Тайна Дедова Дивана

Деду Ивану снились удивительные сны. На утро он сладко потягивался, пряча улыбку в усы, цвета спелой-преспелой ржи, и отправлялся пить крепкий чай с сахарными сухариками.
Внучата окружали его, и, взявшись за руки, водили вокруг деда хоровод вприпрыжку:
- Деда, а деда, расскажи нам книжку!
- А вот садитесь-ка за стол, - говорил им он, - берите себе чай с сухариками, и слушайте. Рассказывал он им, конечно, сны.
Дети замирали.
На этот раз история была о мальчике по имени Матвей. «Мотя, Мотя, бегемотя», - звали его в школе, но он не обижался, наверное, потому, что совершенно ничем не напоминал бегемотика. Матвей читал «Трёх мушкетёров», носил шляпу с перьями и строил кораблики. Ещё он состоял в туристическом клубе «Рододендрон» и каждое лето ходил в походы. Его огромный белый пёс Ирис и два младших брата-близнеца в это время оставались дома, их не пускала мама. Жаль было расставаться, но что поделаешь: море и горы звали Матвея. Спать в палатке ему нравилось куда больше, чем на мягком диване…
На этом месте внуки деда Ивана переглянулись заговорщически. Дед сделал вид, что ничего не заметил, и продолжал:
- Этим летом поход ребят из клуба «Рододендрон» был на бухту Майскую, что расположена далеко-далеко на востоке. Идти туда предстояло долго, много испытаний ждало их на пути. Целых шесть дней шли рододендроновцы, а когда дошли, то сильно разочаровались.
- Что такое «разочаровались»? – спросила пятилетняя внучка деда Ивана -  Эля. На неё шикнули.
- Это значит, расстроились от того, что увидели не то, что ожидали, - пояснил дед.
- А что они увидели? - переспросила Эля, после чего старший брат Тимоша посадил её к себе на колени, прикрыв рот ладошкой.
- Они увидели, что на бухте Майской стоит туристический отряд ребят из другого города. Их клуб назывался «Роза ветров».
«Роза», - подумал тогда Мотя, - звучит совсем не по-туристически, и бухту нашу заняли… Отвлёк его от грустных мыслей руководитель Серёжа:
- Матвей, натяни тент над костром, - попросил он. «Просьбы» Сергея выполнялись неукоснительно. Мотя задумчиво смотрел на верёвки, прикидывая, к какому дереву и каким узлом их привязать, когда к нему подошла девочка Роза из «Розы ветров». Подошла, чтобы помочь. Вдвоём они лихо натянули тент, и с тех пор проводили всё свободное время вместе. Вместе купались каждое утро в холодной-холодной воде с масками и трубками. Вместе ловили рыбу с камней, брошенных в море каким-то великаном. Вместе дежурили на кухне, когда приходило время кому-то из них дежурить. Роза с лёгкостью помогала рододендроновцам, а Матвей никогда не отказывал в помощи «Розе ветров». Клубы вообще на второй день жизни в Майской перезнакомились и перемешались. Замечательно то, что в «Рододендроне» было больше мальчиков, а в «Розе ветров» девочек.
- Деда, ну скорее, - не выдержал на этот раз Тимоша, - в чём история-то?
- А история в том, - неспешно продолжал дед, - что через 20 дней пришла пора расставаться. «Рододендрон» отправился в свой город, а «Роза ветров» в свой. Тут-то Матвей и понял, что расставаться-то ему совсем не хочется. Более того, он понял, что расставаться совершенно невозможно, что он умрёт скорее, нежели отпустит эту девочку.
- Что, так в душу запала? - совсем по-взрослому спросил Тимоша.
- Да, - проговорил дед Иван, - полюбили друг друга дети, а было им каждому чуть меньше тринадцати лет. Столько примерно, сколько Татьяне Лариной, в романе Пушкина «Евгений Онегин», читали такой? Ребята отрицательно и торопливо покачали головами: не отвлекайся, мол, дед Иван.
- И чем дело кончилось, поженились и жили долго и счастливо? - в нетерпении спросил Тим: то ли ему, правда, интересно было, то ли историй таких он уже слышал добрую тысячу.
- Не тут-то было, - проворчал дед. – Города их находились в трёхстах километрах друг от друга, и мама Матвея не разрешала ему ехать к Розе до тех пор, пока он не получит паспорт, то есть не достигнет четырнадцати лет.
- Вот злюка, - шмыгнула Эля. Для неё 14 лет, также как и 300 километров было ох как далеко. – И что же они делали?
- Что, что, жили. Писали друг другу письма на листочках формата А4, запаковывали их в конверты с марками.
