Раундэбаут

Лес и деревню разделяла речка, быстрая и холодная даже в июльскую жару. Вдоль ближнего берега много лет назад были поставлены мостки, с которых старухи стирали белье, а приехавшие на лето мальчишки дергали на леску без поплавка мелких пескариков и с воплями прыгали в ледяную воду.
Клим любил стоять на мостках вечером, когда все затихало, курить, вдыхать запах чистой воды и подсыхающей травы и смотреть на черную еловую стену, отороченную снизу зеленой каймой густого подлеска.
Лес был загадкой, иным миром, существующим отдельно от людей на этом берегу. Деревенские туда почти не ходили, разве только в середине лета, собирать обильно растущую на опушке землянику, но в чащу все равно не углублялись.  Рассказывали о волках и даже медведях, а понизив голос – о всякой нечисти, поджидавшей неосторожных грибников и заигравшихся ребятишек. Нечисть эту слышали и даже видели многие. Ничего конкретного, так, серая тень, мелькнувшая между деревьев, громкий хруст сломанной ветки, зеленая беззвучная зарница, но воображение легко дорисовывало  детали. А еще, якобы, иногда из глубины леса раздавался еле слышный звук, напоминающий  одиночный удар колокола. Заброшенная проклятая церковь, естественно.
Климу эти истории нравились, несмотря на их наивную додуманность и некоторое однообразие. Он даже играл с мыслью как-нибудь выпросить у Степана Евсеевича - хозяина дома, в котором жил, старенькую берданку, собрать в рюкзак перекус, фонарь, одеяло и выбраться в лес с ночевкой. Найти небольшую полянку, соорудить там костерок и просидеть до рассвета, прислушиваясь к звукам леса и наблюдая, как яркие искры поднимаются по темной трубе  окружающих его деревьев прямо в ночное небо, где превращаются в звезды.
Это было бы Приключение, а Климу за два месяца его пребывания в Шорино до чертиков наскучила  унылая размеренность сельской жизни. Нет, были книжки, музыка, висела над головой недописанная повесть про виртуальную девушку, убивавшую своих сетевых кавалеров. Занятий хватало, да. Но События, экшена, драйва – не было.
Решено! Надо будет подготовиться, купить в автолавке чекушку и банку маринованных огурцов и по душам поговорить со Степаном.
Клим последний раз затянулся, задумчиво посмотрел на окурок (бросить в воду или взять с собой?) и вдруг боковым зрением заметил движение. Поднял глаза – на том берегу, прямо напротив него, стояла девушка лет двадцати - двадцати трех, в длинном платье серого цвета и в высоких ботинках со шнуровкой. В руках у девушки была большая корзинка, прикрытая белой тканью.
Клим даже вздрогнул от неожиданности – он был готов поклясться, что секунду назад там никого не было. Увидев, что ее заметили, девушка кивнула и сказала:
- Добрый вечер.
- Добрый вечер, - ответил Клим и выжидающе замолчал. Всех местных он хорошо знал, девица была не из деревни, это точно. Тогда откуда? До ближайшего города верст семьдесят, и дорога проходила по эту сторону реки. Если бы кто-нибудь сегодня приехал в деревню, Клим непременно был бы в курсе. Прошла через лес? Ерунда! Лес тянулся на сотню верст, был старым, с буреломами и густым подлеском, для пешеходных прогулок совсем негодным. Оставался единственный вариант: незнакомка - из городских грибников. Бросила машину, не въезжая в деревню, перебралась на тот берег и пошла вдоль опушки. Тогда и с корзиной все понятно. Вот только как она ухитрилась подобраться так незаметно?
- Скажите, где тут съезд с дороги? – спросила девушка.
- Съезд? В смысле, мост? Моста нет, - покачал головой Клим. – Вон там есть брод. По колено. Но вода  холодная. – Он с сомнением посмотрел на девушку. – Очень!
- Ой, брод…А вы мне не поможете? – выразительный взгляд на Кима.
- Да, конечно, что надо сделать? – сперва не понял он. Потом дошло. Она хотела, чтобы он перетащил ее на руках. Ничего себе, рисковая девчонка. Мало ли, кто он такой? Кругом-то - глушь!
Ким представил себе, как бредет в ледяной воде, нащупывая босыми ногами камни, да еще с грузом. Почему-то не проняло. Наоборот, картина показалась очень привлекательной. Одиночеством он здесь уже изрядно наскучил, с местными невестящимися барышнями завязывать романы было боязно, так что возможность прикоснуться к молодому женскому телу показалось ему замечательной штукой. Пусть даже и без дальнейшего развития сюжета. Потом домыслит! Три курса литинститута, как-никак.
