На чужую кровать рот не разевай

   Это было давно,когда я был маленьким и мы все жили в большом деревянном доме. У нас был двор с сараем, где обитали куры, гуси и корова. Больше всех мне нравился петух Петя. Впрочем, почему-то всех петухов  зовут этим именем. Наш Петя был огненно-рыжий с яркокрасным гребешком. Простодушные его глаза глядели на всё и вся с нахальной дерзостью, но с курами он вёл себя корректно: найдёт в земле зёрнышко и им отдаст. Подруги в ответ щекотали клювом его красные серёжки. Петя при этом блаженно замирал, и вид у него делался почти дурацкий.Жизнь во дворе текла размерено и тихо. Гусак чинно водил по двору своих гусынь, Петя - своих кур, никто не искал повода для ссор, никто не в свои сани не садился.
   Но раз весной нашему Пете, видно, стукнул бес в ребро. Петя положил глаз на одну гусыню, то есть, попросту говоря, влюбился. Гусыня была хороша: белоснежная, как лебедь, с благородными манерами, с величаво плавными движениями.Правда, походка у неё, на мой взгляд, была не очень - гусыня откровенно косолапила. По уши влюблённый Петя этого недостатка в ней не замечал и целый день крутился вокруг неё, позабыв про кур.
   Куры восприняли его измену с полным безразличием, и мир во дворе, наверно, не был бы нарушен, сохрани гусыня верность гусаку. Но упорные ухаживания Пети тронули её женственное сердце, и она делалась всё благосклонее к нему. Она томно склоняла к нему голову на своей красивой белоснежной шее и всё чаще покидала своё гусиное стадо, чтобы погулять с Петей наедине. Гусаку это решительно не понравилось, и однажды он начистил Пете холку, то есть схватил его своим мощным клювом за шкирку и прилично оттаскал. Петя этот акт не оставил без возмездия. Между ним и гусаком началась кровопролитная война. Петя думал тепнрь лишь об одном: как бы нанести смертельное поражение противнику. Об этом же думал и гусак. Сойдясь в схватке, они не расходились, пока мы их не разнимали, окровавленных и полумёртвых почти от ран.
   Между тем куры и гусыня перестали нести яйца. Моим родителям это не понравилось. И однажды отец взял топор и отрубил Пете голову. При этом он сказал кому-то в назидание: "На чужую кровать рот не разевай". Я не понял, какую кровать отец имел в виду, но мне было несказанно жалко Петю. После его гибели я сполна оценил его незаурядность.
   Скоро у нас во дворе появился новый петух. Он занимался только курами и не обращал внимания на гусынь, благодаря чему мир был восстановлен. Но к новому петуху я был равнодушен и долго не мог забыть своего любимца Петю, трагически погибшего из-за любви.