Сон в летнюю ночь, 4-2

АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Афины. Комната в доме Квинса.

(Входят Квинс, Флют, Снаут и Старвелинг.)

КВИНС:
В дом Боттома кого-нибудь послали? Вернулся ль он домой?

СТАРВЕЛИНГ:
О нём – ни слуху и ни духу. Сомнений нет – он сгинул.

ФЛЮТ:
А коли он не явится – пропала наша пьеса.  Как без него играть?

КВИНС:
Да. Это невозможно. В Афинах нет такого человека, который бы Пирама смог сыграть.

ФЛЮТ:
Умнее кустаря в Афинах не найти.

КВИНС:
Любовник истинный и голосом и видом.

ФЛЮТ:
Должны сказать вы «образцовый», простит нас бог, что отнести к любовнику нельзя.

(Входит Снаг.)

СНАГ:
Сам герцог возвращается из храма. Там обвенчали дам и нескольких господ. И если наша пьеса состоится – гулянка обеспечена для нас.



ФЛЮТ:
О, Боттом, наш крикун и забияка! Ужели ты откажешься от счастья иметь на каждый день монетку? Мзду государя за игру Пирама в пьесе. Готов на рею я, коль герцог не расщедрится, увидев пьесу.

(Входит Боттом.)

БОТТОМ:
И где же сотоварищи мои? Мои коллеги по театру?

КВИНС:
О, Боттом! О, великий день и час блаженства!

БОТТОМ:
Я, братцы, переполнен чудесами, как афинянин истинный, пока что помолчу. Подробно с вами поделюсь, когда момент настанет.

КВИНС:
Мы слушаем тебя, наш славный Боттом.

БОТТОМ:
Сейчас ни слова обо мне. Уже откушал государь и нам пора быть наготове. В костюмы облачайтесь поскорее, вяжите бороды и ленты к башмакам. Момент настал собраться во дворце, где до спектакля каждый роль свою прогонит: ведь пьеса вызовет особый интерес. Пусть Тизби облачится в свежую рубаху, а льву не подобает с грязными когтями выходить на сцену. Прошу, любезные актёры, не баловать ни чесноком ни луком, чтоб публика от нас не отвернулась. Тогда--то и комедия успехом завершится. Я всё сказал! Пора нам отправляться!

(Уходят.)