- Хорошо! – энергично кивнул он, словно Шурик из «Операции Ы». – Пойдемте, тут недалеко.
Прошел вдоль берега, снял резиновые сабо, чтобы не скользили в воде, резко выдохнул и зашел в речку. Вода была холодной, но терпимой. Или предстоящее приключение отодвигало холод на второй план, черт его знает? Задумываться не хотелось, хотелось действовать.
Пока он перебирался, девушка уже подошла к броду и протягивала Климу корзинку. Он машинально взял ее, удивился тяжести и подумал, что девушку придется переносить отдельно от ее багажа.
- Вы не могли бы передать его кому-нибудь? Какой-нибудь семье без детей или в приют? А то мне тяжело одной. Там, где я живу, ребенка не вырастишь.
- Ребенка? – Клим сорвал с корзины белую тряпку и остолбенел: прямо на него смотрел   симпатичный щекастый малыш месяцев трех отроду. Смотрел и энергично причмокивал странной соской, сделанной из завязанной узелком тряпочки!
- Эй, какого хрена? – он с трудом оторвался от ребенка и поднял глаза на девушку.
Поздно! Ловкая девица уже исчезла. Так же стремительно, как и появилась. Только подлесок зашуршал.
Клим поставил корзинку, бросился за девушкой, немедленно напоролся голой пяткой на острый сучок и заорал от боли. Босиком бежать по лесу было невозможно, а сабо остались на том берегу.
Словно в ответ на его крик, малыш захныкал. Ким коротко выругался и, прихрамывая, побрел к корзинке. Точно, соска  выпала и валяется на пеленке, а ребенок покраснел и скуксился. Клим  присел на корточки, осторожно вернул потерю на место и вымученно улыбнулся:
- Да, брат, попали мы с тобой. И еще не известно, кто круче!
Из случившегося следовало два вывода, один другого печальнее:
Во-первых, Клим прославился. Навсегда. Пройдут года, сменятся поколенья, но рассказ о городском госте, притащившем ребенка в подоле, переживет всех и, как старое вино, будет со временем только забористей и крепче. 
Во-вторых, подкидыша придется куда-то девать. Никаких семей, достаточно молодых и, при этом, хоть минимально трезвых, в деревне не водилось. Да и жили бедновато, лишний рот никому не нужен. Значит, везти в город. А на чём? Оказия когда подвернется, чёрт её знает? И где его до этого держать? И чем кормить? А пеленки, или, эти, памперсы?
Клим схватился за голову и застонал:
- Вот, дрянь! Кукушка, блин! Стрелять за такое надо! Или, сажать, хотя бы.
Внезапно его осенило:
- Сажать? Точно! Щас!
Он вытащил мобильник и набрал 112. Дело, однако, оказалось не таким простым. Чем дольше он продирался от одного продиктованного ему номера к другому, тем больше ему попадалось людей грубых, недоверчивых или, что особо доставало, обладавших дебильным чувством юмора. Клима чуть не довела до истерики какая-то идиотка из городского МЧС, которая сходу стала называть его папашей!
Боже мой! Сколько кругом кретинов! Когда он, наконец, вышел на отделение полиции в райцентре, сил у него почти не оставалось. Как не странно, дежурный полицейский оказался не так плох. Дельно все выспросил и пообещал прислать за ребенком дознавателя. Завтра, с утра.
- Как, с утра? – заорал Клим в трубку. – А что я с ним сегодня делать буду?
Но полицейский уже дал отбой. Попытки дозвониться в участок еще раз ничего не дали. Телефон то был занят, то не отвечал. Может, у них стоял определитель?
Парень в корзинке, до этого внимательно наблюдавший за неравной битвой Клима и гидры бюрократии, вдруг заскучал, выплюнул соску и заплакал. Наверное, захотел есть.
Клим вздохнул, взялся за плетеную ручку, крякнул, вставая, и пошел в деревню.
Все оказалось не так ужасно. Нет, в первый момент, когда он с каменным лицом прошел мимо задохнувшихся от восторга бабушек на завалинке, Клим сам себе напомнил нового шерифа, въезжающего в городок у мексиканской границы, чтобы заменить свежезастреленного коллегу.
Но потом одна из теток, не выдержав напряжения момента, спросила дрожащим фальцетом:
- Хто это у тя, Клима?