- Пф, - хмыкнул Тимоша, а сам подумал, какие несовременные сны снятся деду.
- Роза рассказывала Матвею, что она увлеклась разведением роз. «Несколько кустов мне принесли осенью, - писала она Матвею, - но паутинный клещ заразил мои растения, и зиму пережил только один кустик (я поливала его вытяжкой из чеснока и бордосской жидкостью). Ещё один мне удалось посадить самой, взяв ранней весной черенок от выжившей розы. Так у меня получилось два прекрасных куста, являющихся, на самом деле, одним и тем же…».
Мотя зачитал её письмо до дыр. Тем более, что было оно последним. С тех самых пор перестали приходить письма от Розы. Не стало их, совсем не стало.
Мотя стал походить на растение, которому не хватает света. Чахнуть стал мальчик. Мама вызвала ему врача, но тот только головой покачал.
И вот, в один прекрасный день, когда мама сказала Матвею, что задержится на работе допоздна, а потом ещё и в театр с подругой пойдёт, Матвей решил действовать.
Деньги на поездку к Розе и даже на подарок для неё он собирал давно, экономил на школьных обедах. Так что на автобус туда и обратно ему с лихвой хватало.  Маме, на случай, если вернётся раньше, он оставил пространную записку, содержание которой сводилось к тому, что терпеть ему уже нет мочи. Впрочем, он обещал вернуться к ночи.
Так или иначе, а рванул Матвей. Не в школу пошёл, а надел свою мушкетёрскую шляпу с перьями, и поехал к подруге. Адрес знал наизусть. Сколько раз он видел его на конвертах! Сколько раз проводил по нему пальцами. Можно сказать, знал адрес на ощупь.
Путешествие прошло без приключений. Вот он Розин город, вот он Розин дом. Вот только девочки нет в нём, одни лишь розы. Оранжерея городская располагалась по этому адресу. Ботанический сад.
Мотя к охраннику бросился, потом к научному сотруднику, но они и слыхом ни о какой девочке Розе не слыхивали.
- Почудилось тебе, - говорят. – Влюбился ты в розу, как маленький принц.  И подарили ему на прощанье горшочек с цветочком алым. С розочкой.  Прижал его мальчик к груди, да так и не расставался с ним до самой старости.
- Гляди! – сказала Эля, толкнув брата в плечо. – А у деда-то Ивана тоже на всех подоконниках розы алые. И в саду тоже.
- Любимые бабушкины цветы, - пробормотал Тим.
Ни Эля, ни братец её двоюродный не заметили, как ласково смотрели в этот момент друг на друга дедушка с бабушкой, как по щеке у бабушки нечаянно стекла слеза, да и у дедушки глаза заблестели.
Ребята уже в сад улетели, и стали обсуждать, куда же могла деться девочка Роза.
- Я думаю, в цветок превратилась, - сказала Эля.
- А я думаю, что дед не всё нам рассказал, - сказал Тим. – И вообще, почему деду снятся такие интересные сны?
- Всё дело в диване, - сказала Эля. – Я когда на его диване сплю, мне тоже интересные снятся.
- И мне.
Оба они – и Эля и Тим, как только дед уходил – в кузницу ли, в гараж, в магазин – тут же плюхались на его диван, кто вперёд успеет, и засыпали на нём, или делали вид, что засыпают. Потом рассказывали друг другу удивительные сны.  Даже собака Дора, и та любила на дедовом диване подремать. Была в этом диване какая-то тайна.
- Надо обязательно её раскрыть, - сказала Эля. Да так отчаянно сказала, разве что ножкой не топнула.
– Пойдём, Тимоша, посмотрим, может, у деда Ивана машинка какая в диване лежит, которая ему сны нашёптывает?
Брат и сестра сосредоточенно разложили и сложили диван, выдвинули из под него ящик для белья, и внимательнейшим образом его исследовали. Обнаружили внутри шесть банок сгущёнки – бабушкин с дедушкой стратегический запас. В их доме сгущённое молоко считалось самым главным лакомством. Утром, для Эли с Тимом бабушка варила кашу на нём, а вечером все любили полакомиться орешками с варёной сгущёнкой.
- Тим, а, Тим, может это молоко специальное – волшебное, дед его на ночь выпивает, и ему сказки снятся?  Давай съедим по полбанки вечером, посмотрим, что будет?
- Давай, - согласился Тим.
Остаток дня прошёл в ожиданиях вечера. Однако эксперимент не принёс результатов. В своих кроватях, после дедовой сгущёнки, ребята спали точно также как и обычно. Разве что попить воды ночью вскакивали. Пересладились оба.
Зато днём, когда деда с бабушкой ушли, а ребята легли на волшебном диване валетиком, им снова приснились сказки.
