Ленинградцы

    1
Полюбила я Ленинград ещё в детстве: однажды побывав, привязалась к лучшему из городов всем сердцем. Твёрдо решила: после школы продолжу учиться в этом прекрасном городе на Неве.
И вот отшумел выпускной бал. Впереди ждёт горячая пора вступительных экзаменов. Но это впереди. А пока что меня, дерзкую и самоуверенную, с маленьким клетчатым чемоданчиком и с огромным багажом надежд несёт по длинному перрону  поток  пассажиров, прибывших на поезде в северную столицу.
Город моей мечты распахнул объятия, представ во всём блеске. Восторг охватил меня: я ощутила себя птицей, вырвавшейся из клетки, и, не чувствуя усталости, долго гуляла по Невскому проспекту, рассматривая фасады старинных зданий; бродила вокруг Эрмитажа, восхищаясь гигантскими фигурами каменных атлантов, на чьих жилистых руках, казалось, держалось низкое северное небо.
Уже вечерело, когда, оторвав взгляд от спокойной и величавой Невы, усеянной множеством судов, я достала из кармана помятый тетрадный листок с адресом, который перед отъездом дала мне родственница…

Хотя было достаточно поздно, чужие люди с радушием приняли нежданную гостью. Хозяйка, прочитав записку, провела меня в гостиную и предложила сесть на пухлом диванчике. Сама с мужем расположились в креслах напротив. Я рассказала о себе, несколько слов сказала о родителях и о родственнице, посоветовавшей остановиться у них. Пока говорила, успела хорошо рассмотреть каждого из супругов.
Андрей Максимович, несмотря на свои пятьдесят, показался мне весьма привлекательным: он был статным, с правильными чертами лица и выразительными карими глазами. Он говорил гладко, словно пел, при этом изящно поводил руками, как будто дирижировал.
Надежда Тарасовна, напротив, была тихой, немногословной, речь её была даже для меня, юной провинциалки, слишком простой, а сама она с первого взгляда вызывала жалость своей некрасивостью. Худая и бледная, с измождённым лицом и тусклыми волосами она выглядела намного старше мужа. «Ну и Баба Яга», – опрометчиво подумала я и вдруг встретила проницательный взгляд хозяйки. Краска хлынула мне в лицо, когда я взглянула в эти глаза – яркие, как майская листва, добрые и очень грустные. Надежда Тарасовна смиренно улыбнулась, словно угадав мои мысли, и попросила мужа показать мне «мою» комнату; сама же отправилась набирать стол. Я к этому времени уже так проголодалась, что готова была заплясать, когда она позвала.
Войдя на кухню, глава семьи в весёлом расположении потёр руки:
– Еда без музыки гораздо лучше, чем музыка без еды! – и галантно пригласил: – Извольте, барышня, к нашему дружному столу.
Уговаривать меня было излишним: словно кто подтолкнул, я тут же уселась за столом и подтащила тарелку с картошкой и парой поджаристых котлет.
– Кушай, кушай на здоровьице, тебе сейчас силы нужны, – подбодрила Надежда Тарасовна.
Её муж потянулся за хрустальным графинчиком, рассыпающим по столу розовые блики.
– По случаю состоявшегося знакомства не грех и вина пригубить. Как ты, Надюша, не возражаешь? – ласково и степенно спросил он жену.
Получив же одобрение, наполнил фужеры и, встав, значительно произнёс:
– Ну-с, за будущую студентку!
Вино было чудесным. Щёки у меня загорелись, по лицу запорхала улыбка, и, почувствовав себя как дома, я налегла на угощение.
Андрей Максимович ел размеренно и деловито. Рассказывая о достопримечательностях города, настоятельно рекомендовал их посетить. Я согласно кивала головой, думая: «Чтобы всё это увидеть, понадобятся годы». Отужинав и поблагодарив жену, он пожелал нам спокойной ночи и, извинившись, ушёл в спальню.