Он ответил. И дело сразу пошло на лад.
Конечно, чертовы бабки еще свое возьмут. И, естественно, праздник всей, хоть немного трезвой, части деревни в этот вечер гарантирован. Но что Климу до сплетен? Пусть трендят что хотят, он все равно через месяц уедет.
Зато у бабок водились внуки и отсутствовавший у Клима навык обращения с подкинутыми детьми. У одной из старушек даже осталась от гостивших родственников пачка памперсов богатырского размера и полбанки молочной смеси, на которой она варила себе кашу.
Короче, через час, под оглушающее воркование публики, ребенок был помыт, переодет и накормлен. Климу даже не пришлось тащить корзинку к себе домой – заботу о подкидыше взял на себя срочно образованный в деревне родительский комитет.
Клим вернулся домой, отметил, что Степан Евсеевич, у которого он снимал комнату, по обыкновению, надрался и оживленно спорит с Путиным из телевизора, и пошел спать.
Всю ночь Климу снились женщины с детьми, милиция, бабки, а он убегал от них, убегал…
Разбудил его рано утром Степан:
- Клима, твоютоть, да проснись ты! За тобой менты приехали! Иди, вона, ждут они! Ты, паря, чё натворил-то, слышь?
Клим сел на кровати, потер ладонями лицо, потом резко встал и, не говоря ни слова, пошел во двор. Там уже стоял полицейский Патриот с водителем в кабине. На переднем бампере машины примостился грузный лейтенант предпенсионного возраста. За забором гудела толпа заинтересованных зрителей. Как только Клим появился на сцене, все разговоры мгновенно стихли, и стал слышен негромкий треск разгрызаемых семечек.
- Ну, что, пойдем в дом, расскажешь? – спросил полицейский.
- Пойдем, - согласился Клим.
От лейтенанта сильно несло перегаром, но мужик он оказался дельный. Выслушал рассказ, пару раз, как бы невзначай, спросил, не Клим ли отец подкидыша, потом убедился, что признаний не будет, и выдал бланк объяснения.
Под диктовку полицейского Клим написал, что «получил корзинку с ребенком от неустановленного лица женского пола, впоследствии скрывшегося» и что «исправлений и дополнений ко всему вышенаписанному не имеет», а потом с облегчением расписался.
Лейтенант убрал листок в папку и, уже выходя из комнаты, в дверях, обернулся и подмигнул:
- Точно, не ты? Малец-то похож!
- В этом возрасте все похожи, - холодно ответил Клим, и полиция отбыла.
Прошел месяц, и наступил август. Похолодало, вечерами над речкой заклубился туман, превращая в сумерках лес на том берегу в Великую Китайскую Стену, полускрытую облаками.
Клим по прежнему ходил вечером на мостки выкурить сигарету. Была еще одна мысль: а вдруг объявится мама малыша? Хотя, вряд ли. Девушка, вероятно, была уже далеко.
Сразу после того, как он сдал ребенка лейтенанту, Клим попытался расспросить деревенских, нет ли какого поселка в лесу, не встречал ли кто чужих людей? Мало ли, а вдруг там обосновалась колония хиппи? Девушка в сером платье до пят и высоких шнурованных ботинках здорово на них смахивала.
Но жестокие селяне на его расспросы реагировали неизменно-гнусными ухмылками. Общество определилось: к Климу приезжала его городская краля и подкинула сына. Мол, сам строгал, сам и корми! У них, у городских-то, это завсегда так!
Клим побился-побился и плюнул.
Что оставалось? Только ходить вечерами на берег и курить.
Но, однажды…
Сначала ему показалось, что это просто плотный клок тумана, но потом поднявшийся ветер очистил берег, и из белой мути появилась знакомая фигура. В том же платье и ботинках, девушка сидела на траве, обхватив колени, и смотрела на Клима.
Стараясь не выпускать ее из вида, он поспешил к броду, пересек реку и, запыхавшись, подбежал к наглой кукушке.
- Послушайте, девушка! – Клима просто распирало от возмущения. – Вы понимаете, что…
- Сядь, пожалуйста, - не глядя на него, ответила она. Голос у нее был какой-то совсем спокойный, словно ничего необычного между ними до этого не случилось.
- Я не буду садиться! – полез в бутылку Клим и… почему-то сел. И замолчал. То есть, сказать-то ему было чего. Но он вдруг решил подождать, пока она заговорит первой.
