области интуиции, вышла некая мысль: а, может, этот твой друг лепший, Боря, может, и не ездил он никуда, а прокатился так, по кварталам, даже, может, где-нибудь, в забегаловке, перекусил, и за это за все, включая "моральную компенсацию", еще и набросил в пользу себе?)...

     У проходной, рядом с Ахметом, стоял здоровенный мужик в кожаной куртке. Контраст с вертким Ахметом, который, когда машина остановилась, уперлась в бок тротуара, сделал знак Боре, чтобы тот подошел.

     Они говорили, поглядывали (ненавязчиво) в твою сторону. Ты курил, сидел, будто не о тебе речь. Ты – посторонний, который загородил им дорогу на малое время. Но ребятам, кажется, не привыкать – бывали они в переделках похуже. Заодно решают свои проблемы с тем мужиком… С какой животной радостью хвастался этот Ахмет о новом ценном знакомстве. Он может теперь доставать пропуска в пограничную зону. Доставать быстро… А потом, глядишь, научится за границу… Как изменился Боря. Ему, как и тебе, тридцать с небольшим, а он уже полысел. Неужели он по-прежнему любит «фауну-флору»?.. Но и тогда, в том отдаленном детстве, он бесконечно переводил при помощи каталога швейцарские франки по курсу в рубли (в каталоге были представлены цены в швейцарских франках) – все подсчитывал, сколько реально стоит его коллекция, отдельные серии, или отдельные марки… В Коктебеле, на пляже, он обыгрывал в карты друзей, и причем играл всегда только на деньги… И тогда же, на твой вопрос, почему бы ему не жениться на милой Марине, ответил, что она, по его мнению, слишком многого хочет, а он все равно не сможет ей столько дать. Видимо, подсчитал… Он мог под видом участия в конференции уехать с ней в Коктебель… Это он мог. А супруге своей он объяснил, что уехал в Ташкент… И ты сажал его на автобус, отходящий с туристической базы в сторону Симферополя, и там, в аэропорту, Боря подходил к ташкентскому рейсу и кого-то из пассажиров (обычно, мужичка посолиднее) просил, чтобы тот по прилету, опустил в почтовый ящик письмо… И эти поездки ему не стоили ничего, потому что шофер был твой хороший знакомый, любитель в свободное время оттянуться в ресторане, в котором работал ты, на живописнейшем берегу… А потом твоя ненаглядная познакомилась с его бывшей женой. И когда ты  шарашился по горам по долам в бодайбинской тайге, к той в гости приехал или пришел родной брат, морской офицер, а с братом был друг, особист, или иначе говоря кегебист. И они все вместе, веселой ватагой, отправились в варьете…

     Мягко  жестикулировал Ахмет Виденков. Подавал какие-то реплики Боря. Мужик, закованный в куртку, стоял твердокаменный.

     От компаниии отделился Ахмет:

   - Будешь работать слесарем-сборщиком, в общем, гайки крутить. Иди на проходную, слева там у них отдел кадров. Дашь туда паспорт, а взамен получишь направление в одиннадцатый цех. С начальником еще раньше обговорили… Пройдешь медкомиссию, потом инструктаж по технике безопасности, потом там что-то еще… в общем, увидишь сам. Оказывается это долгая история – устройство на завод, я и не думал. Но постарайся за оставшийся рабочий день все-таки прокрутиться… Только вот еще что: ты уж поработай там как-нибудь месяца два или три, мужик, тот, что в куртке, Егоров, просил. Чтобы его не подводить. Он же рекомендует.

     … мимо вахтера. Несколько шагов и ступил на территорию, в тень от корпуса. Дорога в замасленных лужах, грязных следах грузовиков и электрических каров. Территория с дворами, углами, заваленными металлической всячиной, пустой и нераспечатанной тарой…