Мы же с хозяйкой перебрались в гостиную. Я подошла к окну, за которым через дорогу начинался парк, обнесённый высокой кованой оградой. Вдоль неё фиолетовыми облаками раздувались кусты сирени, а за ними высились молочно-белые стволы берёз, окутанные туманом молодой зелени, и теснились развесистые темностволые тополя.
Уже не шумели машины, умолкли голоса, и в наступившей тишине я вдруг уловила трель: журча и переливаясь, она струилась, словно ручеёк по камушкам, то замирая, то возобновляясь. Но неожиданно оборвалась…
– Лето только в разгар вошло, а соловей уж голос свой свёртывает. Вот в мае у нас тут соловьиный рай, – услышала я тихий голос за спиной и, повернувшись, улыбнулась:
– Вы так необычно говорите, не как ленинградка.
–Да, – улыбнулась в ответ собеседница, – как моя бабушка.
Я уселась рядом с ней на диване, и мы долго ещё говорили о разных пустяках. Позёвывая, я перелистывала предложенный мне семейный альбом. На одной из фотографий моё внимание привлёк симпатичный парень в форме морского офицера – белоснежном кителе с золотыми погонами.
– Это наш сын, Митенька, капитан третьего ранга, – не без гордости сказала Надежда Тарасовна.
– У вас только один сын? – спросила я, заметив, что молодой офицер нисколько не похож ни на красавца-отца, ни, слава Богу, на мать.
– Один. Так получилось, – кротко ответила собеседница.
Я перевернула несколько листов, и невольно задержалась ещё на одной фотографии. Девушка, запечатлённая на ней, была чудо как хороша.
– А это кто? – не смогла скрыть я любопытства.
– Я... – застенчиво улыбнулась Надежда Тарасовна. – Мне здесь семнадцать лет, – и, заметив моё замешательство, грустно вздохнула.
Я почувствовала себя неловко. Захотелось сказать что-то доброе, похвальное, что могло бы вернуть улыбку на лицо бедной женщины:
– Мой отец как-то сказал мне, что красота не в одежде, фигуре или причёске. Она – в блеске глаз. У вас такие красивые глаза, редкого цвета. И они совсем не изменились.
Надежда Тарасовна чуть повеселела.
– Да, Андрей сравнивает их с тамариском – есть такой вечнозелёный кустарник. А бабушка моя всегда говорила, что глаза у меня как лес, промытый дождём.
– А как вы познакомились? – спросила я, видя, что разговоры о муже радуют собеседницу.
И действительно, лицо её засветилось, и вся она распрямилась и оживилась:
– С Андреем? Так это длинная история, но если интересно...
– Конечно, интересно! – поспешно уверила я и даже отложила альбом в сторону, хотя, признаться, не горела желанием слушать скучные, как я предполагала, воспоминания.
Однако то, что я услышала, потрясло меня и так глубоко врезалось в память, что и спустя многие годы я могу почти дословно передать то, что тогда услышала.
2
Жили в деревне две подруги: Света и Надя. Характеры имели разные: Света – горячая, нетерпеливая, как говорится, с огня рвёт, никто с ней не сладит, к тому же своенравная и дерзкая, чтоб всё было, как она хочет. Надя же, напротив, молчаливая и уступчивая. Зато уж если заговорит или запоёт – голосок чистый и звонкий, как хрусталёк. Но, несмотря на такую разность, девочки с самого детства были не-разлей-вода: вместе в игрушки играли, вместе в школу пошли и закончили семилетку. Обе красавицами выросли, каких поискать. Многие парни по ним вздыхали, только никому не удавалось подобрать ключики к девичьим сердцам.
В то лето приехал в деревню студенческий стройотряд из Ленинграда. На вечеринках в клубе тесно стало: не только свои, но даже из соседних селений девчата ринулись женихов высматривать. А кавалеры один другого лучше, самый же завидный Андрей: высокий, чернявый, красавец-парень с живыми карими глазами; да вдобавок отменный танцор и музыкант.