А она, вместо этого, положила ему голову на плечо, а потом – провела ладонью по внутренней стороне бедра. Его бедра. Ладонь у нее была теплая, даже сквозь джинсы. И ему вдруг ужасно захотелось проверить, везде ли она такая же теплая, как ее ладони.
И разговор пришлось немного отложить.
А когда Клим снова смог говорить, вопросов у него прибавилось.
- Так это не твой ребенок? – ошарашенно спросил он, глядя на расплывающееся темное пятно крови на ее платье.
- Мой…
- Откуда у тебя может быть ребенок, когда ты в первый раз? Нечего мне лапшу на уши вешать!
- Лапшу на уши? – девушка заинтересованно оглядела его лицо. – Это как?
- Слушай, кончай дуру валять, а? – возмущенно ответил он. – Еще скажи, что не знаешь такого выражения? Дай, угадаю? Ты – из параллельных миров, ага?
- Из перпендикулярных, - улыбнулась девушка.
- Что, «из перпендикулярных»? – не понял он. – А, миры перпендикулярные? Понятно! Поперек всего, нонконформизм, долой прогнившее общество, да?
- Да нет, просто есть один мир, а поперек него – другой. Что тут непонятного? - удивилась девушка.
- Ладно, поперек - так поперек, - не стал спорить Клим. – Ты скажи, как ты здесь оказалась? Вы в лесу живете, типа хиппи, да?
- В лесу? – девушка удивилась. – Зачем там жить?  Я раундэбаут проходила, съезд перепутала, и вышла уже с малышом. Прикинь, какой сюрприз? Теперь надо, чтобы все сошлось. Иначе меня дальше не пустят.
- Раундэбаут, это что за зверь? – не понял Клим.
- Это там, - девушка кивнула в сторону леса. - Ну, знаешь, когда пути пересекаются, а между ними такие круги, чтобы с одного на другой переходить?
- А, развязка? – догадался Клим.
- Развязка? – удивилась девушка. – Нет, развязка потом будет. Через год. Если все сложится.
Вдруг в воздухе раздался еле-слышный звон, словно где-то далеко ударил колокол, а между деревьев заиграли зеленые блики.
Девушка вздрогнула:
- Зеленый!  Ой, да что ж я? Мне же на круг пора! Я же не успею!
Она вскочила и, не оборачиваясь, торопливо зашагала к лесу.
- Постой, ты куда? – Клим вскочил и запрыгал на месте, пытаясь натянуть узкие джинсы.
- Говорю же, на круг. Рожу тебе малыша, чтобы связь замкнуть, и дальше пойду.
- Блин, да подожди ты, я даже не знаю, как тебя… Мы еще увидимся?
- Наполовину, - крикнула она уже совсем близко от темной стены леса.
- Это как, «на половину»? – еще одна штанина, и он сможет побежать за ней!
- Ты меня –  нет, а я тебя – да, - девушка обернулась, и ее лицо вспыхнуло белым пятном на темном фоне.
- Да почему, черт возьми?
- Потому, что мы месяц назад встретились. А назад идти нельзя, тут движение одностороннее. Только по кругу вернуться можно. Вот я и вернусь к тебе, мы с малышом вернемся! Извини, милый, я, правда, тороплюсь.
И вдруг она засмеялась, громко и звонко.
- Да что смешного-то? – Клим налетел на ее смех, как на невидимую преграду, и остановился.
- Прости, вспомнила, - донеслось из темноты. – Нет, правда, видал бы ты себя со стороны, когда  заглянул в корзинку!
….
Лес мешал Климу, как мог. Цеплялся сучьями за рюкзак, рвал ветровку, пытался смахнуть с плеча ружье.  Но за сотни лет лес расслабился, потерял форму, привык, что ему помогает дурная слава и страшные сказки. А Клим не боялся сказок. Он знал: что бы ни пряталось в глубине, между деревьями, это будет в сто раз чуднее Избушки на Курьих Ножках.
Но, как ни странно, находка смахивала на избушку. Даже бревна присутствовали, очевидно, для маскировки. Похоже, тот, кто строил съезд, был в курсе местного фольклора. Только вместо двери в бревенчатой стене светилась узкая арка, наполненная слегка фосфоресцирующим туманом. Арка манила войти, но он ждал на пороге, сам не зная чего. И когда в тумане вспыхнула ослепительно-зеленая молния, а где-то вверху раздался удар колокола, Клим на секунду замешкался, вспоминая: «ты меня – нет, а я тебя – да». Потом сказал:
- Видно будет!
И сделал шаг вперед.