- Да что же это такое, - не на шутку бушевала Эля, - а может быть, там фея? Фея сновидений?
Тимоше понравилась мысль.
- Может. Но как же нам её извлечь?
- Феи, должно быть, любят что-то воздушное, что-то неземное…
- Зефир, - сказал Тимоша, - безе, «птичье молоко»…
Ребята пошарили по карманам, разбили копилку с мелочью, поклянчили у бабушки денег на конфеты, ни разу при этом не обманув, и  накупили в магазине воздушных сладостей для феи. Разложили всё это богатство возле дедова дивана, а сами на полу устроились, будто бы играть.
Сидят, для виду мячик мягкий друг другу катают по коврику, чтоб бабушка неладного не заподозрила. А бабушка нет-нет, да и зайдёт в комнату, всё удивляется: что это дети нынче такие тихие. Не задумали бы чего.
Вдруг: «Бах!». Под диваном сработала мышеловка.
- Ах! – в один голос вскрикнули Эля и Тим. Они совершенно забыли, что она там  всегда стоит.
- Фея!
- Вот дед паразит!
- Да не дед, а мы.
- Мы же её убили!
- Вдруг успеем спасти?
Мальчик и девочка ринулись под диван, только ноги их оттуда торчали. Вытащили мышеловку из под дивана.
- Фея? – удивлённо спросила Эля.
- По-моему, мышь серая, обыкновенная, - ответил Тим.
- Может быть, заколдованная фея? Давай её в банку, Тим?
Тим согласился.
- Тимофей – спаситель фей, - засмеялась Эля. Заколдованная фея, тем временем, перекочевала в двухлитровую банку, тут же закрытую пластмассовой крышкой с прорезанными дырками для воздуха. Тимоша в неё мальков ловил для кота бездомного. Положит такую банку в речку, крошек хлебных в неё накрошит, мальки заплывают хлебцем полакомиться, а выплыть уже не могут. Ловушка.
Вот и фея теперь – в ловушке. Но все же лучше ей там, чем в мышеловке.
- Сегодня, чур, она мне сны навевает, - сказала Эля.
- Нет, мне первому, - воспротивился Тим.
- Нет, мне, - настаивала Эля.
И брат с сестрой совсем чуть-чуть подрались, отбирая друг у друга банку с мышью.
Бабушка, слыша их крики, подумала: «Ну, слава Богу, пришли в себя дети, а то молчали всё утро, уж думала, не заболели ли?».
Тимофей, на правах старшего брата, всё же забрал фею себе. Поставил банку под кровать, предварительно покрошив в неё зефиру. Остатки сладостей дети съели в знак примирения.
Утром, ни свет, ни заря, Эля соскочила с кровати и в нетерпении нарезала круги вокруг двери в комнату Тима. Но разбудить не решалась – вдруг сон спугнёт, и фея на неё рассердится?
И вот, наконец, Тим проснулся.
- Ну как? – подскочила к нему сестрёнка.
- Никак, - буркнул Тим, – сны как сны, ничего особенного, я даже не запомнил.
- Эх… - вся радость нетерпения стекла с Элькиного лица… Она уселась на табуретку рядом с братом.
- Но ты не расстраивайся, Эль, - сказал Тим, - вдруг тебе больше повезёт и тебе нашлёт сновидений фея?
Элька нерешительно улыбнулась.
- Давай оладьи есть, Тим? Видишь, бабушка какие приготовила, вкусные…
- А потом на речку пойдем.
- Пойдём!
Важные ребячьи дела до отказа наполнили день Эли и Тима. Они помогали бабушке собирать сливы, потом вместе с дедом чинили телевизор, потом с целой ватагой ребят купались на речке, потом играли в войнушку, и вот уже снова – вечер.
Элю даже не пришлось уговаривать идти в баньку. Едва-едва стукнуло девять, как она уже вымытая, причёсанная, в мягкой пижамке, лежала у себя в кровати, обнимая плюшевого медведя.
- Просто чудо, а не Эля, - всплеснула руками бабушка, а сама незаметно потрогала внучке голову. – Умаялась, видно, за день.
Не могла же знать бабушка, что под кроватью у Эли сидит фея и доедает «птичье молоко».
Стемнело за окном. Девочка уснула. Но не приснилось ей этой ночью ровным счётом ни-че-го. Ни единого соника.
Утром хмурая Эля сказала Тимофею: «Выпустить надо эту мышь – никакая она не фея».
- Давай выпустим её подальше, за речку, чтоб не вернулась, а сами на дедовом диване заснём. И если приснится удивительный сон, то дело точно не в фее. По крайней мере, не в этой.