Как-то вечером примчалась Светлана к подруге:
– Ох, там такие песни зажаривают, пластиночки крутят, а ты сидишь, как кукушка в избушке! Пошли быстрей! – и потащила Надю из дома.
Да вскоре и пожалела о том: как увидела Света Андрея, так и запала на него, залюбила. А он Надю сразу заприметил: «Ух, какая! Наверное, от женихов отбоя нет». И точно: пока шёл на танец приглашать, увели девушку. Закружилось лазоревое ситцевое платьице в вальсе, заколыхались потоки медных волос, засияла на лице улыбка. Но встретились их взгляды, и что-то невидимое связало навеки. Наверное, это и есть любовь, когда две души в объятиях замирают.
Света, недолго думая, сама пригласила Андрея. Он и сказать ничего не успел, как она схватила его руку и увлекла за собой на середину круга. Почти весь танец Андрей промолчал, только однажды спросил у напарницы:
– Как твою подружку зовут?
Света заволновалась, запсиховала:
– Какую подружку? – сощурила голубые глаза. – А, сироту... Надька... – и, не задумываясь, схитрила: – Так у неё ж парень…
Весь вечер она проходу не давала Андрею, замаяла совсем: не девка, а репей. А Надя не решалась к подруге подойти, видя, что она не одна; и уже собиралась уходить, как вдруг услышала за плечом:
– Может, вместе пойдём? Темно…
Надя оглянулась, и сердце её громко застучало, когда она увидела Андрея, его сверкающие глаза и ослепительную улыбку.
Но подоспевшая подруга, словно подслушав этот её радостный сердечный стук, вспыльчиво фыркнула:
– Да она такая! Насупится и молчит, и смеётся-то раз в год, гордячка!
Однако Надя нисколько не обиделась, она давно уже привыкла к Светиным насмешкам.
Домой пошли втроём. Надя за месяцем наблюдала: он то дрожал в небесах, то переливался разнообразными отблесками. Андрей украдкой любовался ею, а Света всё примечала да губки покусывала, видя, что кавалера из-под носа уводят. «Не отдам! – твёрдо решила она. – На грех пойду, но не отдам!».
Вечером следующего дня Андрей ждал Надю возле дома. Выйдя из калитки и увидев его, девушка растерялась:
– Я пообещала Свете, что зайду. Позовём её?
– Обещание нужно держать, – согласился Андрей.
Надя благодарно улыбнулась.
Подошли к дому напротив, постучались в дверь. Вышла мать Светы:
– Не знаю, что на неё нашло, – пожала плечами. – Вернулась вчера с вечеринки и, словно змея её ожгла: ничего не скажи, уловит словечко да и к нему придерётся. Просердилась весь вечер и всё утро. Попыталась выведать её тайны, поговорить обстоятельно и толково, подошла к ней с лаской – да куда там! Сорвалась, да как хлопнет дверями, ажно изба затряслась, и улетела, как птица!
Мать Светы пристально поглядела на студента и, переведя взгляд на смущённую девушку, улыбнулась:
– Никак, ссорщицы, жениха не поделили? Из-за этого, что ли, красавца поцапались?
– Скажете тоже! – вспыхнула Надя. – Никого мы не делили! И не ссорились вовсе!
– Ну, так что стоишь, беги, ещё догонишь её! – поторопила соседка.
И Надя схватила Андрея за руку, увлекая за собой:
– Пойдём быстрее, может, и впрямь догоним!
Только Андрей не спешил.
– Надь... Посмотри, какая красотища кругом! Река горит, лягушки поют не хуже хора Пятницкого. Давай вдвоём погуляем, поговорим...
– А Света?
– Что – Света?
– Обидится... Она и так шипит да дуется, – заколебалась Надя.
– Успокоится. Чем выслушивать её недовольства, лучше пойти к реке.
– Не знаю… Ну ладно... – неохотно сдалась Надя.