     Ворота цеха номер одиннадцать были развернуты настежь. Чуть не попал под выехавший оттуда погрузчик. Работяга, который на нем восседал, лоснился и даже отблескивал смазкой… В самом цеху гремело, ухало, скрежетало. Ты прошел только несколько метров вглубь. Перегородки. Станки. Одни выше, другие ниже сливались в пейзаж. Не слишком залитый искусственным, то есть псевдосолнечным светом, но скорее предгрозовой. Когда в воздухе пахнет каленым железом… Подвешенные на крюках электромоторы напоминали убитых свиней; время от времени по конвейеру двигались. Труженик конвейера, номер такой-то, подтягивал тело мотора к подставке, накидывал гайки или болты, и с жужжанием ввинчивал, притыкая к ним  дрель-пистолет… И снова подтягивал, и снова ввинчивал то, что согласно технологии ему нужно  ввинчивать целый день, сбивая руки, впитывая кожей масло и крошку, частицы металла. И так изо дня в день… Из месяца в месяц… И выдержишь ли ты два месяца или три, или хотя бы неделю?.. Слишком знакома картина поденных усилий: трудился уже и на заводах, причем, не один даже год, и в ресторанах, и в сибирских лесах… и пришел к тому, без чего не можешь прожить и минуты… тоже поденщина, но твоя… с которой ты соглашаешься и с которой тебе уже не расстаться… А так -  не слишком ли просто? – Накручивай гайки… Восемь часов и домой. Развинченной походкой… Но ты же будешь думать все время о том, что не сделано, и что сделать еще предстоит, и где нужно выправить или подправить, или вычеркнуть, изменить… Уже даже думаешь… Будешь чувствовать как появляются и уходят, и пропадают импульсы творчества. Стоя на конвейере, как привязанный или прикованный, как тот рабочий номер такой-то, жужжащий своей жужжалкой, зудящий своей зуделкой… Просто, но отнимает силы, и нет уже сил для себя, для своих текстов-вещей… Чем ты будешь держать карандаш, или прикасаться, если угодно, к чувствительным клавишам? Руками сбитыми в кровь (пока неопытен -  так и будет), дрожащими от усталости пальцами? От усталости посторонней и бесконечно чуждой тебе… В конце концов, сколько же может продолжаться это оттягивание серьезной работы? Ты должен написать, дописать то, что задумал… бежать!

     Бежать отсюда. Куда угодно, только бежать!

     Попятился, еще не понимая, что происходит, обратно через раздрызганный и замызганный двор, мимо вахтера (невыразительное лицо), коридор и окошко отдела кадров. Я зайду позже, заберите направление, дайте назад мой паспорт… Когда его получил, охватило чувство свободы, будто скинул наручники… Но выйти на улицу сразу, как хотелось, не смог: сквозь толстые стекла широких дверей Борины «Жигули» и группа из трех мафиози, которые по-прежнему обсуждали свои проблемы, а может быть еще и при том поджидали тебя… Появиться сейчас перед ними, еще раз унизить себя? Выслушивать их советы, мнения, а то и угрозы от них, таких внешне благополучных, цепких, умеющих жить?..

     Постоял у телефона, делая вид, что нужно куда-то еще позвонить, достал из кармана мелочь. Ты  не хотел, чтобы кто-нибудь, даже вахтер увидел твое замешательство; он боковым зрением мог  тебя  видеть вполне… А те, деловые до невозможности, стоят, разлагольствуют, не успокоиться им. Как же их обойти?.. Снова проникнуть на территорию… Но пустят ли снова тебя?.. Ринулся к турникету. Мне нужно в цех, я только что был… Я там забыл спросить, передать, всего еще минут пять… Раздался щелчек и вертушка с легкостью подалась, ты опять на заводе!.. Или кто-то другой? Человек? Затравленный волк?.. Собака, бегущая вдоль забора? Дурак на суку – «Вот мы достанем тебя» … Дурак который чего-то там возомнил, который, может быть, сам себя напугал… (сам виноват, сам виноват)…

     Пришлось пропустить погрузчик, чтобы не задавили. Остался позади длинный корпус. Кирпичная кладка, стена. К ней вплотную склад или гараж, или гараж и склад вместе. Рядом пустые ящики, бочки, огромный вентилятор. Здесь, если поставить ящики друг на друга, можно забраться на крышу гаража-склада и оттуда через стену. Но сверху по ней еще колючая проволока… Запомним место на всякий случай. А вот деревья – забраться по дереву, с него на стену, и на ту сторону!.. Будет мешать портфель. И прохаживается тут же человек в спецовке. И на вид такой правильный и довольный. Скорее всего, кладовщик. Проявит активность – будет хватать за пятки… Побежал дальше, будто во сне. Мысленно и взглядом побежал, а внешне, кажется, сдерживался. Непринужденный вид. Может быть, я инженер по снабжению, к примеру, с другого завода, и всегда здесь хожу, чтобы сократить путь… Забор, колючая проволока. Грязная колея. Погрузчик подскакивает на выбоинах. Рабочие (все чумазые)… Вид, конечно, как у инженера, который с портфелем ступает по кромке тротуара, или быстро, по-деловому, шагает по сухому асфальту. Буксует по песку… Ангары, крытые рифленым оцинкованым... Крыша сверкает на солнце


     ангары, крытые рифленым железом… Крыша сверкает холодным осенним... Наверное, тоже склады. Вдали, над рельсами и вагонами, мостовой кран. Если рельсы, значит, должен быть выход другой… Вагон, еще вагон, группа вагонов… Виднеется, кажется, выход… будка из силикатного кирпича. Есть ли в ней сторож?.. Сидит ли он на своем месте или отправился, чтобы размяться вглубь своей клети-сторожки, копается в барахле, или готовит себе еду, или, что очень возможно, попросту приуснул?.. Спокойно… Спокойно… по шпалам… Если раздастся окрик: куда вы, молодой человек, то сначала, не оглядываясь, ускорить шаги, а потом бежать, что есть духу…