- Правильно, - согласилась Эля, только дед же не пускает на своём диване спать?
- А у меня велосипед поломался, он починить обещал. Так что, как только я уйду ему помогать, ты быстро-быстро притворяйся уставшей, и иди нашу идею проверять, хорошо?
- Хорошо.
На том и порешили. Но и без феи, превращённой в мышь, Эле приснилась сказка.
- Ишь…, - проговорил Тим, повторяя интонацию деда. – Значит, в диване дело. Но что в нём такое?
- Давай его вскроем?
- Как это вскроем?
- Ну, ты же сам говорил, что, возможно, в нём спрятан «транслятор сновидений» - эдакая машинка.
- Молодчинка! Бери ножницы, режь обшивку.
- Запросто!
Так дети вскрыли диван. Взрезали и ткань, и поролон, добрались до самых до пружин.
- Бежим…, - проговорил вдруг Тим, но вопреки своим словам остался стоять на месте. На лице его, покрытом испариной, всё ещё читался задор первооткрывателя, но появилось на нём и ещё что-то. Нож жёг руку так, как может жечь только орудие преступления. В воздухе облаками летала пыль. Под ногами скопились обрывки обивки и маленькие кусочки изрезанного в крошку поролона.
Эля выглядела ничуть не лучше.
А на пороге стоял дед.
- Тааак, - произнёс он тоном, не обещавшим ничего хорошего. Он даже как будто потянулся за ремнём, который висел на дверце шкафа.
- Ой, - сказала Эля, -  ремнём её ещё не били, хотя, бывало, припугивали.
- Деда, а, деда, ну мы же транслятор сновидений в твоём диване искали.
Одна косматая дедова бровь полезла вверх. Эля посчитала это добрым знаком и продолжала.
 – Ну ты же нам всегда рассказываешь свои сны, и на диване своём спать не позволяешь, значит, у тебя там «транслятор сновидений», правда, Тим?
Тим поспешно кивнул, и Эля продолжила свой рассказ.
- Сначала мы думали, что у тебя волшебное сновидческое зелье, и съели сгущёнку из под дивана. Потом решили, что у тебя там фея сновидений, но её заколдовали, и она превратилась в мышь. Мы мышку эту поймали, и с ней спали. Ну, то есть она спала в банке – под кроватью. А теперь мы решили, что у тебя там машина.
Тим, молчавший всё время, внимательно наблюдал за тем, как меняется лицо деда Ивана по мере того, как Эля говорила. Это трудно описать словами! Сначала у деда Ивана поднялась одна бровь, потом вторая, потом в глазах заплясали чёртики, потом стали подрагивать усы, и даже нос чуть-чуть сморщился. А уж какое напряжение возникло в мышцах, которым положено отвечать за улыбку… Только усы и спасали деда. Ему даже выйти из комнаты пришлось ненадолго, чтоб с мышцами улыбки справиться.
Ни Тиму, ни Эле уже совсем не было страшно. Диван только жалко – как же на нём теперь спать?
За диван дед Иван, конечно, внукам всыпал.
- Никакой, -  говорит, - машинки у меня в нём нет, а сны, которые я вам рассказываю, часто и не сны вовсе, а истории из жизни. Я сколько лет на свете прожил? Поди, раз в 15 больше, чем вы.
- А про Розу, которая в цветок превратилась, - спросила Эля, всё ещё не веря.
- Да вот же она – моя роза, - дед крепко обнял бабушку. Это я вам свою первую встречу с ней описывал. Ну, приврал, конечно, малость, для интересу.
Эля с Тимом удивлённо переглянулись.
- Погоди, погоди, дед, а ведь мы с Элей тоже на твоём диване спали, и нам тоже снились удивительные сны.
Глаза деда снова стали хитрющими.
- А это, милые мои, от того, думаю, что запретный плод – сладок. Я же вас гонял со своего дивана? Гонял. Поэтому вам и хотелось на нём поваляться пуще прежнего. И когда вам удавалось прикорнуть на диванчике, вы сами себе сны снили, получше фей всяких. Правильно я говорю, Тимофей?
- Правильно.
- То-то же, - сказал дед уже совсем весело.
- А ещё, может быть, потому вам тут спать нравится, что мне и самому нравится. Я сплю сладко, и вам та сладость передаётся. Без участия сладкого молока.
- Ох, и наспал же ты тут, дедушка, столько сказок наспал, - подвела итог Эля. Засмеялись и дед, и бабушка, и Тимоша.
А диван дедов они потом все вместе отремонтировали. Эля собственноручно зашивала обивку. Почти аккуратно вышло.




(23.08.12 - 09.09.12)