Жаркое солнце, соскальзывая с просторных небес, оседало за бескрайним полем подсолнечника. В высоких пойменных травах, лёгких и пушистых, гудели пчёлы. Воздух, настоянный на цветах, пьянил, как медовуха.
Шли не спеша. Андрей о Ленинграде рассказывал, о друзьях, о том, что мечтает стать музыкантом и работать в филармонии.
По крутому склону сбежали к реке, на гладкой поверхности которой рисовали круги веселящиеся рыбёшки. Устроились на большом плоском камне у самой воды. Андрей сел так близко, что Надя почувствовала его тепло.
– Надь, у тебя есть мечта? – спросил он примолкшую девушку.
– Мечта?.. – удивлённо переспросила Надя.
– Ну да. Например, поехать куда-нибудь...
– У меня бабушка старенькая. Я не могу её оставить.
– А парень у тебя есть? – неожиданно поинтересовался Андрей. – Тебе кто-нибудь нравится?
– Нет, – смущённо потупилась Надя.
– Правда?! – Андрей так обрадовался, что чуть не заключил её в объятия, но в это время за спиной зашуршала трава.
Разом оглянувшись, они увидели Свету. В сердце её бушевала буря ревности, сильнее бури морской. И это было видно по лицу.
– Воркуете, голубки? – метнула она злой взгляд на счастливую соперницу.
Надя, почувствовав неловкость, отодвинулась от Андрея:
– Мы заходили за тобой, но не застали дома, а потом…
Но подруга, не дослушав, что было потом, вдруг проговорила ангельским голоском:
– Можно посидеть с вами? Устала, силушки нет. Так плясала, так плясала! У меня и семечки есть!
Она поспешно полезла в карман и, зачерпнув пригоршню, весело и задорно скомандовала:
– Подставляйте руки!
Надя без слов протянула ладонь, и Света, отделив ей полпригоршни, шагнула к Андрею, но оступилась и рассыпала подношение.
– Надо ж, какая неловкая! – охнула весело. – Всё посеяла.
– Бывает, – сухо ответил Андрей.
Повисла тишина. Света всё ещё стояла перед ним, глядя в глаза, и, не дождавшись больше слов, криво усмехнулась:
– Ладно, пойду, не буду мешать.
– Ты не мешаешь, – тихо возразила Надя.
Но слова остались без внимания: Света гордо вскинула голову и зашагала прочь.
Надя вскочила с камня, но Андрей удержал её:
– Не надо...
Однако она высвободила руку:
– Мне тоже пора. Бабушка будет волноваться.
Андрей встал и, сняв пиджак, набросил Наде на плечи. Молча стали подниматься на склон.
Где-то вдалеке заходилась гармошка, доносился заливистый девчачий смех, и полная луна грустным светом пронизывала сумерки...
– Расскажи ещё о Ленинграде, – выйдя на дорогу, попросила Надя, и Андрей с готовностью продолжил рассказ о таинственной Петропавловской крепости, о Медном всаднике и о самом красивом разводном мосте – Троицком, соединяющим Адмиралтейский остров с Петропавловской крепостью. А Надя брела рядом и, щёлкая семечки, представляла себе гранитный берег Невы, в глубоких водах которой купаются луна и звёзды.
– Ну, вот и пришли, – остановившись, вздохнула она. – Я пойду, а то бабушка заждалась. Она нарочно свет выключает, а сама не спит, волнуется. Кроме неё у меня нет никого на всём белом свете. Она добрая, как ангел небесный.
– До завтра, – сжал Надину руку Андрей, так и не решившись на поцелуй.

3
В эту ночь Надя спала неспокойно: снилось, что дом охвачен пожаром, и свирепый огонь перекидывается с одной стены на другую. Она мечется в густом дыму, но никак не может найти выход. Проснулась от нестерпимой боли в ногах, руках, во всём теле. Хотела подняться, но слезть с кровати не смогла. Позвала бабушку:
– Что со мной, ба?..
