Старый хрен

(Это не ругательство. Это растение. Если кто не знает, это такое упрямое растение, которое практически невозможно истребить, так глубоко в землю уходят его многочисленные и чрезвычайно крепкие корни...)
 
- Если человек поц, это вовсе не обязательно еврей. Это может быть человек любой национальности, - говаривал старый Зяма, читая письмо от непутевого сына, вечного студента. В нем содержались пожелания здоровья родителям и очередная просьба о субсидии.
- Почему это наш сын вдруг и не еврей?! - сварливо начинала день Хая.
- Я что, говорил о нем? Я о почтальоне, который носит такие письма...
 
- Вы очень злой и мстительный человек, дедушка. Столько лет после войны, а не можете простить соседям за отказ помочь вашему брату, когда тот бежал из гетто!
- Будь я мстительным, по меньшей мере у половины детей в округе были черные, кудрявые волосы и мой благородный нос.
А так - только у четверти. Вот был бы жив мой брат, которому соседи отказались помочь, когда он бежал из гетто...
 
 Дед иногда любил показать, что не отстает от жизни и знает  всякие современные слова.
...Раннее утро и на редкость теплая для начала апреля погода. Старики сидят на лавочке под старыми липами, греются на весеннем солнышке и ждут за повод для поговорить, наблюдая за спешащими по делам соседями.
Девушка Галя, возраста "активного полового созревания" и желанием неизведанного опаздывает в школу, сверкая полными и жадными ляжками открытыми донельзя укороченной юбкой. Развитые груди совсем не по-детски рвутся из-под белого фартука на свободу и заявляют о своей упругости и совершенно других, нежели учеба интересах ее хозяйки.
- Агрегат акселерации! - выносит вердикт Зяма.
Хая смотрит на мужа с уважением - надо же...
 
Старый Зяма приехал с фронта без ноги, зато с женой, чем вовсе не обрадовал многочисленных местных вдов и просто обездоленных жизнью и войной молодаек.
- На весь конец поселка один мужик и тот женат. Бя-да! А что на костылях и по хозяйству не герой, так это не дефект.
С хозяйством бабы готовы разобраться сами, надо - и в борону впрягались за отсутствием лошадей.
Но постепенно все как-то устаканилось.
Зяму, не посмотрев на отсутствие ноги, взяли работать почтальоном и костыли ему нисколько не мешали.
Местное начальство, видимо, понимало что нога в послевоенной деревне далеко не самое главное звено демографической политики.
И не прогадало. К тому же подписка на газеты и журналы на удивление резко пошла в гору, даже уговаривать не приходилось.

 Только тетя Хая порой впадала в некоторое раздумье, наблюдая как то одну, то другую соседку увозят в больницу.
- А чему ты удивляешься? - меланхолично спрашивал Зяма. - Чай, в двадцатом веке живем, цивилизация. Да и власти запретили как раньше, на дому рожать...