И... потеряла сознание.
В областной больнице, куда попала Надя, был срочно собран врачебный консилиум. Доктора спорили, пожимали плечами, разводили руками. И было чему удивляться: без видимых причин здоровая, крепкая девушка утратила жизненные силы, сникла, как трава в засуху. Кое-как укротив боль и придя к заключению, что медицина в данном случае бессильна, пациентку вскоре выписали из больницы.
Стройотрядовцы к тому времени уже закончили сельскохозяйственные работы и разъехались по домам.
Андрей же позвонил родителям и предупредил, что задержится. На взволнованные расспросы ответил, что заболел друг, и он не может его оставить в беде.
После выписки из больницы Надя почти не выходила из дома. Она совсем ослабла и не могла спать. Заметив, что внучка оживает, когда её навещает студент из Ленинграда, бабушка позволила парню приходить в любое время. Сама тогда шла печь пироги или, сидя возле окошка, чинила одежду, непрерывно твердя молитву.
В конце лета за Андреем приехали родители. Узнав, что сын остался в деревне из-за девушки, и, опасаясь, что «Ромео» забросит учёбу в консерватории, они без промедления взяли билеты на поезд…
…Аккуратный домик с резными наличниками, на который указал загорелый до черноты белобрысый мальчуган, прятался в тенистом яблоневом саду. Столичные гости вошли в незапертую калитку и, пройдя двор, в нерешительности остановились у крыльца: за дверью послышался голос Андрея. А в следующую минуту он вышел на крыльцо и замер, глядя на родителей.
– Ну, здравствуй, сынок, – первым нарушил молчание отец. – Прости, что без предупреждения – не знали, куда телеграфировать.
Андрей улыбнулся:
– Мам, пап, не обижайтесь... Пойдёмте лучше я вас с Надей познакомлю...
– Так, значит, это правда? – вспыхнула мать. – Захороводила девка! Голову потерял!
– Мы так не договаривались! – понизил голос отец, с укором взглянув на супругу.
Кипя негодованием, мать Андрея простучала каблучками по ступенькам и, отстранив сына, первой переступила порог чужого дома.
Навстречу вышла тихая, с добрым лицом старушка.
– Это Надина бабушка, – спокойно сказал Андрей. – А это мои папа и мама, за мной приехали, – объяснил он растерявшейся хозяйке дома.
И она, охнув, сразу засуетилась, выставляя из-за стола стулья; усадив же гостей, кинулась благодарить за то, что вырастили хорошего сына:
– Много людей, а человека нынче не сыщешь. А ваш Андрейка сразу отозвался на наше горе. Золотое у него сердце. Дай Бог ему здоровья и жену ласковую.
– Ну, вы тут поговорите, а я сейчас... – смутился Андрей и направился в комнату за шторкой.
– Ты куда? – попыталась остановить его мать.
– Пусть идёт, – строго сказал отец. – Мы тут сами.
Проводив напряжённым взглядом сына, гостья посмотрела на притихшую хозяйку дома, и жалость заворочалась в её сердце: в глубоко запавших старушечьих глазах стояли невыплаканные слёзы.
– Расскажите всё же, что произошло, – как можно более участливо спросила она старушку.
И Надина бабушка поведала о беде, которая пришла в их дом.
– Откуда только взялась эта прилипчивая болезнь? Врачи старались, как могли, только от их врачевания мало проку. Истаяла на глазах девонька. Раньше всё улыбалась, а теперь молчит, молчит, а больше плачет, что соловушка по разорённому гнёздышку. А что дальше будет – Бог весть.
Потупившись, старушка промокнула глаза краешком линялого фартучка.
– Надо специалистам её показать, – сочувственно произнёс отец Андрея.
– Да где ж мне тех специалистов искать? И разве можно её куда везти? Пойдёмте, сами посмотрите.
Позвав за собой гостей, бабушка спорхнула со стульчика и посеменила к шторке, за которой несколькими минутами раньше скрылся Андрей.
Родители поспешили следом.
Увидев их, Андрей отпустил Надину руку.
Взглянув на девушку, мать почувствовала, что волнение куда-то уходит. Худенькая, с большими зелёными глазами, глядящими прямо и открыто, она совсем не походила на хищницу, желающую окрутить её единственного сына, напротив, казалась совсем девочкой, наивной и доверчивой.
– Здравствуйте, – с едва заметной улыбкой тихо поздоровалась она.
– Вот она, ласточка моя! Ради неё только и существую, – ласково сказала бабушка, и лицо её озарилось такой добротою, такой несказанной радостью, что у гостьи дрогнуло сердце.
– Бабушка... – ещё тише произнесла девушка, с любовью и мольбой посмотрев на старушку, заменившую ей отца с матерью.
– Мама, это Надя, – с непривычной нежностью в голосе сказал Андрей, пытливо глядя на мать, которая всё ещё настойчиво хмурилась, борясь с чувством ревности, свойственной каждой любящей матери.
Но вдруг она отходчиво вздохнула, и взгляд её потеплел: материнское сердце покорили скромность и красота девушки – её необыкновенного цвета грустные глаза; обрамляющие спокойное личико волнистые светло-каштановые кудри и, особенно, её кротость и сдержанность.
– А я и не знала, что самые очаровательные девушки живут в этом селе, – произнесла мать растроганным голосом...
Оставив детей одних, взрослые перешли в соседнюю комнату. Что они решали и о чём договаривались, Надя с Андреем не слышали.

4
Надежда Тарасовна тяжело вздохнула и замолчала.
Затаив дыхание, я ждала продолжения повествования. Не терпелось узнать, чем закончилась вся эта история.
– И что же было дальше? – не удержалась я от вопроса.
Рассказчица грустно улыбнулась.
– Намаялся со мной Андрюшка. Другой бы нашёл себе здоровую да красивую. А он со мной, как с дитём малым, возился, пока на ноги не поставил.
– А Света? – нетерпеливо спросила я.
– Уехала. Сразу же уехала. На чужбине самокруткой замуж выскочила.
– Как это, самокруткой?
– Украдкой. Без воли отца-матери.
– А вы?
– А мы обвенчались. Тогда же, в нашей сельской церкви. Родители Андрея перечить не стали, приняли меня в семью и увезли в Ленинград.
– И что же, о Свете так ничего и неизвестно?
– Умерла она в скором времени, Царство ей небесное, – перекрестилась Надежда Тарасовна. – Мальчонку родила и умерла. И её родители следом... Не перенесли горя. Правда, записку успела покаянную составить. Призналась, что это она была виновницей моей хвори. Тогда, когда нашла нас с Андреем на берегу реки и угостила семечками... А семечки те посыпаны были пеплом змеиного выползка. Когда гадюка выползает, шкура остаётся – выползок. Светланка нашла его, сожгла да и мне подсыпала. Вот, меня и скрутило, как ту змею. И сама себя, сердешная, ревностью своей сгубила.
– Жуть! – так и передёрнуло меня. – А что с мальчонкой?
– Мы его Митей назвали. Своими-то детишками Бог не одарил…
Ленинградское радио давно молчало. Метроном отсчитывал шажки. На часах было почти два часа ночи, но небо за окном оставалось синим и прозрачным. Луна, как Александрийский маяк*, полнилась светом, и флотилии облаков, раздувая лиловые паруса, медленно тянулись к далёкому горизонту. Звёзд почти не было, но одна, самая яркая, точно такая, как на погоне капитана третьего ранга, чью фотографию я рассматривала часом ранее в семейном альбоме, поблёскивала из глубин небесного океана. Начиналась чудесная пора белых ночей…

*Александрийский маяк – шестое чудо света,
самый высокий в мире маяк возле острова Фарос,
построенный в III веке до н.э.

Май 2006 г.